Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица
Text– Не хочу играть с тобой в прятки, Степан. Я ведь все знаю про тебя и двоих твоих товарищей.
– Не понял тебя, Ларион Данилович.
– Али ты себя таким большим умником почитаешь, Степан? Думаешь умнее тебя на Москве и нет никого?
– Никогда того не думал, Ларион Данилович.
– А коли так, то зачем, ночью вы к сенатору наведались? Напустили вы страха на господина Сабурова. Я сразу понял, кто стоит за этим. Ты и князь Цицианов. Никто иной на Москве на подобное не отважился бы, Степан. Или вру? Ты скажи!
Соколов молчал.
– Станешь врать, что не было того, господин Соколов? – жестко спросил Гусев.
– Если все знаешь, так отчего не донес на меня, Ларион Данилович?
– Я в Розыскной канцелярии служу, и у меня везде свою людишки имеются. Вы ночью в коляске втроем, переодевшись в солдатские мундиры, решили наведаться в гости к господину Сабурову.
– Ты к чему дело ведешь, Ларион Данилович? – спросил Степан.
– Садись, Степан Елисеевич. Долго говорить станем.
Коллежский секретарь сел напротив Гусева.
– Я тебе в подвале показал самозванца. И ты знаешь, что такое самозванство на Руси. И вот сейчас вы втроем действуете во вред России. А ты говорил, что любишь её, Русь матушку, не так ли, Степан Елисеевич?
– Я от слов своих не отрекаюсь, Ларион Данилович. Но каким боком здесь любовь к отечеству и дело салтыковское?
– Да притом, что Сабуров здесь по приказу высоких людей из Петербурга. И я знаю тех людей и заодно с ними. Нам не надобно чтобы ты далее то дело расследовал. Тебе следует показать, что Салтыкова повинна в смерти холопов своих и не более того.
– Ах, вот ты про что, Ларион Данилович. Тебе такоже правда не нужна. Но мною вызнано, что не повинная госпожа Салтыкова в том, что ей в вину вменили.
– Правда в сем деле мне не нужна, Степан. Сие ты точно молвил. Но меня не купили взяткой, Степан. И не для личной выгоды я ищу те самые документы. Меня судьба России интересует.
– Но тогда скажи что в тех бумагах, Ларион Данилович? Я понимаю, что это манифесты императора Петра III, но почему из-за них идет такая кутерьма?
– Я расскажу тебе, Степан. Группа вельмож в Петербурге и Москве решила в России вместо самодержавства иное правление учинить. И среди них были те, кто рядом с императором Петром Федоровичем обретался. Генерал-прокурор Глебов, тайный секретарь Волков, граф Воронцов и иные. На Москве к ним примкнули прокурор Сыскного приказа Хвощинский, полицмейстерской части начальник Молчанов, надворный советник Вельяминов-Зернов, госпожа Салтыкова Дарья Николаевна и иные. Повторить захотели то, что в году 1730-омгоду Верховники хотели учинить. Тогда князь Дмитрий Михайлович Голицы воду мутил. Да ему за то воздалось по заслугам.
– И что же за правление они решили ввести? Насколько я помню, Верховный тайный совет, который ты Верховниками назвал, кондиции для императрицы Анны сочинили.
– Император Петр III давно решил от власти отречься и потому его взяли в оборот сии люди. Они составили от имени императора Манифест «Об передаче власти и об учреждении совета имперского». И сей совет должен был ограничить власть самодержавную. Я же противник того, ибо знаю чем обернется сие для родины нашей. Новая смута ждет Россию в том случае. Народ наш темен и дик. Много чего в нем бродит первобытного и мрачного и нельзя сие на свободу выпускать! Господа что Манифест составили все в сторону Европы смотрят, но не могут понять, что мы не Европа. Поди сейчас попробуй объяснить мужику крепостному что есть конституция или что есть монархия ограниченная? Сможешь?
– Нет. Я и сам того объяснить не могу.
– Вот именно, Степан! А они желают все сие в народ бросить.
– Вы, Ларион Данилович, от главного отвлеклись. Я знаю, что тайный секретарь Волков Манифест подписал у императора. Про то мне из одного письма известно. И теперь я понял, что это за Манифест.
