Kostenlos

Что делать?

Text
0
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава 7. На пике

К осени дела стали совсем плохи – лишь немногие эшелоны с продовольствием доходили до Москвы. Железнодорожные составы останавливали прямо в поле – не станет же машинист давить людей. Одни лежат на рельсах, а другие выгребают всё из вагонов, тащат мешки и ящики кто волоком до дома, кто перегружает на личный автотранспорт. Сложнее было с замороженными продуктами – для их хранения, да ещё в таком количестве, вроде бы нет никаких условий, но и тут нашёлся выход. Арендовали рефрижераторы на колёсах и сбывали свинину и минтай магазинам по божеской цене.

Пришлось правительству задействовать военно-транспортную авиацию, а ведь это жуткие расходы! Если бы не помощь дружественных стран, к примеру, эшелоны с Украины не решались грабить, тогда оставалось только зубы положить на полку. Пеструхин собрал Совет безопасности:

– Какие будут предложения?

– Карточную систему пора вводить.

– Народ нас не поймёт. Обещали процветание, а тут нате вам!

– Тогда установим видеокамеры у каждой кассы. С помощью программы распознавания лиц будем отсекать тех, кто пытается купить больше прожиточного минимума.

– Этот минимум ещё надо узаконить, а нам нельзя в этой ситуации позориться.

– Можно работникам госучреждений выдавать заказы, так уже когда-то было.

– А остальные как будут выживать?

Тут возникла пауза, в течение которой прикинули, сколько в Москве чиновников, а сколько тех самых «остальных» – оказалось, слишком много.

– Я предлагаю пожилых и немощных погрузить в вагоны и отправить за Урал.

– Вряд ли согласятся! Если уж помирать, так лучше дома.

– Типун тебе на язык!

– Да понятно, что помирать никому не хочется, однако жертвы неизбежны.

– А кто в этом виноват?

Тут начался жаркий спор, временами грозящий перерасти в потасовку. Одни винили во всём загнивающий Запад, другие – спикера Госдумы, третьи – губернских царьков, которые думают только о личной выгоде. Были и такие, кто обвинял армию в бездействии, а в ответ раздавались упрёки в недостаточном финансировании вооружённых сил, мол, потому мы и не можем навести порядок. Каждый настаивал на своём, не приводя серьёзных аргументов, и только один голос прозвучал как бы диссонансом всем этим поискам виновных где-нибудь на стороне, подальше от дверей президентского кабинета:

– А что мы сделали для того, чтобы этого не случилось?

Голос принадлежал министру иностранных дел, ветерану политических баталий, патриарху отечественного дипкорпуса. Ему бы давно пора уйти на пенсию, но можно ли так поступить, когда в стране творится беспредел? Из уважения к его авторитету никто не решился заявить, что вопрос неправомерен, надуман и не соответствует реальности, и только Пеструхин не сдержался:

– Павел Николаевич! Что это на тебя нашло? Спартак проиграл или Федуна назначили его главным тренером?

– Спартак тут ни при чём, Семён Иваныч, хотя кое-какая аналогия присутствует. Когда начинается тренерская чехарда, когда в друзьях согласья нет, тогда и возникает ситуация, грозящая вылетом команды в низшую лигу. Нечто подобное и с нами происходит. Ну вот смотрите: сначала какого-то чудика избрали президентом, надеялись сделать из него марионетку, но чудик выказал непослушание и его тут же подменили, а народу лапшу на уши навесили, мол, извините, накладка у нас вышла. Подмена не сработала – вскоре и второго чудика не стало. И что же мы с вами сделали? Вместо того, чтобы спокойно оценить ситуацию, поспешили провозгласить Семёна Иваныча президентом. Нет бы в узком кругу договориться о том, как дальше будем жить, а вместо этого пошли на конфронтацию, теперь и пожинаем…

Павел Николаевич закашлялся, но, выпив водички, продолжать свою речь не стал, поскольку и без того всё ясно. Однако Пеструхин не мог смириться с такими обвинениями, хотя бы и высказанными в завуалированной форме:

– Я что-то не пойму, на что ты намекаешь? Есть же конституция, а переговоры о разделе сфер влияния не соответствуют принципам нашей демократии. Это не наш метод, и мы не собираемся брать пример с чуждой нам западной цивилизации. Там всё решают банкиры, «жирные коты», а у нас должно быть по-другому.

Тут он перевёл взгляд на министра обороны, который предпочитал не участвовать в подобных спорах:

– Что-то мы давно не слышали мнения представителей вооружённых сил. Макар Игнатьич, что ты об этом думаешь?

Тот было поднялся с места, готовясь зачитать доклад о том, как идёт реформа в армии, но вовремя сообразил, что рано докладывать о том, чего ещё не сделано, поэтому только развёл руками:

– А что тут думать? Надо всю страну поставить под ружьё, а за малейшее непослушание будем отправлять на гауптвахту.

Пеструхин только махнул рукой, уже не надеясь услышать что-то достойное высокого собрания:

– Похоже, и ты встал не с той ноги или не выспался. Мне вот тоже по ночам снятся кошмары, к примеру, стою я в очереди за колбасой, но только добрался до прилавка, как продавщица сообщает: «Ни докторской, ни сервелата больше нет, остались только колбасные обрезки…»

– И что, взяли? – спросили присутствующие хором.

