И при этом, сталкиваясь с представителями разных профессий и сословий, он интересовался главным образом психологией личности. Социальный строй России мало останавливает на себе его внимание. Задумавши изобразить «широкую картину несущейся мимо жизни», отвечая требованию, выставленному «разночинской» культурой, он сознается в том, что недостаточно знаком с бытом разных сословий и классов, и убедительно просит своих друзей помочь ему пополнить пробел его познаний в этом отношении. С его уст даже срывается проникнутая горечью фраза: «Я во всей России толкался немного с людьми»[14].
Провозгласив культ «ума», договариваясь временами почти до теории разумного эгоизма, он в то же время не мог отделаться от слепого преклонения перед иррациональными началами. Его склонность к суеверию, усиленная его патологическим состоянием, была причиной острого психологического недуга в последний период его жизни.
Отмечая факт «быстрого развития России», указывая на нарождение «новых людей», новых положительных – с точки зрения интеллигенции «николаевских времен» – типов, он в то же время склонен разделять страх романтиков за будущее, их пессимистическую оценку цивилизации, склонен видеть в процессе «мимо несущейся жизни» лишь один хаос и кошмар.