Рентген. Остросюжетные любовные романы

– А профилактика? – неуклюже попытался пошутить я, но понял, что слова мои падают в пустоту. И тишина повисла в воздухе. Я переминался с ноги на ногу, отдаляя неизбежный момент ухода, но тут появилась Маша.

И мы уселись за маленький столик – я – на единственный стул на металлических ножках, мои визави – на тот самый диванчик. Я открыл бутылку и разлил её по разнокалиберным чашкам, и беседа потекла сама собой. Причем мне не нужно было напрягаться, за меня это сделала Маша, оказавшаяся отличной собеседницей, и Елена волей-неволей втянулась в разговор. Естественно, никаких скользких тем мы не касались, даже стараясь не затрагивать и профессиональных вопросов. Я тоже ничем не намекал на произошедшее между нами несколько дней назад, а Маша и подавно не была в курсе.

Но через полчаса она быстро вскочила, и со словами «ох, меня ждут, а я опять опаздываю», пулей вылетела из кабинета. И мы остались вдвоём. И замолчали. Общих тем не было, а мой доктор оставалась холодной и отстраненной.

Я попытался взять её за руку, но она её отдернула:

– Не надо, ни к чему, – голос её был ровный, и я не смог уловить ничего по интонации.

И тоже сидел, осознавая, что мимолётная, случайная близость не является поводом для знакомства и, тем паче, его углубления. И только промямлил, чувствуя необычную дрожь в коленках:

– И что дальше?

– А ничего.

– Но почему? – я продолжал бессмысленный разговор, ясно представляя, что услышу в ответ.

– Потому. Это было, – она замялась, – ошибкой, да, внезапной вспышкой. И всё. Искра погасла, и всё. Всё.

Я попытался сказать, что непрестанно думал о ней, и сам пытался отвлечься, но у меня не выходило. Но слова мои были пустой тратой времени, потому что она сказала:

– Я знаю. Но у меня – своя жизнь, и … – она опять замялась, – мне этого не нужно.

Несмотря на то, что в последней фразе я почувствовал неуверенность, нет, не стопроцентную уверенность, я счёл за благо распрощаться, спросив:

– Ну, я хоть могу надеяться?

Но она отвернулась, только пожав плечами, так что я не мог видеть выражение её лица. Но была ли она в этот момент полностью откровенна, даже перед собой?

***

Я шёл по улице, тупо улыбаясь себе и своей наивности, думая, что я совершил нечто, нарушившее привычный ход жизни симпатичной докторши, и, может, не только её, заставил женщину испытать ненужные переживания. И сам …. Но что я – воспоминания при мне.

И вот, в таком состоянии я подошёл к киоску, чтобы купить чего-нибудь из молочных продуктов – сметану, творог – у нас дома они шли хорошо, и буквально нос к носу столкнулся с той самой симпатичной шатенкой, на которую так беззастенчиво пялился в поликлинике.

Я замечал, что люди, встречавшиеся несколько раз в схожих обстоятельствах, считают себя почти знакомыми. И в этом нет ничего необычного. Такова наша, человеческая, сущность. И она почему-то, увидев меня, сказала: «Здрасьте», после чего мы оба рассмеялись. Потом заговорили о чем-то, и, поскольку у обоих было свободное время, зашли в соседнее кафе выпить по чашечке кофе. На удивление, у нас нашлось сразу несколько общих тем. И всё.

И мы уже почти год периодически встречаемся, она как-то умеет снять напряжение, только одним словом или жестом. Даже ничего не означающим.

Но…. Между нами ничего не было, и быть не могло. Просто она почувствовала моё состояние и пришла на помощь. Так жизнь поворачивается. Да, вот, кстати, и она. Как раз вовремя. А то я совсем заморочил тебе голову своими заботами.

Он протянул мне крепкую руку, и пошёл, сказав:

– Извини, если что. Может, ещё встретимся. Вот, как в жизни бывает. Так, я никогда никому не говорил, даже Кате (я понял, что так зовут шатенку), но вот.

