– Прекраснейшая Мария! Завтра мы встретимся снова. А сегодня я буду думать о тебе, вспоминать твоё лицо. У тебя замечательное лицо! Я люблю твои глаза! Я люблю твои губы! Я люблю твои волосы! Я полюбил тебя с первого взгляда! Будь моей, любимая!

– До завтра, товарищ Сарториа, до завтра. Вы устали с дороги, идите в гостиницу, пора.

Я буду думать о тебе, вспоминать твоё лицо. У тебя замечательное лицо! Я люблю твои глаза! Я люблю твои губы! Я люблю твои волосы! Я полюбила тебя с первого взгляда! Я хочу быть твоей!

Май, 2-е 10.00

– Итак, уважаемые господа! Я с вашего позволения расскажу о нашей компании по пошиву мужской одежды. Наша продукция обладает заметным модным компонентом и выделяется своей креативностью по сравнению с ассортиментом товаров, существующим сегодня на рынке. Эта философия является основой стратегии компании – производство качественно пошитой одежды с высокой долей творчества, – переводчик Андрей едва успевал за докладчиком.

В актовом зале фабрики собрались почти все работники. Октябрина Михайловна внимательно смотрела на меня, пытаясь догадаться, как я вчера организовала культурную программу для наших уважаемых и дорогих гостей. Дорогой товарищ директор! Всё получилось очень хорошо, даже слишком хорошо. Обзорная экскурсия, театр и… расставание у гостиницы.

…Что ж, сегодня они уедут, сон закончится. Я снова стану прежней – Марией Нестеровной Кудамовой, заместителем директора ткацкой фабрики. И никогда не скажу ему тех слов, которые шептала сегодня, бессонной ночью, сидя на подоконнике своей такой уютной и душной квартиры.

– Одной из проблем, с которыми сталкивается компания, следуя такой стратегии, является нахождение опытного персонала. Поскольку качество швейной продукции должно быть высоким, необходимо, чтобы люди, работающие в компании, обладали навыками, которые на этом рынке найти сложно. В условиях вашей фабрики почти невозможно выпускать качественную продукцию, однако ваши работники умудряются делать это. У вас замечательные сотрудники! – Просперо Сарториа взглядом отыскал меня в зале, улыбнулся и продолжил. – Сегодня мы можем говорить о достаточно хороших оборотах в экспорте продукции. Нам удалось продолжать рост благодаря постоянному проникновению на мировые рынки и изменениям, вносимым в диапазон продукции. Наша компания предлагает в будущем всем сотрудникам фабрики гарантированную зарплату…

Май, 7-е 00—15

Quanno fa notte e ’o sole se ne scenne,
me vene quase ’na malincunia;
sotto ’a fenesta toia restarria
quanno fa notte e ’o sole se ne scenne.
Ma n’atu sole,
cchiù bello, oje ne’
«O sole mio
sta ’nfronte a te!
«O sole, ’o sole mio
sta ’nfronte a te!
sta ’nfronte a te!

(Когда ночь приходит, и солнце садится, В душе моей поселяется грусть; Но я бы остался под твоим оконцем, Когда ночь приходит, и солнце садится. Ведь есть другое солнце, Ещё красивее. Моё солнце – На твоём лице! Солнце, моё солнце – На твоём лице! На твоём лице!)

Какой же красивый, оказывается, итальянский язык. Я вспомнила, что когда-то случайно прочла в одном научном журнале статью о том, что самыми благозвучными в мире считаются белорусская, украинская и итальянская речь.

Просперо напевал и смотрел мне прямо в душу. Он сегодня был особенно нежен. Он почти плакал, когда пел эту песню.

– Моя королева, я не могу жить без тебя! Как же быстро бегут дни! Завтра я уезжаю! Но ведь ты приедешь ко мне? Скажи – да!

