Дух оперы

В комнате тут же раздался голос:

– Не пугайтесь! Это – я, двойник Юрия. Можете называть меня полтергейстом, приведением или доппельгангером, как хотите. Но суть вы поняли правильно, а вот ваш двойник ни в чём не разбирается в этом мире. У нас с вами схожая ситуация, только, всё наоборот, мой хозяин никак не мог понять простых вещей, когда я ему объяснил, кем я являюсь ему, и мне пришлось устроить разгром в его квартире, так он меня тогда вывел из себя. А вот вы проницательны, а вас двойник – дурачок, к тому же, не поверил истинному положению дел, которое вы ему изложили. Извините, что я не сдержался и вмешался в ваш разговор.

– А мы можем вас видеть? – спросил я его, немного отойдя от испуга. – А то как-то неуютно говорить с неопределённостью.

– Конечно же, вы правы, – отозвался голос, – в этом мире вы можете видеть меня. Так как я в нём наличествую телесно.

Скрипнула дверца шкафа, и из него вышел тоже юноша, но намного моложе моего двойника. Сходства с Юрием не очень было заметно.

– Вас зовут Юрием? – спросил я его.

– Да, – ответил он, – также, как и вас обоих зовут Алексанрами.

Мы с юношей пожали ему руку.

– Хотите выпить? – спросил я его.

– Вино моего хозяина? – спросил он, рассмеявшись. – Не откажусь.

Я налил ему в пластмассовый стаканчик немного вина, и он его выпил.

– Как вы догадались, что встретили своего доппельгангера? – спросил он меня после того, как мы некоторое время посидели молча.

– Я даже не знаю, кем он мне является: доппельгангером или моим вторым «я», отделившимся от меня в его возрасте, – сказал я, подумав, – вопрос этот сложный. Все люди имеют своих фантомов, которых могут видеть только ясновидцы, погружённые в транс. Говорят, что местонахождение незримого для всех прочих людей призрака можно установить с помощью приборов; и если нанести ему удар ногой в бедро, то у двойника сразу появляется там синяк. Так что на физическом уровне я связан со своим фантомом телесной связью.

– Вот поэтому я и не дрался с Юрием, когда мы ссорились, – рассмеявшись, сказал его двойник, – нанести удар ему в скулу было равносильно тому же, что треснуть себя по челюсти. Когда Юрий был в расстроенных чувствах, то и моё настроение портилось. Я старался ему помогать в жизни, обладая чувством предвидения, но он меня не слушался. Тогда я ему поставил условие, чтобы он определился и решил, какой дорогой ему идти. Но он и этого не захотел сделать. И вот только потом я чудным образом открыл перед ним все дороги, чтобы он хоть как-то чем-то заинтересовался, и он пустился во все тяжкие грехи, решил побывать и тем, и этим, что его и привело в психушку. Я этого совсем не хотел, но с его строптивым характером и упрямством ему внушить что-либо было сложно, и, тем более уж, повлиять на него. Так вот мы и ссорились друг с другом. Ведь если бы мы объединились в наших усилиях, то он давно бы уже стал сверхчеловеком и от его головы бы исходил сияющий ореол, как у святого. Этот ореол бы стал его обиталищем мысли и воли и кристаллом бы его человеческой души. Этот ореол бы соединял нас тонкой связью, и все его человеческие возможности и способности усилились бы многократно. Как не могут понять люди, что их физическое тело – это ничто, а вот их духовная составляющая, которой я и являюсь, это – всё, потому что только в связке с ним я могу воссиять до яркости нимба. В каком-то смысле я и живу в теле Юрия, но он постоянно меня изгоняет из себя. А вот когда его физическое тело умрёт, я освобожусь от его плоти полностью и сохраню самость Юрия на вечные времена. Потому что я – его энергетическая копия.

– И что же вы будете делать после смерти Юрия, – полюбопытствовал я.

