Заповедные острова

– Слушай, Юр, давай не квартиру запирать, а весь подъезд? – предложил Генка.

– Как это?

– А вот так: наварим на подъездную дверь ушки для висячего замка и отлично!

Мы так и сделали. В квартирной двери установили изнутри запор на всякий случай. А у подъездной двери сделали возможность вешать замок снаружи и изнутри.

Квартира нам понравилась. В ней было две комнаты, интерьер же не выглядел как-то особенно богато, и вообще, догадаться о том, кто здесь жил, было затруднительно.

– Да что ж такое! – жаловался Генка. – Я думал, попадём в роскошное жилище, а это что?

Здесь не было розовых занавесок и столика с косметикой, не было детских игрушек и мужского инструмента. В квартире стояла добротная мебель, было чисто, и, скорее всего, в момент Катаклизма здесь никого не было. Холодильник же оказался почти пуст, поэтому выкидывать его нам не пришлось. Мы сложили в мешок разбухший пакет кефира, открытую банку зелёного горошка, покрывшийся испариной сыр, а несколько подвядших яблок тут же съели. В морозильнике вовсе ничего не оказалось, кроме пакета с клюквой. Всё это мы сложили в мешок и отнесли на помойку.

– Как видно, хозяин квартиры дома не питался, – заключил я.

– Зато коллекционировал дорогой алкоголь, – сказал Генка, открыв дверцу большого бара, в котором находилось десятка полтора бутылок различных коньяков, из которых только два или три названия показались нам знакомыми. – Удачно заехали, – не удержался он от шутки, хотя, вопреки стереотипным мнениям о сантехниках, в нашем Управлении мы с Генкой считались непьющими.

Потом мы пошли в соседний магазин и набрали несколько сумок продуктов. С момента отключения холодильников не прошло ещё и недели, поэтому мы запаслись овощами и фруктами; те хоть и пожухли немного, но в еду вполне годились.

Перекусив, мы отправились на строительный рынок, к счастью, такой был между первой и второй Фрунзенскими улицами. Рынок этот не вполне строительный, есть в Москве рынки и побольше, и получше, а этот изобиловал больше отделочными материалами: всякой плиткой, сантехникой и обоями. Но генератор мы там нашли, и не один. Новых не оказалось, так как не было ни одного магазинчика, который бы продавал их. Но у многих небольших рыночных домиков генераторы стояли в подсобке, видимо, на случай отключения электричества. Мы положили в машину две штуки, набрав также разного инструмента, который никогда не бывает лишним.

Отдельной заботой было добыть бензин для генератора. Слить его из современной машины довольно трудно, к тому же не хотелось по старинке подсасывать ртом шланг. Мы поехали на АЗС, что находилась около метромоста, вскрыли крышку подземного резервуара и вычерпали сколько нужно, заранее заготовив ведро на верёвке. Заодно добавили бензина в бак нашей машины.

В наш Пузырь попало пять АЗС, к тому же на одной из них нашли бензовоз, поэтому проблем с топливом у жителей Пузыря не было никогда. Позже одну из АЗС, ту, что на углу Хамовнического вала и Новодевичьей набережной, запитали электричеством от всё тех же генераторов, и стало не нужно опускать в резервуар ведро с водой. Для этого каждый день в 16:00 на АЗС приходил электрик Валерий Атуев, полицейский и несколько активистов. К этому же времени подъезжали служебные машины, если их можно так назвать, которые забирали бензин для нужд Комитета, гостиницы, кухни, больницы и так далее. А потом заливали всех желающих частников, которые развозили топливо в неизвестном направлении. Полицейский следил за порядком и соблюдением очереди, впрочем, в некоторые дни частники не приезжали, а в иные дни не приезжал вообще никто, поэтому Атуев стал приходить через день, а потом ещё реже. Комитет издал постановление, что на АЗС, расположенную за рекой, где, к тому же, стоит бензовоз, частным лицам ездить запрещено. Это был своеобразный неприкосновенный запас.

