Меня, разбитого и потерянного, все еще задыхающегося от травяного пряного аромата, жена и сын обнаружили сидящим на первой ступеньке каменного постамента креста. Впрочем, можно сказать, что мы одновременно обнаружили друг друга.

Пребывая в состоянии борьбы неверия в увиденное с неодолимым желанием в то самое увиденное поверить, я забыл обо всем. В моем сознании полностью отсутствовало понимание – что я, где я, с кем я. Хватаясь за отголоски видений, за память о произошедшем, я пытался игнорировать свой настойчивый внутренний голос, насмешливо повторяющий: «Каков бред. Это надо же. Дом ха-ха», – и вдруг услышал знакомый смех.

Подняв голову, я увидел Евгению и Евгения. Они спускались по асфальтовой дорожке с близлежащего пригорка и направлялись ко мне.

В это мгновение моя память частично вернулась, а вместе с памятью пришло непонимание.

– Что вы там делали? – поднявшись на ноги, пробормотал я, когда посмеивающиеся родственники оказались совсем рядом.

– Ну и видон у тебя, – вместо ответа сказал Женька и, обращаясь к матери, добавил: – Я же говорил, что одного его лучше не оставлять.

– Что с тобой? – встревоженный голос Евгении мне совсем не понравился.

– Ничего. А что?

– Ты выглядишь так, словно опять свою бабу-ягу увидел.

– А до чего классно полынью пахнет, просто супер, – принюхавшись, сказал сын и вдруг вскрикнул: – А что у тебя с рукой?

– О, боже! – Женечка почти мгновенно оказалась возле меня, и взгляд ее, полный ужаса, поднявшись откуда-то снизу, замер на моем лице. – Тебе больно?

– В смысле – больно? – И я только сейчас посмотрел на свои руки.

Левая рука выглядела совершенно обычно, а вот на правой в районе запястья кожа казалась воспаленной, а силиконовый браслет, та самая флешка из Порт Авентура (я прихватил его на всякий случай, вдруг во время экскурсии понадобится записать еще что-нибудь), выглядел слегка оплавленным.

– О-па, – только и смог вымолвить я.

Скажу, не кривя душой, разглядывая свою руку, я одновременно переживал расстройство (очень небольшое) и… испытывал радость. Именно покраснение кожи и именно в районе запястья подтверждали, что недавние мои видения не только не являлись бредом, но и видениями тоже. А значит, с полным удовлетворением я мог сказать своему внутреннему голосу: «Вот тебе и дом ха-ха, лучше заткнись». Но, с другой стороны, вдруг покрасневшая рука требовала объяснений для моих близких, а сейчас говорить о случившемся я был не готов.

– Нет, вообще не болит, – сказал я, вращая ладонью.

И действительно, ни малейшего дискомфорта в руке я не испытывал. Да, голова слегка побаливала, меня немного тошнило, но об этом я предпочел не упоминать.

Я посмотрел на супругу и, пожимая плечами, добавил:

– Странно. Может, ударился обо что.

– Ужас, – резюмировала Женечка.

– Вот-вот, – поддержал ее сын. – Нужно было идти с нами, а не изображать из себя безмерно уставшего.

«Куда?» – хотел спросить я, но, к счастью, быстро сообразил, насколько неуместен мой вопрос. Он не только покажет, что я ничего не помню, но и усилит внимание к последним минутам, вместо того чтобы ослабить его.

– Да, наверное, да… – ответил я ничего не значащей фразой. – Ну, и как там?

– Милый домик, – Женечка посмотрела на пригорок, на вершине которого за кустами виднелось небольшое здание. – Кажется, там сейчас склад, а вовсе не часовня, как ты предположил. Все двери и окна закрыты.

Затем ее взгляд вновь стал испуганно-настороженным.

– Точно не больно? – спросила супруга, опять посмотрев на мою руку.

– Все нормально, – бодро ответил я.

Тему разговора нужно было срочно менять, но как? Я достал телефон, кинул взгляд на экран, и… мне пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть возникшую радость.

– Ого, через тридцать пять минут мы должны быть у канатной дороги, – воскликнул я.

– Уже так скоро?

Удивление и расстройство в голосе Женечки звучали настолько искренне, что я обругал себя за все еще ощущаемую радость.

