Приговор при свечах / Judgment in candlelight

1.4. Некоторые особенности культуры уголовного правосудия

Отечественное уголовное правосудие, на взгляд автора, сохраняет некоторые элементы, подходы и принципы древнееврейского права, провозгласившего право человека на своё свободное самоопределение; византийского права, утвердившего неравенство; а также славяно-русских общинных обычаев. Чем обнаруживает своё исходное культурно-правовое начало и в первую очередь – славяно-русский общинный строй, имеющий древнейшие корни.

Совокупное исторически нелинейное воздействие восточных и западных правовых традиций повлияло на формирование элитарной культуры российского уголовного правосудия не без издержек – с преобладанием власти над законом. Эта историко-юридическая тенденция внутриполитического характера закрытого общества нашла своё выражение, наряду с общим порядком судебного разбирательства, в некоторых особенностях уголовного процесса, составивших с начала ХХI века особый порядок судебного разбирательства, заключающийся в возможности постановления обвинительного приговора суда без проведения судебного разбирательства.

Консервативная идеология неравенства, выраженная в особом порядке, стремится изменить в массовом сознании современного общества отношение к уголовному правосудию, допускающему сделку с подсудимыми, согласившимися с обвинением или к сотрудничеству. Поощряя только за это ограничением предполагаемого наказания, которое в таком случае не может превышать двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление. То есть, послабляя уголовную ответственность обязательно реальным смягчением уголовного наказания, назначение которого в общем порядке судебного разбирательства возможно лишь после состязательной процедуры судебного доказывания и установления виновности в совершении преступления, а не до того, особый порядок представляется крайностью в отступлении от правовых идеалов. При этом обращение к массовому сознанию, в котором личность растворена, обусловлено тем, что согласие на особый порядок вынесения в отношении себя заведомо обвинительного приговора может допустить, за редким исключением, зависимый человек с подавленной волей, либо под принуждением.

В особом порядке проведения судебного заседания и постановления обвинительного приговора судья не проводит исследование и оценку доказательств, собранных по уголовному делу. При этом могут быть исследованы обстоятельства, характеризующие личность подсудимого, и обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание.

Законодатель предлагает ограничиться формально-субъективным согласием подсудимого с предъявленным обвинением, что допускает предположение о признании вины в преступлении, однако для постановления обвинительного приговора в особом порядке признание вины не требуется.

Таким образом, при юридически формальной процедуре постановления обвинительного приговора, основанного на предположении о виновности подсудимого в инкриминируемом ему деянии как преступном, в силу его согласия с предъявленным ему обвинением, – уголовное наказание отбывается им реально. Такое неравновесное положение обвинения и защиты может носить временный «военно-полевой» или переходный характер, демонстрируя усиление борьбы с преступностью за счёт уголовного правосудия, упрощая процедуру там, где осуществляется само правосудие. То есть, в конечном итоге, – за счёт общества.

В этом отношении традиционная культура постепенно утрачивает своё влияние в связи с фактическим отказом от преемственности и опыта предыдущих поколений. Воля представителей власти, выраженная в уголовно-процессуальном законе, принятом в конце 2001 года, раскрывает параллельную реальность, возникшую в период становления Московской Руси (XIV–XVII вв.) в результате замещения идеи государственной независимости – имперской идеей. Заимствованный древний тип культуры реализован в новом по форме законе, предлагающем единственную истину, не нуждающуюся в критическом осмыслении и состязательном подтверждении, – обвинение, выдвинутое следственными органами в некотором деянии (действии или бездействии), по их мнению – преступном.

Между тем, в правовой реальности основная функция культуры остаётся гуманистической и основной принцип правовой культуры прежним – добровольное исполнение законов в силу их разумности и целесообразности. При условии возможности реального выбора в пользу раскрытия творческого потенциала свободной личности в целях поиска смысла жизни и деятельности с помощью критического мышления человека. На основе демократического общественного и государственного устроения и соответствующей правопорядку культуры.

