– По словам экскурсовода, эта… – тут он заглянул в телефон, что-то там прочитал и, пытаясь изобразить иностранный акцент, произнес: – АНСИАНА – достаточно известный местный персонаж, и не только из-за своей внешности. Местные жители уверены, что она… – сын опять заглянул в телефон и прочитал другое слово: – БРУХА.

Возможно, эта забавная и специально подготовленная интермедия должна была меня развеселить, но мне почему-то смешно не стало. Наоборот, я ощутил, как тревога, покинув место своего зарождения в области сердца, опустилась в живот, и оттуда ее щупальца стали расползаться по всему телу.

– Ты хоть понял, что он сказал? – спросила наблюдавшая за мной Евгения.

Ее только что веселая улыбка продолжала оставаться на губах, но в темно-карих глазах веселости уже не было.

Я молчал, и жена, не дождавшись ответа, добавила:

– Бабка твоя – ведьма.

6

Вот и настал момент напомнить о еще одном определении чуда: «Нечто необычное, объект, субъект или явление, вызывающее удивление, восхищение своими качествами».

Почему именно сейчас я решил вспомнить об этой фразе? Да потому, что минут через тридцать после того, как мы покинули злосчастный поселок с «живой» Каталонией и не менее живой бабой-ягой, километров за десять до автострады это чудо нас и поджидало.

Вспоминая те самые полчаса, я с сожалением должен отметить, что для меня они прошли под знаком: «Бабка твоя – ведьма!»

Не то чтобы я сильно рефлексировал по поводу смысла этой фразы, но настроение мое было далеко не лучшим. Я ощущал себя словно замороженным, погруженным в вакуум безмыслия, с пульсирующей где-то в глубине того вакуума нервозностью. Перманентное ожидание «чего-то» не отпускало меня ни на миг. Именно поэтому (другого объяснения просто не приходит на ум) я умудрился пропустить мимо ушей крайне интересную историю. Историю, рассказанную Эльвирой после того, как наша туристическая команда заняла места во вновь прибывшем автобусе и Эльвира представила нового водителя:

– Прошу любить и жаловать, это Алекс, замечательный водитель и прекрасный человек. Мы с ним не один десяток экскурсий провели вместе.

– Здра-ствуй-тэ, – кивнул всем нам улыбчивый белобрысый поляк лет тридцати и добавил, уже обращаясь к Эльвире: – Спасыибо болшое.

И вот тогда-то Эльвира объявила, что считает себя обязанной дать пояснения ситуации, невольными заложниками которой мы все стали.

Именно те пояснения, именно в тот момент, и прошли мимо меня. Осмыслил я их (хотя, можно даже сказать, что впервые о них узнал), лишь на следующий день, ближе к вечеру, когда наша семья уже находилась в аэропорту.

В ожидании своего рейса мы сидели в кафешке, пили кофе и перекусывали вкуснейшими бутербродами с вяленым мясом. Я и Евгения неспешно беседовали об удавшемся (и тут наше мнение полностью совпало), отпуске, ну, а сын наш не только променял бутерброды на сладкие круассаны, но и, отгородившись от всего мира, в том числе и от нас, своими нереально огромными наушниками, участия в разговоре не принимал.

– С одной стороны, конечно, жаль испанца, – вдруг произнесла Евгения, – но не стоило ему так поступать.

Я с непониманием воззрел на супругу и заметил, что она с вновь вернувшимся интересом поглядывает в сторону магазинов duty free. Почему с вновь вернувшимся? Да потому, что, казалось бы, испытание дьютифришным шопингом мы уже успешно прошли, после чего отдыхали от него в кафе, но… вот поди ты.

– Ты вообще о чем? – спросил я.

Но супруга словно меня не слышала и продолжала свою, непонятную мне мысль.

– Даже интересно, что такого он должен был… – на пару мгновений повисла пауза, и по движениям Евгении я понял, что еще секунда, другая – и желание шопинга одержит победу, – привезти родственникам, – наконец закончила она.

– О чем ты? – спросил я, повышая голос.

Медленно, словно с неохотой, Евгения перевела взгляд на меня и, пожав плечами, ответила:

– Да о водителе, об испанце. Ты уже забыл, что ли, о чем говорила Эльвира?

Не вдаваясь в подробности нашего дальнейшего разговора, по большей части состоящего из непонимания, удивления и междометий, я лишь скажу, что супруге вместо шопинга пришлось заново пересказывать мне вчерашние откровения Эльвиры.

Как ни странно, я узнал для себя много нового, и та узнанная мной информация, наконец-то, позволила сложиться в моей голове мозаике всех произошедших событий. Хотя, с другой стороны, все та же информация породила новые вопросы. Вопросы, на которые я до сих пор не знаю ответа.

Впрочем, обо всем по порядку.