Но никто и не собирался туда ездить и даже случайно редко оказывался там, потому что в том углу в Пузырь попали только эта АЗС, расположенная у самого Третьего кольца, ещё одна и небольшой кусок Бережковский набережной. Иначе говоря, делать там было нечего. Как потом выяснилось, вместе с этой набережной в зоне Пузыря оказались Госархив, Патентная техническая библиотека, НИИ Роскосмоса и немного инфраструктуры Киевского вокзала, практической пользы спасшимся людям не дающие.

Недели через три поисковая команда, назначенная Комитетом, снаряжённая искать и описывать всё нужное по закоулкам Пузыря, в Лужниках наткнулась на бульдозер. На машину был назначен тракторист, которому поручили просто проехать по всем улицам и переулкам, расчистив их от заторов. Он так и сделал, не утруждая себя мыслью поберечь сотни дорогих иномарок, просто тарахтел по дорогам неделю, расталкивая машины отвалом и оставляя на асфальте следы гусеничных траков.

После того как мы заправили свою машину и канистры для генератора – погрузились и вернулись в свой новый дом. Мы подняли один генератор в квартиру, а второй спрятали в подвале.

– Представляешь, Юр, сейчас каждый житель бегает по Пузырю и стаскивает в норы всё, что может найти. Когда в свободном доступе ничего не останется, люди начнут трясти друг друга.

– Это точно, вот нас с тобой если потрясти, то уже сколько всего полезного в подвале: и еда, и инструменты, а теперь вот запасной генератор, – смеялся я в ответ.

Генератор мы сначала решили установить на балконе, но потом подумали, что это будет привлекать внимание, поэтому поставили его на кухне. Но и на кухне он тарахтел так, что мешал спать, поэтому мы решились на оригинальную меру. Вскрыв соседнюю квартиру, кухня которой имела общую стену с нашей, мы отнесли генератор туда, а в стене с помощью перфоратора пробили отверстие для кабеля. Теперь генератор молотил в соседней квартире, а у нас появился работающий холодильник.

Честно говоря, история с холодильником закончилась сама собой. Поначалу мы заморозили какие-то продукты и успешно питались ими, например, пельменями. Этому способствовала наша находка в подвале супермаркета – там стоял промышленный морозильник. К моменту нашего прихода внутри ещё было морозно благодаря медным аккумуляторам холода, но ещё через неделю и в нём стало тепло. Тем не менее это позволило нам некоторое время питаться пельменями, а когда наш домашний морозильник опустел, и пополнять его стало нечем, мы перестали заботится о регулярной заправке генератора. В магазинах города и других квартирах можно было найти пригодным для еды только то, что и так не требовало хранения в холоде. И мы перешли на консервированное тушёное мясо, крупы и маринованные овощи. Генератор же мы включали вечерами, когда хотели посмотреть кино на DVD. В наше время, когда человечество давно не использует лазерных дисков в качестве носителей, найти DVD-проигрыватель было делом удачи. Нашлась однажды квартира, где был и проигрыватель, и коллекция фильмов. Так мы стали любителями старого кино, ночами пересматривая давно позабытые блокбастеры нашей юности.

Надо сказать, что я говорю «ночь» по привычке. Ещё в первый день мы заметили, что, хотя часы и показывают восемь вечера, десять, двенадцать ночи, но она, ночь, не наступает. На улице было так же светло, как днём. С момента, как над нами появилось это розовое небо, ночь не наступала никогда. В первые дни мы заваливались спать, повинуясь только биологическим ритмам. В дальнейшем все выжившие обзавелись светонепроницаемыми шторами и вечером закрывали окна своих спален. Многие старались всегда находиться в тёмных помещениях, и без нужды не выходить, так как не исключали повторения Катаклизма.

ХХХ

В палату вошли врачи, объявили перерыв, попросив всех выйти; сделали Юрию уколы, принесли обед. Через час слушатели снова наполнили помещение, рассевшись и открыв блокноты и тетради.

– Так что, можно сказать, что с тех пор вы зажили сытой и счастливой жизнью? – спросил парень в очках.