Он виновато улыбнулся и пошёл к ней навстречу.

Я оглянулся. К нашему столику, приближалась очаровательная шатенка, в точности отвечающая тому описанию, которое дал мой собеседник. Я не стал с завистью смотреть на них, а просто подошёл к стойке и взял ещё одну бутылку. Из холодильника.

Был тёплый, почти летний вечер. С делами у меня был полный порядок, а спешить – ну куда я мог спешить – разве что напиться до одури. Но ведь так и не узнал продолжения. Хм, вообще, некуда – полностью свободен, как сокол. Вольная, значит, птица. Да, рассказанная мне история была и обычной, и интригующей одновременно. И я подивился абсолютной невероятности случившегося, и, наверное, вскоре забыл бы об этом рассказе, как и о многих других историях, если бы это не касалось меня напрямую. И если бы в том симпатичном докторе я не узнал свою жену. К сожалению, бывшую.

Пусть мой собеседник изменил её имя. И если бы сердце не сжалось от нестерпимой боли, хотя, казалось, рана уже зарубцевалась.

***

Она ушла от меня, ничего не сказав и ничего не объяснив. Перед этим она несколько дней по вечерам плакала, и все мои попытки утешить её или приласкать оставались безуспешными. Наверное, поздно спохватился. За работой и делами чего-то не понял, просто привык, что так есть и будет. Мне было хорошо и спокойно с ней, я надеялся, что и ей тоже. В душу, конечно, не залезть, но почувствовать, ощутить перемены – это было в моих силах. Я не испытывал неприязни к моему собеседнику, да и в чем он виноват? Нет, виноват, конечно. Или нет?

Мне кажется, что я смог бы пережить факт измены, спонтанный, вызванный неизвестно каким всплеском эмоций, и даже понять. Возможно, она сама не могла себе простить, или я в очередной раз ошибаюсь? Или, узнай я об этом, то волей неволей представлял бы, как она там, ежечасно. И довёл бы и её, и себя. Может, она почувствовала то, что я не мог дать при всём своем старании. Да где оно. По крайней мере, она до сих пор одна, как теперь принято выражаться, и это доподлинно известно. Но на мои звонки и попытки объясниться не отвечает. И осознание этого усугубляет мою вину. Нет, мы, конечно, время от времени общаемся, и сын не без моего внимания, как и должно быть. Но инстинктивно чувствую, что возврата не будет.

И поэтому сижу здесь, на открытом воздухе, если позволяет погода, и выпиваю свою бутылку пива, как правило, не больше, ибо пару кварталов надо проехать до дома, молчу и слушаю чужие истории, совершенно не подозревая, что и сам могу оказаться её героем.

Но если бы на этом всё и закончилось.

Глава 2

Прошла неделя, или две – уже и не припомню. Я по-прежнему иногда забегал на пятачок – вернее, заезжал, и, перебросившись парой фраз с продавщицей, устраивался под тентом со своей бутылкой или пластиковым стаканом. Лица вокруг большей частью были знакомы, и мы иногда кивали друг другу, признавая сей непреложный факт. Отчего становилось уютней. Но я исподволь оглядывал публику, ожидая, что, может, опять появится тот самый Николай, который, сам того не ведая, стал причиной постигшего меня жизненного разочарования.

Да, именно такой выспренний тон и подходит. Однако в предыдущие дни его видно не было. И мне стало казаться, что я сам выдумал эту историю, себе для утешения. Впрочем, я уже смирился, и пора бы уже было начать планировать иную жизнь. Не только отданную работе…

И он не преминул появиться. Он тоже подъехал на действительно обшарпанном «Жигулёнке», вышел, взял бутылку и направился прямо ко мне. Как к старому знакомцу. Видно, откровенность к чему-то располагает, я невольно оказался благодарным слушателем, и уже неудобно отвернуться и сделать вид, что так должно и быть.