Начало истории было положено той самой ночью, когда мы, безмерно уставшие, возвратились из парка развлечений Порт Авентура. Именно под утро выяснилось, что назначенный на нашу экскурсию автобус сломался. А поскольку у туристической компании свободных автобусов не оказалось (все имеющиеся уже были расписаны по своим маршрутам), то отчаянную ситуацию спасли их партнеры из Жироны. Вот поэтому именно оттуда наутро к нашему отелю подъехал автобус с недовольным водителем. О том, как это происходило, я уже подробно рассказывал, а потому сейчас лишь поведаю о причине недовольства испанского водителя.

Надо сказать, что причина для его недовольства действительно имелась, а как по мне, так была она очень даже внушительной. Оказалось, что ради нашей экскурсии испанца лишили законного выходного и вместо запланированной им поездки к родственникам он был вынужден отправиться на Монсеррат. Именно об этом так эмоционально сообщил испанец Эльвире во время памятной «грозовой» сцены в автобусе.

И тут я должен заметить, что, не окажись водитель предприимчивым малым, ничего из случившегося в дальнейшем, конечно бы, не произошло. Но этот громко кричавший на испанском языке человек решил ни в коем случае не отказывать себе в поездке к родственникам (с его слов, он должен был передать им что-то до крайности важное) и вознамерился совместить нашу экскурсию со своими интересами. Думаю, задумка испанца вполне могла бы увенчаться успехом, не будь с нами столь опытного экскурсовода, как Эльвира. Она тут же заметила, что автобус втихаря свернул с автострады и, можно сказать, поймала водителя «на месте преступления».

Собственно говоря, на этом объяснение приключившихся непонятностей можно было бы и закончить, а поломку автобуса и последующую встречу с бабой-ягой, выгуливающей коз, принять как простую случайность. Да, можно было бы…

Но…

Итак, в состоянии безмысленного вакуума я провел где-то минут тридцать, на протяжении которых новый автобус под управлением Алекса, наконец-то, двигался в сторону Монсеррат. Точнее, сначала он направлялся к автостраде, что стала для нас поворотной и определяющей точкой путешествия.

Эльвира что-то вещала; Евгения, как и большинство наших сотоварищей, ее вроде бы слушали, Женек, сидя с закрытыми глазами, по-прежнему слушал в наушниках что-то свое, а я…

Я не слушал, не думал и, глядя в окно, ничего не видел – в общем, был не в себе.

Фраза, вернувшая меня в реальность, звучала примерно так: «Когда же это закончится?! Это форменное проклятие, а не экскурсия!»

Почему я говорю, что «примерно так»? Да потому, что первая часть той фразы, проткнув вакуум моего безмыслия, словно иголка воздушный шарик, осталась лишь отголоском где-то на периферии восприятия. Но ее продолжение, женскоголосое, вибрирующее, возмущенное буквально впечаталась в мое ожившее сознание.

– …Это форменное проклятие, а не экскурсия!

Вот ключик к двери, за которой скрывалась моя получасовая нервозность. Теперь дверь раскрылась и окутанное ледяной дымкой ожидание «чего-то» вырвалось наружу.

В следующую секунду я одновременно услышал множество недовольных голосов и осознал, что автобус стоит. Еще через мгновение я заметил удивленный и вроде бы испуганный взгляд Эльвиры. Экскурсовод смотрела на водителя, а тот, действительно казавшийся растерянным, глядел на Эльвиру.

Не понимая, что произошло, я спросил у супруги:

– Что случилось?

На лице Евгении промелькнула досада, а в голосе, как мне показалось, слышалась обреченность.

– Ну что… кажется, приехали. – Женечка тяжело вздохнула. – И этот автобус сломался.

Я хотел было уточнить, что она имеет в виду, но тут раздалось чуть слышное «Бе-е-е… Бе-е-е-е» – и я окончательно вернулся в реальность.

– Давайте не будем нервничать, – облачившись в броню спокойствия, ко всем нам обратилась Эльвира. – Сейчас мы со всем разберемся.

Но голос ее утонул в возмущенных выкриках.

– Сейчас! Мы! Во всем! Разберемся! – уже в микрофон, заглушая недовольные голоса, объявила экскурсовод. – Пожалуйста, без паники.

И, открыв дверь автобуса, Эльвира вышла на улицу. Следом за ней поспешил Алекс.

– Бе-е-е. Бе-е-е-е… – теперь уже громко слышалось сквозь открытую дверь нашего незадачливого транспорта.

Если бы я сказал, что народные волнения улеглись в ту же минуту, я бы сказал не совсем правду. И хотя громкость и хаотичность выкриков действительно пошли на убыль, среди нас оказались несколько особенно возмущенных товарищей, что с лихвой компенсировали угасание массового недовольства. Впрочем, мне было не до того.

Слыша, но не слушая всполохи возмущенных возгласов, я поспешил пересесть в другое кресло, через проход от моего, где у окна, с правой стороны автобуса, сидел Женька. Кажется, наш сын был единственным человеком, кого вообще не интересовало, едем мы или стоим: его глаза по-прежнему были закрыты, а в наушниках играло что-то из терабайта любимой музыки.

Я выглянул в окно.