Культура как лучший и проверенный временем способ общественных отношений выделяет правовую культуру как способ выживания человека с помощью «культа» права. «Служителями культа права» являются представители государственной власти, в том числе судебной, а предоставляет им возможность служения многонациональный народ Российской Федерации – носитель суверенитета и единственный источник власти в России. Именно народ осуществляет свою власть непосредственно и формирует право. Интересы народной власти – демократии составляют смысл и цель культуры правосудия и выражаются в общепризнанных гуманистических ценностях, перечисленных и гарантированных Конституцией РФ.

Так, Конституция РФ во второй главе провозглашает, что в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права. Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием.

Правосудие в Российской Федерации обязано обеспечить:

– равенство всех перед законом и судом;

– право на жизнь каждого человека и гражданина;

– достоинство личности, для умаления которого ничто не может быть основанием;

– право на свободу и личную неприкосновенность каждого человека и гражданина;

– право на неприкосновенность частной жизни, право на личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени;

– право на жилище и его неприкосновенность;

– право каждого, кто законно находится на территории Российской Федерации, свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства;

– право свободно выезжать и беспрепятственно возвращаться в Российскую Федерацию;

– свободу совести и свободу вероисповедания;

– свободу мысли и слова;

– право на объединение, включая право создавать профессиональные союзы для защиты своих интересов;

– право собираться мирно, без оружия;

– право участвовать в управлении делами государства, кроме граждан, признанных судами недееспособными, а также содержащимися в местах лишения свободы по приговору суда;

– право участвовать в отправлении правосудия;

– право частной собственности, в том числе на землю;

– право на труд и вознаграждение за труд;

– право на социальное обеспечение;

– право на охрану здоровья и медицинскую помощь;

– право на благоприятную окружающую среду;

– право на образование;

– право интеллектуальной собственности, свободу творчества, доступ к культурным ценностям;

– защиту прав и свобод человека и гражданина, право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом;

– право на рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом;

– право на получение квалифицированной юридической помощи;

– право считаться невиновным, пока виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого (презумпция невиновности);

– право на пересмотр приговора вышестоящим судом и право просить о помиловании или смягчении наказания;

– право не свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников.

Эти и некоторые другие положения, содержащиеся во второй главе Конституции РФ, составляют основы правового статуса личности в Российской Федерации и не могут быть изменены иначе как в порядке, установленном Конституцией РФ.

Особый порядок, позволяющий при формально-юридическом подходе постановить только обвинительный приговор без реализации общепризнанных принципов и норм международного права, оказался способным в экспериментальном режиме генерировать в исторической реальности имперскую идею. В складывающейся уголовно-процессуальной ситуации, критической для обвиняемого, соглашаясь с обвинением в преступлении или к сотрудничеству со следственными органами, гражданин отказывается защищать себя всеми законными способами, комплекс которых задействуется при исследовании доказательств, в особенности презумпция невиновности. Причины такого отказа от защиты – официально неизвестны, поскольку судья в особом порядке не обязан разъяснять подсудимому презумпцию его невиновности.

Данное явление в историко-философском и правовом смыслах дискредитирует культуру правосудия как гуманистическую систему ценностей. Одновременно этот феномен сигнализирует участникам так называемой сделки с правосудием о неотвратимости последствий нарушения прав человека, как для самих «соучастников», так и для общества в целом, являясь опаснейшим элементом человеческого общежития.

Вероятно, скрытым началом упрощенной судебной процедуры является утилитарное мышление, реализация которого на практике не позволяет раскрыть неочевидное преступление без признания вины – «царицы доказательств».

Так, на предположении двух нетрезвых женщин арестовали невиновного человека, которого те никогда не видели и не знали. Около шестидесяти дней и шестидесяти ночей мужчину содержали в следственном изоляторе с целью получить от него признание в убийстве подружки этих двух женщин. При этом сотрудники оперативно-следственной группы убийцу и тело убитой не искали, полагая, что убийство раскрыто ими «по горячим следам». Правоохранители два месяца пытались получить сведения о трупе убитой и доказательствах убийства от обвиняемого ими в убийстве, которого тот не совершал. Тело потерпевшей с помощью такого тюремно-кабинетного метода сыска не нашли, а доказательства её убийства искал суд, только в отношении другого человека, совершившего убийство. По этой причине невиновного освободили из тюрьмы, но не в связи с отсутствием в материалах уголовного дела доказательств его вины. Никто не понёс никакой ответственности, кроме виновного в убийстве, приговорённого судом к длительному сроку лишения свободы. Причём, убийство раскрыла другая женщина, назовём её Клавдией, которая сначала интуитивно, а затем достоверно вычислила убийцу. Критическое мышление Клавдии протекало совершенно независимо от деятельности правоохранителей, направленной исключительно в отношении невиновного гражданина.

