Машина, сгоревшая от любви

8-окончание.

К воротам социального квартала он подъехал чуть позже охраны. Борис его уже ждал.

– Что-то ты сегодня мрачный, друг, – приветствовал он Марта. – Тебе развеяться надо.

– Все нормально.

– Я серьезно. Называй время, поедем – погоняем.

Помимо старого кино у Бориса были и другие увлечения. Например, он любил водить машины. Сам. Это занятие, такое уже устаревшее, как верховая езда, стало достаточно популярным развлечением на большой земле.

Существовали специальные автодромы, где можно было брать машины напрокат, выбирать трассы любой сложности, ездить в разных скоростных режимах. Большинство людей относились к вождению как к аттракциону. Для Бориса же вождение стало острой необходимостью. Он арендовал целую «конюшню» на стадионе (ездить по обычным дорогам на машинах, управляемых человеком, строго запрещалось). А также держал дома несколько автомобилей, допускавших возможность переключения автопилота на рулевое управление.

Однажды Март съездил с Борисом на автодром и вернулся в полном восторге. Водить машины даже лучше, чем секс!

Когда после лихой гонки он вышел из автомобиля, то почувствовал, будто пережил очищение.

Правда, завсегдатаем автостадионов все равно почему-то не стал: все как-то не хватало времени.

«Надо обязательно съездить. Как-нибудь», – подумал он и сказал:

– В другой раз.

– Ну ладно, как скажешь. – Борис-Рэмбо пожал плечами и повернулся к своему авто, чтобы вызвать дронов.

Март почувствовал, что ему хочется пройтись: он любил ходить, когда накатывали мысли. А сейчас его волновали думы относительно проекта. «Понять бы, с какой стороны зайти». – У него было ощущение, что идея с роботами, хоть и хороша, не дотягивает до ключевой. Она могла пойти довеском. Но нужно что-то, от чего можно оттолкнуться.

К тому же в машине Бориса особо в размышления не погрузишься: музыка и неон били по мозгам. Может, лучше прогуляться?

– Плохая идея – гулять по социальному кварталу, – ответил Борис в ответ на предложение.

– Не бывает плохих идей.

– Ну, как знаешь. – Он пожал плечами и вызвал всех дронов из авто.

Изредка они совершали пешие прогулки по социальному кварталу. Борис-Рэмбо всегда на это ворчал, однако вряд ли всерьез. Четыре дрона-цилиндра в полете окружили мужчин и выпустили ноги. Железные ступни коснулись земли: дроны были готовы идти.

– Ты точно этого хочешь? – с усмешкой спросил Борис-Рэмбо.

– Как никогда.

– Ну смотри. – Охранник хмыкнул и жестом заставил закрыться все двери внедорожника.

Джипу предстояло следовать за их процессией.

Социальный квартал был обнесен двадцатиметровой стеной из прочной панели. Материал был тонкий для такого сооружения: не больше пятнадцати-двадцати сантиметров в толщину. Но специальные сплавы делали стену непробиваемой для оружия средней мощности. Большей прочности для охраны социального квартала и не требовалось.

Стена была напичкана датчиками и защитными системами. Специальные технологии делали стену невидимой на расстоянии дальше пятнадцати метров.

Правительство большой земли не хотело, чтобы стена портила пейзаж. Местами она была прозрачной, а местами создавала идиллические виды, вписанные в общую картину местности. Открывалась она только тем, кто подходил близко.

Марта всегда впечатлял момент подхода к стене, когда равнина с зеленым лугом и стройными рядами коттеджей, начинавшимися за ним, вдруг словно растворялась в воздухе. А на землю словно обрушивалась стена.

Иногда Марту даже казалось, что он слышал металлический скрежет, с которым опускался железный занавес.

Они остановились перед железными воротами. Март поднял голову и посмотрел на стену снизу вверх. Он увидел вальяжные облака, проплывавшие над ней. Тень от них медленно ползла вниз по стене. «Тень словно поедает стену», – подумалось Марту.

В это время охранная система просканировала визитеров, и ворота с тревожным лязгом (чистейший пронзительный звук – еще одна специальная опция) открылись.

На пропускном пункте дежурили автоматические системы. Однако где-то в командном центре всем управлял невидимый отсюда человек: именно он принимал решения в серьезных случаях.

