Глава 9. Возвращение Митяя
И вот уже завершён монтаж фильма, вроде бы можно праздновать… И тут Глеб получает по электронной почте письмо от Дорогомилова, в котором тот сообщает, что права инвестора уступил некоему Дмитрию Фёдоровичу Макееву. К письму приложен акт передачи прав и больше ничего, то есть никаких объяснений, почему всё это сделано. Впрочем, нетрудно догадаться, что продюсер постарался – он и раньше высказывал недовольство изменениями в сценарии, которые сделал Глеб, вот и доложил своему «начальству» о творимых безобразиях. Глеб не сразу понял, перед кем теперь держать ответ… «Так это же Митяй! Три года назад, после попытки похищения Алины о нём писали все московские газеты… Вот уж не было печали!»
Вскоре состоялась встреча с новоявленным инвестором. Митяй настаивал на изменении сценария, причём сделал это в весьма своеобразной форме:
– Ты, я вижу, до сих пор не врубился, что к чему. Вот приехал я в Москву, и туда же прибыл Воланд. Связь улавливаешь?
– Но Воланд был в Москве всего на три дня.
– Не важно, это мелочи, никто внимания не обратит, – Митяй не собирался спорить и перешёл прямо к делу, по сути, озвучил свой приказ: – Короче, «нехорошую квартиру» превратишь в бандитскую «малину», а бал – в сходку пацанов под предводительством пахана, там обычно выносят приговор тем, кто крысятничал или стучал на нас ментам. Ну а потом, как водится, пьянка до утра, голые бабы и всё такое прочее…
«Господи! За что мне это?»
– А Мастера совсем убрать?
– Ну как же без него? На то и лох, чтобы его обчистили до нитки. На таких, как он, и держимся.
– Но что будет с Маргаритой?
– В последней сцене пусть скачет вместе с Воландом, и с ними вся братва.
– Куда?
– В Европу! У меня шикарная вилла недалеко от Барселоны…
«Есть ощущение, что сплю. А если так, то можно говорить всё, что думаю»:
– Нет, Митяй, я этого не стану делать.
Тот скорчил зверскую рожу:
– Для кого Митяй, а для тебя Дмитрий Фёдорович, глава холдинга «Самаритянин». И заруби себе на носу: мне нельзя перечить!
«Нет, на сон это не похоже. Тогда придётся как-то изворачиваться»:
– Но ведь многие сцены надо будет заново снимать, переделывать сценарий.
– Снимай то, что я велю, иначе пожалеешь, что на свет родился.
Что делать? Глеб позвонил Водопоеву, а тот в ответ:
– Извини! Митяю я не указ, так что сам выкручивайся.
«Вот такие теперь благодетели! Перепродали со всеми потрохами. Что я Алине скажу? Впору пожалеть о том, что в кино подался. Писал бы книги, тогда никакой Митяй не страшен… А тут хоть в прорубь, хоть с Крымского моста…»
Неудивительно, что Глеб напился. Ночью снова разговор с Булгаковым:
– Ну что, Глеб, понял, что к чему? А говорил, что у вас теперь совсем не так, как в наши времена.
– Ох, Миша, всё оказалось гораздо хуже, чем мог себе представить. Ведь даже в суд на Митяя не подашь, поскольку его требования не противоречат договору.
– Да, плохи твои дела! Даже и не знаю, что сказать, потому как у меня ничего такого не было, хотя… Был один издатель, рукопись у меня украл, а потом уехал за границу и там опубликовал.
– И что?
– Да ничего! Против жуликов мы с тобой бессильны. Разве что фельетон в газету написать… А толку-то?
На душе было и без того скверно, а тут ещё Булгаков наводит жуткую тоску. Всё, что остаётся в этом случае, так это раззявить рот и завопить во всю мочь: «Караул!!!»
Вдруг Булгаков голосом Алины спрашивает:
– Глебушка, что с тобой? Плохой сон приснился?
– Да куда уж хуже!
Когда Глеб открыл глаза, не увидел в спальне никого кроме Алины – видимо, и впрямь разговор с Булгаковым ему приснился. Но ведь всё остальное было наяву! Лучше бы наоборот, но не в его силах что-то изменить. Пришлось рассказать Алине, в какую яму угодил…
Алина выслушала на удивление спокойно, у Глеба даже возникло ощущение, будто ей на все его мучения наплевать. Но вот взяла в руки свой смартфон, набрала какой-то номер:
– Женя! У нас тут форсмажор. Срочно приезжай и прихвати с собой Нину Павловну, Смольникова и Трембицкого… Да, именно сейчас, а завтра будет поздно.