– Если не считать постоянной обеспокоенности насчёт того, что с нами произошло что-то непонятное, если не считать периодической стрельбы, боязни новых Катаклизмов и неуверенности в будущем, то в бытовом смысле мы устроились достаточно комфортно.

– Стрельбы?

– Да, первый раз это случилось то ли на следующий день, то ли через день после собрания. Говорят, какие-то тёмные личности вылезли из подпольного казино. Я их не видел, только слышал, что они попытались установить где-то свои порядки и даже убили какого-то обычного мужика. Вскоре они столкнулись с Макаровым, которому на помощь подоспели то ли военные, то ли комитетчики. Возникла стычка со стрельбой и преследованием на автомобилях. Бандиты рванули на эстакаду, но это было ещё до того, как бульдозером от разбитых машин очистили это место, поэтому они не смогли далеко уехать. Была перестрелка на Бережковском мосту, в которой погиб кто-то из военных, и трое этих преступников там полегли.

– А Вы как про это узнали?

– Мы все новости узнавали через гостиницу, когда приходили туда. У Комитета было несколько раций, и они их использовали совместно с военными и полицией, настроив на общую частоту. Мы с Генкой тоже пытались обзавестись рациями, облазили соответствующие магазины, но так ничего и не нашли. Не успели – всё растащили до нас.

– Вы пробовали как-то прорваться сквозь стену?

– Да, неоднократно.

– Расскажите об этом.

ХХХ

Это было дней через десять после Катаклизма. Нас специально не звали, но на очередном собрании Макаров сказал, что завтра будем испытывать стену Пузыря на прочность. Мы с Генкой пришли к озвученному часу, как и многие другие любопытные. Для экспериментов был выбран тот участок стены, который проходил поперёк Комсомольского проспекта, где-то посередине между станциями метро Фрунзенская и Парк Культуры. В месте контакта асфальт покрылся трещинами и было заметно, что стена выходит откуда-то из-под земли.

Тракторист заранее расчистил большой участок проспекта от разбитых машин и сейчас курил в сторонке, сидя на гусенице. Никто пришедшим ничего не объяснял, Макаров активно общался с членами Комитета, полицейские просили не подходить близко. Через полчаса на проспект прикатили жёлтую машину такси, вполне свежую на вид, чистую и аккуратную. Два каких-то мужчины стали возиться в салоне.

– Юр, я догадался, они хотят машину разогнать и в стену врезать, – шепнул мне Генка.

– Логично. Сейчас посмотрим на результат.

– Что-то страшновато, вдруг от этого весь Пузырь лопнет вместе с нами.

– Ну, весь не лопнет, а в этом месте вдруг чего и случится. Может отойдём куда-нибудь?

Мы встали за дерево.

Зафиксировав чем-то руль и произведя ещё какие-то манипуляции в салоне, от такси быстро отошёл мужчина, и неуправляемая машина медленно поехала вперёд. Ей нужно было преодолеть около пятидесяти метров до стены, но вскоре она стала круто забирать вправо, наехала на бордюр, передние колёса дёрнулись, повернувшись сильнее и ещё через несколько секунд такси упёрлось в автобусную остановку.

– Идиоты, руль закрепить нормально не могут, – зло посмеялся Генка.

Послышались возгласы споров, инициативная группа начала повторять попытку. Через двадцать минут такси было на исходной, и в этот раз всё получилось, только результаты никого не устроили. Машина плавно подъехала к стене в нужном месте, замедлилась до полной остановки и даже немного откатилась назад, заглохнув.

Здесь надо заметить, что подойти к машине, упёршейся в стену, было, видимо, невозможно. Тот мужчина, который её отправлял, дошёл где-то до багажника и было видно, что он предпринимает попытки пройти дальше, но не может. Определённо, он не мог сесть за руль. Через десять минут к заднему бамперу уже привязывали трос, и таким образом вытащили машину обратно.

