Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 3

Вера обрадовалась, что уже успела поделиться своими впечатлениями о праздничной службе в церкви, потому что с приходом на кухню хозяйки дома за столом могла говорить только она сама. После подробного пересказа всех последних новостей Галя перешла на историю жизни знаменитой таёжной отшельницы Анастасии.

Жизнь этой Анастасии была красочно описана в популярных книжках какого-то журналиста, умеющего хорошо угодить скучающему читателю. Любую новость можно сделать сенсационной, если в её повествование вложить тайный смысл.

Эта Анастасия, коренная жительница тайги, являлась последним представителем необычного сибирского племени людей, которые якобы были не от мира сего. Слушая Галину, Вера ясно представляла молодую красавицу Анастасию и её увлекательную судьбу. Конечно, ей хотелось бы тоже поприсутствовать при передаче информации с земли на небо через гудение высоких елей в сорокаградусный мороз.

Книжку об Анастасии Вера уже прочитала, потому что брат очень настаивал на этом. Саша был в восторге от идей этой отшельницы жить на природе и пользоваться натуральной магией в своих интересах, но Вера не нашла в этой книжке ничего, что захватило бы её воображение.

– Галя, – перебила она невестку, – что толку для тебя или для меня, если эта Анастасия знает больше небесных тайн, чем всё человечество вместе? Ведь мы не сможем бросить свои дела и забраться в Сибирь, чтобы спать в берлоге у медведя, медведей на всех желающих не хватит.

В разговор вступил задетый за живое Саша.

– Как ты не понимаешь, Анастасия открыла нам то, что мы живём неправильно и не пользуемся всеми благами природы, которые мы уже имеем или должны иметь. Эта необычная женщина показала мне мою мечту: основать мой фамильный дом на земле… с забором из кустарника.

– Этот кустарник должен иметь железные колючки, – с сарказмом произнёс Юра и демонстративно удалился в свою комнату.

Его примеру тут же последовала Марина.

Когда Галина с отшельницы переключилась на Сашу, который из-за своего немецкого языка забыл, что его семья сидит в нищете, то и брат ушёл в зал, повторяя вслух немецкие глаголы.

Учил брат немецкий из уважения к немцам, которые умели ценить честность и корректность в деловых отношениях, были послушны законам своей страны и процветали. Изучение немецкого языка и воспоминания о его поездке по Германии своеобразным манером согревали его душу, показывая, что невозможное в России возможно за её пределами.

Вскоре за праздничным столом остались только Вера и Галина. Чай допит, и говорить было не о чем. Вера вспомнила о талончике на переговоры с Карагандой, купленном ею заранее, и с разрешения Галины позвонила своим родителям.

 
                                          * * *
 

Разговор с мамой и детьми поднимал настроение женщины. Младшие дети учились хорошо, Витя выиграл олимпиаду по математике, и за это его побили одноклассники, а Таня написала прекрасное сочинение по литературе. Девочка львицей охраняла младшего братика от всего мира и от строгих воспитательных приёмов своей бабушки. Узнать, что в родительском доме царил прочный мир, было для Веры самым дорогим подарком к празднику Пасхи.

– Верочка, доченька, поздравляем вас с праздником! – продолжала разговор её мама. – Наш спаситель, Иисус Христос, Божий сын восстал из мёртвых, он своим воскресением дал нам надежду на вечную жизнь. Теперь мы уже помилованы Господом и стали детьми Бога.

– Мама, как-то ты странно стала говорить. Ты пошла в новую церковь? В какую, если не секрет?

– В нашу церковь Иисуса Христа. Церковь находится у нас во дворе. Знаешь, где был раньше детский садик? Там теперь проходят богослужения нашей пресвитерианской церкви «Радость».

– Мама, вы отобрали у детей детский сад и сделали себе церковь?! И как вам было не совестно? Значит, ты и мои дети посещают секту?