И вот уже все собрались в гостиной – что-то вроде совета при свечах. Глеб подробно описал ситуацию, что да как, только о беседе с Водопоевым умолчал – забивать им голову рассказом об этом проходимце вовсе ни к чему… Помолчали несколько минут. Это и понятно, ничего подобного прежде не случалось. Лица грустные, в глазах ни проблеска надежды. Глеб не удивился бы, если б все встали и ушли.
Тут Нина Павловна, всхлипнув, произнесла те слова, которые, похоже, были у всех на языке:
– А ведь замечательный получился фильм! Жаль, если придётся положить на полку.
Смольников и Трембицкий поддержали:
– Лучше фильма по этому роману ещё не было.
Забродин высказался более определённо:
– Надо нам его спасать!
Но как? Все, не сговариваясь, посмотрели на Глеба. Что ж, придётся отвечать за то, что сотворил, на то он и владелец киностудии, и режиссёр.
– Ситуация у нас такая. Как вы знаете, права на фильм принадлежат моей фирме «Студия-ПУСК», однако в инвестиционном договоре вот что сказано, цитирую по памяти: инвестор вправе требовать внесения изменений в фильм с тем, чтобы обеспечить соответствие его содержания замыслу Булгакова.
– Позвольте! – вскричал Забродин. – Но тогда всё просто. У Булгакова нет и намёка на то, что Воланд это какой-то там пахан, уголовник, глава бандитской шайки…
Смольников его тут же перебил:
– Ты сначала это докажи!
– А и доказывать ничего не надо. В последней главе Коровьев превращается в тёмно-фиолетового рыцаря…
– Так ведь почти все нынешние генералы экономики вышли из криминального бизнеса, а то и что похуже. Вспомни, что творилось в девяностые! А теперь всё это уважаемые люди, только попробуй их в чём-то обвинить, мало не покажется.
– Ну, тогда не знаю.
Глава 10. Поиски в потёмках
Найти нужное решение нужно позарез, все это понимали. Но вот Смольников высказал сомнение, Забродин сдался, и теперь Глеб должен попытаться направить разговор, что называется, в позитивное русло:
– На самом деле, замысел – это такая штука, которую можно повернуть и так и сяк. Митяй предполагает одно, а мы совсем другое. Тут уж какой вариант больше публике понравится, тот и признают истинным.
– Нет, этого мы не можем допустить! – вознегодовал Трембицкий. – Я понимаю, если б тридцать лет назад… Тогда Митяевский вариант выдвинули бы на «Оскара», а сейчас…
– Сейчас всё то же самое, только декорации немного изменились.
Смольников хотел что-то сказать, но затем махнул рукой, не желая развивать эту тему.
– Так что же делать?
Трембицкий посмотрел на Глеба, это и понятно – последнее слово всегда за тем, с кого всё началось. Пришлось подвести промежуточный итог:
– Как ни крути, фильм для Митяя нужно сделать, не то затаскают по судам. Думаю, управимся за неделю, всего-то несколько сцен и крупных планов переснять.
– А я не согласна! – вскричала Алина. – Это наш фильм, и я никому не позволю превращать его в дерьмо на потребу уголовнику! – Алина словно бы опять превратилась в ведьму: глаза горят, пальцы сжались в кулаки, ещё чуть-чуть и бросится на Глеба.
В такой ситуации мозг начинает работать на пределе сил, и даже похмелье не помешает найти нужное решение:
– А что, если сделать так? Доснимем фильм по заказу Митяя… – и видя возмущение собравшихся в гостиной, Глеб ещё раз повторил: – Да-да, доснимем! Потом устроим для Митяя просмотр, после чего он подпишет акт о выполнении условий договора, или как там это называется… В общем, продюсер разберётся. Главное, чтобы юридических претензий не было.
– А как же мы? Как же наш, настоящий фильм? – не унималась Нина Павловна.
– Дальше я вот что предлагаю. Зарегистрируем в Роспатенте новое название фильма, а затем… Затем будем продвигать наш вариант фильма, но уже под новым названием.
Смольников тут же возразил:
– И как ты себе это представляешь? Два фильма на девяноста процентов совпадают… Да нас в плагиате обвинят!