Следует заметить к вопросу о доверии граждан, что правоохранительные органы Клавдия информировала анонимным письмом, не желая раскрывать себя. А в судебном заседании по личной инициативе Клавдия открыто изобличила убийцу, сообщив суду, что это она написала письмо. При этом Клавдия озвучила содержание своего письма, которое не раскрывалось по причине неизвестности источника осведомлённости. Показания Клавдии в суде заложили основу обвинительного приговора. Такое неожиданное событие, произошедшее в ходе судебного разбирательства, побудило особо опасного рецидивиста признать свою вину в убийстве и дать показания по существу дела^[8].

Краткое описание псевдо метода предварительного расследования убийства, при котором цель не оправдала средства в связи с ошибкой в субъекте преступления, позволяет допустить влияние утилитарного мышления в правоохранительной деятельности и объясняет вынужденные действия законодателя. Эти действия выразились в снятии запрета на постановление обвинительного приговора без исследования доказательств, без судебного доказывания и без проведения судебного разбирательства в общем порядке. Тем самым государство в своём отношении к человеку, согласившемуся с обвинением в преступлении или к сотрудничеству в целях содействия следствию в раскрытии и расследовании преступления, изобличении и уголовном преследовании других соучастников преступления, розыске имущества, добытого в результате преступления, – определило его средством в достижении целей уголовно-правовой политики в борьбе с преступностью.

Обращает на себя внимание противоречие, скорее парадокс, при котором утилитарное мышление игнорирует неотвратимость непредсказуемых последствий нарушения прав человека, поскольку не доверяет им при обязанности соблюдать их. Особый порядок предоставил суду как органу правосудия в системе государственно-судебной власти новую функцию непосредственного, деятельного и результативного участия в политической борьбе с преступностью наряду с правоохранительными органами государственно-исполнительной власти. Между тем, суды, осуществляющие уголовное правосудие по уголовному законодательству Российской Федерации, такой задачи не имеют и не должны иметь, исходя из основополагающих и общепризнанных принципов, при которых в идеале тюрьма должна быть вне политики.

Психологический аспект исследуемого автором социального конфликта заключается в том, что утилитарность является одной из связей между психопатическими и духовными качествами личности, становясь преобладающим типом мышления. По выражению Николая Александровича Бердяева (1874–1948), принцип утилитаризма в высшей степени неблагоприятен для принципа личности, он подчиняет личность пользе, которая тиранически господствует над личностью^[9] и несёт несвободу. В результате особый порядок выглядит новым только по форме, оставаясь репрессивным по содержанию. Проявляя политическое насилие, особый порядок может порождать страх особого рода у тех правоприменителей, которым чужда природа приказа в правосудии, им навязанная. Другой части исполнителей исключение из уголовного процесса основной правовой деятельности, приносит удовольствие.

Таким образом, изменение системы мышления приводит к кризису личности правоохранителя, обесценивая её должные качества, и усиливает кризисное состояние культуры уголовного правосудия, что, благодаря особому порядку постановления обвинительного приговора без проведения судебного разбирательства, оказалось диалектически взаимосвязано.

1.5. Общие начала правосудия в библейской истории

С изгнания началась жизнь первого человека после его умышленного преступления и неминуемого наказания, о чём повествует третья глава книги Бытия. Психологическая достоверность библейского повествования о первом преступлении – грехопадении подтверждается его внутренней правдивостью.