– Вера, я не настолько глупа, чтобы не отличить церковь от секты. Мы молимся Господу Иисусу Христу там, где нам определил Бог, а от садика уже давно остались «ножки да рожки», как от твоей больницы в совхозе Мирном. Зато теперь в здании бывшего садика люди прославляют Бога, мы с папой изучаем Божье слово, которого вы с Сашей не знаете. В церкви есть и детское служение, куда ходят и Витя с Таней. Витю каждый месяц там постригает …бесплатно… Сауле, жена проповедника Абая.

– Сауле? Она казашка?

– А что, только за русских Иисус умер на кресте?

– Мама, я прошу тебя, сделай так, чтобы мои дети ходили только в православную церковь.

Римма поняла, что Веру не переубедишь, и сменила тему разговора.

– Вера, расскажи мне хоть коротко о том, как идут твои дела по работе, если ли надежда на получение квартиры.

– Мама, мне в городском управлении обещают сделать приглашение как специалисту, и тогда у меня будет шанс получить квартиру. В посёлке Прибрежный нуждаются в педиатрах, там мне обещают дать временное жильё.

– А Саша с Галиной отдали тебе те деньги, которые они должны были отдать ещё два года назад?

Вера оглянулась по сторонам, на кухне она была одна.

– Мама, этих денег у Саши нет. Я не могу просить то, чего он не имеет.

– Ты не забывай, что любой долг платежом красен. Ты думай не о Саше, а о том, как тебе жить дальше. Мы молимся за тебя всей церковью, и Таня с Витей молятся. Они даже письмо написали в программу «Жди меня», чтобы ведущий этой программы нашёл тебя и привёл домой. Хорошо, что я это письмо перехватила. Витя так и думает, что ты бросила его из-за нужды.

Это были горькие слова, которые камнем легли на сердце, ведь на самом-то деле Вера бросила своих детей. Телефонная трубка лежала на рычаге телефонного аппарата, а эти слова продолжали звучать в её сознании, словно были сказаны на иностранном языке и нуждались в переводе.

«Неужели нет выхода? Нет, выход есть, только я его пока не знаю!»

Глава 3

После разговора с Верой по телефону Римма ещё долго обижалась на дочь, которая в заботах и проблемах забыла о том, что её родители недолговечны, что они сами остро нуждаются в помощи и понимании.

Приход в церковь «Радость» помог Римме с Володей по-новому взглянуть на жизнь и не бояться будущего. В этой церкви они обрели свою Божью семью, которую их дети считали сектой.

Римма сама удивлялась, каким сложным путём вёл её Господь, чтобы привести в ту церковь, где ей открылась благодать жизни со Христом.

Когда Римма вышла на пенсию, она вдруг потерялась, но не из-за наступившей нищеты, а от бессмысленности своего существования на земле. Дни проходили, словно им не было счёта. Если весной и летом все заботы были о даче, осенью – о том, как сохранить урожай, то зимой она чувствовала себя обделённой, словно её задвинули в угол, а жизнь проходила мимо.

С возрастом задумываешься о смертном часе как о неотвратимом событии, от которого не увернуться никому на земле. Как относиться к смерти, что будет, когда её не станет? Этому знанию не учили ни в школе, ни в московском институте марксизма-ленинизма, который в своё время Римма с отличием закончила. Получалось так, что её история жизни должна была оборваться на полуслове, и никому до этого дела не было!

Дети выросли, они разъехались по свету и не могли быть ей утешением в старости. Жаль, что у них жизнь не складывалась так хорошо, чтобы можно было за них радоваться и в старости спокойно умереть.

Как помочь детям, Римма не знала и не ведала. С переменами в стране пенсионные пособия были урезаны до прожиточного минимума, а все накопленные сбережения на старость были уже отданы детям, а снохе Галине и похоронные, когда она в последний раз их навещала, а после неё приезжал и Саша, который к тому времени уже растратил впустую сто тысяч долларов и остро нуждался в финансовой поддержке. Для сына Римма и Володя заняли денег у друзей.