Март подумал: не исключено, что невидимый страж сейчас смотрит на них, и почему бы его тогда не поприветствовать? Он улыбнулся и помахал рукой, глядя на одну из раскрывшихся створок.

– С ума сошел? – Борис-Рэмбо покосился на спутника. – С воротами уже разговариваешь?

– Только здороваюсь.

– Ну да, большая разница.

– Стена умнее, чем тебе кажется.

– Ну, может быть. – Борис-Рэмбо усмехнулся, Март – за ним.

Затем вся компания – два человека, четыре дрона и джип позади всех – двинулась вперед.

В социальный квартал.

Сразу за воротами начинался коридор из металлической сетки. С той стороны вдоль стены тянулись еще защитные сооружения, создававшие зону безопасности на полсотни метров в глубину. Коридор был проходом между этими заграждениями.

По пути пришлось пройти через несколько железных калиток, закрывавших проход. Они со скрежетом открывались, когда люди или механизмы приближались к ним на три-четыре шага. Если, конечно, люди или механизмы имели право пройти сквозь них.

Когда открылась последняя калитка, компания увидела тропинку, тянувшуюся через луг к окраинам жилых кварталов.

– Еще не поздно сесть в машину, – бросил через плечо Борис.

– Поздно. – Март почувствовал запах свежескошенной травы. Идти навстречу опасностям социального квартала – вот что сейчас действительно нужно! «Надеюсь, нас сегодня не убьют». – Он внутренне усмехнулся, чувствуя, как начинает играть кровь. Разумный риск только добавлял остроты ощущений.

9.

Социальный квартал появился после того, как большинство людей на земле остались не у дел. Машины взяли на себя всю рутинную работу. А к иной деятельности широкие массы оказались не приспособлены.

Каждому в детстве хотелось интересной и уникальной жизни. Но обществом стала управлять идея, что планета не выдержит миллионов счастливых людей, идущих своей дорогой. Старшие твердили молодежи: не могут быть поэтами, артистами, начальниками абсолютно все. Кто-то должен кормить народ. Кому-то следует убирать за человечеством мусор.

Детей не учили мечтать.

Высокая культура оставалась привилегией (чудачеством) богатых. Наука – пристанищем избранных чудаков. Уделом основной массы людей был каторжный труд на нелюбимой работе.

А однажды все изменилось.

Пришли умные машины. Они сняли с человечества ярмо. Черной, нудной, изматывающей работы не стало.

Людям оставалось только распорядиться свалившимся на них счастьем.

Наверное, только везение спасло человечество от того, что победа технологий не закончилась большой войной.

Ведь без черной работы многие люди не знали, как прожить. А выжить хотелось всем.

К счастью, власть захватили умники, в основном бывшие ботаники. Веками детство ботаника было тяжким испытанием. В школах и дворах торжествовало звериное право силы. Физической силы. Королями детского мира становились крепкие неучи. Они приходили в школу, кажется, только для того, чтобы покурить в туалете, выбить из карманов малышей и ботаников материнские копейки или поездить верхом на безобидных отличниках. Неучи не подозревали – у них не хватало ума для этого, – что, по сути, выполняли черную и подлую работу для взрослого мира: оставляли синяки на всю жизнь в душах ботаников.

Многие умники потом до самой смерти не могли расправить плеч.

Неучи, правда, тоже ничего не выигрывали. Во взрослой жизни бывшие дворовые авторитеты, двоечники с литыми плечами превращались в пустых и никчемных людишек. Живущих пустой и никчемной жизнью.

Шанс пробиться на социальные вершины (богатство, высокие посты, уважение современников) в прежние времена был, скорее, у середняков, не отличавшихся ни умом, ни жестокостью. Но хорошо знавших жизнь.

Смена власти в новую эпоху произошла естественным путем: только ботаники знали, что теперь делать. Именно они стали управлять машинами, потому что машина без человеческого интеллекта просто набор железа и пластика.

Возник серьезный риск, что ботаники устроят геноцид «лишних людей».