Мы с достоинством поздоровались, рукопожатие было взаимно крепким, как и молчаливое поглощение пенящегося напитка. Пятничный вечер располагал к общению, спешить было действительно некуда, и мы, не сговариваясь, решили взять ещё (совсем, как в рекламе), но внезапно налетел порыв ветра, небо заволокло привычными тучками, и стал накрапывать мелкий, и нескончаемый дождик. Трудящиеся потянулись в павильон, но места на всех не хватало, и Николай совершенно неожиданно предложил:

– А что, Владимир, давай махнём ко мне – тут всего пару кварталов, и посидим.

Наверное, ему хотелось выговориться, и я решил не упустить такую возможность – авось, чего и проясниться. Попросив подождать, быстро схватил бутылку шампанского и коробку конфет – стандартный джентльменский набор – не один же он живёт, и, тщетно прикрываясь от дождя, скользнул в его машину. Моя стояла практически рядом, но я только кинул на неё взгляд, чтобы убедиться, что всё в порядке. Пусть себе постоит и отдохнёт.

Я сел на переднее сиденье и наблюдал, как резвые дворники смахивают набегающие капли. А ехать, действительно, было недалеко, и уже через несколько минут, объехав трамвайные пути и прошкандыбав по внутриквартальному бездорожью, остановились возле стандартного подъезда.

От моего он отличался только тем, что кодовый замок на входной двери хоть и не работал, зато не был выломан, и подъезд был окрашен не тёмно-коричневой, а тёмно-зелёной краской. Мы поднялись на седьмой этаж, и я очутился в однокомнатной квартире, дверь в которую Николай открыл простеньким французским ключиком. Впрочем, их было два, но на второй замок дверь не запиралась.

Почти как и моя, в которой я оказался после развода, – нет, несколько раньше, ибо бумажная канитель тянулась довольно-таки долго, а оставаться вместе мы уже не могли. Но какое это имеет значение, особенно теперь. Но хватит о неприятном, впрочем, кто бы говорил.

Неприбранность бросалась в глаза даже мне, привычному к бардаку. Это показалось подозрительным, ибо я был в полной уверенности, что…

Впрочем, я уже привык ничему не удивляться и не задавать лишних вопросов. Странно, но я не чувствовал к Николаю ни зависти, ни ревности – может, потому, что прошло уже достаточно времени и я свыкся с мыслью о невозможности войти второй раз в ту же реку. Если бы я был человеком восточным, то мне полагалось убить его, но Лену всё равно не вернуть – я неплохо знал свою жену. Однако недостаточно хорошо, чтобы удержать или вернуть.

***

Она ничего не объясняла, только плакала – не при мне, конечно, её выдавали красные глаза. Не от усталости – это ясно, а от чего-то другого. И достучаться до неё я не смог. И ничего не понял. Может, она переживала свою измену, и потому не могла остаться. Но почему я задумался именно сейчас и отключился от реальности? И зачем попёрся в гости к тому, кто увёл мою жену? Что, набить ему морду? Бессмысленно, ведь её здесь нет. И он-то даже не знал, кто я! Или была какая-то другая, неведомая причина, а сейчас я пытаюсь…

Да нет, уже не пытаюсь, хотя несколько месяцев не оставлял попыток вернуть Елену.

Но сейчас моё внимание привлекла только фотография в рамочке – совершенно неожиданно для такого жилища – Николай обнимал бесподобной красоты женщину – уж можете мне поверить, а у него на коленях сидела хорошенькая белокурая девочка, почти точная копия своей матери. Я не успел вовремя отойти, как услышал голос хозяина:

– Владимир, что застрял? Если хочешь, можешь надеть тапки, а можешь и так. Вмажем, по чуть-чуть, а потом закусим. Идёт?