Хорошо, что дача кормила, прибыль от продажи лука, петрушки, огурцов и помидоров помогла им рассчитаться с долгами, а Саша с Галей не долги отдавали, а оплачивали своей дочери Марине посещения ламы, что казалось Римме нечестно по отношению к ним.

Большой была обида на сына, Римме не давала покоя обида на сына, который больше заботился о родителях жены, чем о ней с Володей, а в последнее время к ней повадилась заходить в гости бывшая невестка сватов, чтобы рассказывать, как Саша покупал жилье не только теще и тестю, но и их родственникам.

И каждый раз напоследок незваная гостья сочувствовала Римме:

– Ох, уважаемая Римма Иосифовна, мои бывшие свёкры так плохо о вас говорили, что я была уверена, что вы не человек, а выжившая из ума ведьма, а ваш-то сын их просто боготворил, а вас-то с собой в Калининград поди не пригласил

Молча проглатывала Римма обиду, но виду не подавала, потому что очень жалела своего единственного сына. Но особо болела её душа за дочь.

Вера сама выбирала такие трудности, которые невозможно было преодолеть, но как уберечь дочь от собственных неразумных решений, а сына – от житейской слепоты, Римма не знала, хотя была готова за них отдать свою жизнь.

По зову сердца пошла в православную церковь.

Приход Риммы в церковь напомнил женщине её детство, тихие молитвы мамы и угрозы одинокой соседки о страшном суде для грешников. Тогда-то в молодости никого из её сверстников не пугал ад, а в рай они и сами не хотели. Теперь постаревшей женщине очень хотелось быть уверенной в том, что её изнурённая работой мама не истлела в гробу на степном кладбище, а живёт сейчас вместе с папой в раю, на небесах. Жаль, что батюшка о загробной жизни говорил вскользь, а вопросы задать было некому, поэтому Римма исправно ходила на воскресные службы и писала записки за здравие и за упокой своих родных.

Ходила Римма в православную церковь как на работу. Тяжело было стоять всю службу на ногах, но она стояла. Все ставили зажжённые свечи на подсвечник, и Римма ставила, все крестились, и она крестилась, все целовали иконы, и она целовала, как было положено прихожанам. Как все, женщина причащалась, только исповедоваться у неё не получалось искренне, зато на душе становилось спокойнее от молитвы священника, от песнопения церковного хора, правда, слова молитв разбирала она плохо.

Однажды Римма встретилась с женой дальнего родственника, сосланного в Казахстан из Украины, и пожаловалась, что молится она за детей, но всё понапрасну. Тут-то всё и прояснилось. Оказалось, что Римме, как польке, надлежало было посещать не православную церковь, а костёл. Своим первым приходом в костёл Римма была довольна. Молодой ксендз в первый её приход уделил ей гораздо больше внимания, чем батюшка в православной церкви, который её присутствия на службе даже не замечал.

Чтобы лучше познакомиться с Риммой, ксендз пришёл к ней в гости и на глазах удивлённого Володи окропил всю квартиру Шевченко святой водой, а примерно через год Римма узнала, что Бог не отвечает на её молитвы, потому что они с Володей не были венчаны! Женщина вдруг испугалась за свою супружескую жизнь без венчания также сильно, как человек, проклятый цыганкой. Уговорить мужа принять католическое крещение и обвенчаться с ней в костёле стало делом её жизни, но Володя на уговоры не поддавался.

– Римма, я крещён в православной традиции, и менять это крещение на любое другое не намерен.

После этих слов его спокойная жизнь закончилась. За завтраком он выслушивал угрозы жены, за обедом – её агитационные лозунги, а после ужина Римма сдавалась и снисходила до подхалимства. Проходило время, мужчина не собирался менять своего убеждения, и однажды терпение Риммы лопнуло, она объявила мужу молчанку! Тогда Володя обратился к жене с одним простым вопросом:

– Римма, а во сколько нам обойдётся обряд венчания в костёле? Ты же сама знаешь наши пенсионные возможности на сегодняшний день. Ты и так относишь в церковь гораздо больше, чем мы можем себе это позволить, зачем бедному отдавать последнее, когда время такое нестабильное?