– Да, Просперо, я обязательно приеду! Я приеду к тебе, и ты покажешь мне город своего детства, город, который помнит твоих предков и который увидит твоих наследников, – я и сама от себя не ожидала, что так быстро выучу итальянский. Оказывается, во мне были заложены огромные способности к изучению иностранных языков. Кто бы мог подумать.

– Я буду встречать все самолёты! Каждый день буду приезжать в аэропорт! И всё это – ради тебя!

– Спасибо. Мне ведь нужно уладить много дел, прежде чем мы встретимся. Только благодаря контракту вашей компании с нашей фабрикой мы сможем увидеться так быстро. Хватит о работе. Расскажи о своей семье. Где ты рос? Каким ты был? Кто твои родители? Почему тебя так назвали?

– Впервые вижу перед собой женщину, которая так искренно интересуется жизнью моей семьи. Тебе, правда, интересно? Тогда слушай. Просперо – значит «благоприятный, успешный», так звали моего деда, отца моего отца. Такой у нас обычай – первый сын получает имя деда по отцу. А фамилия Сарториа принадлежит роду торговцев тканями, по-русски это примерно так и переводится. Так что я – успешный торговец тканями! Мой дед и мой отец посвятили себя торговле, я занимаюсь уже немного другим делом, но всё равно – это ткани. Ткань – как женщина. Она бывает нежной и шелковистой, бывает холодной, бывает колючей. Нужно много знать, чтобы ладить с тканью. Она живая и всегда требует к себе внимания.

Он замолчал, вдруг отвернулся и заплакал.

– Просперо! Почему ты плачешь?

– Я люблю тебя, моя Мария! И сделаю всё, чтобы быть с тобой всегда!

– Ты говоришь об этом так грустно. Что-то случилось?

– Нет, моя любовь, всё хорошо…

Июнь, 30-е

«Ma ma ma Mamma Maria ma, ma ma ma Mamma Maria ma», – под мелодию известной песни в небольшом кафе города Алонте мужчина лет сорока пяти и женщина лет сорока пили кофе. Это была красивая пара, под стать друг другу. Она – яркая брюнетка с голубыми глазами, в простом белом платье; он – смуглый, чем-то смахивающий на цыгана, в простом белом костюме. Целый день они бродили по старым улочкам города, держась за руки, и целовались. Жгучее итальянское солнце, наконец, заставило их присесть хоть на мгновение в этом небольшом кафе.

Эта женщина – Мария Кудамова. Этот мужчина – Просперо Сарториа.

Мой будущий муж.

Так мы решили.

И будет так.

– Мария, завтра я познакомлю тебя с моей мамой. Мы поедем в Винченцо. Это рядом, около двадцати миль. Мама будет рада видеть тебя. Ты узнаешь много нового. Любовь моя, эти дни до нашей встречи были самыми долгими. Я ждал. Я верил. Благодарю небесные силы за то, что они дали мне узнать тебя.

Просперо, завтра ты будешь благодарить небесные силы ещё и за то, что они подарили тебе ребёнка. Сегодня я не буду говорить об этом. Сегодня – день встречи. Завтра – день знакомства. Я всё скажу тебе завтра, – улыбнувшись, я медленно отпила глоток самого вкусного кофе в мире и посмотрела вокруг.

Улицы в Алонте просторные, наполненные солнцем и небом, дома очень простые, утопающие в уставшей за лето, но не потерявшей своей привлекательности, зелени. Мне здесь очень хорошо. Так хорошо, как никогда и нигде. Собственно, я нигде и не была-то, кроме своего города и его окрестностей. Родственников у меня нет, а друзья в заграничные поездки и не мечтают ездить. Так что мой первый опыт путешественника оказался весьма положительным. Хотя поначалу выпускать из страны незамужнюю даму наши властные структуры и не собирались. Спасибо Октябрине Михайловне, помогли её связи.

Вдохнув воздух Италии, я вернулась к себе, домой. Это действительно было так. Ощущение простоты быта, простоты чувств и слов окрыляло.