– А мы сувениры еще купить не успели, – очень грустно добавила она.

И наше дружное семейство почти бегом направилось в сторону центральной площади, а это ни много ни мало около восьмисот метров, к счастью, по асфальтированной дороге.

Дальнейшее наше путешествие, в противовес насыщенной событиями первой половине дня, прошло без каких-либо эксцессов.

Сувениры мы все же купили, а спустившись по канатной дороге, обнаружили рядом с ожидающим нас автобусом улыбающихся Эльвиру и Алекса. Впрочем, мне настолько было ни до чего, что я даже их не заметил и на слова супруги:

– Вот какое хорошее настроение у людей, молодцы.

Ответил лишь:

– Да уж.

– Ты даже не знаешь, о ком я, – упрекнула меня Женечка, – за последний час твое «Да уж» прозвучало раз двадцать. Ничего другого сказать не хочешь?

– Да уж, – на автомате пробормотал я и, прежде чем осознал, что сказала супруга и что я ей ответил, услышал:

– Жень, садись со мной. Пусть отец едет один: очевидно, ему есть о чем подумать.

Я не возражал, я не извинился (а стоило бы), я просто сел в какое-то кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Следующие часы я ничего не видел, почти ничего не слышал и, кажется, мало что ощущал. Как альпинист любитель, я карабкался по отвесной скале своей памяти в надежде достигнуть вершины. Вершины, где смысл раскрывался и истина становилась понятной и непреложной. Но я то и дело срывался и падал вниз. Снова и снова я оказывался в самом начале своих воспоминаний —на смотровой площадке Монсеррат, рядом с крестом Святого Михаила.

Я видел, как небесная синева становится глубокой настолько, что кажется – воздух обретает плоть. Я слышал запах, густой, травяной и терпкий. Я ощущал давление того, не нашего, ставшего материальным воздуха, когда появившиеся безразмерные белые крылья пытались объять весь мир.

– Сэ-э-Фэн-н-Тар! – прохрипел за моей спиной умирающий голос.

Я обернулся.

Там, позади меня, точнее в той стороне, куда я теперь смотрел и откуда недавно, спустившись с гор, мы пришли, – гор больше не было. Точнее, горы там были, но это были уже другие горы. Они отдалились к горизонту и приняли вид пятизубчатого венца, чем-то похожего на растопыренные пальцы раскрытой ладони. И между той нереальной горной ладонью и местом, где я стоял (оно уже не напоминало смотровую площадку Монсеррат: полукруглое ограждение исчезло, трехступенчатый бетонный постамент пропал, а от креста остался лишь контур – неверный, дрожащий, источающий дымчатый свет), простиралась гладь кажущегося идеально круглым озера.

Но я слукавлю, если скажу, что произошедшие ландшафтные метаморфозы рассмотрел в подробностях: на самом деле я отметил их абы как, потому что рядом со мной происходили еще более нереальные вещи.

Чуть в стороне мятущийся воздух пульсировал и, поглощая изливаемый «крестом» свет, вершил чудеса: он выстраивал, вначале невесомую, кажущуюся иллюзорной, но через мгновение ставшую реальной женщину.

Стройная, с длинными и пушистыми волосами, она сделала шаг мне навстречу, и улыбка засияла на ее юном, но… в то же время таком не юном лице.

Растерянный, как болванчик, я даже не улыбнулся в ответ. Мое внимание почему-то было приковано не к приветливому лицу женщины, а к развевающемуся длинному нежно-фиолетовому ее платью, что последними мазками дорисовывал из небытия творец- воздух.

– Вы должны нам помочь! – негромко произнесла незнакомка, и я ощутил ее звенящие пальцы на своем правом запястье.

Несмотря на улыбку, слова женщины прозвучали почти как мольба.

«Вы должны нам помочь…» – фраза, ставшая проклятием на всю мою оставшуюся жизнь!

«Вы… должны… нам… помочь…»

Ничего другого женщина сказать не успела.

Послышалось негромкое: «Бе-е-е-е!», и в сопровождении черной вислоухой, той самой козы (мало ли коз в Испании…), раздирая воздушную плоть и превращая кошмарные мои мысли в реальность, из ниоткуда прямо к нам шагнула баба-яга.