– А затем, что так положено! Что может стоить наше венчания для ксендза? Ничего! Конечно, ты, Володя, и не сомневайся, я всё разузнаю, и тебе уже не отвертеться от венчания со мной!

Сколько стоит венчание, Володя так и не узнал, а Римма предпочла эту сумму сохранить в тайне. Не оглашая своего решения, женщина сама перестала по воскресеньям ходить в костёл, который находился на другом конце города.

Как-то весенним тёплым вечером Римму окликнула её коллега по работе, они разговорились как старые знакомые.

– Римма Иосифовна, а вы приходите в нашу церковь, которая открылась во дворе вашего дома, где раньше был садик. Там служит сейчас пастор Дэн, который приехал из Кореи по призыву Иисуса Христа, чтобы рассказать людям в Казахстане о благой вести. Не бойтесь, ведь приход в нашу христианскую церковь «Радость» может быть только добровольным. Я вас буду ждать у входа в церковь в это воскресенье.

Наступило воскресенье, Римма смело отправилась в церковь «Радость» на поиски Бога, отвечающего на молитвы матерей. На пороге её встретил сам пастор, а знакомая женщина проводила в зал для богослужений. Проповедь читал пастор Дэн, а после служения Римма обратилась к нему во время чаепития.

– Скажите мне, пожалуйста, пастор Дэн, какая церковь была бы более правильная для меня?

Ответ пастора из Кореи был простым и коротким: «Та церковь, которая преобразует вашу жизнь согласно заповеди Иисуса Христа».

Пастор церкви Дэн терпеливо учил верующих христианской истине, которая помогала в жизни и наполняла её смыслом. Римма очень хотела учиться вере вместе с мужем. Она настойчиво убеждала Володю посетить хотя бы одно воскресное богослужение в христианской пресвитерианской церкви «Радость», но все её попытки были бесполезны.

– Володя, ты не прав! Не принимать можно то, что ты сам изучил, а отвергать то, что даже не удосужился познать, – это удел дураков. Знаешь ли ты сам, кто такой Господь, как Он жил, что говорил?.. А если знаешь, то почему не ходишь в церковь? Ведь ты по воскресеньям сидишь дома, и не потому, что ты инвалид! Если православная церковь далеко, то давай пойдём в ту, которая близко… В церкви «Радость» я узнала, что и в нашей с тобой ситуации можно радоваться! Эту радость нам дал Христос! Володя, если ты боишься осквернить свою веру, то сиди дома, храни свою веру у себя за пазухой, а если хочешь знать, что думает о тебе Христос, то пойдём вместе на служение.

Нет, не из-за уговоров своей жены Володя пошёл в церковь «Радость», а для того, чтобы уберечь жену от вовлечения в секту, но на служении проповедь пастора о Божьей любви тронула его душу, ум и сердце. В тот день, когда он слышал, как вдохновенно церковь прославляла Бога, как со слезами молилась о прощении грехов, как просто говорил пастор о спасении во Христе и любви Бога Отца, то был потрясён, словно был слеп и прозрел.

– Это моя церковь, – сказал он Римме после служения. – Эта церковь не противоречит моей православной вере, она её укрепляет.

Ко времени приезда внуков Римма с Володей ходили в церковь, где никто не требовал перекрещиваться, а только подтвердить своё крещение, а служители учили верующих братьев и сестёр жить по любви к Богу и к ближнему, как к самому себе.

 
                                          * * *
 

В Калининграде наконец-то устоялось весеннее тепло. Пасхальная неделя закончилась, и начались будничные дни. Как-то раз Вера опять зашла к брату узнать новости о её возможности работать в Бельгии медсестрой, но звонков от представителей фирмы, ищущих средний медицинский персонал для работы за границей, не было, как и не было самой фирмы по указанному адресу, что выяснил брат самолично.

Вера поникла духом. Она сидела за столом, потупив взгляд, и сосредоточенно собирала в кучку хлебные крошки со скатерти. Через какое-то время к ней за стол подсела и Галина, даже ближе, чем этого хотелось.