Ещё утром я прощалась с мамочкой Анечкой, а сейчас сижу и наблюдаю жизнь на улице итальянского Алонте. Кстати, а что это?

На стене противоположного здания сохранилась довольно интересная фреска. Странно, фрески обычно находятся в храмах.

Очень простое, почти схематичное изображение женщины в монашеском одеянии, окружённой детьми, венчала надпись:

«В этом доме родилась Мария Бертилла Боскардин – святая Римско-католической церкви, монахиня и медсестра. Прославилась работой с больными детьми и жертвами воздушных налётов во время Первой мировой войны».

– Просперо, кто эта женщина? Я правильно поняла – это монахиня?

– Да, это Мария – святая заступница больных детей. Она много сделала добрых дел. Когда-нибудь я расскажу тебе о ней.

Как много мне предстоит узнать…

Июль,1-е

– Ciao! Il mio nome è Lucia. Mi è stato detto che la città è tornato, mio marito – Prospero Sartori. Non sai dove si trova ora? – женщина ворвалась в комнату как торнадо, отчаянно жестикулируя, она пыталась объяснить мне, что ищет своего мужа.

– Лючия? Муж? Просперо Сарториа?

В один день я забыла итальянский язык.

Странно, не правда ли?

«Ma ma ma Mamma Maria ma, ma ma ma Mamma Maria ma»…

2007 год

Май, 2-е

– Блин, ни фига не понимает. Это капец какой-то! Я ей толкую, что лучше, если она рожать будет как мать-одиночка, там и деньги другие, пособие, больничный. Надо же как-то ребёнка содержать.

– И что, проблема в чём?

– Да, заладила как старая пластинка – давай распишемся, давай распишемся! Если не распишемся, я всё маме расскажу. И останусь с ней.

– Залёт?

– В принципе, да. Я, в общем, не против ребёнка. Рано, конечно. Денег нет. Вчера с работы уволился, платят крохи, а хотят, чтобы мы за смену недельную норму сдали. Нашли дураков.

Слух неприятно резанули «капец» и «залёт». Слова из лексикона «продвинутой» молодёжи. Я обернулась.

Два парня, вполне прилично одетые, сидели сзади меня и размышляли о превратностях судьбы. Городской автобус неуклюже лавировал в вечернем автомобильном потоке. Люди теснились, нависали друг над другом. Мне захотелось выйти чуть раньше и пройтись пешком. Усталость пудовыми гирями цеплялась за ноги и тянула вены. Нужно обязательно пройтись. Тем более, что слушать продолжавшийся разговор становилось довольно неприятно.

Тот, что повыше, с интересом смотрел на будущего отца – невысокого худощавого парня лет двадцати.

– Никита, она хоть совершеннолетняя? Ты с кем связался?

– В феврале шестнадцать было.

– Ну, ты даёшь, братан. Чем думал? А если посадят? Что тогда?

– Серый, не лезь в душу. И без тебя тошно. Всю неделю хожу как пришибленный. Что делать, что делать. Придётся расписываться. Ты не знаешь, как в нашем загсе браки регистрируют?

– Обычно регистрируют. Только это когда совершеннолетние. А в твоём случае согласие родителей надо.

– Да там всё нормик. У неё мать одна, больше вроде нет никого. Они в наш город недавно переехали. Возражать она не станет.

– Значит, иди знакомиться с будущей тёщей! Она тебя блинами накормит! – Серый засмеялся, довольный собой и своей шуткой.

Было видно, что его эта ситуация забавляла. Своеобразное развлечение.

Дверь автобуса открылась, я вышла. Парни выпрыгнули за мной.

– Ник, будущая мамочка звонит! Бери трубку! А то я всё ей расскажу, куда и с кем ты едешь встречаться! – Серый снова зашёлся от смеха.

– Замолкни, урод! Тебе бы такое приключение.

– А я предохраняюсь!