Новая попытка была смелее. Водитель надел зимний жёлтый пуховик, мотоциклетный гермошлем, отъехал дальше, разогнался быстрее и ехал внутри какое-то время – мы уже было подумали, будто он хочет оставаться за рулём до конца. Но, когда оставалось метров тридцать до стены, он открыл дверь и вывалился на асфальт, покатившись в сторону, как каскадёр. А жёлтое такси так же мягко упёрлось в стену и так же немного откатилось, хотя на этот раз ехало к стене ощутимо быстрее. Публика расстроено загудела.

Снова тросом вытащили машину обратно, и на этот раз толпа собралась у передней части такси в поисках повреждений, соответствующих скорости, но у автомобиля даже не разбились фары.

Мы уже давно вышли из-за своего дерева, решив, что эксперимент можно считать не опасным. Через полчаса услышали, что тракторист завёл свой агрегат.

– Слушай, они трактор хотят пустить, – сказал я.

– Придурки, если единственный бульдозер увязнет в стене, чем они его обратно тащить будут? – сердито прокомментировал Гена.

Видимо, эта мысль пришла и в головы членов Комитета, так как тракторный мотор вскоре затих. Мы уже собирались уходить, результаты попыток нам были понятны, стоять у дороги надоело, но тут к месту событий подъехала легковая машина, из которой вышли строгие люди в штатском. Из багажника она достали самый настоящий пулемёт.

– Вот это да! Сейчас будет интересно! – сказал Генка, который служил в десантных войсках. – Знаешь, что это за штука? Это «Печенег»! За минуту 650 выстрелов делает.

Один из строгих мужчин после недолгого общения с депутатом вышел на проспект туда, где стояло жёлтое такси. Он лёг на асфальт рядом с машиной, расставил сошки пулемёта, передёрнул затвор и выпустил короткую очередь. Все посмотрели на стену, но ничего не было понятно. Пулемётчик сделал более длинную очередь, снова посмотрел на стену и начал стрелять в неё уже совсем без всякой методики до тех пор, пока не закончились патроны.

Все пошли к стене, подойдя настолько близко, насколько позволяло её силовое поле. На асфальте лежали пулемётные пули, до некоторых можно было дотянуться.

– Они даже не деформировались, – сказал пулемётчик, крутя одну в руках.

Так закончилась первая попытка испытать стену на прочность. Стена легко победила.

ХХХ

Шли дни, мы постепенно привыкали к новой жизни. Основным развлечением вне дома было наведываться в чужие квартиры, как бы неприлично это ни звучало. Мы не утруждались вскрыванием дверей, а подъезжали на машине к окнам первого этажа, били их и залезали внутрь, предварительно вырвав решётки.

Квартиры не баловали нас разнообразием, так что это развлечение не было совсем уж интересным и, если бы не практическая польза, заключающаяся в сборе еды и воды, прекратили бы это хлопотное занятие. Оказавшись внутри, мы гадали, кто здесь живёт и были ли хозяева дома на момент Катаклизма. Если были, то квартира обычно была закрыта изнутри, а ключи можно было найти на тумбочке или гвоздике в прихожей. Тогда мы записывали адрес квартиры в блокнот, оставляя её незапертой, но дверь плотно закрывали. Генка мрачнел, если мы оказывались в квартире, полной детских игрушек. Мне, несемейному и бездетному человеку, было легче, а у Генки там, за стеной, осталось два пацана, которых он не видел уже двадцать дней. Осмотревшись, мы забирали с кухни пригодную еду и уходили. В комнатах нас мало что привлекало – удивительно, как одинаково живут люди.

Мы читали книги, играли в шашки, готовили себе еду и слонялись по городу, точнее, по тому его куску, который нам отрезала невиданная сила. Мы обленились настолько, что иногда пропускали собрания, впрочем, судя по растущему числу свободных кресел, с каждым разом на встречи во Дворце молодёжи приходило всё меньше народу.