Вера интуитивно почувствовала себя мышью в западне, но отодвинуться не могла, мешал подоконник. Краем глаза она видела, как Галя, наклонившись над столом, указательным пальцем подталкивала в её сторону какой-то листок бумаги, сложенной вчетверо. Бумага на праздничной льняной скатерти упиралась и не хотела плавно переходить границу между Галей и Верой, и тут Верой овладела тревога.

Виновато опущенная голова снохи, вчетверо сложенный листок были явно неспроста, и этот листок, который медленно приближался к ней, был очень похож на похоронку. Молчаливое напряжение становилось уже невыносимо. Вера взмолилась:

– Галя, что это значит? Что это за бумага?.. Она для меня?

Галя посмотрела на Веру ясным взглядом безвинной жертвы, но объяснять происходящее никак не осмеливалась.

– Да говори же, Галя! Что это за бумага? Эта бумага для меня? Что в ней?

Какую-то беду предвещал этот аккуратно сложенный листок. Вера приготовилась встать из-за стола, ей совсем не нужно было знать, что означал сей листок, ибо она не собиралась брать его в руки. Тут и Галина поняла, что так продолжаться больше не может, и, положа руку на сердце, заговорила.

– Вера, Верочка… ты знаешь… что мы тебя любим.

Час от часу не легче, в Верином сердце поселился ужас.

– Вера… нам пришла… эта… Ты помнишь, Катя уезжала в Андрюшино учиться?.. Так это квитанция за телефон. Верочка, твои переговоры с Андрюшино обошлись нам в 500 рублей. Мы не имеем возможности их оплатить!

Вздох облегчения потряс бедную женщину, ведь она уже приготовилась услышать что-то очень страшное.

– Ух, слава Богу! Ну, конечно, я с радостью всё оплачу. Только, прошу, не пугай меня так больше.

И вот удручённая Вера, понурив голову, идёт к автобусной остановке. Ей предстояло на двух автобусах добираться в свой Гурьевск, а в её дамской сумке лежали ненавистная платёжка за телефон, на оплату которой пойдёт половина её зарплаты, и две пышные сдобные булки, которые дала Галина на прощание.

Проходя мимо магазина, Вера услышала за спиной жалобный мужской голос:

– Женщина, подайте, милости ради.

Не обращая внимание на попрошайку, она продолжала идти по улице, словно ничего не слышала.

– Женщина, ну, пожалуйста, подайте на хлеб… Подайте, ради Христа. Кушать хочется.

Вера остановилась и укоризненно посмотрела на человека, который бессовестно просил у неё денег. Этим человеком оказался невысокий белобрысый мужчина, средних лет, который, видя, с каким вниманием его разглядывает вполне приличная прохожая, продолжал канючить: «Подайте, ради Христа».

В ответ лицо Веры недовольно сморщилось, и она махнула было на него рукой, как тут до её сознания дошла очень простая мысль, что её положение ничем не лучше.

– Я, господин побирушка, сама такая же нищая, как и вы! Но я милостыни не прошу, я работаю, с утра до ночи, за гроши! Знаете ли вы, что очень скоро мне негде будет жить? Может быть, вы меня у себя пригреете?.. А не начать ли нам побираться вместе?..

Тут белобрысый нищий растерялся, от лучей заходящего солнца его длинные белокурые волосы стали исключительно рыжими, а лицо странно вытянулось, как на иконах великомучеников.

Но Веру уже нельзя было не остановить, ей хотелось убедить себя и прохожих на улице, что не этот бродяга, а она нуждалась в подаянии!

– Хотите знать, сколько денег лежит в моём кошельке? Ровно столько, сколько стоят два билета на автобус, чтобы добраться до дома! А теперь я протягиваю руку, подайте мне для пропитания моих трёх детей!.. Я работаю, как чёрт в кочегарке, а не могу содержать семью!.. Уходите и не приставайте больше ко мне…

– Женщина, ну что вы так расстроились? Я же не бандит какой-нибудь, я кушать хотел… на хлеб просил.