Светофор зажёг зелёный глаз, мы втроём стали переходить дорогу. И зачем мне всё это слушать? Жаль, конечно, девочку. Испортила себе жизнь. И маму её жаль. Тянула дочку к свету, нежила, голубила. Готовила к счастливой жизни. А тут на тебе – «залёт», «капец». Тяжело придётся обеим.

– Нет, опять за своё! Я же сказал – к другу еду, на пиво! Ты же спать легла! А я что, с тобой должен сидеть? Ну и что, если у тебя живот болит. Таблетку выпей. Я не врач. Конечно, там много девушек будет. И я с ними буду пиво пить. Слушай, ты мне ещё не жена, а уже права качаешь. Не лезь в мою жизнь! До завтра! Я сказал, до завтра!

Мы перешли дорогу. Светофор зажёг красный глаз. Для незнакомой мне девушки дороги не было. Она осталась ждать на остановке «Беременность».

Пусть Господь сохранит тебя и твоего ребёнка, будущая мама!

Домой я заходила под впечатлением от недавно услышанного разговора. Маша лежала на диване. Снова без настроения. Что же с ней происходит в последнее время? Я терялась в догадках. Скорее всего, влюбилась. Возраст такой. Но, видимо, без взаимности. Целыми днями лежит перед телевизором и смотрит в одну точку.

– Машка, я пришла! Встречай маму! – я решила её развлечь. – Нам на работе билеты в цирк предложили взять. Сегодня представление! Сходи с Наташей. Вот, смотри.

Я вынула из сумки два билета. Маша без особого энтузиазма посмотрела на них и отвернулась к стене.

– Не хочу. У меня живот болит.

– Живот? – холодная тень отделилась от облака и повисла в окне, – Живот болит? Что-то съела?

– Не знаю. Только я никуда не пойду. Давай поговорим завтра. Спать хочется. Извини, мамуль. Очень голова болит.

– Так что у тебя болит – живот или голова?

– Я полежу, и всё пройдёт, не волнуйся, мамочка.

Она закрыла за собой дверь. И очень правильно – майский вечер, половина восьмого, а мы спать укладываемся.

Что-то здесь не так. Моя красавица Маша ведёт себя странно.

Что ж, разберёмся.

Не привыкать.

Спустя 2 дня

– Машка, ты где? Твоя мама-старушка пришла, пенсию принесла! – я старательно отряхнула зонт, поставила его в угол и прошла в комнату. Никого не было.

Странно. В это время Маша должна быть дома.

Записка на столе маячила об обратном.

«Мамочка, любимая моя! Со мной всё будет в порядке. Я уехала вместе с Никитой. Это мой любимый человек. Обязательно позвоню. Не волнуйся и не ищи меня.

Твоя Машута»

Сердце ухнуло, провалилось куда-то в пол.

Майская паутина, тянувшаяся за мной все эти годы, превратилась со временем в корабельный канат и сейчас стометровым удавом стянула тело и душу.

Девочка моя!

Ну что же ты.

Куда же ты.

Где же ты?

Дождь колошматил по стёклам, требуя отворить окно. Он хотел смыть следы наших с Машей ссор и взаимных обид.

В последнее время мне было сложно разговаривать с ней. Мягкая и весёлая в детстве, она превратилась в циничную, злую и жёсткую, обиженную на весь белый свет.

Мои попытки поговорить начистоту не находили отклика в её сердце. Маша страдала, я видела это, понимала, что кто-то глубоко обидел мою девочку, но помочь ей не могла. Она этого не хотела.

Возможно, виной всему был её характер – слишком независимый и взрывной. Характер как у отца… В детстве это было не так заметно, а сейчас…

Я вспомнила день, когда она родилась.

1990 год

Февраль, 28-е

– Кудамова! Мария Нестеровна! Тебе передача!

Сердце снова замерло. Никто же не знает, что я здесь. Даже мамочке Анечке я не сказала. Может не мне?