– Тот Манифест о том, что Петр Федорович от власти отрекается и в Голштинию возвращается. А трон передает свергнутому императору Иоанну Антоновичу. А при Иване VI по тому же Манифесту быть совету императорскому. И тот совет из 10 человек править империей станет!
– А наследник трона цесаревич Павел Петрович? – спросил Соколов. – Его то как могут отстранить от власти?
– Петр III признал его сыном незаконным и оставил за ним только титул «высочества». Он про блуд своей жены Екатерины говорил и обвинил её в неверности супружеской. И готовился в России переворот государственный. Но за неделю до него в Петербурге наши люди, радетели отечества, провозгласили самодержавной государыней императрицу Екатерину Алексеевну. Петра же тайно умертвили. И манифест его об отречении подложный провозгласили.
– Что? – Соколов вздрогнул. – Что значит подложный?
– Отказался Петр Федорыч подписать отречение, что для него Екатерина и Орловы состряпали. И подпись императора на сем документе была подложная.
– Значит, если бы те, кто истинный Манифест государя сохранили, смогли бы огласить его …
Соколов понял, что в империи тогда могла начаться война гражданская. Это действительно была бы новая смута и пострашнее прежней.
– И мне стало известно, что Манифест тот у госпожи Салтыковой хранится, – продолжил Гусев. – Она же обещала его отдать токмо после того как господа желающие ограничить самодержавство действовать учнут. И кое-кто заявил, что пора действовать решительно.
– Но вам про сие откуда ведомо, Ларион Данилович?
– А через господина Михайловского. Он во всем мне повинился. Испугался сей человечек задуманного заговорщиками. И послал я эстафет в Петербург про сие.
– И они завели дело против Салтыковой!
– Именно. Государыня Екатерина про Манифест муженька своего не знала ничего. Ей не сказали ничего. И горлопаны Орловы про то не знали. Их руками более умные люди действовали. Никита Иванович Панин и иные вельможи через меня то дело подготовили.
– Через тебя, Ларион Данилович? Так все сие только ты здесь на Москве организовал?
– Я. Через меня жалобщики действовали. Мы давно решили Дарью припугнуть и заставить её отречься от политики. Но когда сам Панин мне действовать приказал, я двоих холопов Салтыковой в Петербург и отправил и все документы им выправил. А в столице Панин им помог через холопа бывшего салтыковскго Федьку Ларионова, которого он в гвардейский полк сам и пристроил.
– И ты Мишку приказал убить, Ларион Данилович?
– Я. И это я тот человек, которого ты искал, Степан! Я холопам Салтыковой помог до Петербурга добраться. Я деньги Ермолаю Ильину передавал лично. Я капитану Тютчеву заплатил.
– Не понимаю, Ларион Данилович! А меня для чего к делу привлекли? Я-то зачем вам понадобился?
– Ты думаешь, что оболгали Салтыкову и напраслину возвели на барыню? Так?
– Но получается…
– Ничего не получается, Степан Елисеевич. В смерти холопов есть прямая вина помещицы Салтыковой! Самолично убила она многих девок в своем имении. Только хорошо прячет концы в воду Дарья Николаевна! Но ты следствие вел хорошо.
– Хорошо ли, Ларион Данилович?
– Мало на Руси подобных тебе людей, Степан! Тех кто по правде живет! И скажу тебе – что сожрут тебя такие как Бергоф и Дурново! Но твое расследование мне многим помогло! Заговорщики готовились тайно Манифест публикации предать о царствовании Иоанна Антоновича. Но в результате заговора поручика Мировича погиб и Иван Антонович.
– И ты решил, Ларион Данилович, меня подкупить теперь?
– С чего ты взял, Степан? Али ты думаешь, что я тебе повинную голову принес? Я начальник московского отделения Тайной экспедиции! Ты смекаешь, что за люди стоят за мной? Нешто дадут они тебе меня сожрать? А у меня на тебя ежели пожелаю завтра свидетельства будут. Уже одно то, как вы с князем Цициановым с сенатором Сабуровым обошлись – вам дорого станет.