– Я являюсь как бы энергетическим каркасом Юрия, – пояснил он мне, – без такого энергетического каркаса не рождается ни один живой человек. Я всегда, даже рождаясь в других телах, буду нести его самость. Человеческое тело может исчезнуть, исчерпав свои жизненные ресурсы, я же, как вечное энергетическое поле, всегда буде кочевать из одного тела в другое, неся с собой одни и те же особенности психики, характера и воли, сменяя имена, национальности, места и времена. Я буду жить всегда, потому что я вечен. Сейчас я разделён с Юрием, но надеюсь, что в скором времени мы соединимся и будем всегда с ним вместе до его смерти, и для этого я приложу все свои старания. Юрий не понимает одного преимущества тесной связи со мной, а зря, потому что у меня огромный жизненный опыт и неисчерпаемые знания, так как я живу вечно и уже накопил многие совершенные знания за время предыдущих моих жизней. Если бы он хотя бы установил со мной спиритическую связь, то я помог бы решить ему многие его жизненные проблемы. Нас иногда принимают за ангелов, но люди даже не знают, кто такие ангелы. А мы и есть эти самые ангелы и личные хранители людей. Если бы к нам люди прислушивались, то не наделали бы многих глупостей.

Двойник Юрия перестал говорить, а я сидел, задумавшись, и смотрел на своего двойника-фантома Александра, думая о том, что Юрию повезло с его умным ангелом-хранителем. Вот если бы он и моего ангела обучил всем своим премудростям. Тогда бы я получил отличного помощника в своей жизни.

Мне нужно было возвращаться в общежитие, так как меня уже должна была ждать Агнесса, чтобы пойти со мной вместе в гости к Луиджи. Я посмотрел на свой фантом, юношу, который когда-то доставил меня на велосипеде домой, и улыбнувшись ему, спросил:

– Если у вас нет постоянного пристанища, то вы могли бы пожить на квартире моего друга Юрия, если, конечно, его двойник не возражает.

– Нет, что вы, как я могу возражать, – воскликнул ангел Юрия, – ведь сам Юрий предложил вам пожить на его квартире, пока он лежит в больнице. Ведь так? К тому же, мне было бы не скучно находиться здесь одному, мы бы познакомились и подружились, если вы не против.

Юноша Александр кивнул головой и улыбнулся.

– Вот и прекрасно, – сказал я, поднимаясь со стула, – а мне нужно вернуться в общежитие, так как там меня ждёт одна девушка, которую я люблю, и которая может подвергнуться опасности, так как один не очень добропорядочный господин собирается её обесчестить.

– Да, конечно, идите, – тут же откликнулся ангел Юрия, – если понадобиться наша помощь, то можете обратится к нам, и мы вам поможем.

– Как же я с вами свяжусь? – спросил я озабоченно.

– Просто, подумайте о нас, и мы тут же к вам явимся.

Я поблагодарил ангела Юрия и пожал руку своему ангелу– хранителю Александру.

Когда я вышел из квартиры Юрия, то было уже темно и горел свет фонарей, морозный воздух ударил мне в нос, и я закашлялся. Мир был таким же, как и этим утром, когда я выходил из общежития для прогулки по площади.

Я сел в трамвай и поехал по направлению к общежитию. Народу было немного, и опять я смотрел на отражения пассажиров в стёклах окон, думая о том, что их двойники и ангелы-хранители, вероятно, тоже едут с ними, отвечая за их сохранность и безопасность, а вот мой ангел-хранитель остался на квартире Юрия, чтобы набраться ума-разума.

За этот день многое перевернулось в моём сознании, я яснее стал понимать не только свой физический мир, но и духовный.