Постепенно становилось всё более понятно, что ситуация, в которой мы оказались, неисправима. По крайней мере она не в нашей власти. Мы не знаем, почему это случилось, как скоро закончится и закончится ли вообще, а стена не поддаётся. Мы даже не знаем, что именно произошло. Неудивительно, что люди падали духом, а некоторые сходили с ума.

Потерянных, ушедших глубоко внутрь себя, мы встречали часто. В первый же день на ступенях Дворца молодёжи мы встретили первого сумасшедшего, на другой день ещё, через два дня опять. Эти люди были излишне застенчивы, теребили пальцами свои губы, что-то суетливо говорили и тревожно оглядывались. Стараниями депутата Макарова в больнице, которая удачно оказалась рядом с гостиницей, был организован пункт сбора таких несчастных; активисты и назначенные медики следили за ними, кормили и успокаивали. Нашёлся даже врач, выписывающий им подходящие лекарства.

Но однажды ночью, когда мы поужинали, посмотрели подряд первого и второго «Рэмбо» и почти уже уснули, вдруг раздалась стрельба.

– Кто-то из Калаша садит, – авторитетно заключил Гена, приподнявшись на кровати.

– Будто со стороны гостиницы? – прислушивался я. – Пойдём туда?

– Ага, чтобы нас там поубивали?

Стрельба затихла, но вскоре началась снова.

– А сейчас пулемёт стреляет, – прислушавшись сказал Гена. – Возможно тот «Печенег», помнишь?

Я озадачился. – Знаешь, нам бы тоже надо вооружиться.

– Помнишь машину инкассаторскую на углу? Надо забрать там всё, – предложил Генка.

– Завтра сходим, – ответил я прислушиваясь. Минут десять как было тихо. – Всё-таки не надо собрания пропускать, – сказал я и потом долго ворочался, пытаясь уснуть.

Когда мы проснулись, первым делом осмотрелись из окон, но всё было спокойно. Заперев подъезд, мы прыгнули в машину и через несколько минут подъехали на угол набережной и Хамовнического вала, где на том же месте стоял инкассаторский фургон.

В оконном приямке мы ожидали найти наш тайник с оружием инкассаторов, но под кучей мусора ничего не было.

– Ну ты посмотри, ничего оставить нельзя, – с досадой сказал Генка, вылезая из приямка. – И чего мы, дураки, раньше это не вывезли. Ладно, поехали в гостиницу.

У входа не было полицейского, к присутствию которого в этом месте мы уже привыкли, поэтому мы зашли внутрь. За стойкой регистрации заселяющихся сидела Марина, весёлая и активная девушка лет двадцати пяти, с которой мы завели знакомство в первые дни, так как всюду её встречали. Да и не познакомиться с ней было невозможно, так как Марина была удивительно открыта и общительна. Увидев нас, она встала и осмотрелась, словно хотела рассказать секрет старым друзьям.

– Слышали? – спросила она негромко. – Стрельбу слышали? Ой, беда у нас, ребята.

– Да, – мы подошли. – А что это было?

– Полицейский с ума сошёл. Отстоял тут у входа свою смену, сдал вахту и пошёл отдыхать. Через час открыл стрельбу.

– Да ты что!

– Убили его. Он ведь сумасшедших наших пострелял и двух нормальных, кто там за порядком следил. Клавдия Марченко, психолог наш, чудом уцелела, так как ушла оттуда незадолго. А он поубивал там всех из своего автомата, потом поднялся на крышу больницы и оттуда начал уже без всякого порядка вокруг стрелять. Хорошо хоть сюда, в гостиницу, не пошёл.

– А ты хотел сходить посмотреть, – укоризненно сказал мне Генка.

– Друзья его, другие полицейские, хотели уговорить, а он и по ним огонь открыл. Евдокимова ранил в плечо.

– И как же закончилось?

– Приехал Макаров, потом военные. На соседнюю крышу залезли и оттуда из пулемёта его убили.

– Ну дела, – сказал Генка. – Весёленькая у нас жизнь теперь будет, из-за каждого угла пристрелить могут.

– Ребята, ну вы завтра на собрание-то приходите. Макаров, наверное, какое-то объявление сделает. Да и вообще, собрание по средам у нас обязательное, а вас прошлый раз не было.

