Явление XV
Те же и Верьхоглядов.
Верьхоглядов. А пар дие*! Рад я, что тебя вижу в добром здоровье, господин Щепетильник. О! проклятой твой титул колет и дерет уши. Пожалуй, брось это варварское имя, а называйся галантерейщиком. Это будет тре-галан, и ты сам галант-омом* почитаться станешь.
Щепетильник. Я не хочу никогда быть галант-омом и не переменю моего названия, для того, что оно правильно на нашем языке.
Верьхоглядов. О, фидом*! на нашем языке! Вот еще какой странной екскюз*! Наш язык самой зверской и коли бы не мы его чужими орнировали* словами, то бы на нем добрым людям без орёру* дискурировать* было не можно. Кель диабле*! уже нынче не говорят риваль*, а говорят солюбовник. Ха! ха! ха! Какое иниоранство! Да пусть бы говорили, а то уже и пишут, и я слышал, что комедию Троа Фрер-Риво* назвали Три брата солюбовники. Три брата солюбовники! Ах! эти слова умертвят меня.
Щепетильник. Для того не пишут риваль, что это по-французски, а по-русски солюбовника значит.
Верьхоглядов. Пусть так, мой друг! Пусть так! но эти дикие слова из гоннет-омов* душу вытянут. Соперник! Солюбовник! Как же это срамно! и прононсуасия* одна уши инкомодирует*.
Щепетильник. Ин, не говорите по-русски, ежели вам язык свой столько противен, а лучше лепечите так, как теперь, или как один князек, побывавши года с два, к стыду нашему, в Париже и приехав оттуда, сказал некогда русскому сапожнику, которой снимал с него мерку: «Мон ами, ты не должен жужировать* по таким малым аппарансам»*.
Верьхоглядов. Он сделал то, что все наши братья вояжоры* должны делать.
Щепетильник (в сторону). Кроме тех, которые имеют здравый рассудок.
Верьхоглядов. Есть ли у тебя новые табакерки? Рекомендуйся мне! Я отебе рекомендую у всего монде галан* сделаю.
Щепетильник. Есть, сударь. Алагрек, аласалюет и…
Верьхоглядов. Нет, мон ами! Мне надобно табакерку разумную. Ты меня, я думаю, разумеешь?
Щепетильник (в сторону). В голове нет разума, так ищет в табакерке. (Веръхоглядову.) Вот предорогая табакерка фарфоровая в золоте. Вот вся золотая. Вот еще с бриллиантами, алабюшерон*.
Верьхоглядов. Что мне до твоих алабюшеронов! Это все старинные уже вздоры! Не офрируй* мне их, а дай такую, при которой бы проворство моего эспри* монтрировать* можно было. Я хочу с двойным куверклем*, на котором бы изображались хорошие миниатюрные пентюры*, чтобы нечто… там… ты уже дивинируешь*; нечто такое, чтобы можно дать случай продюировать* приятные бонмо*, непринужденные экивоки и инженуезное* и благопристойное похабство.
Щепетильник. Где это слыхано, чтобы было благопристойное похабство?
Верьхоглядов. Мы одни его эдаким сделать умеем! Мы одни, мой дружища! Атташируйся* к нам, так и сам савантом* будешь. Маленькое похабство, авек эспри выговоренное, анимирует* компанию; это марк де бон сан*, трез естиме* в дамских серкелях*, при игре картошной, а лучше всего на балах. Это такой фасон, чрез которой мы, пригожие люди, себя презинтировать* можем. Турнюр* хорошего экивока кокетку рассмешает, притворщицу принуждает глаза аббесировать*, а стыдливую закраснеться; но всем им офонд эмабле* бывает.
Щепетильник. Вот в каком вы заблуждении. Напротив того, я смело вас уверяю, что всякой разумной мужчина и всякая добродетельная женщина таких дурачеств отнюдь терпеть не станут. Эти шалости свойственны петиметрам, у которых нет в голове ни зерна здравого рассудка и которые прямыя учтивости совсем не знают.
Верьхоглядов. Здравого нет рассудка! О, мон ами, как же худо ты об нас жужируешь! Чорт меня возьми! Ты сформировал дезавантажные* об нас идеи. Послушай меня, я докажу тебе, что мы лучше всех людей на свете здравой рассудок поседируем*. Он есть приятное, справедливое, жантиль* забавное… истинное… лежер* удивительное… коммод* и… и… Уф, чуть я не задохся! Однако сказать тебетукур*, мон шер… мне стыдно быть педантом и дефинировать* это слово. Но ты видел, что ежели бы я хотел, то бы всеконечно доказать мог! Я во всем тебе контрадировать* капабель*, и капабель еще и не то сделать. Во мне, эксепте селя*, много есть меритов*. Я пью алла санте де бо секс*, говоря самые острые экивоки; могу над степенными людьми и священным чином мокироваться*, пренебрегать всяким законом и сделать дураком и скотиною ту-ле-серие* моралист, которые на тебя походят и вот это-та здравым рассудком антер ну* называется.
Щепетильник. А я не разгорячаясь могу слушать враки безмозглых вертопрахов и смотреть на них с презрением, и это здравым рассудком называю.