Наконец-то, я вырвался из цепких объятий опьяняющей иллюзии, и мне нужно было взглянуть на реальность трезвым и отстранённым взглядом, чтобы понять, где – действительность, а где – плод моей собственной фантазии. Ведь действительность мне только казалась обычной, из-за чего и рождались во мне стереотипы обыденности всего общепризнанного. Но эта общепризнанность и была началом моего стадного заблуждения, и это заблуждение, вероятно, не только наследовал я, но другие обычные люди переносили его из поколения в поколение. Но ведь у всех нас есть и свои собственные чаяния, и мы каждый раз ожидаем от будущего нечто такое, что полностью способно поменять нашу жизнь, сделав нас счастливыми и совершенными, благодаря нашим мыслительным способностям. Мы создаём свои идеалы, которые постепенно преобразуются в некую неотразимо-пленительную магию в нашей жизни, и мы живём этими идеалами, которые реализуются в своеобразные формы выражения наших мыслей, и становятся искусством нашей жизненной правды.

Ведь, так или иначе, вся наша жизнь заполнена отвлечёнными идеями, некими относительными принципами, выработанными нашим опытом, или обществом и законами. Наша жизнь – это нескончаемый полёт через сверкающий жизнерадостный калейдоскоп, переливающийся бесконечно меняющейся разнообразной мозаикой лиц, ситуаций и точек зрения, которые в конце нашей жизни и составляют основную и самую дорогую нашу ценность, какой бы наша жизнь не была. И я это понимал и не отвергал никакого опыта, получаемого мной в моей постоянной погоне за обретением моего присутствия в этом мире. Потому что каждый раз в моей жизни происходил какой-нибудь неожиданный случай. Он возникал внезапно из ничего, лишний раз доказывающий мне, чтоб жизнь реальна, и что в ней существует нечто подлинное. Это порождало некую мысль, хранящую в себе целостное видение мира, и ничего не повторялось в моей жизни, ибо сама моя жизнь была всегда новой и неизбывной, в которой я мог все постигать и достигать каких-то целей, но всё же что-то оставалось неуловимое, самодостаточное и безграничное в каждом мгновении бытия, и я не мог туда ни проникнуть, не понять, что же это такое, что побуждало во мне моё воображение фантазировать и рассуждать, погружаясь в мою внутреннюю рефлексию, но этим и заканчивалось. И вот наконец, мне удалось преодолеть эту границу таинственного момента и оказаться за бортом обыденной моей жизни, в этой странной стихии, которой я ещё не мог придумать названия. Что же это было? Неужели я открыл некий вход в иной мир, простирающийся над нами, более совершенный и духовный?

Только что я был за пределами объективного мира, как бы на изнанке физической действительности. Я не мог осознать ещё того, что это было: игра или правдивость. И это возвращало меня и мою мысль постоянно к глубочайшим истокам некого сакрального акта, к чему-то непостижимому, но к которому я относился доверительно, веря в то, что эти переживания и составляют всю полноту моего бытия. Я ощущал, что я являюсь не только моим «я», присутствующим в объективной реальности, но существую также, как и тайна духа своей творческой жизни, и ещё я есть нечто вечное и не разрушаемое ни во времени, ни в пространстве, ни в самом себе.

Но я ещё не знал, кто я такой. К тому же, я был ни одним таким в этом мире. Ведь и мои друзья были такими же, как я. Взять хотя бы четверых моих друзей: Сергей, вечно устремлённый в высшие сферы мироздания, и пытающийся построить на земле справедливое общество; Олег, живущей в постоянном духовном вдохновении, словно парящая в небе птица, думающая только о загадках мироздания; Андрей, старающийся разрешить все мировые парадоксы для того, чтобы вывести свою собственную истину; и, наконец, Юрий, который смог обрести своим проницательным умом то состояние, которое позволяло ему видеть в неком субтильном мире всё то, что, так или иначе, проецируется на нашу действительность. Именно он подтолкнул меня своими рассуждениями к потрясающему открытию, и я смог проникнуть в некую сферу моего сознания, которая напрямую связала меня со скрытым высшим миром, откуда я и черпал ранее свою духовность. В том мире я встретился со своим вторым я, с моим фантомом, о существовании которого я даже не подозревал. И ещё одно поразительное открытие – я понял, что каждый человек имеет своего фантома в себе, и этот фантом, так или иначе, влияет на его жизнь.