Такие идеи действительно витали. У ботаников появился шанс отомстить за вековые унижения. Многим из них тяжело было устоять перед соблазном вендетты. Но у разумных людей, как правило, доброе и отходчивое сердце. Гуманность взяла верх (не без сомнений, правда). «Лишних людей» стали вытеснять на обочину жизни экономическими методами. Нет работы, нет денег – поезжай в социальный квартал.

Процесс шел постепенно, поначалу без явного принуждения. «Лишним людям» становилось не по карману жить рядом с теми, кто нашел себя в дивном новом мире. Бедные стали концентрироваться в определенных районах. Правительство подспудно управляло этим процессом: строило специальное жилье для безработных, открывало в бедных кварталах бесплатные пункты выдачи продуктов, начало выплачивать копеечные пособия проживавшим там.

Неприкаянный народ потянулся в отведенные правительством зоны. Что еще оставалось делать? Когда социальные кварталы сформировались окончательно, их обнесли стеной – в целях безопасности. А полицейские силы переловили на большой земле оставшихся маргиналов и уже насильно переселили в зону призрения.

Железный занавес окончательно разделил человечество.

Кормили жителей социального квартала биомассой, которой в домашних 3D-печах придавался пристойный вид. Состав синтетической пищи лучше было не знать. Ее выдавали пачками на специальных пунктах раздачи.

Всем жителям начислялось мизерное пособие. Также человек мог подрабатывать, если удавалось найти занятие.

Ботаники-интеллектуалы, получившие власть над миром, считали, что неплохо все устроили.

10.

– Не нагулялся еще? Можно сесть в машину.

– Отпусти ее: давай срежем путь. – Март показал на дорожку между домами, уводившую от главной трассы во дворы.

Машина там бы не прошла. Дальше дорога превращалась в тропинку и вела через непроезжие места, огибала озеро, петляла по пустырю. Именно эта тропинка однажды привела Марта к саду Фиалки.

– Безопасней держаться рядом с транспортом, – медленно проговорил Борис-Рэмбо.

– Безопасней – не спорить с начальством. А начальство сейчас – это я.

Борис-Рэмбо вздохнул:

– Вот за что я тебя не люблю, так это за все.

– Шагай-шагай, солдат! Я не полимерная девушка, чтобы меня любить.

– Ха!

Они, не сговариваясь, подумали, что сегодня хороший день и хорошая компания. Борис жестом отправил автомобиль на автопилоте в школу.

По большому счету им вряд ли что грозило. Против дронов у хулиганов не было шансов.

Во время прогулок Март каждый раз старался хоть немного менять маршрут, чтобы захватить еще часть неизведанного квартала. Изучить территорию можно лишь в том случае, когда прошел ее пешком. А Март считал, что должен ходить теми же тропами и дышать тем же воздухом, что и его ученики. Хотя бы изредка. Дабы лучше понимать их.

Серьезных инцидентов не случалось. Лишь пару раз местные хулиганы подходили достаточно близко и выкрикивали какие-то оскорбления. Март с Борисом проходили мимо с безразличным видом, будто и не замечали.

Зато во время пеших прогулок хорошо думалось. Он часто вспоминал, как в детстве подолгу бродил с Оби-Ваном Кеноби по аллеям Сокольников, беседовал, размышлял. Тогда Март еще не знал, как ему на самом деле дороги эти минуты.

Как-то он спросил воспитателя, почему нельзя жить вечно. «Все умирает. Даже звезды сгорают», – ответил автомат-наставник. А к его лбу в тот миг припечатался желтый листок березы.

И они пошли дальше, обдумывая сказанное.

А сейчас ярко светило солнце. Старик Оби-Ван давно сгорел в «танцующем огоньке». Но жизнь продолжается.

Нет, похоже, робот был не совсем прав: наши привычки не умирают.

Всегда есть что-то настоящее, что сидит в нас. Только оно и останется, когда все умрет и даже звезды сгорят. Потому-то только оно и имеет значение.

Прогулки с Оби-Ваном, шуршание осенних листьев под ногами, вопросы и мечты – все было тем самым настоящим, что и делает нашу жизнь особенной. «Трудные подростки потому и трудны, что не могут отыскать свое настоящее настоящее, – подумал Март. – Как бы помочь им это сделать? Как разбудить в них живое?»