Увидев толпу любопытных, голодный бездельник опустил голову и поковылял в сторону магазина, а Вера поплелась к автобусной остановке. Ожидая автобус, она успокоилась и тут вдруг поняла, что отказала голодному человеку в хлебе!

– Этот бродяга просил у меня хлеба. А я его обругала и прогнала, как приставучую собаку, а у меня в сумке лежат две булки сдобного хлеба!.. Выходит, что я отказала в хлебе не нищему, а самому Иисусу Христу!.. Я отказала нищему, потому что сама не верю, что даже с Божьей помощью смогу вернуть Гале деньги за переговоры!

От горьких мыслей женщине стало не по себе. Она была рада, что в подошедшем автобусе оказалось свободное место у окна. Автобус тронулся, и перед взором женщины замелькали дома и деревья, но Вера видела перед собой только образ нищего мужчины, рыжие волосы которого теперь казались ей золотым ореолом его святости.

– Я соврала несчастному человеку, умирающему от голода, что на моём иждивении находятся трое детей, а Таню и Витю кормят мои родители… А хлеб? В сумке у меня две булки, нам с Катей и за неделю не съесть!.. Как я могла отругать голодного человека только за то, что он попросил у меня хлеба! Да, это точно, это был Иисус… Он просил у меня хлеба, а я не дала! Как теперь жить дальше?

Как приговорённая сидела Вера в автобусе, как предавшая своего Господа. Внезапно прозвучал голос кондуктора, возвещающий конечную остановку. Женщина взглянула в окно и не поверила своим глазам. Это не был центр города, где стояла православная церковь и находилась остановка маршрутного автобуса в Гурьевск. Это была окраина Калининграда.

Что делать? Если возвращаться назад, то надо купить обратный билет в центр города, а это значит, что в Гурьевск ей придётся ехать если не «зайцем», то идти пешком.

– Вера Владимировна, как я вас сразу не узнала, – обратилась к ней кондуктор автобуса. – Это я, Гришина мама, вы лечили моего Гришку от астматического бронхита. Слава Богу, приступы удушья после лечения больше не повторяются… Сидим на диете, делаем гимнастику. Спасибо вам.

Благодарная мама Гриши разрешила Вере добраться до центра города бесплатно.

И вот площадь, где всего неделю назад так радостно провозглашали воскресение Христа, а теперь праздник закончился и радость померкла. Вера стояла на остановке, и горечь съедала её сердце. В противовес её тяжким думам радостно зазвонили церковные колокола, где-то за спиной послышались жалобные детские голоса.

– Тётенька! Тётенька, подайте на хлеб.

Вера быстро раскрыла сумку и в страхе, что опоздает, в спешном порядке вытащила из сумки румяную булку сдобного хлеба и протянула его уличным мальчишкам. Она лишь успела заметить их голодные взгляды, устремлённые на булку, … тут всё и закончилось. Вот дети были, и вот их не стало, как и булки в её руках.

Счастливая Вера возвратилась домой. Иисус дал ей второй шанс для спасения её души, и она его не упустила!

Эту историю о голодной попрошайке Вера рассказала своим коллегам по работе, но не было никого, кто бы разделил с ней счастье второго шанса.

Однажды к ней в кабинет после приёма детей заглянула детский невропатолог, Марина Петровна, но говорить о больных детях она не собиралась.

– Вера Владимировна, вы не знаете, куда подевалась наша заведующая поликлиникой, Елена Михайловна?

Так как этого Вера не знала сама, то с чистой совестью продолжила свою писанину, но Марина Петровна намёков не понимала и уселась на кушетку напротив врачебного стола.

– Я хотела бы прояснить ситуацию, Вера Владимировна, ведь ходят слухи, что Елена Михайловна, краса и гордость поликлиники, выехала из страны и теперь здравствует где-то в Бельгии. Представляете, какой пассаж? Наша Елена и в центре Европы! Я уверена, что её муж тоже в курсе таинственного исчезновения жены, но молчит ведь как партизан.