– Тогда зачем ты мне все сие сказал, Ларион Данилович? В толк не возьму никак?
– Дак понять меня не сложно, Степан. Уважаю я честность твою и потому щажу тебя. Да и главного то ты не нашел. Манифеста Петра Федоровича.
– А неужто ты их нашел, Ларион Данилович? – искренне удивился Соколов.
– А то как же. Но нашёл я их токмо благодаря тебе. Они все это время были рядом с тобой!
– Не понял тебя, Ларион Данилович. Что значит рядом?
– Эх ты, ума палата, – засмеялся Гусев. – Салтыкова бумаги в футляре бархатному тебя в квартире хранила!
– У меня?
– Умно Дарья-то Манифесты припрятала. Умно! В доме самого следователя Соколова! Поди догадайся. И скажи после этого что она баба глупая!
– Но как такое возможно, Ларион Данилович? Как она смогла у меня их спрятать?
– Денщик твой у себя их держит. Конечно, не знает он, что за бумаги в его руках!
– Денщик?
– Именно, Степан Елисеевич! Это еще когда ты только первый визит Салтыковой сделал и права свои обозначил, она решила спрятать все у тебя. И я, Степан, как начальник Тайной эскпедиции могу хоть сейчас послать к тебе людей, и они те Манифесты найдут. И знаешь, что тогда будет с тобой?
Соколов знал, что значит узнать про сии тайны империи Российской.
– Но я никого посылать не стану. Езжай сам и все реши. Я же не скажу, где сии Манифесты хранились.
– А коли найду, что мне делать? – спросил Соколов.
– Экий ты упрямый, господин Соколов. Я ведь терпение то терять начинаю. Тогда я арестую тебя прямо сейчас. Неужели ты доброго отношения к себе не понимаешь? Желаешь против великих вельмож пойти? Противу государыни? Изволь! Желаешь в крепость Петропавловскую в каземат для государевых изменников? Изволь!
– Но князь Цицианов и Иванцов знают про Манифест!
– Ты за них не переживай. Они карьера своего ломать не станут.
– Я согласен, господин Гусев.
– С чем согласен?
– Я привезу тебе Манифесты, Ларион Данилович, ежели они в моем доме действительно.
– Они там. Но для опасения с тобой мои люди отправятся. Четверо. Вроде эскорта почетного. И ты вот чего, Степан Елисеевич, документы передай уряднику, а сам ко мне покамест более не езди.
– Понял, Ларион Данилович. Спасибо тебе.
– Еще одно, Степан. Видеть ни Цицианова ни Иванцова тебе более нельзя. Я им сам все растолкую.
– А госпожа Салтыкова, стало быть осуждена будет?
– Да. Но сие наименьшее зло. И она сама в том виновна. Не стоило ей в высокий политик лезть.
– Понял все, Ларион Данилович. Спасибо тебе еще раз.
– Ну, тогда иди, и храни тебя господь….
6
Соколов у себя дома.
Степан с футляром в руках взлетел к себе к кабинет и быстро достал оттуда документы. Они были писаны на бумаге гербовой.
Соколов развернул первый документ и прочел:
Манифест императора Петра III «Об передаче власти и об учреждении совета имперского».
«Божиею милостью Мы, Петр III, император и самодержец всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, государь Псковский и великий князь Смоленский, князь Эстляндский, Лифляндский, Корельский, Тверской, Югорский, пермский, Вятский, Болгорский и иных, государь и великий князь Новагорода низовския земли, Черниговский, рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и всея северные страны повелитель, и государь Иверская земли, Карталинских и Грузинских царей и Кабардинския земли черкасских и горских князей и иных наследий государь и обладатель.
Сообщаем всем нашим верноподданным, что отрекаюсь я, народного блага для, от престола Империи Российской.
Поскольку супруга наша императрица Екатерина не проявляла к нам любви и почтения, коие супруга обязана была проявлять к особе нашей, и не была верна супружескому долгу, то не можем мы признать истинным наследником престола цесаревича Павла Петровича.
И потому повелеваю я, считать его высочество Павла великим князем империи и членом императорской фамилии, но от трона его отрешить.