Коза. Угольно черная, вислоухая, с рогами, напоминающими бесструнную дьявольскую лиру…

«Неужели та самая? – спросил я себя и поспешил ответить: – Конечно же, нет, мало ли коз в Испании».

…метрах в двадцати от автобуса, там, где начиналась плантация каких-то кустов, стояла по колено в траве, пристально смотрела в нашу сторону и через равные промежутки времени разговаривала.

– Бе-е-е.

Я почувствовал, как внутри моего позвоночника зазвенел электрический импульс.

– Бе-е-е-е.

Взгляд козы пересекся с моим, и в том взгляде я вдруг узнал бабу-ягу.

Послышался тончайший свист, электричество пронзило мой позвоночник и, достигнув пальцев рук, скрючило их.

– Бе-е-е. Бе-е-е-е.

И тут…

– Мам, глянь. Это та коза, помнишь? – послышался детский голос из глубины салона.

– Какая? – переспросило недовольное сопрано.

– Ну, та… сегодня днем мы видели. Их там три штуки было. И бабушка еще злая сидела.

– Ой, не выдумывай, – с еще большим недовольством ответила женщина. – Никакая она была не злая. И коза эта другая: мало ли коз в Испании.

Это, повторившее мою мысль, «…мало ли коз в Испании», – помогло мне избежать приближающегося ступора.

«Мало ли коз в Испании», – повторил я еще раз про себя и встряхнул за плечо сына.

Точно в замедленном фильме, Женька сначала снял наушники, затем так же медленно открыл глаза и еще медленнее повернулся ко мне. В его сонно-сонном взгляде застыл вопрос.

– Жень, как ты думаешь, это та же коза, что мы недавно видели, когда вышли из первого автобуса? – полушепотом спросил я, кивая в сторону окна.

Все так же медленно сын повернулся к окну, бросил на улицу мимолетный взгляд, еще медленнее вернулся взглядом ко мне и, кивнув, ответил:

– Да.

После чего он замер все с тем же сонно-сонным видом, а я не знал, что ответить. Это его «Да» вернуло ушедший было ступор, и теперь я с каждой секундой погружался в него все глубже.

К счастью, погружения до конца не случилось: его остановило поведение все той же козы. Она «вдруг» почти вскрикнула на своем козьем языке и отчаянными прыжками отскочила метров на двадцать в сторону.

С каждой ее подпрыжкой мое состояние «не в себе» ослабевало, а когда из кустов все так же «вдруг» выбежала маленькая девочка, меня полностью отпустило.

Еще более неожиданным, чем появление «из ниоткуда» одетого в ярко-розовое с белыми рукавчиками платье ребенка, для меня стало «вдруг» возникшее состояние облегчения. Именно его, физически ощущаемое и ничем не обоснованное, я бы и назвал чудом, но настоящее «чудо», точнее фейерверк «чудес» случился спустя пару мгновений.

Я видел, как девочка, провожаемая разъяренным взглядом замершей невдалеке черной козы (разъяренный взгляд козы – это надо же, что мне померещилось), подбежала к Эльвире и Алексу и несколько минут достаточно живо о чем-то им говорила.

В момент этих переговоров девочка стояла ко мне спиной, и видел я лишь ее активно жестикулирующие руки, кукольно-розовое платье, белые гольфики и…

…и ощущал какую-то неправильность, непонятность – не знаю, как сказать, но что-то не складывалось у меня в голове. Когда же минуты через две Алекс буквально запрыгнул на свое водительское место и девочка, провожаемая Эльвирой, вслед за ним зашла в салон, непонятность исчезла, но ощущение неправильности лишь усилилось.

Девочка оказалась не девочкой, а очень маленькой женщиной, уже даже не средних лет, одетой в девочкинскую одежду. Ее прическа – два хвостика, перехваченные ярко-розовыми резинками – показалась мне в этот момент запредельно гротесковой.

Похоже, столь неожиданное «превращение» ребенка в пожилую необычную женщину произвело впечатление не только на меня. В салоне повисла такая же необычная тишина ошеломления, и в той тишине «вдруг» автобус завелся.

То, что наш транспорт пришел в движение, я осознал лишь спустя пару секунд, когда до моего слуха донеслось отчаянное:

– Бе-е-е-е!

«Вот тебе и „Бе-е-е“», – подумал я, испытывая на фоне окрыляющего того самого облегчения прилив непонятной радости.

Почти сразу же я вернулся на свое место.

– До чего необычная и интересная женщина, – прошептала Евгения.

Я ответил лишь:

– Да уж.

И не стал говорить о том, насколько пристально эта интересная женщина посмотрела на меня, когда воробушком вспорхнула в автобус. Ее взгляд, в отличие от взгляда бабы-яги, у меня тревоги не вызвал, но пробудил не меньшее смятение. И это смятение мне не давало покоя до того момента, как вслед за чудесами, о которых я только что рассказал и каковые вполне можно списать на мое излишне живое воображение, не пришла пора чудес явных.

«Сверхъестественное явление, вызванное вмешательством божественной, потусторонней силы» – именно это ожидало нас впереди.