– С чего бы это? Мы свои обязательства перед инвестором выполнили, с нас и взятки гладки… – заявил Трембицкий.
Похоже, он никого не убедил, а Глеб продолжал поиски оптимального решения:
– Тут всё зависит от того, чей фильм раньше выйдет на экраны. Если наш, тогда не будет никаких проблем. Спасибо Дорогомилову, он хоть и переуступил свои права инвестора Митяю, но оставил нам лазейку. Всё потому, что в инвестиционном договоре нет пункта, который бы исключал подобный вариант.
Как и во всякой мозговой атаке, тут требуется равномерное распределение сил между оптимистами, скептиками, оголтелыми критиками и ура-патриотами. В последнем случае речь идёт о тех, кто готов встать на защиту корпоративных интересов вопреки всему – логике, здравому смыслу и даже очевидности. Обязанности критика взял на себя Смольников, поэтому и сказал:
– Рискованно!
– Кто не рискует, то не пьёт шампанского! – заметил оптимист Трембицкий. – Впрочем, до этого ещё далеко.
Забродину досталась роль скептика:
– Я думаю, что нам не обойтись без поддержки влиятельных лиц, которые могли бы защитить нас от Митяя, ведь он нам этого не простит, когда узнает, что остался в дураках.
– Если учесть, что мы создали сатиру, то круг таких персон крайне ограничен, их число приближается к нулю, – констатировал Смольников, а в подтверждение своего вывода привёл пример из недавней истории: – В прежние времена, если фильм понравился генсеку, для него зелёная улица. А теперь продвигают только какую-то муру о величии княжеской Руси.
Все снова замолчали, словно бы забыв о том, что заданную роль нужно исполнять да самого конца спектакля. И тут случилось неожиданное – Нина Павловна, которой вроде бы досталась роль без слов, вдруг заявила:
– Я думаю, надо срочно заключить договор с прокатной фирмой, и тут не обойтись без нашей примы. Её обаяние станет тем ключиком, который нам откроет дверь сначала в кабинеты воротил кинопрокатной индустрии, а затем и на экраны кинотеатров России и Европы.
– Я готова! – Алина согласилась без раздумий.
Как водится, утопающий хватается даже за соломинку, поэтому идея всем понравилась, и только Смольников высказал сомнение:
– Допустим, у Алины всё получится. Ну и как будет называться фильм? Должно быть нечто весьма оригинальное, с глубоким смыслом и, в то же время, однозначно указывающее на первоисточник, то есть на «закатный роман». Вряд ли мы найдём подходящее название.
Понятно, что дело это сложное, вот и Булгаков несколько вариантов перебрал, но вынужден был выбрать самый простой, никак не раскрывающий ни содержание, ни скрытый смысл романа. Это его право, и в литературе часто так бывает, когда в названии произведения фигурирует имя одного из главных персонажей, а то и двух. В конце концов, читатель книги разберётся, что к чему, однако с фильмом всё обстоит иначе – только выразительное, «убойное» название может обеспечить полную заполняемость кинотеатров, о чём и пекутся владельцы всех кинопрокатных фирм.
Опять все посмотрели на Глеба, со страхом ожидая его слов, но вопреки сгустившейся в комнате атмосфере ожидания неизбежного провала, на его губах вроде бы совсем некстати появилась загадочная улыбка:
– Есть у меня кое-что для вас. Помню, предлагал продюсеру, но тот упёрся, сказал, что не ручается за успех фильма с таким названием.
Смольников не удержался от иронии:
– Что-то вроде «Несчастной любви Мастера и страданий Маргариты»?
– Да нет, гораздо проще.
– Ну так скажи!
– «Воланд среди нас».
Несколько секунд тишины, а затем все захлопали в ладоши?
– Здорово!
– Это именно то, что надо.
– Публика валом повалит на этот фильм.
– А потом ещё будут бродить по улицам в поисках Воланда и Бегемота. Помните, как искали покемонов?
Только Смольников снова за своё:
– Название впечатляет, но я вот чего не понял. При чём тут «среди нас»?
Глеб пояснил:
– Да потому что всегда найдётся могущественный человек, который придёт и всё испортит. Поэтому Мастер и решил покинуть этот мир.
За окном занималась заря, но что готовит им день грядущий – этого никто не знал, даже Глеб, хотя задача его была предельно очевидна – уберечь Алину от непростительной ошибки.