– А дальше я проснулся, – Пеструхин обвёл соратников печальным взглядом, оценивая их реакцию, и задал риторический вопрос: – Ну можно ли управлять страной, когда по ночам такое снится?

Члены Совбеза разошлись, так и не найдя виновного – каждый остался при своём личном мнении и не готов был его изменить, даже если и впрямь дойдёт до того, что в спецраспределителе будут выдавать хвостики от минтая вместо осетрины, а вместо паюсной икры – селёдочное масло.

Совсем другие мысли занимали в то же время Ивана Лукича – он пытался понять, почему именно сейчас всё произошло, а не годом или пятью годами раньше. И вот наткнулся на научную статью, а там всё разложено по полочкам: оказывается, многое из того, что происходит в мире, связано с солнечной активностью, которая изменяется с периодичностью 10-12 лет. Пики активности слегка размыты и нельзя указать конкретный год очередного максимума, но вот что интересно: максимумы солнечной активности наблюдались примерно в те годы, когда в политической жизни России происходили существенные изменения.

1917 год – Великая Октябрьская революция, или октябрьский переворот, это как кому понравится.

1928-1929 годы – борьба с оппозицией, отказ от НЭПа, год «великого перелома».

1937-1938 годы – разгар сталинских репрессий.

1948 год – начало борьбы с космополитизмом.

1956 год – откровения Хрущёва на ХХ съезде КПСС и развенчание личности Сталина, затем вторжение советских войск в Венгрию.

1968 год – вторжение советских войск в Чехословакию.

1979 год – вторжение советских войск в Афганистан.

1991 год – ГКЧП, посиделки в Беловежской пуще и распад СССР.

2000 год – катастрофа атомной подлодки «Курск» и пожар на Останкинской телебашне, но это не имеет прямого отношения к политике.

2014 год – госпереворот на Украине, присоединение Крыма к России и восстание в Донбассе.

Дальше можно не продолжать, поскольку этого вполне достаточно. Так может, и теперь всё дело в этом? Разбушевавшееся Солнце так возбудило умы, что были приняты некие радикальные решения, которые в иных обстоятельствах и в голову никому бы не пришли. Но ведь не станешь же пичкать всех седативными препаратами в преддверии очередного пика солнечной активности или делать каждые десять лет прививку от перевозбуждения? Нет, такая метода не поможет. А с другой стороны, надо срочно что-то предпринять, чтобы спасти людей от обезумивших политиков.

Глава 8. Лишние люди

Как-то раз, выйдя из магазина, – кое-чем всё же отоварился – Иван Лукич увидел старушку, которая еле волокла хозяйственную сумку. Не похоже, что битком набито, но ведь в её возрасте даже налегке и десяти шагов не пройдёшь без того, чтобы не передохнуть. Решил помочь, а пока шли, спросил:

– Чего ж так надрываетесь?

Старушка отвечает:

– Муж помер, а детей господь не дал, вот и маюсь…

– Обратились бы в службу социальной поддержки, там помогут.

– Эх, милай! С голодухи не дают помереть, и то ладно. А чего от них ещё дождёшься-то? Я, почитай, всю жизнь работала от зари и до зари, а денег так и не скопила. Вот и хожу зимой в мужьем тулупе, а энти вон, – кивнула на проезжавший мимо «джип», – ни дня не работали, а в норковых шубах шастают. Креста на них нет! Господь велел делиться, а у них рази допросишься? Разграбили всю Расею, и всё им мало. Мне вот пенсию урезали – говорят, закон какой-то вышел. Будто тем, кто сидит у них на шее, неча помогать, всё равно скоро в землю лягут.

– Да нет, бабушка! Вы ошибаетесь, такого быть не может.

– А ты вот бумаги посмотри, я сегодня на счёт пенсии у них спросить хотела, да не дошла.

Иван Лукич в этих делах слабо разбирался, только слышал, что помимо основной части пенсии есть ещё социальная доплата, ветеранские и ещё что-то за телефон. Так вот, если суммировать все цифры, получалось, что за октябрь старушка получила на две тысячи меньше, чем за сентябрь или за август.

– Может, какая-то ошибка?

А старушка всё твердит своё:

– Вот и соседку ограбили… Мы с ней одного года.

Уже потом, когда пришёл домой, подумал: «Если бы со мной так поступили, что бы сделал? Жаловаться бесполезно, если есть закон. Станешь с плакатом у дверей Госдумы – тут же отправят в КПЗ. Можно объявить голодовку – только ведь и так всё к этому идёт». Ничего другого в голову не пришло, поэтому Иван Лукич слегка перекусил, улёгся на диван и включил телевизор в надежде услышать сообщение о том, что конфликт исчерпан и нет больше продовольственной блокады.