– Извините, я не жду гостей, и у меня здесь нет родственников. Заберите пакет.

– Здесь ясно написано – Нестеровой, третья палата. Бери, милая, и не заставляй старого человека бегать по этажам. Тебе это, тебе! – пожилая санитарка торопливо закрыла за собой дверь.

Палата погрузилась в темноту, я – в размышления. Кто бы это мог быть?

В пакете оказался традиционный «джентельменский набор» беременных – кефир, печенье, яблоки и… виноград. В эту пору виноград в магазине не купишь, тем более в этом провинциальном городке, куда я сбежала от своих воспоминаний.

Думать и вспоминать не хотелось. Яркие картинки солнечного Винченцо вспыхивали в памяти цветастыми сполохами, врезаясь в тело стальными лезвиями итальянского стилета…

– Кудамова, вы что же это? Рожать надо в другой палате. Лежит тут, терпит, уже и воды отошли, а она молчит.

Итальянский стилет…

– Мария! Маша! Очнитесь! Петровна, зови бригаду, роженице плохо стало!

Солнечный Винченцо…

– Ну вот, вот и хорошо, очнулась голубушка! Напугала нас. Предупреждать же надо! С такими болячками не то, что рожать – жить страшно. А ты молодец, отважилась! – медсестра наклонилась к моему лицу, и вдруг передо мной появилась монахиня. Она тихонько поправила одеяло, и погладила по голове.

Мария Бертилла Боскардин…

– Мария! Всё будет хорошо! Держись…

– Мамочка, у тебя девочка родилась, как назовёшь?

– Мария.

2007 год

Июль. Последний день.

Жарко. Душно. Невыносимо красиво.

Стареешь, мать, стареешь. Сентиментальная становишься. Хотя вокруг действительно очень красиво. Луга особенно зелёные, небо особенно синее, воздух особенно кристальный. Так бывает только вблизи водоёмов.

На берегу небольшого озера я купила себе дом, небольшой, но довольно вместительный. Дачный посёлок вытянулся вдоль озера неровной каймой. Домов мало, отдыхающие в основном приезжают на выходные. Хозяева долго не решались продавать, всё ждали более выгодного покупателя, но сезон заканчивался, а желающих купить тишину и покой, отстранённость и одиночество не находилось.

Я не стремилась к знакомству с соседями, они, видя моё нежелание к сближению по вопросам возделывания садово-овощных культур, особенно и не настаивали.

Утром позвонила Машенька.

– Мамочка, привет!

– Маша, ты где? Почему твой телефон отключён? С кем ты уехала? Я извелась вся.

– Всё хорошо, мы с Никитой уехали к друзьям на озёра, через неделю приеду. Мам, Никита очень хороший, мы поженимся…

– Доченька, только приезжай, мы обязательно во всём разберёмся.

– Мамочка, я жду ребёнка, от Никиты. Ты не волнуйся, он меня очень любит и ребёночка любит. Всё, целую.

– Маша!

– До встречи!

Что же ты наделала, Машенька…

«Мария, проснись! Ищи! Ищи! Надо найти!» Я вскочила.

Почему так бьётся сердце?

Ночной кошмар.

Кто же звал меня во сне?

Голос звучал настойчиво, требовательно и даже раздражительно. Встала, посмотрела на часы. Половина третьего. Самое жуткое время. На улице тихо, лишь изредка шумит берёза на заднем дворе да ветки рябины царапают оконное стекло в спальне. Будет гроза. На западе небо сигналит глухими сполохами зарниц. Захотелось открыть окно, вдохнуть эти сполохи и понять, что же всё-таки происходит.

Рама неожиданно громко и протяжно захрипела. Надо бы смазать петли, да всё недосуг.

Стон, протяжный и дикий, прорезал тишину.

Господи, кто это?

– Откройте! Слышите, откройте! – парень кричал на заднем дворе, отчаянно бил в дверь кулаками и кричал.