Пережив то, что мне пришлось пережить в этот день, я как бы внутренне изменился. Я подумал, что, вероятно, и мои товарищи меняются, но каждый из нас имеет свой путь изменения, и чтобы понять свой путь, я должен исследовать пути моих товарищей.

«Вот бы неплохо познакомиться с их ангелами хранителями и заручиться их поддержкой, – подумал я, – это бы мне сейчас очень пригодилось при встрече с Луиджи. Они бы помогли мне защитить мою девушку. Из пятерых ангелов, двое уже на моей стороне: мой ангел Александр и ангел Юрия. А так бы было у меня целое небесное войско, с которым легче было противостоять орнитантропу Луиджи с его дьявольским умом и изощрёнными знаниями». В эту минуту я представлял в своём воображение Луиджи в виде Люцифера.

Трамвай остановился недалеко от моего общежития, и я вышел. Агния ждала меня уже в холле общежития.

6. Дружба с двойниками

Я подошёл к Агнии и извинился за опоздание, объяснив, что был в больнице у Юрия. Она спросила меня:

– Как его состояние?

– Сносное, – ответил я, – но, судя по его виду, он идёт на поправку. Может быть, вскоре его выпустят, и он притупит к чтению лекций.

– Хорошо бы, – сказала она, – мне нравится слушать его лекции. Он ведёт их очень интересно.

– Интереснее, чем я? – спросил я, улыбнувшись.

– Ну, у каждого из вас свой стиль, – ответила она, смутившись, – ваши лекции мне тоже нравятся.

Мы вместе поднялись на наш этаж, и я постучался в дверь комнаты Луиджи. Когда мы поднимались по лестнице, я ей сказал:

– У меня есть одна просьба к вам. Когда мы будем уходить от него, то вы дадите мне свою руку, чтобы я чувствовал, что увожу вас он него?

– Это почему же? – удивилась она.

– Я не уверен, что вы выйдете со мной.

– Как это?! – воскликнула она, как будто испугавшись.

– Он обладает паранормальными способностями, – сказал я, – и способен влить на наше сознание, как ему захочется. Он желает оставить вас у себя на ночь. И вы можете, уснув у него прямо в комнате, остаться с ним, не сознавая того, что вы делаете; а мне он внушит, что я проводил вас домой.

– Так он, что же, гипнотизёр? – спросила она со страхом.

– Да, и как я думаю, очень сильный гипнотизёр, – ответил я, – мне уже удалось побывать под её чарами, когда мы как бы вместе совершили прогулку по ночному Риму. Поэтому я не очень ему доверяю, тем более, что тогда он сказал мне, что хотел бы переспать с вами.

– Что вы такое говорите?! – испуганно сказала она. – Если вы не наводите на меня страха, и всё, что говорите, верно, то, может быть, мы не пойдём к нему?

– Ну, почему же, – сказал я, – раз вы хотели у него побывать, то мы пойдём. Может быть, я что-то преувеличиваю, но предупредить я вас обязан, так как несу за вас ответственность, раз мы идём к нему вместе. Просто, будьте бдительны, и держитесь за меня!

– Спасибо, – сказала она.

Мы подошли к его двери, и я постучал. Дверь открыл Луиджи, но увидев меня с Агнией, удивился. Он явно не ожидал, что я буду с ней.

На столе у него стола бутылка шампанского и два бокала. А рядом с тарелками на подсвечнике горели три свечи. Он их тут же задул и включил электрический свет. По его движениям я понял, что он испытывает неловкость, но, быстро взяв себя в руки, он предложил нам пройти и сесть на два стула, стоявшие возле стены.