– А ты записываешь, что ли?

– Макаров грозится запись ввести, но пока нет. Просто на прошлом собрании подняли опять вопрос про воду, хотели вас спросить, стали звать, а вас и нету.

– Придём-придём, – успокоили мы.

– Да, пожалуй, надо вооружаться, – сказал я, когда мы вышли из гостиницы. – Жаль, что мы сразу не сообразили наведаться в отделение полиции. В первый день там наверняка никого не было, а в таких местах всегда есть оружие.

Хотя и без надежды, мы съездили в ОВД Хамовники, которое находилось совсем рядом. Входная дверь была кем-то грубо заварена.

– Видимо, мы с тобой не единственные слесари с газорезкой, – сказал Генка, трогая сварной шов.

– Ясно, что не единственные. Ты же слышал, человек двадцать слесарей всяких спаслось. Ну а как ты хотел, все, кто по подвалам, те и спаслись.

Позже мы узнали, что заваривали дверь сами сотрудники полиции. Сварочный аппарат они где-то раздобыли, возможно, на одной из строек, а пользоваться им умеют многие. Полицейские ещё в первые дни объехали все отделения и опорные пункты, собрав пистолеты и автоматы из оружейных шкафов и сейфов.

У спасшихся быстро выработалась такая привычка: проверять ногой все кучки одежды, которые валялись повсюду, особенно на тротуарах. Многие не ленились и нагибались всякий раз, руками ощупывая карманы курток и пиджаков, вытряхивая содержимое дамских сумочек и мужских портфелей. Каждый второй выживший ходил по Пузырю с длинным посохом, на роль которого приспосабливали деревянный черенок от швабры или метлы. Таким посохом били окна, гоняли крыс в магазинах и, чтобы не нагибаться, осматривали кучи одежды. Если в кармане находился брелок автомобильной сигнализации, нашедший пытался найти машину, водя вытянутой рукой вокруг себя и нажимая на все кнопки. Если отзывался один из стоящих неподалёку автомобилей, брелок кидали ему на капот. Через пару месяцев брелки на капотах можно было встретить очень часто, особенно, если группа машин стояла около кинотеатра или ресторана.

Большинству людей было нечем себя занять. Еды было достаточно, насущные потребности удовлетворялись, а вскрывать квартирные двери или лазить в дома через разбитые окна могли не все. Поэтому, люди гуляли, а точнее сказать, слонялись, в поисках интересного, общупывая валяющуюся одежду, и, по слухам, иногда находили оружие.

Мы с Генкой тоже не теряли надежду найти то, что осталось от какого-нибудь сотрудника в штатском, но нам не везло. Не удавалось нам также найти другие инкассаторские машины. И вдруг меня осенило:

– Слушай, а ведь на набережной находится здание Министерства обороны! Там точно полно оружия!

– Макаров с вояками наверняка там всё забрали. Но попробовать можно, тем более, что это недалеко от нашего дома.

Мы прыгнули в машину и через пять минут подъехали к величественному фасаду – комплексу зданий на набережной. Левое крыло пострадало, так как через него прошла стена пузыря, отрезав таким образом примерно четверть огромного разлапистого строения. Пройдя через пустой КПП мы оказались за забором, но были вынуждены сразу остановиться.

– Стойте, – раздался властный громкий голос. – Уходите отсюда! Военный объект!

Мы подняли головы и увидели, как из приоткрытого окна первого этажа на нас направлен ствол пулемёта, сошки которого упирались в один из мешков, выложенных на подоконник. Над стволом в темноте помещения угадывалась каска, обладатель которой и разговаривал с нами.

– Да мы только посмотреть хотели, – сказал я глупость, первую пришедшую на ум.

– Уходите, в следующий раз стреляем без предупреждения! Читать, что ли, не умеете?

– Где?

Пулемётчик метко выругался, объясняя, что указания развешаны и на КПП и на всём периметре забора вокруг.