Марина Петровна имела о себе высокое мнение, хотя звёзд с неба не хватала и во всём соблюдала гармонию в направлении от хорошего к лучшему. Своей европейской внешностью она гордилась, считая себя эталоном классической красоты деловой женщины, и была довольна своими умственными возможностями. В стране кризис, а она как жила обеспеченно, так и живет.

Марина владела комфортабельным жильём, послушным мужем княжеской внешности, престижной специальностью детского невропатолога, а растить двух сыновей ей помогали родители. Больше всего на свете она не любила тех выскочек, которые опережали её в успехе. В своей жизни, как в шахматах, она была ферзём, держащем всех пешек под контролем.

Поменять Гурьевск на Брюссель было заманчиво, но Елена Михайловна её опередила, сделав шаг конём, и теперь она в Бельгии, а Марина в своей поликлинике. Как любому игроку, для победы ей не хватало фигур. Эту почётную роль она отвела новому педиатру, Лебедевой. Хотя Вера Владимировна разговор об исчезнувшей Елене Михайловне не поддерживала, Марина знала, как залезть людям в душу.

– Вера Владимировна, – начала она разговор, между делом просматривая статистический отчет по диспансерным группам больных детей с неврологией, – вы слышали, как хорошо устраиваются наши соотечественники в Бельгии. В этой стране население стареет и есть угроза полного вымирания, поэтому Бельгия открыта для всех желающих там жить! Задумайтесь, разве вам никогда не хотелось пожить цивилизованно?

Вера внимательно посмотрела на коллегу, и опять принялась дописывать истории развития детей с её участка, ведь такие знающие себе цену счастливые женщины, как Марина Петровна, ни в чьей дружбе не нуждались, если только у них не было для этого специальной причины.

– Если бы вам предложили поехать в Бельгию, – не сдавалась Марина, – где бы вас обеспечили жильём с отдельными спальнями для каждого ребёнка, выдавая ежемесячно социальное пособие, где бы вам гарантировалась нормальная жизнь, учёба, работа, то согласились бы вы принять предложение выехать за границу?

– Уважаемая Мария Петровна, это не имеет значения, потому что фирмы, которые занимаются перевозом людей за границу, спрашивают по тысяче долларов с одного человека, а у меня трое детей! Таких денег у меня нет.

– Вы не совсем правильно информированы. Я знаю фирму, где берут только со взрослого человека тысячу долларов! Только тысяча долларов – и вид на жительство в Бельгии вам обеспечен.

– Это фантазия, а я не фантазёрка.

– Но любая фантазия может стать реальностью, если немного подсуетиться! Деньги всегда можно занять… У вас есть родственники?

– При чём тут родственники? Нет, Марина Петровна, Бельгия не для меня. Я буду искать выход здесь, в Калининградской области.

– Если бы этот «выход» был в Калининградской области, то я бы знала об этом первой.

– Тогда что вас тут держит?

– Английский! Я учу английский язык и прохожу курсы физиотерапевта! Знаете. почему? Потому что я, в отличие от вас, думаю о своём будущем и будущем своих сыновей. Я уже подала прошение в канадское консульство для получения вида на жительство, как специалист в возрастной категории до 40 лет.

– Вы, Марина Петровна, мужественная женщина, но сколько вам лет?

Тут в кабинет зашла патронажная медсестра, и этот разговор закончился с нулевым счётом.

Погода на майские праздники напоминала тёплое лето в Сибири. Окна квартиры были открыты настежь, и весенний ветерок романтично раздувал тюлевые шторы, а Вера сидела на диване, уставившись в телевизор, который без устали пел и веселился, и от дум тяжелело на сердце.

Плата за квартиру заканчивалась уже через два месяца, а на продление контракта с её владельцами денег не было. Катя успешно сдавала экзамены и готовилась к выпускному, а на телеграммы с просьбой выслать денег на бальное платье дочери Женя не отвечал.