Скрюченные пальцы старухи перехватили запястье уже не казавшейся юной, а выглядящей безмерно испуганной женщины и рывком разорвали связь между мной и незнакомкой.

Ведьма окинула насмешливым взглядом свою жертву, отчего та словно сжалась, и посмотрела на меня.

Она ухмыльнулась, погрозила пальцем и…

– Сэ-Фэн-Тар! – раздалось сразу со всех сторон.

Я услышал, как воздух сказал: «У-у-у-п!» Что-то горячее, почти как живой огонь, ударило меня по затылку, из ниоткуда проявился крест Святого Михаила, и я, растеряв все возможные мысли, пребольно шмякнулся задом на бетонный, холодный, словно монолитный кусок льда, постамент.

«Финита ля комедия!» – первой в моей голове насмешливо прозвучала именно эта жестокая мысль.

Я ее повторил и попытался прогнать.

«Каков бред», – продолжал насмехаться мой внутренний голос.

В ответ я назвал его (себя) идиотом и прошептал:

– Вы должны нам помочь…

Исчезнувшая картина тут же воскресла в памяти: испуганная женщина, ее отчаянный взгляд, усмехающаяся баба-яга и глумливое блеяние козы.

«Это надо же. Дом ха-ха».

Сила сарказма в мыслях моих нарастала, но я старался этого не замечать. Я хватался за вполне реальный горьковатый запах, ощущаемый мной даже сейчас, и повторял про себя: «Помочь… но как?»

И тут знакомый смех разрушил магию воспоминаний.

В мгновенье исчезло все, все кроме запаха. Терпкий аромат по-прежнему наполнял воздух, не позволяя забыть то, что случилось, и списать увиденное мной на очередной тепловой удар. Голова слегка побаливала, и меня тошнило.

Я открыл глаза.

Жена и сын спускались с пригорка и, посмеиваясь, приближались ко мне.

– Ну и видон у тебя, – через пару секунд скажет Женька.

Произошедшее на смотровой площадке я прокручивал в памяти бесчисленное количество раз: и в автобусе, пока тот увозил нас «домой», и в отеле…

– Ты сегодня спать собираешься? – около четырех утра окликнула меня проснувшаяся супруга.

Я сидел на балконе, как бы смотрел на движение небесных светил и как бы слушал морской прибой, хотя на самом деле многократно заново проживал вчерашний день.

…и на завтраке, и на обеде, и по дороге в аэропорт, и в аэропорту (к счастью, значительно меньше: предполетная суета меня всегда выбивает из колеи и очень сильно нервирует), и.… хотел было написать – в самолете, но нет, как раз в самолете я об этом вообще не думал, потому что…

Потому что именно во время полета вчерашняя удивительная история получила неожиданное продолжение.

А началось все с того, что наш лайнер, помахав на прощанье крыльями Барселоне, лег на свой курс, а я, за ночь глаз не сомкнувший, под его монотонное гудение уснул.

Причем, момент засыпания я помню совершенно отчетливо: в голове появилось ощущение перемешивания мыслей, их долгожданное растворение, и еще подумалось: «Наконец-то».

А потом я увидел те самые, уходящие в небо каменной дланью, горы. Я увидел круглое озеро, поверхность которого по-прежнему казалась недвижимо-зеркальной, и успел заметить, что меж вершин, так похожих на пальцы руки, четырьмя водопадами низвергаются вниз потоки воды. И тут меня подняло в воздух.

Странное ощущение – ужас вперемешку с восторгом. И этот восторженный ужас являлся ничем иным, как материализовавшимся внутри меня Ожиданием неотвратимого Чего-то. Но, как бывает во сне, я вскоре совершенно забыл и об Ожидании, и о неотвратимости Чего-то: я парил, поднимаясь все выше и выше, а вокруг меня, шелестя крылышками, очень похожими на стрекозьи, кружились десятки радужных «мыльных пузырей». Живых пузырей. Пузырей всевозможных размеров.

Помнится, я сильно удивился, разглядев эдакое чудо. Мне так хотелось потрогать их, но дух мой вдруг обрушился вниз. Я падал в водную бездну и думал о том, что нужно поглубже вдохнуть. Ожидание Чего-то с неотвратимостью смотрело на меня из глубины озера и шептало: «Не нужно: это всего лишь сон».