Мы поспешно удалились и, действительно, теперь увидели прямо на дверях КПП фабрично выполненную пластиковую табличку: «Стой! Огонь без предупреждения!», ниже была приклеена бумажка, на которой чёрным фломастером было написано: «Все контакты через КПП №6».

У нас не было желания идти к этому КПП №6.

– А ведь, и правда, мог положить нас тут, – сказал Генка. – Все права имеет. Как мы не заметили-то, дурни! Я от себя не ожидал.

– Да, расслабились мы, ходим везде, как у себя дома. Интересно, а как они там живут-то? Без электричества, без еды…

– Кто? Они без еды? Они без электричества? Да у них там еды и электричества лет на десять вперёд. Это же самый центр, самое министерство обороны!

– Да, это я не подумал. Слушай, так их там, наверное, много…

– Да уж наверняка порядочно, смотри, какое здоровенное здание. Только что-то мне кажется, они оттуда долго не выйдут. Я, конечно, не знаю, какие у них там протоколы на подобный случай, но представь себя на их месте. Вдруг такое происходит, что люди пропадают, небо розовое, вокруг машины друг в друга врезаются и прочее, и прочее. Я бы на их месте подумал, что на нас американцы напали.

– Ну а где же тогда американцы? Они же видят, что уже двадцать дней прошло, а никаких американцев нет.

– Ну не напали американцы, не напали. А может они применили какое-то новое оружие, – и тут Генка посерьёзнел. – Слушай, а может, правда, применили?

– Не удивлюсь, – сказал я. – Нет, всё-таки нельзя собрания пропускать.

ХХХ

На другой день мы пришли на собрание, и Макаров пересказал историю инцидента с полицейским, которую мы уже слышали от Марины, ничего нового не добавив, лишь уточнив окончательно, что Никифоров расстрелял пятерых психически больных и активиста, который в ту ночь за ними присматривал. Потом он передал слово Бобрикову Александру Евгеньевичу, сидевшему в президиуме по правую руку.

– Уважаемые друзья, – начал Бобриков, откашлявшись. – Ещё раз делаю объявление по поводу здания Министерства обороны. Там введено полное осадное положение. Мы на прошлом собрании уже сообщали, что даже подходить к зданию нельзя. Но вчера оттуда сообщили, что приходили какие-то двое «просто посмотреть». Этих желающих сходить на экскурсию на военный объект там чудом часовой не застрелил. Они внутрь никого не пускают. Ну, хорошо, я в метро ехал в штатской одежде, у меня с собой никакого удостоверения не было, так что они мне не обязаны верить, что я генерал-лейтенант, хотя и в отставке. Но вот Колюжный Семён Александрович или Илья Станиславович Демченко, – Бобриков почтительно кивнул в сторону соседей, сидевших за тем же столом на сцене, – они действующие офицеры. Семён Александрович и вовсе ехал на службу в своей форме, в форме полковника вооружённых сил, о чём говорят погоны на его плечах. Но даже его не подпускают близко к зданию, не то что внутрь.

Как бы ни предупреждали, а на собрания регулярно ходила от силы половина спасшихся, поэтому через неделю со стороны здания Минобороны раздались выстрелы. Быстро разнёсся слух, что были убиты два парня, а сейчас их тела лежат у забора. Никто не знал, кого именно застрелили, и было ясно, что погибли те, кто не только не ходил на собрания, но и вообще редко появлялся на людях. Тела вскоре пропали, возможно, их убрали военные.

Про молодёжь расскажу отдельно. Состав спасшихся был обусловлен тем, что подавляющая их часть в момент Катаклизма ехала в метро в рабочий день в одиннадцать часов. Возможно, в жизни мальчиков и девочек рождается поровну, но у нас с Геной возникло чёткое убеждение, что на десять мужчин в метров в тот час было семь женщин. Что же касается возраста, то менее всего в вагонах было наших ровесников, то есть граждан лет тридцати-сорока. Спаслись, судя по всему, либо люди студенческих лет, либо те, кому за пятьдесят и более. Об этом мы как-то говорили с Генкой весь вечер.