Верьхоглядов. Ты опять начал мораль прешировать*. Послушай меня, дружища! оставь ее, и так уже все люди говорят, что в твоем бутике* все галантереи хуже, грубое твое лицо и мордамант* язык. Прощай и суспандируй* нас вперед от таких гардиесов или за импертинанство* будешь батирован* чрез наших лакеев. (Уходит.)
Щепетильник. Коли они есть. Вот сущий попугай и достойной, чтобы его из всех мест, сказать-было его языком, чтобы его из всех мест прогонировали.
Явление XVI
Чистосердов, Племянник и Щепетильник.
Чистосердов. Это правда! но я думаю, что большая часть таковых повес, угождая друг другу, язык свой ненавидят.
Племянник. Да лих на это смотреть несносно.
Щепетильник. Нет, сударь, не все из шалости; есть между ими и такие, которые с злостию природного своего языка не терпят. Я слыхал сам в комедиях от стоявших возле меня молодчиков, которые, никакого языка на свете не знавши, в каждое русское зрелище, если оно хорошо и актер играет с успехом, с досады бледнеют и грызут пальцы. А если приметят, что чужестранцам, которые совершенно нашего языка не знают, представление нравится, то станут их уверять, что или переведено, или написано дурно, или актер действует несогласно с речами.
Чистосердов. О, эдаких терпеть не должно, и мне кажется, что у нас повес разного роду больше, нежели в целом свете.
Щепетильник. Я с вами согласен; но большая часть из них не дураки, а доведенные до шалостей, из которых бы и к делу современем многие годилися, ежели бы строжее над ними смотрели.
Чистосердов. Самая истина! Из повес иногда полезные бывают люди, а из дураков никогда; только не надобно ни одного молодого человека допускать до этого порока.
Племянник. Вон еще гость жалует, и насилу идет, о костыль опираясь.
Явление XVII
Те же и Старосветов.
Племянник. Этому старику либо очки, либо трость потребна.
Чистосердов. Это советник Старосветов. Я чаю, он пришел сюда посмотреть на молодых людей или, может быть, сыну своему товарищество сделал.
Щепетильник. Нет, он сам часто сюда таскается.
Старосветов. Есть ли у тебя хорошие фарфоровые табакерки, на которых бы была миниатура? Портреты красавиц, сердца, стрелами пронзенные, или кольцы с любовными стишками, или что-нибудь такое, на чем бы страстная любовь изображалась? (Утирает пот.)
Щепетильник. Есть, сударь, разные, но не изволите ли наперед купить этих очков; они для пожилых людей новое дают зрение.
Старосветов. Для прозрения мне в них нет нужды, но я куплю их для близиру или подарю моему меньшому брату; он худо видит, а я, благодаря бога, в них нужды не имею и еще долго иметь не буду, и неприлично смотреть в очки в моих летах. Что же они стоят?
Щепетильник. Надобно описать их доброту, чтобы дороги не показались. В них можно ясно увидеть все шалости, что мы в молодых летах делали, и все те пороки, которые большему числу молодчиков невидимы. Гляду в них, не будешь иметь излишнего почтения к распудренным волосам на безмозглой голове против нечесанных волос умного человека. Бархатные кафтаны и кружевные на дураке маншеты покажутся столько же гнусны, как одежда его холопов. В них все отличить можно. Никто не почтет дресву золотом, а рогожу ковром, а если и почтет, так на короткое время; а рассмотрев, первое бросит в грязь, а последнее к порогу положит; а ковер всегда на столе останется.
Старосветов (смеется). Уподоблении не очень кстати. Однако ежели все сказанное правда, то это вещь предорогая, и я дивлюсь, что в щепетильной лавке такой редкой товар сыскался.
Щепетильник. В них же увидите, что чрезмерная многих людей учтивость есть покрывало сущего коварства и подлости, что скорая дружба не что иное, как торг, для прибытку сделанной. Словом, многие старики…
Старосветов. Оставь доброту, а скажи, сколько за них денег, и покажи мне вещи, которых я купить хочу.
Щепетильник. Очки стоят пять рублев, а вот и вещи.
Старосветов. А что это такое? (Смотрит на крышку табакерочную.)
Щепетильник. Ежели не видите, изволите очки надеть.
Старосветов. Нет, я вижу, а хочу, чтобы ты изъяснил мне эту живопись.
Щепетильник. С охотою! изволите смотреть: на крышке изображено, что шестидесятилетней старик дурачится, любовника представляя, и бегает вслед за шалунами и вертопрахами, надеясь пленять сердца молодых красавиц.
Старосветов (рассердяся). Не на меня ли ты, государь мой, целишь и не вздумал ли ты шутить надо мною?
Щепетильник. Сохрани меня боже! Я этого и в мыслях не имел.
Старосветов. Мне кажется, что неприлично над честным человеком смеяться, и я от такого дурака, как ты, не снесу ни малой обиды.