В конце апреля, заручившись бумагой из департамента, где утверждался Верин статус приглашённого в Калининград специалиста, комиссия при администрации пообещала в неопределённом будущем выделить семье Лебедевых одну или две комнаты в общежитии посёлка Прибрежный. Это было всё, что ей удалось сделать для воссоединения семьи.

В последнем разговоре с мамой родители поставили перед ней вопрос ребром, или-или. – Вера, послушай, мы с папой скопили немного денег. Этих денег хватит или на один год обучения детей в Караганде, или на их билеты до Калининграда. В любом случае мы на твоей стороне! Выбирай сама!

Этим выбором Вера мучилась уже неделю, а выбрать никак не могла. По телевизору показывали повторы первомайских парадов рабочих и крестьян, живущих в постсоветской стране, но красные колонны демонстрантов уже не настраивали женщину на решительную борьбу с капиталистами. Радостное веселье «Голубого огонька» угнетало, и к вечеру она выключила телевизор, чтобы, сидя на диване, уже не думать о главном: как ей жить дальше; а подумать, что приготовить на ужин.

Неожиданно в дверь постучали.

– Кто?

– Милиция.

Колени подкосились, сил выдохнуть воздух из лёгких не было. Катюша не ночевала дома! С Катей случилась беда! Сможет ли Вера эту беду пережить? Но, может быть, Катя ещё жива? Она в милиции? В больнице? Всё равно где, лишь бы была жива. Опять требовательно постучали.

«О, Господь, не допусти!»

Последнее, что Вера видела в дверном проёме, были две крупные фигуры, а потом потемнело в глазах, и Юре с Мариной пришлось уложить бледную тётю на диван. Выпив стакан с водой, женщина увидела над собой озабоченные лица племянников, которые пришли на репетицию семейного концерта, посвящённого юбилейному дню рождения Саши, так как ни у кого на подарок имениннику денег не было.

Репетиция концерта прошла на славу, а при прощании Юрик ещё раз извинился за свою неудачную шутку, от которой у его тёти до сих пор подёргивался глаз.

После ухода племенников ждать возвращения дочери становилось невыносимым испытанием. Что с ней могло случиться? Где она пропадала? Настала ночь, искать в городе пропавшего ребёнка, что иглу в стоге сена.

«Господи, помоги»!

Катя пришла во втором часу ночи. Она была пьяна в стельку, но это уже не злило её маму, ибо она радовалась, что дочь жива. Шутка племянников помогла познавать горе в сравнении. Укладывая дочь в постель, Вера радовалась, что Господь сохранил её от большей беды, потому что жалел её мать!

Утром следующего дня Вера сказала дочери то, что должна была сказать в любом случае.

– Катя, ты сегодня проснулась в луже собственной мочи, хотя, с твоих слов, выпила только бутылку пива «Балтика». Так как твой папа страдал алкоголизмом, то для тебя достаточно приёма небольших доз алкоголя, чтобы смело отправиться по папиным стопам. Ты думаешь, что алкоголизм тебе не грозит? Да, не грозит, если ты в своей жизни не будешь пить спиртного. Твой отец сдал разряд на мастера по тяжёлой атлетике, у него была недюжинная сила воли, но и он не смог избавиться от этого недуга. Ты скоро окончишь школу, и тебе предстоит самой выбирать, как жить дальше, и тебе самой отвечать за свои поступки.

Больше к этому разговору они не возвращались, потому что больше не было повода. Катя по вечерам серьёзно готовилась к экзаменам, которые сдавала на хорошо и отлично. Вера оплатила счёт за телефонные разговоры с Андрюшино со своей получки, Галя успокоилась, и их родственные отношения вновь потеплели.

Надо сказать, что в последнее время Саша уделял сестре больше внимания, чем прежде. Их разговорам не было конца и края, но тему детства брат с сестрой предпочитали обходить стороной. Вере нравились перемены в брате, хотя и радоваться тому, что Саша изменился в лучшую сторону через свою внезапную бедность, было грешно.