Философские сонеты

Non omnia possumus omnes^[28]

 
Жизнь это игра, как ни старайся
Не знаешь, что фортуна принесёт.
И если проиграл, не огорчайся,
В конце концов, не все мы можем всё.
 
 
В удачу могут верить лишь пижоны,
Но, может быть, с любовью повезёт.
И если не нашёл, кого взять в жёны,
Не упрекай себя, не все мы можем всё.
 
 
Работой увлекись, карьеру сделай,
В расчёте на фортуны колесо
Иди вперёд напористо и смело,
 
 
И если вверх тебя не вознесло,
Везде, наверно, есть свои пределы,
Но, чёрт возьми, не все ж мы можем всё!
 

Actus Dei^[29]

 
Когда бушует шторм в открытом море,
Ненастье рвёт крепленье брамселей
И завыванью ветра в небе вторят
Зигзаги молний – это «актус дей».
 
 
Перед Деяньем божьим мы бессильны.
Так или иначе, всему грядёт предел,
И жизни нашей трепетный светильник
Угаснет, если так Господь хотел.
 
 
Но, несомненно, вслед одних ухода
Придут другие, так что род людей
Не ссякнет втуне, разве что природа
 
 
Оставит сирых милостью своей,
И тот, последний, в купол небосвода
Воздевши руки, скажет – «актус дей».
 

Animus superiora capessat necesse est^[30]

 
Дух неизбежно рвётся в высоту
Из мира серости в юдоль талантов,
Где образов и мыслей чистоту
Не нарушает ропот дилетантов.
 
 
Лишь там достичь он может идеала,
К которому стремится вопреки
Реальностям земного ареала
И власти указующей руки.
 
 
И будь блажен, кто в век наш инфернальный,
Забросив повседневный свой офис,
Оставив театр бытия банальный
 
 
Среди дряхлеющих от времени кулис,
Способен, созерцая мир астральный,
Душой и мыслью устремляться ввысь!
 

Nomina sunt mutabilia, res autem immobiles^[31]

 
Вильям Шекспир сказал – весь мир театр.
Однако драматург тогда не знал,
Что время, непреклонный реформатор,
Мир превратит в дешёвый сериал.
 
 
Меняя декорации в угоду
Дорвавшихся до власти ловкачей,
Массовок режиссёры взяли моду
На новые названия вещей,
 
 
После названий городов и весей,
Сменили вывески и улиц имена,
И, одержимые державной спесью,
 
 
Подправили под царский номинал,
Суть дела этим затемнить грозя…
Но всё же вещи изменить нельзя!
 

Longissimus dies cito conditur^[32]

 
Бывает, долгий день проходит,
Как бесконечный товарняк
Чредой мелькающих вагонов
На стыках, буксами гремя.
 
 
Но вот уже в далёкой дымке
Он растворился без следа,
И этот день, безмерно длинный,
Исчезнет так же навсегда.
 
 
Дни нашей жизни в адском стриме,
Если взглянуть издалека,
Несутся, пролетая мимо,
 
 
Как тот состав товарняка.
И этот день, пусть он и длинен,
Бесценен, живы мы пока!
 

Doctrina multiplex, veritas una^[33]

 
Учений и теорий в мире много,
Как должен быть вообще устроен свет,
Однако, очевидно, кроме Бога
Никто пока не может дать ответ.
 
 
Вполне возможно, так и не узнает
Многострадальный сирый род людской,
Откуда что ни есть произрастает,
И где конец тщете его мирской.
 
 
Но человек, скорее рефлекторно,
(наверно, так задуман этот мир)
Плодит свои теории упорно
От игрек-хромосом до чёрных дыр.
 
 
Кто знает, может, максима верна
Учений много – истина одна!
 

Natura abhorret vacuum^[34]

 
Природа не выносит пустоты
И в вегетации слабин не допускает,
Но зачастую сором иль простым
Отребием прорехи заполняет.
 
 
Как будто главное заполнить пустоту,
Неважно чем, иначе мир зачахнет.
Простим природе мысли нищету,
Дай Бог, её источник не иссякнет.
 
 
Природе подражая не во всём,
Но мысли нищеты не избегая,
Мы допускаем в бытие своём,
 
 
Что свято место пусто не бывает,
И, к сожаленью, слишком поздно узнаём,
Каким отребьем это место зарастает!
 

Ad meliora tempora^[35]

 
Времена приходят и уходят,
И, соврать нисколько не боясь,
Вспоминаем мы, что в прошлом вроде
Было чем-то лучше, чем сейчас.
 
 
Воздух был определённо чище,
Солнце грело дольше и теплей.
Может было поскромней жилище,
Но улыбок больше у людей.
 
 
Между тем, в уверенности честной,
Что прогресс вперёд идет всегда,
Жили мы в стране своей чудесной,
Предвкушая лучшие года.
 
 
Всё же есть незыблемый закон
Вечно ожидаемых времён.
 

Nil tempere novandum^[36]

 
Ничто не следует менять мгновенно,
К любому делу нужен свой подход,
Чтобы клубок желаний эфемерных
Не нарушал безмолвный мыслей ход.
 