Щепетильник. А! когда же вы и вподлинну гневаться изволите, так послушайте, сударь, самую истину. Вы невольно принуждаете смеяться над собою, потому что, имев седые волосы, младенчествуете. Ежели бы мне по человечеству не жаль вас было, то бы я допустил купить этих безделюшек, за которыми вы сюда запыхавшись прибежали. Не изволите ли деревянных куколок, коньков, гремушек и прочего? Я безденежно услужу вам целым возом…
Старосветов. Молчи, грубиян! Я не за безделюшками бежавши запыхался, а протанцовал несколько менюетов и контро-тансов в угождение влюбленным в меня красавицам. Прости! я клянуся двадцатью моими любовницами, что отмщу тебе. Помни меня! (Идучи с театра, бранится.) Ты дурак, невежа, скотина, неуч!..
Чистосердов. Вот он-та в правду ума рехнулся и он-та прямой младенец. Но что это за урод идет сюда? Наденем, племянник, поскорее маски.
Явление XVIII
Те же и Самохвалов (идет на театр тихо).
Щепетильник. А! это неуклюд Самохвалов, Знать, он недавно сюда приехал.
Самохвалов. Скажи мне, пожалуй, что это за старой дурак бежал отсюда? Он было меня с ног сбил. Никак его здесь рассердили? Он, идучи, жестоко бранился.
Щепетильник. Этот пожилой шалун прогневался на меня за самую безделку. Он хотел к стыду своему купить безделюшек, а я посоветовал очки купить и сказывал, на какую потребу они годятся и что в них увидеть можно.
Самохвалов. Ты мне кстати об очках вспомнил, я их купить должен.
Щепетильник. А на какую, сударь, потребу?
Самохвалов. Смешной вопрос! Смотреть на людей и читать разные книги.
Щепетильник. А я думал, что писать.
Самохвалов. Писать не для кого! Здесь достоинства трудов моих никто не разумеет.
Щепетильник (в сторону). Для того, что ты кроме ни к чему годных безделюшек, еще ничего не написал и не перевел. (Самохвалову.) Да какие же книги вы читаете, на своем языке, или?..
Самохвалов. На нашем языке? Видно, что ты в литературе незнающ. А что бы такое на нашем-та языке прочесть было можно?
Щепетильник. Такие сочинении, которые довольную похвалу заслужили.
Самохвалов. Я таких не знаю!
Щепетильник. Итак, вы чужестранные только читаете?
Самохвалов. Да, но и это не для научения. Учиться мне не у кого, следственно и подражать некому, а могу я счесть равными с собою некоторых чужестранных писцов; а не пишу ныне для того, что не хочу больше показать своего искусства.
Чистосердов (Племяннику). Вот пречудное животное.
Племянник. Весьма самолюбивое.
Щепетильник (ищет очков).
Самохвалов. Долго ли ж искать? Я чаю, в твоей лавке очков много.
Щепетильник. Есть довольно, но я ищу таких, которые очками знаменитых авторов называются. Они нарочно выдуманы для слушанья чужих сочинений.
Самохвалов. На то-та и мне они потребны. Ныне проявилось, к стыду нашего отечества, множество писателей, а особливо комических, которые и грамоте не умеют и которых сочинении иногда буду я принужден слышать.
Щепетильник. А вы еще и не видали и не читали?
Самохвалов. Нет!
Щепетильник. Да почему ж хулите?
Самохвалов. Потому, что написать хорошего некому, и я уже наперед знаю, что здесь все очень гадко и сочиняют и переводят.
Щепетильник. Так не слушайте и не смотрите дурного.
Самохвалов. Мне не хочется прослыть ненавистником; я буду ходить в комедии и, надев очки, смотреть на театр, отнюдь не слушая того, что актеры болтать станут, ведая, что доброго ничего не услышишь.
Щепетильник. А! так эти очки будто бы нарочно для вас сделаны. Они на уши надеваются, и ежели вы не захотите слушать, то, не отворяя этой пружины, их оставьте, и так не согреша против своей совести, т. е. не слыша дурно или хорошо написано, можете бранить сочинителя. А ежели слушать захотите, то подавите пружину, так эти дырочки отворятся, и все к слуху вашему доходить станет.
Самохвалов. Очень хорошо! О, как много умел ты меня одолжить! В твоей голове ума больше, нежели во всех наших новых писателях. Ты меня избавляешь от муки, и я выхвалю тебя перед молодыми нашими писцами, написавши сравнение между ими и тобою.
Щепетильник (в сторону). Сравнении не всем удаются; у многих и стихи неровные в них бывают.
Самохвалов. Что ты задумался? Радуйся, мой друг! Скоро об тебе моим старанием свет узнает: я расхвалю тебя.
Щепетильник (Чистосердову). Боюсь, чтобы не сказали: кто его хвалит? протухлая ветчина!
Самохвалов. Скажи же, что очки стоят?
Щепетильник. Двадцать рублев.
Самохвалов. Вот деньги. Завтре же начну я писать тебе похвальной эпитр, а на молодых вралей комедию, и подлинно сделаю смеху…
Щепетильник (в сторону). Над собою. Не заведи опять муз в избу; это не их, а твое жилище.
Самохвалов. Прости! я покажусь скоро во всей моей славе.