– Ну а что, всё логично, – рассуждал Гена. – Все нормальные люди на работе, как мы с тобой. В метро едут либо всякие студенты, либо пенсионеры.

Молодые люди, выйдя из метро сразу после Катаклизма, не бродили растерянно, не ждали заселения в гостиницу и вообще тратили гораздо меньше времени на принятие решений. Они сбивались в кучки и заселялись в квартиры, энергично обшаривали продуктовые и ювелирные магазины. Вскоре образ молодёжных стаек – в толстовках, бейсболках и с рюкзаками за спиной, быстро перемещающихся по городу и предпочитающих поскорее уйти, завидев более взрослых, стал обычным делом. В силу своей молодости они легко куда угодно залезали и видимо, кто-то из таких и был застрелен часовыми.

ХХХ

Раз за разом приходя на собрания или появляясь в гостинице, которая стала выполнять роль штаба, я ловил себя на мысли, что всегда ищу Нину. Я не знал, где она живёт, но понимал, что не в гостинице; не знал, поручена ли Комитетом ей регулярная работа; на собраниях она чаще всего сидела рядом с подругой, тоже очень симпатичной девушкой, но у них было мало общего, и на учительницу подруга не тянула. Это в первые дни Нину назначали на приготовление еды, а после нашлось достаточно поваров и просто активных женщин, да и спасшиеся предпочитали расселяться, что делало коллективное приготовление пищи не таким востребованным.

У нас возникло что-то вроде флирта, как мне бы хотелось думать. Мы искали друг друга глазами, а находив, улыбались и кивали. После собраний я обычно задерживался в дверях, чтобы столкнуться, что-то спрашивал, мы немного мило болтали, а потом расходились, не найдя повода продолжить общение. Мне очень нравилась Нина, хотелось пригласить на свидание, но мешала подруга. Она, назвавшаяся Кристиной, была погрубее, что выражалось и в манере общения и во внешности, смело смотрела в глаза, задавала прямые вопросы, курила и носила чёрные обтягивающие лосины под высокими сапогами на каблуке. Нина была не в пример подруге нежна, почти всегда прятала взгляд, говорила негромко и одета была как типичная учительница в выходной день – в джинсах и толстом свитере. Было непонятно, что их связывает, тем более что Кристина явно пыталась верховодить, постоянно перебивала и в общении со мной вела себя высокомерно.

– Чем занимались неделю? – спрашивала Нина задорно, пока не подходила подруга.

– По разнарядке во дворах ямы рыли и туалетные кабины сколачивали. Досок-то нет, так что кабины у нас фирменные – из стенок полированных шкафов, – смеялся я.

Впрочем, это была правда, но ямы в парках рыли лишь в самом начале, а позже додумались в подходящем месте убирать канализационный люк и строить туалетную кабинку над ним.

– А где вы устроились? – спрашивала у меня Нина, приветливо улыбаясь.

– Мы с Генкой переехали в дом на набережной.

– Там, где заправка?

– Нет, на той набережной, где пешеходный мост в Парк Горького.

– Ааа, знаю.

– Да мы, собственно, как раз в соседнем доме от этого моста. А вы где?

– А мы…

Но тут её перебивала Кристина, говорила, что им пора идти, и Нина нехотя соглашалась. Тем не менее наши отношения теплели, и я уже был готов к более решительным действиям, как вдруг случилось непредсказуемое.

Однажды, где-то через месяц после Катаклизма, мы с Генкой возвращались с назначенных работ. В тот день нам выпало укреплять тюрьму, функции которой стала выполнять обычная московская квартира в доме рядом с гостиницей. Мы удалили комнатные двери и заменили их на решетки, которые можно было открывать. Кого Комитет собирается посадить в эти камеры, мы не знали. Работы было много, намучались изрядно и возвращались домой усталые, но довольные, так как задание было выполнено и пришедший проверять результат Остапов сказал: «Мне бы на завод таких работников побольше. Молодцы!».