Не прошло и минуты, как он спросил нас непринужденным весёлым тоном:

– А не выпить ли нам?

Я дал своё согласие. Агния промолчала. Он сразу же достала из стола гранёный стакан (по-видимому, третьего бокала у него не было) и разлил вино. Мы с Агнией пили из бокалов. Луиджи на правах хозяина тут же завязал с нами беседу. Обратившись ко мне, он сказал:

– Помните, вчера мы с вами говорили на тему самоусовершенствования?

Я кивнул головой и сказал:

– Да, я хорошо помню наш разговор. Вы сказали, что «то, что познаёт человек своим опытом, всегда остаётся с ним, это и есть самоусовершенствование». И вы опровергли мой тезис, когда я говорил, что, возможно, «человек стремится к совершенству, механически, так как идёт путём прогресса».

– Да, – рассмеялся Луиджи, – я кажется тогда сказал, что прогресс тут не причём, особенно технический, он может даже привести к оскудению духовной жизни и деградации человека.

– И всё же я верю в общественный прогресс, – сказал я, подумав, – без общественного прогресса не может быть никакого самоусовершенствования.

– При чём здесь путь прогресса? – усмехнулся Луиджи. – Путь технического прогресса, в основном, оглупляет человека, делает его винтиком какой-то машины; отчего человек отучается думать, и делает всё механически, превращаясь в машину. Он уже начинает смотреть на вещи, как на заданную программу, и теряет свою индивидуальность, самостоятельность и свободу. Как раз во время технического прогресса идет не совершенствование, а деградация человека. Чтобы познать истину, нужно разрушить любую систему, отказаться от всяких программ и установок, посмотреть на мир не механически, а творчески. Конечно же, нужно знать и науку, и культуру, и традиции, чтобы создавать что-то ни на пустом месте, но смотреть на всё это нужно через призму обновления, не простого обновления, а улучшенного, усовершенствованного. Только тогда начнётся совершенствование, когда человек познаёт новое. Главное в совершенствовании – это творчество, где самообучение и самовоспитание являются важными элементами начала развития, и где возвращение к первоначалам есть необходимость и вездесущее условие самопознания. Человек, чтобы стать совершенным, пытается постичь истину, которая приходит к нему в виде мудрости или отточенной мысли. Когда в человеке происходит соитие с мудростью, то его прошлое и настоящее приходят в гармонию, традиция соединяется с развитием его творческого потенциала. Музыка не может возникнуть из ничего на голом месте, только хаос рождается так, а прозрение нового строится всегда на определённом опыте прошлого. И этот опыт, выходя за горизонт настоящего момента, открывает в настоящем то, что настоятельно заявляет о себе как некая необходимая ценность, остающаяся потом с человеком на всю жизнь. Поэтому всё идеальное и универсальное – это простой звук, если за ним не стоит ничего стоящего. В мире много всяких умных глупостей, претендующих на совершенство, но все они преходящи, а то, что остаётся с нами, имеет вросшие корни в наших сердцах. Люди стремятся быть совершенными. А что такое совершенство, как не химера, если от него никому не тепло и не холодно? Многие совершенствуются для того, чтобы выделиться среди других. Таким совершенствованием овладеть нетрудно, потому что все мы непохожи друг на друга. Быть идеальным или универсальным тоже легко, так же как иметь незаурядный ум, для этого нужно-то всего отточить своё остроумие и пользоваться им, как модной одеждой. Но такое остроумие быстро теряет свою цену. Можно знать много мудрых выражений и употреблять их по случаю. Но труднее создавать почву, на которой произрастают эти мудрые мысли. Иногда один неповторимый момент, миг бытия, стремящийся осмыслить что-то уникальное в себе, стоит целого фолианта мудрых изречений. По такой почве и нужно прокладывать свой путь, и тогда эта дорога станет путём совершенствования, где дух будет развиваться стремительно, поглощая всё мудрое и рождая полезное. Человек должен жить своими чувствами, а не заимствовать их со стороны. Только свои собственные чувства рождают мудрую мысль, когда человек доверят себе и остаётся всегда искренен с собой. Только при таком условии можно превзойти себя и познать свою правду, живя от всего независимо и оценивая свою собственную жизнь. Отвлечённые идеи – это мираж, который ничего не даёт ни себе и никому другому. То, что познаёт человек своим опытом, всегда остаётся с ним, это и есть самоусовершенствование. Наверное, и вы понимаете так значение этого слова?