Не обращая внимания на неодобрительное хмыканье Бориса, он взял левее озера. Добавил в маршрут новизны. Они прошли по краешку дорогого района. Здесь, как знал Март, жила местная верхушка. Затем тропинка резко отклонилась от фешенебельных заборов и вывела к заросшим бурьяном сараям.

Борис-Рэмбо напрягся, но ничего не сказал.

Один из дронов взлетел на полминуты, чтобы изучить окрестность.

Вроде все тихо.

Стены сараев были исписаны граффити – вернейшим признаком убогости ландшафта. Вокруг валялся мусор. Кусты покрыты пылью.

– Любишь ты экзотику, как я погляжу, – проворчал Борис.

– А ты нет?

– Я – нет!

Тропинка провела сквозь ряды сараев, вывела к задворкам заброшенного на вид трехэтажного здания, а потом влилась в общую дорогу.

– Если нагулялся, можно вызвать машину, – сказал Борис-Рэмбо. – Давно уже ходим.

– Устал?

– Нет.

– Тогда идем.

Март получал удовольствие от прогулки, и ему не хотелось прерывать ее. Новые места, новые мысли. Какое счастье, подумалось, что он живет в это удивительное время!

Время, словно специально созданное для него.

Однако через какое-то время атмосфера вокруг сгустилась. Борис-Рэмбо прижал палец к уху: верный знак, что туда шла какая-то важная информация из вживленного микропередатчика. Март продолжал спокойно идти дальше: надо будет – Борис сам скажет, что происходит.

Если, конечно, что-то происходит.

Впереди из-за поворота выехал микроавтобус. Старая модель, управляемая человеком. Вообще, в социальном квартале было не так много автомобилей с автопилотом. Из люка на крыше микроавтобуса высунулись двое загорелых парней. По виду – типичные бандиты.

– Напомни: на какое место ты искал приключений? – спокойно спросил Борис-Рэмбо, убрав палец от уха.

– Что, и вправду запахло жареным?

– А ты сам как думаешь?

Позади послышался шум. Март оглянулся и увидел еще один микроавтобус.

– Да, у нас будут проблемы, – сказал Борис-Рэмбо.

– У тебя.

– У нас.

Микроавтобус впереди резко повернулся и остановился, перегородив им дорогу. Машина позади сделала то же самое, перекрыв путь отступления. По сторонам дороги показались мрачные фигуры.

– Разобраться с ними – твоя задача, – весело произнес Март, сделав ударение на слове «твоя». – Так что это твои проблемы. Не впутывай меня в свои дела.

Из микроавтобусов высыпали бандиты – молодые парни в майках, державшие в руках биты, длинные топоры и старые огнестрельные ружья.

– Если что-то пойдет не так, ты сможешь умереть как мужчина? – бросил через плечо Борис-Рэмбо.

– Нет!

– Хм… Плохо…

Шутка позабавила Марта. Ему было жутко интересно все, что происходило вокруг. В собственной безопасности сомнений не возникало. Он чувствовал себя как на экскурсии в национальном парке, когда к защищенным машинам подходят медведи.

– Ты не самый легкий клиент, знаешь это? – сосредоточенно произнес Борис-Рэмбо, осматриваясь вокруг.

– Ты уж постарайся меня спасти, тебе зачтется.

– Ну, спасибо, – хмыкнул он.

– Эй, интели, вы не ошиблись дорогой? – крикнул выступивший вперед толстяк с блестящей цепью на шее.

– Слышал? Он назвал тебя интелем. Я бы на твоем месте обиделся, – шепнул Борису-Рэмбо Март.

– Сейчас может быть жарко. Возьмешь мою бандану? – Борис посмотрел на него.

Бандана была сделана из защитного материала и могла спасти голову при серьезном ударе, например, камнем или битой.

– Сейчас твоя голова важнее, – ответил Март.

– Пожалуй, соглашусь.

Неожиданно толстяк схватился за голову, качнулся и упал. Март не сразу догадался, что его ударило ультразвуком из нелетального (то есть не убивающего) оружия одного из дронов.

Гангстеры угрожающе заорали. Со всех сторон в группу гостей с большой земли полетели камни. Однако каждый из них ударялся о невидимую преграду, вокруг него вспыхивали искры, и булыжник падал на землю. Казалось, что камни высекали искры из воздуха. Но это генераторы силового поля, установленные на дронах, создавали на миг защитный электромагнитный импульс перед каждым летящим объектом.