И меня объяла прохлада.

Вместе с прохладой пришла темнота, а спустя еще одно движение мысли они – темнота и прохлада – рассеялась. Я почувствовал жар и увидел пустыню.

Гигантские выгоревшие одинокие барханы, уходящие в бесконечность, и одинокий неугомонный дух мой, парящий над ними – странный тандем.

«Ты не один!» – вдруг услышал я голос.

Ожидание Чего-то вернулось в густом травяном аромате (…а до чего классно полынью пахнет, просто супер) и, подхватив меня, понесло.

Так я и летел сквозь все усиливающийся травяной запах снаружи, с ощущением нарастающего волнения внутри меня. И когда дышать уже, казалось, не было сил, впереди меж песчаных волн зародился серебристый всполох.

«Экая забавная штукенция», – подумал я, различив в серебристом нечто сверкающее на солнце кольцо, будто бы кто-то обронил между барханами гигантский искрящийся хула-хуп.

Как и бывает во сне, удушающий аромат и породившее его Ожидание Чего-то были тут же забыты, а я, увлеченный новым открытием, продолжал лететь все дальше и дальше, пока не разглядел в слепящем сверкании бегущую по кругу воду. Передо мной, громко журча, бежал ручей. Ручей, не имеющий ни конца, ни начала. Впадающий сам в себя ручей.

«Вау! Вот это здорово!» – подумал я.

И все! Больше я думать не мог! Ни о чем!

Забытый было запах травы ударил в мозг и растворил в себе все возможные мысли, а вернувшееся Ожидание Чего-то прошептало: «Прости…» – и исчезло. Уже навсегда.

Я увидел…

Огромный лысый розовый Кот сидел на песчаном взгорке рядом с невероятным ручьем, а в самом ручье, уронив голову на грудь, стоял на коленях человек. Мужчина. Голый.

Движение мое почти прекратилось, и дух мой словно завис в воздухе. В этот момент мужчина поднял голову, распрямил спину и посмотрел в мою сторону, но взгляд его прошел сквозь меня.

– Нет и не бу-у-у-удет… – прошептали дрожащие губы.

Мужчина рыдал.

«Не будет чего?» – хотел спросить я, но дух мой, точно подхваченный порывом ветра, был поднят вверх и через мгновение низвергнут в воду ручья.

И вновь темнота, и снова прохлада, и…

БУМ! БУм! Бум! бум!

БУМ!!

…и я ощутил страх.

Не свой страх. Не страх внутри меня. Страх жил снаружи, и он источал запах смерти.

Я увидел гору тел, тел человеческих, голых, бледных и истощенных. Я видел, как гора росла и росла, как еще и еще когда-то люди сыпались на нее сверху. Они катились друг по другу, они размахивали иссушенными конечностями, они смотрели мертвыми глазами, они…

Что-то пыталось выбраться из-под страшного человеческого завала! С самого низа, расталкивая неживые тела, что-то вырывалось на волю!

То был человек, такой же голый, но… живой?

Живой, судя по цвету кожи. Живой, судя по ярости в его глазах. Живой…

Я УЗНАЛ ЕГО!

То был человек, из ручья!

И я растерялся. Я испытывал желание что-нибудь сделать, желание хотя бы что-то прокричать, но голоса не было и возможности сделать что-то у меня не было тоже: мой дух не подчинялся моему разуму. Его, дух мой, опять поднимало вверх, все выше и выше. А в воздухе, наполненном шипящими, звенящими, взрывающимися энергиями разных цветов – энергиями, так похожими на разноцветный несущий радость салют, царило безумие. Вокруг меня то и дело возникали все новые и новые разноцветные вспышки, десятки, сотни, тысячи вспышек, и целью каждой из них было – убить!

Убить! УБИТЬ! У-Б-И-Т-Ь!!! Темное, туманное Нечто, высотою до неба

Я увидел женщину, парящую высоко-высоко, женщину не от мира сего, женщину, окутанную в гнев из молний. Энергетические потоки струились вокруг нее и с яростью вселенной били в то самое туманное Нечто.

«Воздаяние!» – подумал я.