Какие тут могут быть возражения! Я, наконец, переодел туфли, и последовал за хозяином. Из холодильника, дверца которого висела на честном слове, он достал початую бутылку «Охты», мы налили по рюмке и опрокинули внутрь, запив каким-то тоником. Внутри стало немного теплее.

– Сейчас я пельмешки поставлю, – сказал Николай, наливая в кастрюльку воды из-под крана.

Я мельком оглядел кухню – да, женским духом здесь и не пахло. Вернее, они могли появляться, но только заходить ненадолго, не задерживаясь. Старый стол, покрытый салатным пластиком, навесная полка, пара табуреток. Об относительном достатке свидетельствовала только стиральная машина – то ли «Bosh», то ли «Indesit». Почти как у меня.

Пока мы курили, пельмени сварились. Мы разложили их по тарелкам и обильно полили майонезом – здесь наши вкусы совпадали. Присовокупили по паре помидорок и продолжили застолье уже в комнате. То есть, мы элементарно напивались, комментируя транслируемые по телеку новости.

Мы пристроились на раскладном диванчике, откуда Николай убрал брошенные джинсы – на один из двух имеющихся стульев – тот, возле компьютера. Странно, но его квартира показалась мне слепком моей, или я просто вызвал её в своем сознании? Нет, реальность была абсолютной. Как и висевшая книжная полка с не вытертой пылью и едва прозрачным стеклом. То есть, бардака не было, но слишком мужской была обстановка, как и та игра, которую мы начали смотреть не с начала.

Увы, наши проигрывали, и не было заметно, что они пытаются изменить ход событий. Во втором тайме тренер заменил признанных бойцов, и произошло чудо. Не сразу. Просто незаметно инициатива перешла к нашим, и они соорудили пару голов, причём второй – на последней минуте. Проявив, тем самым, известную волю к победе. Мы выпили и за это, и чуть не обнялись.

– Да, надо наших и в сборную.

– А кто тренер, кто?

– Конечно, Москва есть Москва, – в некоторой неприязни к столице мы были едины.

– Если бы ещё «Крылышки» сделали «Спартачок».

– Во «Времени» покажут, нет прямой трансляции. А у наших есть шансы…

– Да, может, в УЕФА пробьемся. Посмотрим.

– Угу, не менее одного матча.

– Но и не более.

– Увы, если нарвёмся на испанцев или немцев, и на этом всё закончится.

К сожалению, предыдущие опыты оставляли мало надежд удачный исход. Мы даже не спорили, но в какой-то момент я почувствовал, как меня слега повело.

– Пойду, умоюсь, – зачем-то доложил я, – а то вся физиономия горит, и пошёл в ванную. Она была облицована новыми плитками, сиреневыми, так что ощущалась прохлада, и подставил голову под холодную струю. Это привело меня в чувство, ибо выпито было уже немало. Тем более что в последнее время я не злоупотреблял, а ограничивался одной, максимум, двумя бутылками пива.

– Ну, всё в порядке.

Я пригладил мокрые волосы и плюхнулся рядом с Николаем. Но тот тоже встал, и направился по моему же пути.

Мы выпили ещё, но чисто символически, и я снова взглянул на фотографию, что не ускользнуло от его внимания:

– Да, это жена и дочь.

– И как? – вопрос в свете нашего прошлого разговора был абсолютно бессмысленным, но неизбежным.

– А никак. Он встал и повертел фотографию в руках.

– Всё, кранты.

– Но почему?

Он только пожал плечами, а моё сознание на миг просветлело, ибо и я искал ответ. Уже год. И не понимал.

– Потому. Потому что я больше не мог.

Он не договорил, а я и так понял.

– Ладно, это слишком личное. Давай, ещё выпьем. За прекрасных дам. И не дам, и не вам. Стоя.