Несколько бандитов вскрикнули и выронили ружья: в стволах взорвались патроны. Заряды воспламенились от сигнала, направленного дронами.

Бой разгорался. Несколько гангстеров попытались приблизиться, но их срезало ультразвуком.

Хотя на дронах было установлено и летальное оружие, оно предназначалось лишь на самый крайний случай. Убивать уличных хулиганов во время обычных стычек было нежелательно: это грозило потом большими волнениями в социальном квартале.

Борис-Рэмбо увлеченно руководил сражением. Перед его глазами мелькали синие огоньки. Это была видимая только ему информация с видеодатчиков дронов, а также всех камер поблизости, к которым смогли дроны подключиться.

Дроны тоже преобразились: на их телах словно выросли многочисленные трубочки разной величины и дополнительные руки. Машины действовали согласно заложенной программе: большинство целей поражались в автоматическом режиме. Борис-Рэмбо контролировал общий ход боя, перенаправлял, если надо, огонь дронов, намечал цели, менял стратегии и так далее.

«Сколько в нем огня, – подметил Март, видя решительный блеск его глаз. – Настоящий воин». В тот момент Борис-Рэмбо жил этим боем, и жил на полную катушку. «Средний режим. Полминуты вправо. Разряд!» – сыпал он отрывистыми командами. «Пелена. Сдвиг плюс три градуса». «Звук. Объект двенадцать. Срежь». Его руки резкими отточенными движениями дистанционно подправляли дронов.

Телохранитель будто вырос и расширился в плечах – столько в нем чувствовалось живой силы.

Вдруг рядом с головой Марта пронеслась тяжелая тень. Он даже не успел сообразить, что произошло. Но заметил, как на миг помрачнело лицо Бориса-Рэмбо. Резким движением руки телохранитель поднял в воздух одного из дронов.

Машина с воем распылила оранжевый аэрозоль на нападавших с той стороны, откуда прилетела тень. Бандиты с криками бросились врассыпную. «Жги!» – крикнул Борис-Рэмбо. Аэрозоль вспыхнул. На несколько секунд бандитов, попавших в зону поражения, накрыло гремящее оранжевое облако.

Это было «Оранжевое настроение» – несмертельное оружие повышенной убойности. Распыленный аэрозоль во время детонации оглушал, обжигал и ослеплял. Человек надолго терял способность соображать и что-то делать. Но предполагалось, что он не умрет. Хотя такая вероятность не исключалась.

Еще от «настроения» могли остаться ожоги, иногда даже на всю жизнь. А также выжженные брови и подпаленные волосы.

Когда облако рассеялось, стало видно пораженных бандитов. Они словно были покрыты оранжевой пылью. Некоторые гангстеры лежали на земле. Кто-то бездвижно, кто-то шевелился. Несколько человек стояли, схватившись за голову. Иные бродили, перешагивая через товарищей, словно сомнамбулы.

А дроны тем временем открыли огонь из электрошоковых пушек по другим сторонам. Гангстеры пятились назад, прикрывая лицо.

Борис-Рэмбо был так же спокоен и решителен, но выражение лица стало еще тверже. «Вот кого надо ставить наставником к трудным подросткам, – вдруг подумал Март. – Пусть хлебнут экстрима».

С неба стремительно нарастал вой: на низком полете над ними прошли пять больших крылатых дронов, высланных на подмогу службой безопасности социального квартала. «Волна!» – резко сказал Борис-Рэмбо. Тут же дроны выбросили снопы синего света, и синее свечение, опустившись, волной прошло по бандитам.

Нападавшие падали, схватившись кто за горло, кто за грудь. Это была «Синяя волна» – импульс, сбивающий работу сердца и перекрывающий дыхание. Попавший в зону поражения человек не может ни двигаться, ни дышать. Когда синий свет рассеивается, дыхание восстанавливается, сердце отпускает, но пораженному надо еще какое-то время, чтобы прийти в себя.

Все было кончено. Небольшая встряска и предсказуемая победа. Через несколько секунд, когда синий свет растает, можно идти дальше. Март почувствовал просветление: кажется, во время боя он понял нечто важное.