Империю же и народ хотим мы доверить принцу царской крови, Иоанну Антоновичу, заточенному по приказанию тетки нашей покойной императрицы Елизаветы Петровны.
А для того чтобы никто более не мог посягнуть на основы империи и на законы, учредить повелеваю при новом императоре Иоанне Императорский совет из 10 вельмож государства Российского. И выбираться те вельможи должны не в силу знатности родов и заслуг предков, но в силу своих личных заслуг перед отечеством.
Членом совета имперского может быть вельможа прослуживший на государственной службе не менее 20 лет и отмеченный высшими наградами империи и иных государств.
Император отныне не имеет права увольнять членов Имперского совета от службы государству. Они могут быть уволены по представлению императора и после того, как остальные члены совета единодушно проголосуют за то решение.
Под Императорским советом будет находиться Государственный совет империи из 50 особ состоящий.
Император Всероссийский отныне не имеет права единолично решать вопросы войны и мира без одобрения оных решением Имперского совета и Государственного совета.
Император Всероссийский не имеет права отнимать имущество у знатных подданных империи по собственному произволу, ежели человек не угодил ему лично. Ибо личные интересы должно подчинять интересам государственным. И ежели подданный в чем провинился пред Отечеством, то его надлежит судить специальным судом, и в число судей вводимы будут люди Императорским советом одобренные.
Император Всероссийский не имеет права повышать налоги на подданных империи без одобрения Имперским советом из 10 вельмож, Государственным советом из 50 членов и Сената империи Российской.
Император Всероссийский не имеет права распоряжаться единолично государственными имениями и превращать государственных крестьян в частновладельческих. Государственным фондом имуществ отныне распоряжается специальная коллегия государственных имуществ, что будет находиться под полным контролем Сената.
Содержание императора и императорского двора определяется отныне в 500 000 рублей ежегодно и превышать оную сумму император и его приближенные не имеют права.
Вмешательство императора в финансовые дела империи отныне запрещается.
Изменить в сторону увеличения императорское содержание может Императорский совет вкупе с Государственным советом и Сенатом империи Российской.
Гвардейские полки и армия передаются в распоряжение Императорского совета.
Император не может отныне жаловать воинские чины выше полковника. Дабы в будущем не было того что фавориты в большие чины входили, опережая людей достойных и заслуженных, как то бывало в прежние царствования.
Собственной его императорского величества рукой подписано:
Петр».
– Вот тебе и документ Исторический! – прошептал он. – Да ему нет цены. За подобное и голову снять могут. А что там во втором. Стоит и его прочесть.
Степан свернул и отложил первый Манифест и взялся за второй:
«О праве наследования престола государства Российского. Обоснование Манифеста императора Петра III «Об передаче власти и об учреждении совета имперского»:
«Поскольку после смерти государя императора Петра Великого, престол государства Российского не единожды переходил в руки монархов токмо властию силы, сиречь полков гвардейских, себе право царствовать обеспечивших, почли мы за благо оградить от того зла трон империи и благополучие её граждан на последующие времена.
Императрица Екатерина I самодержавных прав не могла иметь и право царствовать ей добыто было суть способом незаконным. И потому можно причислись её к разряду узурпаторов.
Рожденная от подлых родителей, она вознесена была волей императора до высот трона такого великого государства как империя Российская. Но государь император Петр I никоим образом не прочил жену свою в самодержавные повелительницы империи Российской.
Петр II Алексеевич, что стал императором после смерти Екатерины I, узурпаторши власти монаршей, был наследником законным, ибо был законным наследником и сыном царевича Алексея Петровича, что являлся в свою очередь законным сыном императора Петра I Алексеевича от церковного брака с Евдокией Лопухиной.
После смерти императора Петра II, на престол государства Российского была законно избранна императрица Анна Иоанновна. Ибо избирали императрицу Анну члены Верховного Тайного совета империи Российской куда входили представители лучших родов империи.
Анна Иоанновна, была родной дочерью царя Ивана V Алексеевича, бывшего соправителем совместно с братом своим Петром I Алексеевичем, от законного брака с Прасковьей Федоровной Салтыковой.