Мы встали, как два тополя на Плющихе (третий засох), чокнулись, покачиваясь, как от ветра. И прошло на ура, не задерживаясь. Запили пивом, позабыв, что такой ёрш даст знать о себе не сейчас, а утром. Даже не утром, а когда будет казаться, что всё прошло, неумолимо настигнет жесточайший отходняк. Правда, мы допили последние капли.

Но он, оказалось, сказал далеко не всё:

– Да, мне хватило только одной встречи, – я понял, что он имеет в виду, – и пропал.

– Ну, что там по ящику?

Он взял пульт и начал переключать каналы, а я лихорадочно соображал: так, если то, что говорит Николай, правда ли, что их знакомство ограничилось одной встречей. Значит, мне надо искать причину в другом, то есть, в себе. Но разве ж я не старался? Мне стало себя жалко, особенно сейчас, под воздействием алкогольных паров, ибо я знал, что у Елены сейчас никого нет, да и сам я практически ни с кем не встречаюсь. Так, было пару раз, к взаимному удовольствию, но разве ж это можно считать чем-то серьёзным? И, может, Николай мне ничего мне не рассказывал, а я вложил в его уста свои подсознательные мысли? Сейчас же они путались опять, и я плохо осознавал даже то, что говорил диктор.

– Ну, Вован, давай.

Мой визави наполнил рюмки, и протянул мне хрустейший огурец. Я сделал маленький глоточек и поставил рюмку. Прошла. Почему-то пить больше не хотелось.

Какое-то время мы были погружены в собственные мысли, о чем-то говорили, комментировали, но существовали каждый сам по себе. Повернувшись, я почувствовал, что Николай опять что-то рассказывает:

– И я до сих пор прихожу к той самой поликлинике. Смотрю, как она уходит, и не могу сделать ни шага навстречу, ни подойти к ней. Хотя. Имею ли я право? Разрушать не мной созданное, когда свое уже разрушил. Ты как считаешь? – Но это было не ко мне, а в пространство.

А в глазах его я прочел тоску, или хотел прочитать? Ибо обладал знанием, но не средствами для действия.

– И я не могу к ней подойти. Наверное, там любящий муж и всё такое. Зачем? Ну, извини, тебе это, наверное, совсем не интересно, и не нужно. Извини. Может, что-нибудь придумаем?

– Я позвоню. – Николай протянул мне трубку.

На какое-то мгновение мне показалось, что вот, я позвоню, и всё решится. Хотя, повторяю, к этому времени сердце стало биться относительно спокойно, я стал способен воспринимать реальность. Но что делают несколько рюмок! Мы оба были в волнистом состоянии – то наступали моменты отрезвления, то затемнения, однако к пределу не подошли.

Итак, я набрал номер.

– Лена, это ты?

– Да, и что?

– Как дела?

– Ты же знаешь. Всё в порядке. У Алёшки почти одни пятерки.… И…

– Так, может, чтобы было ещё лучше, ты вернёшься? Или я?

– Ты что, Володя, выпил?

– Да, немного. Но могу приехать. Если хочешь.

– Господи, зачем? Особенно, сейчас. Можешь позвонить завтра, если вспомнишь, конечно.

– А, может быть, ты приедешь? Я в гостях, и он парень – хоть куда. (Впрочем, парень в наше время относится ко всем мужчинам от двенадцати и до, однако…)

– Вот ещё, ублажать двух пьяных мужиков. Только этого мне и не хватало для полного счастья! – Лена всегда относилась к пьянству и потреблению резко отрицательно, и поэтому её реакция была предсказуема.

– Ну, … – я замялся, действительно, бесполезно воду в ступе толочь, потом меня вдруг прорезало – а что, если использовать обратный ход? И я, не прощаясь с бывшей супругой, передал трубку Николаю, сказав: – Видишь, она не хочет приезжать, попробуй, да?

Мой нынешний собутыльник, и неплохой парень, находившейся примерно в такой же кондиции, поддержал меня:

– Действительно, приезжайте, а то мы сами можем заехать.