Страх улетучился, уступив место тревоге.

– Молодой человек, что случилось? – я распахнула дверь.

– Там Маша! – он махнул рукой в сторону сарая. – Ей вечером плохо стало, кровь пошла. Она ехать не хотела. Меня там оставлять не хотела. Что-то с ребёнком. Маше очень плохо. Мы доехали до посёлка, я нёс её по улице, потом она закричала и… Скорую надо. Её в больницу надо.

Парень опустил голову и зарыдал.

– Спасите Машу!

Машенька, доченька моя!

– В доме телефон – звони!

Чёрная груда сарая нависала над миром, угрожающе скрипя и терзая того, кто был внутри.

Маша лежала на старом матраце, белая и тонкая как тетрадный листок.

– Прости меня, мама! Я не могла тебе сказать раньше. Ты бы не поняла. Я люблю Никиту.

– Тише, девочка моя, тише. Не говори ничего. Сейчас приедут врачи, они помогут тебе. Держись!

– Мама, мне страшно… Я умру?

– Что ты. Нет, ты не умрёшь, мы всегда будем вместе, ты только потерпи немного…

Стон – дикий и протяжный… Итальянский стилет…

– Мама… назови девочку… Надеждой… скажи… что… я её …любила… и буду любить… всегда.

Маша умерла ещё до приезда скорой помощи. Девочка умерла по дороге в больницу.

…«Ma ma ma Mamma Maria ma, ma ma ma Mamma Maria ma»…

Мраморное личико младенца навсегда прижалось к материнской груди. А руки Маши застыли в вечном объятии.

Они лежали.

Шестнадцатилетняя Мама-Мария и её Надежда.

А должны были улыбаться, смеяться, не спать по ночам, они обе должны были пахнуть молоком и счастьем!

Они должны были жить!

– Господи, горе-то какое! Как же она так. Почему не спасли? – шорох чужих голосов прошлогодними листьями кружился над головой.

Шестнадцатилетняя Мама-Мария и её Надежда.

Закричу, упаду, очнусь.

Они рядом.

Они вместе.

Им сейчас хорошо.

Они в раю.

Шестнадцатилетняя Мама-Мария и её Надежда.

Их похоронили вместе. Ибо нет такой силы, чтобы разлучить Надежду с Матерью.

А я одна.

Во всём белом свете одна.

2012 год

Первый день

– Я знаю – бывают такие люди – светлые и тёплые. У них внутри как будто бы лампочка включена – светят и согревают. Освещают и греют. С такими людьми хочется находиться рядом, хочется греться в их свете. Вы, Мария Нестеровна, и есть такой человек! Я не знаю, что бы со мной было, если бы не вы! – Маша крепко обняла меня и заплакала.

– Ну-ну! Не надо! Всё же хорошо! Не плачь! Мы вместе, а это главное. Мы же с тобой – Марии! Значит – сильные и смелые! Давай праздничный обед готовить! Кому-то завтра шестнадцать лет исполняется! А это серьёзный повод для праздника! – я поцеловала тёплую макушку и прижала её голову к себе.

– Мария Нестеровна! Я долго думала, всё никак не решалась вам сказать… понимаете, я, когда вас увидела в детском доме, сразу поняла, что вы очень добрая, и очень хорошая, в общем… можно я вас… мамой буду называть?

– Так я и есть твоя мама, приёмная. Так моя профессия называется.

– Я хочу, чтобы вы были моей… настоящей мамой. И мы всегда будем вместе. Я полюбила вас… тебя, мамочка, всей душой! – Маша стояла так близко и так далеко. Всего один шаг и… целая вечность.

Ледяная корка, давившая сердце уже много лет, раскололась. Разбилась на миллионы острых осколков. Осколки таяли, исчезая в солнечном свете.

– Машенька!

– Я люблю тебя, мама!

– Доченька моя. Доченька…

«Мама-ма, мама-Мария, маа-мама-ма, мама-Мария»…