Философские сонеты

Ab urbe conita^[13]

 
Есть Города… Они подобны вехам
Истории в значении своём,
Основаны не просто человеком,
Но деспотом, властителем, царём.
 
 
Санкт-Петербург – безумная идея
Великого Петра, что строил град
По образцу Венеции, надеясь,
Что всё пойдет на европейский лад.
 
 
От основания Пальмирии ганзейской,
Вонзившей в небо шпилей острия,
Держава ожила, но с европейской,
В итоге, не совпала колея.
 
 
Пора б учесть потомкам сей аспект
И выправить наследственный дефект!
 

Circulus vitiosus^[14]

 
"Всё суета сует, тщета и ловля ветра"
Экклезиаст, Ветхий завет, Бытие 1.2
 
 
Порочный круг замкнулся – снова те же
Короны и двуглавые орлы,
В обличье, правда, далеко не свежем,
И на подъем, пожалуй, тяжелы.
 
 
Неужто ничему не научились
Мы, повторяя прошлое, друзья,
И то, против чего мы тщетно бились,
Вернулось снова на круги своя?
 
 
Вернулись снова табели о рангах,
Святых апостолов и с лентой ордена,
Дворцы, элиты, пристава, охранка,
И нищета, не знающая дна.
 
 
Замкнулся круг порочный в стиле ретро…
Всё суета сует, тщета и ловля ветра.
 

Amantes amentes^[15]

 
Любовь и безумство… две дикие розы,
Две дивные розы в огне хрусталя.
Любовь и безумство… две странные грёзы,
Две грёзы в метельной ночи февраля.
 
 
«Амантес аментес», о схожесть звучания
Любви и безумства, двух пламенных роз —
Любви до безумия, до развенчания,
Безумства любви в бездне сладостных грёз.
 
 
Любовь, как иллюзия, как наваждение,
Лишает нас разума, сводит с ума,
И платим, безвольные, за наслаждение,
 
 
За то, неземное, мы платим сполна,
Мы платим собой, существа неразумные,
В ночи бессонные, в ночи безумные!
 

Cui bono^[16]

 
Смотря в историю назад,
Мы ищем истово ответа,
Кто был в событьях виноват,
Что привели к концу расцвета.
 
 
Но оказавшись средь руин,
Решаем мы порой незрело,
С чего начать иной почин,
И, главным образом, что делать.
 
 
Сии проклятых два вопроса,
Что делать, и кто виноват,
Терзают нас великороссов
Уж два столетия подряд.
 
 
Не лучше ль вслед за Цицероном
Спросить резонно – «куи боно?
 

Est modus in rebus^[17]

 
Есть мера вещей, что сокрыта от праздного взгляда.
Подвластны ей сферы монад, хаотичных на вид,
Секвенции кварт и октав пифагорова ряда,
Спирали галактик, эксцентриситеты орбит
 
 
Рельефы Рамзеса из храма Сети в Абидосе,
Миланский собор и французский Шато Рамбуйе,
«Давид» Микеланджело, торс Афродиты Милосской,
Фасад Парфенона и вилла «Савой» Корбюзье.
 
 
Для посвященного в этом рука Провидения,
Метафизический помысел мира творцов,
Код Леонардо, закон золотого сечения,
 
 
Чары пропорции, блик совершенства венцов.
Дар человечеству свыше, как чудо спасения,
Мера вещей – парадигма искусства жрецов!
 

Timeo Danaos et dona ferentes^[18]

 
Бойтесь данайцев, дары приносящих,
Щедрых подарков судьбы.
То, с чем сегодня вам выпало счастье,
Завтра растает, как дым.
 
 
Или, что хуже, сменится несчастьем,
Вспомните с грустью опять
Зыбкость фортуны слепой одночасьем,
И как судьбу искушать.
 
 
Некто сказал, не живи настоящим,
В завтра живи золотом.
Был он трибуном со взором горящим,
 
 
С поднятым к небу перстом…
Или «данайцем», дары приносящим,
Но не сейчас, а потом?
 

Lusus naturae^[19]

 
Мы говорим, шутя, игра природы,
Когда сухой научный формализм
Не в силах объяснить каприз погоды
Или иной природный катаклизм.
 
 
Игру природы всуе наблюдая
Уже на протяженье тысяч лет,
Род человеческий и по сей день не знает
Воистину на многое ответ.
 
 
Наверно есть неявные законы
У этой чисто дьявольской игры,
Непостижимые, астральные резоны,
 
 
Неясные, незримые миры,
В которых мы всего лишь эпизоды
Извечных прихотей изменчивой природы.
 

Homo vitruvianus

 
Витрувианский человек да Винчи,
Как претворенье древних сигнатур,
Он предстает во всём своём величии
В континууме магических фигур.
 
 
Одна из них квадрат, идеограмма
Всего земного и людских страстей.
Другая, круг, аллегория храма
Высоких сфер и неземных идей.
 
 
В нем двуединство духа и материи,
Бессмертие души и плоти тлен,
Великий акт космической мистерии,
«Дилеммы гоминум» извечный феномен
 
 
Завет через века и поколения
Потомкам – от провидца, гения!
 