Перед смертью, императрица Анна назначила своим наследником, принца Иоанна Антоновича, коий также имел право на занятие трона Российкого, ибо является внуком родной сестры императрицы Анны Екатерины Ивановны, что была замужем за герцогом Карлом Леопольдом Мекленбург-Шверинским.
От брака Екатерины Иоанновны и герцога Карла Леопольда была рождена дочь Анна Леопольдовна, что в свою очередь была выдана замуж за принца Антона Ульриха Брауншвейгского. И от того брака и родился сын Иоанн Антонович.
Но, однако, тетка наша цесаревна Елизавета Петровна отрешила от власти малолетнего императора Иоанна VI Антоновича и назвалась самодержавной императрицей, на что имела право как дочь императора Петра I.
Елизавета Петровна передала престол империи Российский нам, Петру III сыну её родной сестры принцессы Анна Петровны и герцога Карла Фридриха Голштейн-Готторпского.
Я же для восстановления справедливости и не желая верховной власти в империи Российской, И для примирения двух враждующих ветвей дома Романовых, повелел трон законному наследнику императору Иоанну VI Антоновичу вернуть, который до сих пор в положении узника находится в крепости Шлиссельбургской. Императорский трон он получает при условии учреждения Императорского совета империи Российской.
Собственной его императорского величества рукой подписано:
Пётр».
Соколов сложил документы обратно в футляр и вышел с ними на порог своего дома.
– Вот возьмите! – он передал футляр уряднику. – Сие то самое что надобно Лариону Даниловичу.
– Передам в самые руки, ваше благородие. Не извольте беспокоиться…
Эпилог
Казнь
17 октября. Год 1768. Красная площадь.
В 11 часов утра Красная площадь была заполнена народом до отказа. Люди собрались на казнь московской помещицы Дарьи Николаевны Салтыковой.
Этой казни ждали. И еще за неделю по Москве были распространены листовки сообщавшие населению про сие событие. Государевы офицеры и чиновники доводили до ведома народа слова о милости государыни Екатерина Алексеевны и про то что она наказывает токмо по справедливости и что в её правление империю ждут процветание и благоденствие.
– Когда привезут, душегубицу-то? – спросил пожилой купец, что явился поглазеть на казнь со всем семейством.
– Дак уже должны были привезти! – проговорил высокий крестьянин.
– Чего-то задерживаются они. Может милость вышла царская и не будет казни-то?
– Вона везут! – заголосил мальчишка в драном армяке. – Вона там!
Черный возок в сопровождении полуэскадрона гусар стал вползать на площадь по специально отведенному коридору. Его образовали солдаты, дыбы толпа не мешала им проехать к лобному месту.
Саму Салтыкову в возке окружали четыре гренадера с обнаженными саблями. Мало ли чего могло произойти.
– Сейчас почнётся! – проговорил крестьянин.
– Чего почнётся-то? – купец посмотрел на крестьянина.
– Дак казнь и почнётся! Чего указ зачитают и почнётся!
– Не-е! – произнес продавец сбитня. – Никто казнить не станет. Про то господа уже почитай неделю баят. Да и плахи и топором то нету. А стал быть казнить не станут.
–Салтыкова то в родстве с такими барами состоит, что и сама матушка-царица руки на неё поднять не посмеет, – проговорил сын купца, что готовился выйти в офицеры. – Там и Строгановы, и Толстые, и Головины, и Голицыны. Поди тронь их!
–Дак царице все мочно! – крестьянин посмотрел на купеческого сына. – Она ить от бога поставлена.
– Ой ли! – хохотнул купеческий сын. Но далее углубляться в опасный политический спор не решился.
– Дак бают государь-то истинный жив! – проговорил кто-то в толпе. – И не Катерина, а Петр Федорыч от бога ставлен-то.
– Помер он! Брехня то!
– Не брехня! Господь спас императора!
– А ну прекратить речи низменные! Где находитесь, сволочи! – выкрикнул некий полицейский чин.
– А ты нас не сволочи!
– Тихо! Сейчас учнут!
У эшафота черный возок остановился. Гренадеры заставили узницу выйти из возка и подняться на эшафот. Дарья Салтыкова осмотрела эшафот в поисках орудий казни, но кроме столба там ничего не было.