Прежде всего, змей приступает не к мужу, а к жене, которая больше живёт чувствами, чем умом, а поэтому легче прельщается. Подкравшись, он притворно интересуется, действительно ли сказал Бог «не ешьте ни от какого дерева в раю»? (Быт. 3, 1). Тем самым змей пытается передать ей чувство недоверия и неприязни к Богу. Своё недовольство строгостью заповеди жена выражает тем, что к запрету вкушать плоды древа познания она ещё добавляет то, чего Бог не запрещал: «и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть» (Быт. 3, 2). Так жена допускает ложь и вступает на путь падения.

Услышав сочувствие своей злобе, змей действует уже наглее и прямо клевещет на Бога, представляя Его лживым и завистливым. Он обещает: «нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3, 4–5). Змей подсказывает простой способ: он внушает, что плод обладает волшебной силой, делающей человека равным Богу. Приняв внушение искусителя, жена смотрит на древо как бы другими глазами: древо хорошо для пищи (похоть плоти), приятно для глаз (похоть очей) и вожделенно, потому что дает знание (равное всеведению Бога – гордость).

Вместо прежних святых мыслей о Боге, наполнявших душу жены, все её существо прониклось одними чувственными помыслами и пожеланиями, обращенными на запретный плод. Грех богоотступничества уже совершен в душе. Осталось только исполнить свой злой умысел на деле. «И взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел» (Быт. 3, 6).

Однако змей был только внешней причиной падения первых людей. Действуя хитростью, он обольщал, склоняя жену к греху, но не принуждал к преступлению заповеди Божией. Поэтому внутренняя и главная причина происхождения греха заключалась в самих прародителях. Склонившись на обольщение искусителя, они злоупотребили своей свободной волей, но сделали это не по необходимости и принуждению, а единственно по своему собственному решению, почему и понесли ответственность за свою вину.

После изгнания из рая у Адама и Евы стали рождаться дети: сыновья и дочери (Быт. 5, 4). Когда у них родился первый сын, Ева назвала его Каином, что значит: «приобрела я человека от Господа» (Быт. 4, 1), ошибочно полагая, что это Христос, а второго Авелем.

Каин занимался земледелием, а Авель пас стада. В жертву Богу Каин приносил плоды земные, а Авель – лучшее животное из своего стада. Авель, будучи добрым и кротким, приносил жертву от чистого сердца, с любовью и верою в обетованного Спасителя, с молитвой о помиловании и надеждою на милость Божию. Каин же был нрава злого и жестокого, приносил жертву только как обычай, без любви и страха Божия.

Каин стал завидовать своему брату, что Бог принял его жертву, вызвал Авеля в поле и там убил его. Бог, желая, чтобы Каин покаялся, спросил: «Где брат твой Авель»? Каин дерзко ответил: «Не знаю, разве я сторож брату моему?» Тогда Бог сказал ему: «Что ты сделал? Кровь брата твоего вопиет ко Мне от земли. За это ты будешь проклят и будешь скитаться по земле». И Каин, мучимый совестью, с женой бежал от своих родителей в другую землю.

Жизнь человека есть дар Божий, поэтому человек не имеет права ни сам себя лишать жизни, ни отнимать её у других. Отнятие жизни у ближнего называется убийством, а лишение самого себя жизни называется самоубийством и есть самый тяжкий грех.

Проклятие, вызванное первородным грехом, пало на землю и посредственно на человека. Когда грех дошел до убийства, проклятие падает уже на самого убийцу. Ввиду тяжести возложенного наказания – изгнания, упорство Каина сломилось и перешло в малодушие. «Наказание мое, – воскликнул он, – больше, нежели снести можно. Пусть всякий, кто встретится, убьет меня». Но это желание Каина, вызванное его отчаянием, было преступно и потому не могло быть исполнено. Как наказанный убийца, он должен был служить предостерегающим примером для других. Поэтому «всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро» (Быт. 4, 15). Поникшее, искаженное злодейством лицо его должно было служить знаком, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. Убийце оставляется жизнь, но со знамением осуждения и наказания – трясение головы и правой братоубийственной руки, чем предупреждались люди: не убивай Каина. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12, 19; Втор. 32, 35).