Я кивнул головой, но ничего не сказал. После его высказывания возникла неловкая пауза, и чтобы её прервать Луиджи обратился с вопросом к Агнии, чтобы как-то привлечь её к разговору:

– Вы можете задать мне любой вопрос, и я вам с радостью отвечу.

Подумав, Агния спросила его:

– Что вы думаете о проблемах будущей математики и философии?

Услышав, этот вопрос Луиджи оживился и начал говорить увлечённо:

– Будущее математики и философии связано с музыкой, потому что ничто так благотворно не влияет на эволюцию человеческого духа, как музыка, ведь человеческая мысль всегда музыкальна. А стихи и пение – это законченная форма этой гармонии. Но и в отточенной и ясной мысли всегда звучит гармония. Музыка – это слепок самой нашей жизни, и она всегда органична и состоит из конкретизирующей математики и обобщающей философии, в ней всегда присутствуют элементы инвариантности, то есть, неизменности и релятивизма, то есть, относительности. Любое развитие всего, что бы это не было, опирается на две составляющие тенденции или два принципа. Это – внешнее оправдание и внутреннее совершенство, главный принцип этих тенденция: ни в чём не должно быть демагогии, которая возникает при ощущении достижения Абсолюта, когда мысль перестаёт двигаться и, возвращаясь к себе, отдаётся лишь своей шлифовки и коллекционированию аргументов в свою пользу. Критика должна присутствовать во всём, но она не должна заниматься отрицанием ради отрицания, только при таком движении бывает движение вперёд.

– Но меня интересует не это, – прервала его рассуждения Агния, – какое будущее будет у математики и философии, как они будут развиваться, и соединятся ли вместе?

Луиджи рассмеялся и сказал:

– Всё зависит от того, на что человек обратит своё внимание и захочет ли он узнать, что такое бесконечное будущее. Есть три учения, которые к этому понятию относятся по-разному. Например, онтология увлечена изучением бесконечного бытия, гносеология занята изучением бесконечного познания, аксиология изучает истину, доброту и красоту как воплощение бесконечного. У этих учений разные подходы к изучению действительности. Одни стараются почувствовать наш мир, а другие умозреть его. С глубокой древности философы разделялись на математиков и физиков, олицетворяя собой двуединое отображение Логоса и Сенсуса мироздания в своём осмыслении и чувствовании. Разрабатывая свою би-валентную логику, состоящую из двух логик, мыслители руководствовались двумя оценками: «истинно» и «ложно», основанной на законе исключения третьего. На вопрос о положении тела в его естественном месте можно дать два ответа, которые определяют покой или движение. Но правомерен ли такой подход к нашей действительности, когда мы переходим к бесконечно би-валентной логике? Ведь вместо двух качественных условий «здесь» и «не здесь» возникает бесконечное множество «здесь», допускающих оценки «истинно» и «ложно». Чтобы определить логический эквивалент теории относительности, нужно вспомнить, что положение движущейся частицы определяется четырьмя координатами, и таким образом входит ещё один параметр би-валентной логики – «размерность». В квантовой механике вводится третья оценка – «неопределённость», и этой ценой исключаем третью, неопределённую оценку для другой переменной. Би-валентная логика превращается в три-валентную, а при ультрамикроскопических трансмутациях и дискретном световом конусе, где частица, меняя место, прекращает своё существование как частица данного типа, что можно назвать моно-валентной логикой. Если учесть, что наш толстый дольний физический мир имеет в проекции ещё и тонкий горний духовный мир на базе тонкой энергетики, то мы придём к логике переменной валентности, где разум неограничен рассудочной устойчивостью категорий, и где существенны свои формальные определения. И в этой новой действительности речь может идти о новых преобразованиях, трансформациях, переходах и изменениях, где происходят изменения фундаментальных представлений, открываются связи картины Вселенной с локальными образами, математики и логики. Эти изменения и образуют то, что в своё время Бор назвал безумием современной физики, а со времён Шекспира мы знаем, что в безумии может быть система, и в эту систему можно найти вхождение, всё зависит от настройки нашего сознания. В классической науке функцией рассудка было установление законов, а функцией разума – переход к иным законам. Такие переходы означают переход познания через порог бесконечности. Разум, выходящий за пределы рассудка, становится непосредственно осязаемым. Лаплас, как мы помним, говорил, что разуму труднее углубиться в самого себя, чем идти вперёд. Когда мыслитель не только объясняет новые факты с помощью установившихся законов и математической логики познания, так сказать, когда его разум идёт вперёд, но и меняет эти законы, и вот тогда его разум углубляется в себя. Когда человек углубляется в себя, то он познаёт себя.