 
Не поддаваться импульсам глубинным,
Химер, торопящих событий бег.
Пусть будет путь идеи хоть и длинным,
Зато проверен вдоль и поперек.
 
 
Прикидывая следом исполненье
Задуманного, действовать опять
Без спешки и излишнего волненья,
 
 
Чтоб роковых последствий избежать,
И помнить твёрдо, за одно мгновенье
Ничто нельзя так просто поменять!
 

Nil sub sole novum^[37]

 
Ничто не ново под солнцем,
Что было, то и придёт,
И надо быть полным чухонцем,
Чтоб думать наоборот.
 
 
Ведь реки текут в море,
Как тысячи лет назад.
Попробуй это оспорить,
Противного не доказать.
 
 
Империи были злые,
Которых давно уже нет.
За ними пришли иные,
 
 
И тех потерялся след.
Так было и будет, родные,
Пока существует Свет!
 

Omnia fert aetes animum quoque^[38]

 
Годы уносят всё вплоть до памяти,
Нам оставляя лишь призрачный след
На пожелтевшем жизни пергаменте
С выцветшей хроникой прожитых лет.
 
 
Перебирая даты прошедшего,
Ищем в нём запахи времени мы,
Невозвратимо в вечность ушедшего,
Легкой стрелой промелькнувшего вмиг.
 
 
В юности пору с видом беспечным
Мы коротали в кафе вечера,
Жизнь тогда казалась нам вечным
Праздником света, любви и добра.
 
 
Память теряет, как листья, детали,
Время уносит всё в дальние дали…
 

Quod praeterit effluxit^[39]

 
Что прошло, того уж нет,
Жизнь мчит вперёд,
Но в душе остался след,
Кто его найдёт.
 
 
К пожелтевшему письму
Тянет, как магнит.
Неизвестно почему
Сердце защемит.
 
 
Как мираж в ночной тиши,
Через много лет
Дрогнет в глубине души
 
 
Незаживший след.
В прошлом, как ни вороши,
Не найдёшь ответ.
 

Necessarium malum^[40]

 
Мир так устроен, что зло неизбежно,
Стоит взглянуть на истории ход.
К счастью, привычно с добром оно смежно,
Что, впрочем, верно и наоборот.
 
 
Зло и добро, как две грани медали,
Неразделимы, как солнце и тень,
Ремус и Ромулус древней Италии,
Сумрак ночной и сияющий день.
 
 
Злу и добру эта скрепа не в тягость,
Правят они на земле заодно.
Так что являет добро свою благость,
Преодолев неизбежное зло.
 
 
И со всей ясностью не оспоримо —
Зло неизбежно, но всё ж поправимо!
 

Copia ciborum subtilitas animi impeditur^[41]

 
Известно, что избыток пищи
Мешает тонкости ума,
И есть тому примеров тыщи,
Что эта истина верна.
 
 
Ведь если б Гоголь не был беден
Навряд ли б мир его узнал.
Некрасов Н. был худ и бледен,
Бальзак на чердаке писал.
 
 
В Париже нищий Модильяни
Картины за гроши сбывал.
Тулуз-Лотрек в кафешантане
За штоф абсента рисовал.
 
 
В наш век на грани пресыщения
Избыток пищи губит гения.
 

Quoad hodia non est cras erit^[42]

 
Чего сегодня нет, то будет завтра,
Мы слышали на протяженье лет,
И снова каждый раз на послезавтра
Переносился сказочный расцвет.
 
 
Но в этом есть, пожалуй, смысл сермяжный,
Недаром, послушания эффект
Успех имеет даже у дворняжек,
Когда те видят лакомый объект.
 
 
Подобно этому рисуют перспективы
Покорным квиритам в сверкающих тонах
Правители в своих неторопливых
Правления застойных временах.
 
 
И повторяется одна и та же мантра,
Чего сегодня нет, то будет завтра!
 

Contra rationem!^[43]

 
У каждой нации свои представления,
В жизни свой сермяжный посыл.
В систему сведи народов мнения,
Получишь кондовый здравый смысл.
 
 
В Англии виски, пьяные редки,
Французов подвергают критике.
Русские водку из табуретки
Гонят, рассуждая о геополитике.
 
 
В ООН, где нации равно правы,
Не могут сладиться решением справным.
Каждая свой смысл здравый
Считает других более здравым.
 
 
Над миром угроза хаоса нависла —
Здравый смысл против здравого смысла!
 

Quod volunt credunt^[44]

 
Мы с лёгкостью верим тому, что желаем
Услышать из уст самых разных людей,
Но где-то в глубинах души понимаем
Обманчивость призрачной веры своей.
 
 
И всё ж по наитию, снова и снова,
Мы жаждем услышать ту самую речь,
Которая властною силою слова
Способна нас в Эдем желаний увлечь.
 
 
В плену наваждения мы неуклонны
В желании слышать лишь то, что хотим,
И прочь отметаем любые резоны
Рассудка в угоду желаньям своим.
 
 
И лишь остаётся молить Провиденье,
Что, если нам лгут, это – ложь во спасенье!