…в душе моей – муки раздумья
И глухой, неустанный разлад:
До страданья, до слез, до безумья,
Молодые желанья томят!
Не дают они цели прекрасной
Безраздельно отдаться во власть
… И душа молодая не властна
Грезы личного счастья проклясть!
О «раздвоенности» его душевного мира свидетельствует также его юношеская любовь к первой и мрачной поэзии Бодлера.[6]
Его душевная» раздвоенность», его склонность к рефлексу окрасили его народничество ярким оттенком пессимизма. Они заставили его сосредоточить свое внимание исключительно на трагизме «безвыходных страданий», они заставили его говорить исключительно о «пасынках жизни». Светлая сторона народнического миросозерцания отошла в его произведениях на второй план; его произведения не одухотворяют розовые надежды народничества.
Среди писателей-народников он занимает такое же место, какое занимает г. Вересаев среди писателей противоположного лагеря. И Л. Мельшин, и В. Вересаев, оба веруют в свой идеал, оба ожидают наступления счастливой будущности для человечества, но оба рисуют картины текущей жизни в самых черных тонах, оба являются «трагическими» талантами.