Слушая до этого момента внимательно, и услышав эти слова, я вдруг мысленно воскликнул: «Вот этот момент истины! Я не узнал себя до тех пор, пока мне не довелось встретиться с собой в другом измерении. Тот юноша совсем не походил на меня, так как он обитал в другой среде. Находясь здесь и сейчас, я отделён от него, но каким-то образом я нашёл переход в другое измерение и встретился с ним. И хоть живём мы с ним в разных действительностях, мы связаны с ним тесной связью. Но как же я попал туда, в ту реальность? Ведь получилось у меня какое-то вхождение, которое я не заметил, поэтому вряд ли могу его повторить».

А в это время Луиджи продолжал говорить:

– Так вот, самое важное в познании мира – это не постигать его своим умом, а почувствовать его своим существом. Любая мысль, которую мы произносим, – это отголосок другого мира. Мысль, сказанная вами или кем-то другим, – это всего лишь промежуточное звено между вами и Истиной. Но чтобы войти в Истину, нужно на неё настроиться, и задействовать Сенсус, а не Логос. Почему музыка действует на нас сильнее, чем любая зажигательная речь? Да потому, что люди слагают мысли из своих слов, а музыка приходит в виде звуков к нам неведомо откуда. Мы можем сочинить стихотворение, но даже композитор не способен сочинить музыку, она снисходит на него с Неба уже в полном своём законченном звучании, и принадлежать не ему, а высшему существу, которое вышло с ним на связь. Там, в некой стихии, кто-то подарил ему эту мелодию, потому что состоялось духовное соитие между Небом и землёй, той небесной сферой, именуемой Храмом, и площадью, на которой стоит человек. И это соитие произошло именно в Театре, где сходятся все концы. Я с этого и начал мою беседу с вами, когда сказал, что философы и математики рождает музыку.

– Так значит, будущее развитие математики и философии заключено в их слиянии? – спросила Агния. – И в будущем будет наличествовать только музыка?

– Совершенно верно, – согласился Луиджи, – об этом я и говорил. В музыке, как нигде, чувствуется бесконечность, где каким-то образом сочетаются соединяющие и разделяющие понятия локального объекта и интегрального бытия. В ней присутствуют и философия и математика, где исходные понятия отображают живую противоречивую сущность бытия, а значит, они могут быть мобильными. Если всё опосредственно, если нет непосредственных абсолютов, то значит их история обладает не только прошлым, но и будущем, и развитие их протекает органично в соответствии с гармонией общего мироздания.