Tarde venientibus ossa^[20]

 
Опоздавшим достаются кости,
Говорили в древности, когда
Лучшие куски съедали гости,
Кости ж грызли те, кто опоздал.
 
 
Было так и в те лихие годы,
Когда смены власти грянул шквал.
Кости были брошены народу,
Что к большой раздаче опоздал.
 
 
Видно, их к столу не пригласили,
Или был уже заполнен зал.
Им интеллигентно объяснили
Что, кто не успел, тот опоздал.
 
 
И они, покорные, без злости
Подбирали брошенные кости.
 

Sine ira et studio^[21]

 
Хотел бы я без гнева и пристрастия
Судить о том, что происходит в мире,
При виде тупости и глупости всевластия,
Стараясь трактовать проблему шире.
 
 
Не возмущаться буйствами фанатов
На стадионах и в концертных залах,
Внимать бесстрастно спичам кандидатов,
Во власть идущих с ложью на сусалах.
 
 
Не удивляться пошлости рекламы,
Бездарностей в искусстве почитателю,
Расхожести дешевой мелодрамы,
Безвкусице в угоду обывателю.
 
 
Но над собой не обладаю властью я,
Чтобы судить без гнева и пристрастия!
 

Mundus hic quam optimus^[22]

 
Мы существуем в лучшем из миров,
Так думали в эпоху просвещения,
Поскольку Бог, хоть и порой суров,
Но справедлив во многих отношениях.
 
 
Он предоставил нам земной покров,
Сказав, плодитесь и во славу пойте,
Считайте, это – лучший из миров,
И, в остальном, меня не беспокойте.
 
 
Пожалуй, в этом всё же был резон,
Попробуй, отыщи-ка мир получше,
Уж сколько времени ученых гарнизон
Без всякой пользы по вселенной лущит.
 
 
И видно всё ясней, без лишних слов,
Мы существуем в лучшем из миров!
 

Cherchez la famme^[23]

 
Ищите женщину, которая полюбит
Вас вашим недостаткам вопреки,
И в трудную минуту приголубит
Сочувственным движением руки.
 
 
Найдите женщину, которая не бросит
Вас вдруг, когда не ждёшь, на полпути,
Поссорившись, прощения попросит
Так, что нельзя, конечно, не простить.
 
 
Плените женщину невиданным успехом,
Звездой удачи, благосклонной к вам,
Весёлым нравом, юмором и смехом.
 
 
Доверьтесь её ласкам и словам,
И, где-то там, вам прозвучит далёким эхом
Шерше-ля-фам… шерше… ля-фам… ля… фам…
 

Mundus omnia complexu suo coercet^[24]

 
Наш мир глобальным стал до неприятья,
Любой из нас повсюду достижим.
Мир держит всё и вся в своих объятьях,
Реально глобализмом одержим.
 
 
Мы пленники смартфонов, интернета,
Рабы e-mail‘ов, twitter‘ов, post‘ов.
Для нас уже доступна вся планета
До самых что ни есть глухих углов.
 
 
И мы, забросив прочие занятья,
Тасуем гигабайты новостей,
В то время как незримые объятья
 
 
Сжимаются всё крепче и тесней —
Печать неизречённого проклятья
Прогресса технологий и идей!
 

Naturae convenienter vive^[25]

 
Живи в согласии с природой,
Не нарушай её покой
Минутным прихотям в угоду,
Нрав обуздав суетный свой.
 
 
Отдайся мерному теченью
Природы мудрой вечных рек.
Предай, хоть временно, забвенью
Сомнений беспокойный бег.
 
 
И ты познаешь совершенство
Великих помыслов Творца,
Постигнешь суть его главенства
Во всём, без края и конца.
 
 
И, несмотря на все невзгоды,
Поймешь, что ты дитя природы!
 

Magni nominis umbra^[26]

 
Великие нам не дают покоя,
Любой изъян в них развлекает нас —
Дурной характер, жёны, секс, запои,
Или пристрастие к игре подчас.
 
 
В угоду нашему больному интересу
И эпатажной конъюнктуре вслед,
Сонмы ученых, интернет и пресса
Развенчивают мифы прошлых лет.
 
 
Мы корифеев приравняли к пошлым
Факирам современности на час,
Глумимся над своим великим прошлым,
Шутя, его затаптываем в грязь,
 
 
Не понимая одного, что в череде времён,
Всего лишь тени мы великих тех имён!
 

Deus nil frustra facit^[27]

 
Бог ничего не делает напрасно,
Ничто не отдает на произвол
Судьбы, с которой борется всечасно,
Как с претендентом на святой престол.
 
 
Сторонник плана и далёкой перспективы
(ему виднее, несомненно, в Небесах)
Не терпит он людской инициативы
В своих неведомых для квиритов делах.
 
 
А в наказание за дерзкую строптивость
Самонадеянных и ветреных людей
Карает строго их, верша тем справедливость,
Ведь сверху ему всё-таки видней.
 
 
Пожалуй, и ежу должно быть ясно,
Бог ничего не делает напрасно!