Стало понятно, что казнь будет токмо гражданская. Екатерина не решилась пойти дальше этого.
Чиновник в мундире вышел вперед и провозгласил зычным голосом:
– Народ московский! Слушай указ всемилостивейшей государыни императрицы Екатерины Алексеевны!
На площади стало тихо. Имперторский гвардейский офицер из Петербурга стал зачитывать указ Екатерины II от 2 октября 1768 года. Площадь во время чтения документа молчала. Поначалу были перечислены все преступления Салтыковой, и было сообщено, что замучила она сто тридцать восемь человек.
Тогда из толпы послышались крики:
– Мучительница!
– Руби голову!
– Казни сего изверга!
Чиновник снова выступил вперед и потребовал тишины. Чтение указа государыни законченно еще не было. Офицер смог продолжить.
«За душегубство и многочисленные смертоубийства душ христианских, помещицу московской губернии Салтыкову Дарью на один час приковать к столбу позорному и повесить ей на шею лист с надписью со словам и «мучительница и душегубица».
После того заключа оную помещицу в железа, отвести ее в женский монастырь и посадить её в специально подготовленную подземную тюрьму, дабы никогда она света божьего не видела».
– Видали? – спросил сыне купеческий. – А вы баили показнят её! Не показнили.
– В монастырь определили в подземное сидение. А сие рази смерти не горше? – спросил крестьянин. – Тамо больше года никто не поживет.
– Бывало и три проживали! Но больше нет.
Затем Салтыкову согласно указу приковали цепями к большому столбу, что возвышался посреди эшафота. Затем палач надел не шею жертве деревянный щит с надписью «Мучительница и душегубица».
По истечении часа Салтыкову свели с эшафота и снова усадили в черный возок, который под караулом отправился в Иваноновский женский монастырь….
***
Дело закончилось, приговор был вынесен и казнь состоялась. Но умерла осужденная помещица, заключенная в подземной тюрьме, где были воистину нечеловеческие условия содержания, не через год.
В подземельях Салтыкова содержалась до 1779 года или одиннадцать лет. Затем в её судьбе наступили перемены и по указу высочайшему её перевели в пристойное помещение при монастыре в коем она прожила вплоть до смерти своей, что последовала 27 ноября 1801 года.
И более никто по тому делу не пострадал. Против Хвощинского и Молчанова и их приближенных никаких дел не заводили, и они спокойно продолжали служить на своих постах.
А тайный секретарь императора Петра III Волков, тот самый что Манифесты к Салтыковой переправил, был назначен генерал- полицмейстером Петербурга…
***
А вот от коллежского секретаря Соколова после того дела Фортуна отвернулась.
Спустя год начальник канцелярии юстиц-коллегии в Москве статский советник Федор Дурново вынудил его уйти в отставку. Ибо Ивану Александровичу Бергофу довелось стать графом и московским генерал-губернатором. И он Соколову ничего не простил и все припомнил.
Ларион Гусев пытался вступиться за чиновника, но все без толку. Бергоф оставил бы и самого Гусева, но за спиной того стоял всесильный статс-секретарь Шешковский.
– Сей чиновник много пользы отечеству принести еще может! – сказал Гусев губернатору.
– Не думаю, Ларион Данилович. Соколов зело высокомерен и начальству никакого почтения не оказывал.
– Разве это главное, ваше высокопревосходительство?
– Почтение начальству первый долг чиновника! Верно ли, Федор Петрович?
Дурново ответил:
– Истинная правда, ваше высокопревосходительство. Всяк сверчок знай свой шесток. А Соколов никогда места своего не знал.
–Он получил отставку без пенсиона, ваше высокопревосходительство,– настаивал Гусев. – А все известно что Степан Елисеевич имения никакого не имеет. Крепостных людишек нет у него. Жил государевым жалованием.
– Неужто в том наша вина? – спросил Дурново.
– Верно, Федор Петрович. Молодой еще – проживет! – отрезал генерал-губернатор…
***
Но спустя несколько лет, благодаря стараниям господина Гусева, получил Степан Елисеевич приказ из Петербурга о назначении своем чиновником в Тайную экспедицию при Сенате Российской империи!