– А зачем? Да ещё в таком состоянии!

– Ну, два мужика. Мы тут… – Ик (не в трубку), простите. Глаза не совсем мутные, но речь… Она подводит, хотя переводчика пока не требуется. – Нам… Скра… скрасить наше су-сущществоввание… приятным женским обществом. Нет-то мы с-совсем од-дичаем.

Он явно не узнавал её искаженного телефоном голоса. А она – может, чего и почувствовала, но вряд ли могла представить, что соблазнитель находится в обществе её же бывшего мужа. Николай же воодушевленно продолжал.

– Мы страдаем, и пьем, и неужели вам нас не жалко.

– Да, его попытки казались неудачными. – Мы абсолютно без женского общества, и давно. И некого и некому…

– Страдальцы, значит? – мне показалось, что я ослышался, ибо её нежные уста ранее…

Но что было тогда? Кошмар какой-то. Или же я раньше не замечал? Нет, такого просто не могло быть. И Николай тоже опешил. Он-то даже не предполагал, кто на другом конце провода. Но нашёлся:

– Нет, что вы! Просто два мужика и море водки, – он явно преувеличивал, – просто пьянка, безо всякого просвета. Мы окончательно брошенные, оставленные. А я от вас этого не ожидал. Мы уже вообще страдать не можем.

Безо всякого сомнения, здесь он не мог говорить правды.

– И, значит, не перед кем бахвалиться и показывать свою удаль?

– Зачем вы так? Просто звереем, и вообще.

– Ладно, сначала проспитесь, – но голос её, как мне показалось, был несколько заинтересованным, ибо Николай откровенно ёрничал. Интересно, что привлекает женщин?

– Да нет, всё пока нормально. Правда, Николай? – он кивнул мне, и я не мог не согласиться. – А иначе озвереем. А так – даже и «Шампанское» не открыли, в холодильнике. Вас дожидается. И ваш муж.

– Бывший…

– Ну и что? Ведь этот эпитет ничего не отменит. Правда? И забыть нельзя. И мужик нормальный.

– А вы? – вот, настоящая женщина!

– Тоже. И очень брошенный. Правда, не женой, но всё-таки. – Он соврал, что в такой ситуации оправдано.

– Значит, оба заслужили.

Хм, как она его. И меня, соответственно.

– Н-нет, жизнь. А вас зовут Лена, да?

– Странно, как вы в таком состоянии смогли запомнить?

– … Васильевна, – продолжал он, не обратив внимания на эту сентенцию, – и, конечно же, доктор.

– О, вы ещё и прозорливы, – я чувствовал, как она усмехается, но, по непонятной мне причине, продолжает разговор, – но вам это не поможет.

– Ну почему. Сознание наше плавает, и то, что вчера казалось невозможным, сегодня – вполне реально. Как волна – то зальёт, то выбросит наверх, и покажется иначе.

– Если не захлебнёшься.

– А можно вдохнуть побольше и нырнуть. А вы носите очки, так? И волосы у вас вьющиеся, тёмные, и вы их иногда подвязываете. Ну, как это называется? Такое колечко, резинка. И талия у вас немного полновата, но это только красит. – Николай, пожалуй, завёлся…

– Боже, вы провидец, и, к тому же, философ.

Неизвестно, о чем она думала в этот момент, ну уж, всяко не вспоминала о давешних событиях. Хотя, кто знает. Услышав это, Николай как-то странно отвернулся, и я почувствовал, что вот-вот может наступить момент осознания. Может, но вряд ли наступит. Ибо Николай не осознавал, что кто-то может находиться рядом и упал в море своих грёз. А я? Он смахнул что-то и передал трубку мне – видно, Елена сказала ему об этом, либо не смог говорить.

– Вы что там, психи ненормальные? – она отчитывала меня, будто имела на это право, – так накушались?

– Нет, не очень, – хочешь, не хочешь, надо было держать марку, – но, знаешь…

– Уже слышала.