Ну вот один телеканал, другой… Везде реклама: лекарства от изжоги, средства для похудения, еда для кошек и котов – словно бы издеваются! Наконец, нашёл что-то способное отвлечь от грустных мыслей – участники ток-шоу вели неспешный разговор о пользе и вреде воздержания. Несут такую околесицу, что невозможно понять – то ли советуют каждый день с утра до вечера заниматься сексом, то ли раз в неделю. Только ведь не очень-то разбежишься при теперешнем питании!

 

Не в первый уже раз возник вопрос: «Для кого такое телевидение предназначено? Имеется в виду и реклама, и пустая болтовня… Но самое главное: не дают ответов на вопросы, почему всё так случилось и кто в этом виноват. Кто виноват – в этом Иван Лукич сам давно уж разобрался, знает всех наперечёт, только ведь их и танком не сдвинешь с насиженного места, присосались, приросли. А всё потому, что образовался новый класс – класс просиживающих своё кресло. Впрочем, кресло можно поменять, а вот то, что восседает на нём – это на долгие века! Тут дело не в фамилии и не в покрое брюк – на каждого мудреца… пардон, на каждого чиновника довольно жаждущих занять его место. Проблема в том, что желание превалирует над интеллектом – иной прилюдно заявляет, что готов принять участие в совершенствовании управления страной, однако понятия не имеет, как к этому делу подступиться. Вот и ждёт, когда поступит высочайший приказ с конкретной «разблюдовкой», как в ресторане, – что и в какой последовательности делать. Только ведь этого явно недостаточно – если начнёшь кашу вилкой есть, получится конфуз, а если рыбу ложкой, это грозит резекцией желудка для извлечения рыбных костей. Не дай бог, конечно!

«Сказали бы ясно: не справляемся. И что бы тогда я смог им подсказать?» Опять Иван Лукич вернулся к тому, что не давало покоя ещё когда обретался в Зимнем дворце и строил планы переустройства общества. Начать собирался с конституции, а затем взялся бы за большую чистку – пора избавить страну от вороватых чиновников и тех, кто занимает высокую должность не по праву. Им бы двор мести или копать канаву, а они при поддержке родни и влиятельных персон поднялись так высоко, что могут закопать, угробить всю страну.

Помимо чиновников, есть ещё один класс – это бизнесмены и те, кто их обслуживает. Рестораны, ночные клубы, магазины с дорогим заграничным барахлом, автосалоны, широкие автострады, парковки – это всё для них. Что тут говорить, если и дорожные развязки, в которые уйма денег вбухана, опять предназначено для них же – там на десяток грузовых автомобилей и автобусов сотня частных иномарок.

Вот представил себе, что страна – это огромный оперный театр, где на сцене стоит старый граммофон, а из него, как с заезженной пластинки, то и дело раздаётся «славься!..», и публика каждое это «ся» встречает оглушительной овацией. Наиболее «достойные» сидят в партере, другие разместились в ложах, кое-кто из их обслуги приютился на галёрке. А большинству там места нет – стоят на улице в жару, в морозную погоду и под дождём, прислушиваясь к звукам, которые долетают к ним издалека.

Иногда у Ивана Лукича возникало и такого рода ощущение – будто живёт он во враждебном государстве. Словно бы какие-то варяги взяли страну штурмом и теперь по праву победителей грабят и насилуют, навязывают свои понятия. В Средневековье на разграбление давали лишь три дня, а тут ведь продолжается уже несколько десятилетий.

Устав от бесполезных мыслей, Иван Лукич задремал – уже давно привык спать под бормотание из телевизора. И приснился ему сон – будто снова он в царских покоях Зимнего дворца, а рядом с ним в постели Ляля. Эта как сюда попала? А Ляля отвечает:

– Государь! Я Елена Прекрасная, твоя законная жена.

«Не помню, когда успели обвенчаться… Ну да ладно!»

– Чего надобно?

– Так ведь известно, чем муж с женой в постели занимаются.

Она жарким телом к нему прижалась, и невдомёк ей, что Ивану Лукичу совсем не до того.

– Чой-то ты грустен нынче, государь. Чем опечален-то?

– Да вот бояре… Ума не приложу, как с ними справиться.

– Чем же они тебе не угодили?

– Гребут всё под себя, а простой люд еле-еле концы с концами сводит.

Призадумалась Елена и говорит:

– Не так ты царствовать начинаешь, государь! Ишь, конституцию надумал изменить. Да никуда она не денется! Совсем иначе нужно…

Такого нахальства Иван Лукич не мог стерпеть:

– С каких это пор бабы мною управляют? Я царь или не царь?

– Спору нет, ты государь всея Руси! Однако послушай, Иванушка, моего совета. Сначала в молоко окунись, потом кипятком облейся, а вслед за этим сразу в чан с ледяной водой. Тогда сила в тебе появится необъятная, всех врагов сможешь сокрушить.

Когда проснулся, стал соображать: где же этот чан находится? Да и молока в магазинах не достанешь – только детям выдают. Пошёл в ванную, встал под душ – сперва горячий пустил, потом сразу же холодный… Взял махровое полотенце, стал вытираться, и тут только Ивана Лукича осенило: «Как же я раньше не додумался? Ведь всё так очевидно, а других вариантов нет, да и не может быть».