Документ о назначении привез ему старый знакомец уже титулярный советник Иванец-Московский. Ивана Ивановича Фортуна баловала, ибо не позабыла про сего смелого молодого человека императрица.
– С возвращением на службу, Степан Елисеевич.
– А кто надо мной стоять будет, Иван Иванович?
– Начальник наш ныне статский советник князь Цицианов Дмитрий Владимирович. И дело нам предстоит вести важное. Государственное.
– Меня возвращают на службу тем же чином? – спросил Соколов.
– Ты снова коллежский секретарь, – Иванец-Московский потупил взор. Он сам ныне был на три ранга выше своего бывшего начальника.
– Да ты не смущайся, Иван Иванович. Я только рад, что Фортуна к тебе не переменилась.
– Меня Бергоф и Дурново как и тебя бы сожрали. Бергоф донос на меня настрочил в сенат. Генерал-прокурор даже дело наметил по моей особе. Спасла меня токмо милость императрицы Екатерины Алексеевны. А милостью этой я тебе обязан, Степан Елисеевич. Ты тогда меня, несмотря на мой малый чин, в Петербург отправил.
– Ты не женат еще, Иван Иванович?
– Ныне я дворянство получил вместе с чином, Степан Елисеевич. Батюшку моего купца первой гильдии орденом наградили за коммерческие его таланты. И желает батюшка сосватать мне девку из дома Ростопчиных.
– Дело хорошее, Иван Иванович.
– А ты Степан Елисеевич, не шибко бедствовал?
– Спасибо тебе надобно сказать, Иван Иванович. Не дал пропасть. Помог службу найти при купеческой суконной сотне. Не бедствовал. Денег мне много ли надобно? Даже больше платили, чем требовалось мне.
– То дело малое, Степан Елисеевич. Но теперь доволен ли будешь службой?
– Про то не беспокойся, Иван Иванович.
– Однако вернули тебя на службу в прежнем чине, Степан Елисеевич. Князь Цицианов моложе тебя дестью годами, а уже статский советник по артикулу воинскому бригадир50! А ты, при всех талантах твоих, всего лишь коллежский секретарь, иначе штабс-капитан.
– Но без службы сыскной тяжко мне, Иван Иванович. И ныне, пусть и при малом моем чине, но при деле настоящем буду. Так что за дело ради которого призвали меня?
– Самозванцы, Степан Елисеевич.
– Самозванцы? Это которые именуют себя именем покойного государя Петра Третьего? Таких по трактирам в Москве сколько хочешь.
– И такие есть кто именем покойного Петра Третьего себя величает, кто царевичем Иванушкой сыном Елизаветы от принца Мориса Саксонского. Чего только не придумают. Уже с два десятка таких личностей есть, Степан Елисеевич.
– Неужели они так опасны для государыни? Кто поверил в сии мужицкие байки, Иван Иванович?
– Покуда нет, Степан Елисеевич. Но на Яике казацкие бунты зреют. Крестьяне бунтуют по многим губерниям. Война с турками идет, сударь, Степан Елисеевич.
– Война в скорости блистательной победой завершится, Иван Иванович.
– Это так, но пока наши войска на театре военных действий, Степан Елисеевич. А объявился среди казаков Яицких донской казак именем Пугачев.
– Кто такой? Простой казак?
– Не так сей Пугачев прост, Степан Елисеевич. Прошел прусскую и турецкую войну. И есть опасения что людишки подлого звания пристанут к нему. В Яицком городке бунт за бунтом.
– И сей Пугачев нарек себя именем покойного государя?
– Так, Степан Елисеевич. И вспомнили о тебе, что многое еще может коллежский секретарь Соколов.
– Вот и будет у нас много работы, Степан Елисеевич. Твой ум и твоя честность еще нужны России, господин коллежский секретарь.
***
Так Степан Елисеевич Соколов вернулся на службу и отбыл в город Оренбург с особыми полномочиями…
***
Владимир Андриенко
Луганск
Июль 2008
***
Владимир Андриенко
Обновление ноябрь 2016
***
Корректура В. Андриенко
21.10.2021-25.10.2021