– Так, может, всё-таки? – я говорил автоматически, и Елена не могла этого не чувствовать.

– Нет, ты же знаешь, что это бесполезный разговор. – Кому-кому, а мне-то не знать! Даже если она согласится. – В одну реку два раза не войдешь.

– А в тебя? – я произнес чисто автоматически, но

Последнюю фразу Елена проигнорировала и спокойно распрощалась. Может, оно и к лучшему. Не может, а даже точно. Я стоял, опираясь о косяк, в то время как Владимир, поменявшись со мной местами, наливал очередные рюмки. Мы выпили, не закусывая. А он продолжал, забыв, на чём остановился.

– И вот, когда я ушёл из поликлиники, я почувствовал, что и домой не смогу вернуться. Стоп. Нет, не сразу, а через пару дней. И как бы потерял себя. Да. И тут встретил Катю. Она меня спасла, но не ото всего. Ты понимаешь. Да, я тебе говорил, повторяюсь. На этом Николай замолчал.

– И что Катя?

Он рассмеялся:

– Это сложный вопрос, Она тоже, по-моему, в себе до конца не разобралась. Давай, за неё. Ангела-сохранителя.

Мы выпили опять, но символически, только по глотку – нам уже и так хватило. И хорошо, что Елена так и не согласилась приехать. Ибо мы представляли собой весьма и весьма колоритное зрелище – раскраснелись, речь стала бессвязной, сбитые галстуки – да, по этой принадлежности мы отличались от синих воротничков, но состояние было не лучше. Но ещё контролировали себя. Так, относительно домов и деревьев, не более. А дождь всё шумел, и капал на подоконник. Но он продолжал:

– Да, Катя – моя спасительница. И не более. Впрочем, я ничего ей не рассказывал, даже как тебе. Да. Но и смотреть на неё – уже от этого становится покойно и приятно. А уж голос! И притом – абсолютно одна. Ухаживать за ней бесполезно, да мне и не нужно. Мы говорим. Она – как психотерапевт. Он помолчал, теряя нить разговора. О чем это я? Ах, о Кате. Так вот, мы встретились в тот момент, когда я был в состоянии полного раздрая, и она постепенно привела меня в норму. И, можешь поверить, за год знакомства я узнал о ней не более чем, допустим, о тебе. Только то, что у неё две девочки. И я не думал раньше, что с женщиной возможна только дружба. Давай за неё.

Как будто он забыл, что мы только что за неё и выпили!

А потом мы стали варить кофе, может, он как-то поспособствует отрезвлению. Кофе, конечно же, убежал, зашипел на раскаленной конфорке, как мы ни следили. И черт с ним. Вытерли влажной тряпкой с «Ferry». И выпили по две чашечки около раскрытого окна. Встать с жестких табуреток было пока не под силу.

Калейдоскопические круги плыли перед глазами, и остановить это бесконечное вращение было невозможно. И мы сидели молча, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. В половине десятого мы с трудом поднялись посмотреть спортивные новости – какое место занимает наш любимый «Зенит». По дороге я поплёлся в туалет, придерживаясь за кафельную стенку. На моё обвисшее хозяйство и самому смотреть было стыдно, не то, что демонстрировать кому бы то ни было.

Короче, женщина если и была нужна, но только для утешения. А, может, и вовсе не нужна – наговорим лишнего, а утром будет стыдно.

Так или иначе, мы успели к началу спортивных новостей, которые, однако, были прерваны надоедливой, но неизбежной рекламой. Мы дождались, когда показали таблицу и объявили, что наши поднялись на второе место.

Впереди – только никому не известные «Крылышки», которых никто вообще не принимал всерьёз. Разве что вмешается «Спартачок», если мобилизуется и помогут судьи. Обсудив сей положительный факт, мы решили отметить это событие, и чуть не пропустили, как промурлыкал дверной звонок.