– Всё, что я хотела знать, я услышала, – сказала Агния и встала, – а сейчас мне нужно идти.

Она поблагодарила за угощение. Я тоже встал, намереваясь её проводить. Но Луиджи нас остановил, заметив:

– Я не сказал самого главного. Я не сказал о трёх фундаментальных инвариантных коллизиях – онтологической, гносеологической и аксиологической и соответственно о трёх фундаментальных преобразованиях, которые вытекают из итоговых парадоксов бытия, познания и ценности.

Мы с Агнией продолжали стоять и не садились, а Луиджи продолжал говорить:

– Онтологический инвариант – неотделимость понятий дискретности и непрерывности, вещества и пространства-времени, конечного, локального «здесь-теперь-существования» и бесконечного «вне-здесь-теперь-существования».

Я почувствовал, что мои ноги одеревенели, и я потерял способность произвести хотя бы одно движение. Я застыл, как соляной столб. Луиджи, тем временем, продолжал говорить:

– Это различные преобразующиеся формы одной и той же пребывающей инвариантной полярности. И здесь возникает такая констатация: «прошлого уже нет, будущего ещё нет, настоящее – нулевая по длительности грань между уже не существующим и ещё не существующим». Это и есть исходный парадокс бытия.

«Что же делать? – подумал я. – Я не могу взять за руку Агнию, чтобы вывести её из комнаты. Мне самому нужна помощь. Кажется, мне обещал помочь ангел-хранитель Юрия, да и мой ангел Александр. Как же до них добраться»?

И в тот же момент я очутился на квартире Юрия, где передо мной стояли наши с Юрием двойники.

– Что случилось? – встревожено спросил меня фантом Юрия.

– Мне кажется, что я попал в беду, то есть, нахожусь под полным влиянием воли Луиджи. Не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. Боюсь, что я потеряю Агнию, и он сможет сделать с ней всё, что захочет.

Издалека до меня доносился голос Луиджи, говорящий:

– Этот парадокс бытия пытались решить все основные философские и научные концепции. В том числе дифференциальное исчисление, стягивающее прошлое и будущее в настоящее, превращающее их в атрибуты настоящего, в том числе, квантовая механика и теория относительности. По-видимому, полярность бытия останется объектом философской мысли на предвиденное будущее.

– Так что же мне делать? – воскликнул я в расстройстве, обращаясь к двойнику Юрия.

– Попытайся крикнуть, что есть силы, – посоветовал он.

Я открыл рот, но из него не вылетело ни одного звука.

– Не помогает! – воскликнул я в отчаянии. – Я не могу кричать.

Тем временем Луиджи продолжал свои объяснения, и я отчётливо слышал его голос:

– Гносеологический инвариант – коллизия логического и эмпирического познания мира – выражение онтологической полярности постижимого эмпирически «здесь-теперь-бытия» и постижимого логически «вне здесь теперь-бытия». По-видимому, эта гносеологическая полярность сохранится, философия и впредь не сможет отделить полюсы познания – эйнштейновское «внешнее оправдание» научных теорий – их экспериментальное, эмпирическое доказательство и «внутренне совершенство» – логическое выведение научных представлений о мире из максимально общих принципов.

– Ну ещё что-нибудь подскажите, чтобы вывести меня их этого состояния! – опять вскричал я, приходя в ярость.

– Попробуйте подпрыгнуть, – посоветовал мне фантом Юрия, – тогда, может быть, ваши члены деблокируются.

Я попытался это сделать, но ни один мускул на моём теле не пошевелился.

– И наконец, – слышал я всё тот же голос Луиджи, – Аксиологическая коллизия сущего и должного, или, как говорил Пуанкаре, изъявительного и повелительного наклонений, также окажется инвариантом: истина останется неотделимой от добра и красоты. Преобразование этих ценностей сохранит и, более того, углубит их инвариантную дополнительность.