Все «личное» не имело в царстве «Растеряевой улицы» никаких прав на гражданство. «Человеческим свободным отношениям» там не было места. С детства в обитателях «Растеряевой улицы» убивалась всякая самостоятельность. С детства они были рабами всякого, кто только был сильнее их. С детства в их душевном мире доминировало одно чувство – чувство страха. Запуганные и забитые с детства, они всю жизнь привыкли лишь покоряться и трепетать перед каждым, кому думалось над ними командовать, привыкли безусловно отрекаться от своей индивидуальности.
«Страх въедался в детей (читаем мы в одном из очерков «Растеряевой улицы»), рос, рос… «Растеряева улица» для того, чтобы существовать так, как существует она теперь, требовала полной неподвижности во всем: на то она и «Растеряева улица!» Поставленная годами в трудные и горькие обстоятельства, сама она позабыла, что такое счастье. Честному, разумному счастью здесь места не было».
Зачастую «растеряевцы» обращались в настоящих автоматов. «Все они оглупели, обезумели, – рассказывает Глеб Успенский об одной обедневшей чиновничьей семье, – и превратились в каких-то автоматов с той разницей, что у них были сердца, поставленные в необходимость ежеминутно замирать и трепетать».