Каин есть в каждом человеке, – его зависть и злоба. А человек зло уничтожить не в силах, но побеждает зло добром (Рим. 12, 21), – в себе самом и, может быть, своим собственным примером. Причём, единственным способом – покаянием, то есть изменением ума плотского, которым судил Каин, на ум духовный, в котором рассуждал и освящался Авель. «Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Ин. 6, 63).

Человеческое общество в лице государственной власти обязано временно покарать преступника, достоверно установив его виновность в конкретном злодеянии. Однако убийцы после Каина предаются смерти по причине отсутствия милосердия у людей. Поэтому международным сообществом установлена презумпция невиновности в качестве гарантии от произвола людей, не победивших в себе палача – злой воли к убийству.

По наблюдениям Джима Каури, вице-президента Национальной ассоциации начальников полиции США, признаки, типичные для психопатических серийных убийц, в равной степени присущи политикам и мировым лидерам. Такие, как невероятное чувство собственного достоинства, убедительность, внешнее очарование, безжалостность, отсутствие угрызений совести и манипуляция другими людьми. Другими словами, тем, кто не скрывается от полиции, а обращается к ней. Каури отмечает, что подобный профиль позволяет своим обладателям делать то, что они хотят и когда они хотят, полностью игнорируя социальные, моральные или юридические последствия своих действий^[10].

Презумпция невиновности как стержень уголовного правосудия в отношении предполагаемого убийцы подвигает сторону обвинения, при реальной возможности расстрела, не требовать ему смертной казни, оставить жизнь, лишив свободы на определенный уголовным законом срок.

Так происходит, когда председательствующий – судья при судебном рассмотрении уголовного дела предоставляет сторонам возможность реализовать свои процессуальные права и интересы. Однако эта возможность становится реальностью только в условиях, когда судья знает и умеет применить на практике механизм реализации в судебном заседании прав на защиту от обвинения и, в первую очередь, правил презумпции невиновности.

Как-то заслуженный прокурор обратилась к председательствующему по уголовному делу, в котором принимала участие в качестве государственного обвинителя и пошутила, что она осталась без работы в уголовном процессе. При этом межрайонный прокурор серьёзно добавила, что она намеревалась просить исключительную меру наказания для подсудимого в виде смертной казни – расстрела, но по исчерпывающим результатам судебного следствия она ограничится в своей обвинительной речи предложением о наказании в виде максимально возможного срока лишения свободы. Позиция прокурора казалась гуманной и объективно соответствовала установленным по делу фактам, поэтому судебная коллегия прислушалась к мнению государственного обвинителя.

А дело было так. Некто Мусин, не догадываясь, долгое время держал в страхе женское население того города, прокурором которого и была государственный обвинитель. Особенно тех из них, кто носил брюки. В подтверждение бедствия появились страшные находки в виде женских трупов с характерными признаками насильственной смерти. Общим для несчастных было сексуальное насилие и удушение. Боязливые женщины стихийно сплачивались на остановках, ожидая общественный транспорт для поездки на работу и обратно, ограничивали свои выходы из дома. Другие же относились к криминальным событиям в городе безразлично.

И вот злодей, щуплый на вид, объявился в преследовании одной семейной женщины. Она несколько раз от него убегала, а он из-за своих вредных привычек не мог её догнать. При этом вслед грозил ей: «все равно выслежу и поймаю». Других своих жертв изнасилования и убийства он подкарауливал в кустах или за углом в глухом переулке, за что и был осужден. Правоохранительные органы заявление по этому поводу не принимали. Семья находилась в тревоге. Муж был вынужден возить свою жену на её работу и обратно, в связи с чем, на своей работе у него обострились отношения с начальством. Желающих на его место было предостаточно по причине безработицы. Безвыходность ситуации побудила мужа – бульдозериста и экскаваторщика одного из угольных разрезов самостоятельно и в одиночку, рискуя жизнью и здоровьем, вести поиски изворотливого и опасного убийцы-маньяка.

