***
И вот ты снова здесь – глазеешь на пресс-папье. Ты не ожидал услышать голос Бога, но он снова пришел, чтобы напомнить, что в тебе еще есть те черты, которые бы ты никогда не хотел потерять. Да, благодетели еще с тобой. Но что-то отравило твою душу, не так ли? Мельком вспомнились девушки, с которыми ты просыпался. Они так похожи на нее – каждая по-своему. Они как элементы одного созвездия, но самая яркая в нем она. Именно по ней и находится в сумерках весь узор, и именно она выводит на новые тропы.
Ты достаешь из ящика стола давно брошенную там бутылку. Из другого ящика достаешь стакан. Ты льешь темную жидкость в стекло, а потом в себя. Снова и снова. Горло не успевает остыть. Ты жадно заливаешь. Ты бесстыден. Одержимость на грани самоуничтожения.
Спустя час вид пустой бутылки приводит тебя в бешенство. Ты слишком пьян, чтобы контролировать свою манию. Ходишь и ходишь из угла в угол. Тебя почти не видно в темноте. Под тобой скрипят новые туфли. Когда-то всего этого у тебя не было, и ты готов все отдать, лишь бы снова вернуться в те дни. Но это невозможно. Можно написать новые в тех же местах и с теми же людьми, и через десяток лет память подменит карты.
Ты подходишь к панорамному стеклу. Под тобой сотни метров до свежего асфальта, аккуратно расчерченного дорожными службами на места для парковки. Здание светится, и ты видишь отголоски этого света. А перед собой видишь город, в котором нет ее – твоей Одержимости.
Ты со злостью берешь стул и впечатываешь его в стекло, но оно лишь упруго содрогается. Ты бьешь еще раз и еще, но оно и не думает разбиваться. Все стекла закрыты и лазеек нет. Все сделано так, что выпасть отсюда ни случайно, ни специально невозможно. Сначала ты не мог смириться с тем, что звонок был лишь случайностью, а теперь не можешь смириться с тем, что закончить свои страдания не проще, чем их пережить.
Ты бьешь и бьешь по стеклу, пока в голову не приходит мысль о том, что ничего случайного нет. Невозможно случайно набрать номер, который не использовался десяток лет. Фантастика на грани абсурда. Одержимость тоже хотела услышать его голос, но не нашла, что сказать, а ты, дурак, опять повелся, хоть и не в том, чего боялся.
Ты ставишь стул возле спинкой к окну, на котором остались лишь царапины, откидываешься назад, упираясь затылком в стекло. Смотришь в черный потолок. Боковое зрение раздражает свет настольной лампы. Пытаешься набрать нужный номер, но трубку уже никто не берет:
– На Урале уже раннее утро. Куда я звоню, дурак? – поругаешь ты себя.
Ты останешься ночевать прямо здесь, чтобы утром, спустя всего лишь несколько часов, проставить остаток подписей и увезти наверх. Утром ты все же дозвонишься до нее, и вы уже не будете друг другу врать, что где-то ошиблись. Вы не хотите искать ошибку, значит, нет никакой ошибки. Ты сделаешь ей самонадеянное предложение, на которое она ничего не ответит. Ты послушаешь ее дыхание в трубке и пообещаешь приехать. И только отключившись, ты поймешь, что период полураспада одержимости завершен. Теперь она совершенна, как тебе и хотелось. Она не вызывает трепета. Ты больше ее не боишься. Вот она – любовь. Наконец-то она пришла вслед за истерией и маниями. И она уже не требует ответа – она совершенна.
Заново дышать? Это приговор. Сладко пребывать в томительном ожидании того, что не наступит. И прелестно оправдывать этим свои срывы. Отгоняешь эту сиюминутную мысль. Ты выпьешь свой кофе, чтобы хватило сил на дорогу до дома, и, не ответив на вопрос коллеги, откуда взялись царапины на окне, отправишься к лифтам.
***
Самолет коснется взлетной полосы. Ты коснешься ее плеч. Да, она все так же прекрасна. Пальто на ней другое, но того же цвета, что и десяток лет назад. Чистый изумруд. Да, она все та же, только вот незадача – теперь она для тебя еще лучше, и из средства превратилась в единственно верную цель. Теперь ты готов реализовывать не свои мечты с помощью нее, а ее мечты с помощью себя. Так и проступает совершенство.