В частном определении^[11] суд отметил проявленные этим жителем города высокую сознательность и мужество при выполнении общественного долга в раскрытии преступления и задержании Мусина. При этом суд указал, что в течение двух месяцев Мусин преследовал Ясную на улицах и в общественном транспорте города. Об этом она рассказала своему мужу и описала внешность Мусина, сообщив приметы, в частности, характерную наколку на пальцах левой руки. По этим приметам и указанной наколке в городе с населением в полсотни тысяч человек Ясный однажды вечером задержал Мусина и после его опознания Ясной, доставил в милицию. Далее суд указал, что при установлении судом личности Мусина совпали приметы, а также наколка, имеющаяся у Мусина.

Герой нашего времени Ясный явил собой классический образ следопыта Дерсу Узала и сыщика на деле! Такими людьми пополнялись ряды правоохранительных органов советского государства путём партийных и комсомольских наборов (последний был проведён в середине 1980-х годов). Товарищ Ясный лишился работы, сна и покоя не по своей вине, но восстановил мир в семье и порядок в городе!

Но не тут-то было. После передачи Мусина в местный отдел внутренних дел, Ясный почему-то не уехал домой, хотя было уже поздно, а решил подождать на крыльце у входа в здание, как подсказывала интуиция. И дождался. Мусина отпустили на все четыре стороны, но его злобную радость опять пресёк Ясный. Наш герой сгрёб Мусина в охапку ковшом экскаватора и затолкал бульдозером обратно в участок.

Дежурный сотрудник завел Мусина в служебный кабинет и оставил одного посидеть-подумать. Задержанный оказался как раз напротив сейфа, на котором красовался фоторобот разыскиваемого местного маньяка с перечислением совершенных им преступлений. Как пригодилось Мусину умение читать! Он узнал о себе много нового. Однако, внимательно рассмотрев изображение на фотороботе, составленном для отчёта или для «галочки», что почти одно и то же, – усомнился в подлинности рисунка, поскольку его видела только Ясная, а других он удавил. На портрете злодей-убивец совершенно не походил на него. Мусин даже пристально всмотрелся в своё лицо здесь же в кабинете, отражённое в зеркале, – точно не тот со звериным оскалом с плаката. Нет, не похож, – решил Мусин.

Тем временем в кабинет вернулся оперативный сотрудник и предложил Мусину признаться в убийствах, перечисленных на фотороботе. На что тот ответил, что признаваться ему не в чем, он ни в чём не виноват. Из нераскрытых убийств, совершение которых «примеряли» к Мусину, осталось два, по которым имелись следы биологического происхождения, сходные с образцами от Мусина. Но и эти убийства Мусин деловито отрицал, уверенный в своей непричастности. При этом недоумевал, почему не ищут того, который на фотороботе. Даже ставил в известность прокурора о бездействии в поисках особо опасного преступника.

Таким трудным путём дело оказалось в суде, куда доставили лохматое звероподобное существо с заросшим лицом по типу снежного человека. Сверкали на судью только глаза. Но председательствующий по выражению глаз подсудимого не торопился устанавливать его личность и искал в материалах дела документ. Нашлась справка об освобождении из места лишения свободы, правда, – без фотокарточки. По поводу чего судья поинтересовался у подсудимого, куда она могла исчезнуть? На что Мусин, не отрицая принадлежности своего документа, сидя ответил, что фотокарточка отклеилась и потерялась.

Надо сказать, что у судьи в этом городе были еще дела по убийствам, в том числе с ожившим на месте происшествия потерпевшим при его осмотре как трупа среди убитых и вывезенных за город на лед замерзшей реки в ожидании скорого ледохода. Судья предложил прокурору представить подсудимого на суд в надлежащем виде и с удостоверяющим его личность документом.

К просьбе отнеслись в тюрьме добросовестно. Мусин предстал перед судом с тщательно обритой головой и таким же лицом. Новую фотокарточку подсудимого скрепляла с новым документом гербовая печать, удостоверяя его личность.

В закрытом судебном заседании подсудимый Мусин, убедившись в справедливости суда, на вопросы председательствующего виновным себя признал полностью и впервые правдиво рассказал об обстоятельствах содеянного им. Приговором суда Мусин признан виновным в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, связанных с изнасилованиями и убийствами. Наказание суд назначил в виде лишения свободы на длительный срок в исправительной колонии особого режима, с отбыванием части срока в тюрьме. Приговор суда вступил в законную силу и был исполнен.