В работе с трудными подростками большой земли педагогические службы допускали системную ошибку, пришло к нему озарение. Страшнейшую ошибку!

Априори считалось, что службы развития личности должны пробудить в ребенке большой земли какие-то интеллектуальные способности. Страсть к наукам. Тягу к поэзии. Музыкальный дар. И прочее.

Будто мечтателями не рождаются, а становятся.

Но даже у интелей порой рождались дети с аллергией к поэзии.

Потому что человек – существо незапрограммированное.

Этим детям требовалось нечто такое, чего не могли дать ни родители-интеллектуалы, ни интеллектуалы-учителя, ни роботы, настроенные интеллектуалами. «Как же мы могли не замечать этого?! Да вот так! Мы, интели, слишком ослеплены сиянием разума. Привыкли считать себя нормой. А мы – только половина нормы. И не факт, что лучшая…»

– Жив? – спросил Борис-Рэмбо. После боя он выглядел задумчивым и немного уставшим.

– Вроде.

– Идем.

Крылатые дроны администрации квартала остались их сопровождать. Процессия тронулась вперед, обойдя корчившихся бандитов и искрящийся микроавтобус (их машинам тоже досталось в схватке). Март шел, продолжая возбужденно думать. «Мы не можем убить в себе наше биологическое начало, нашу животную суть! Изначально в каждом сидят агрессия и страх. Кому-то удается перенаправить свою агрессию на науки, искусство, прочую интеллектуальную дребедень. Кому-то… Стоп! Ты сказал: дребедень? Март!!! Ты сказал – интеллектуальная дребедень?!»

Он усмехнулся. «Один бой, и в тебе проснулся гопник из социального квартала. Это что, заразно? Ха!»

– Что смешного? – поинтересовался Борис-Рэмбо.

– Да так, ничего. Лучше скажи, что ты имел в виду под «умереть как мужчина».

– Когда нет возможности умереть быстро, мужчина должен умереть стойко.

– Да? Понятно.

«Хм. Он готов еще и еще вступать в схватки. В этом его суть. В нем есть то, чего не хватает интелям: животный драйв. Умереть как мужчина? Наверно, смогу. Ничего сложного. Мы тоже бойцы, хоть работаем в умственных сферах».

Но именно такие подростки, кому нужна живая схватка, и выпадают из системы воспитания на большой земле. Как быть тем, кто жаждет настоящего боя?

Единственный талант, который не могут раскрыть на большой земле, это талант бунтаря.

«Мы душим любую такую возможность. Загружаем физкультурой, но не даем заняться большим спортом – спортом сражений и побед. Позволяем иногда играть в военные игры. Но не поощряем военной службы по-настоящему. Мол, это занятие только для выходцев из социального квартала. Будто проливать кровь врагов – это дикое ретро. Мы погрязли в своем интеллектуальном снобизме! Мы слепы, Март! Слепы и глухи. Не все в жизни крутится вокруг науки и поэзии. Человеком человека делают мозги, это правда. Но живым человека делают инстинкты. Самые низменные животные инстинкты. Потому что нельзя оторвать человека от его животного начала!»

Он начал мысленно набрасывать проект. Сеть военно-спортивных лагерей. Можно на большой земле. Можно в социальном квартале. Даже лучше в социальном квартале. «Пусть ребятки хлебнут воздуха пустыря!» Наставниками должны быть такие, как Борис. Бывшие военные. Или бывшие профессиональные спортсмены. Обязательно – только выходцы из социального квартала.

Перевоспитывать хулиганов должны хулиганы, сумевшие повзрослеть.

«А может, такие, как Борис, родились не в своем времени?»

Вот и чувствуют себя неловко в царстве спокойного интеллекта.

– Хорошо погуляли, спасибо, что вытащил, – сказал Борис-Рэмбо, когда до школы оставалось рукой подать. – Надо как-нибудь повторить. А то я размяк, теряю хватку. Грубо отработал, можно было сделать все изящней. Да, кстати, в следующий раз надо взять вторую бандану – для тебя.

– Зачем?

– Для безопасности. Они же тебя чуть не убили. Возьми чуть правее, и все – я без работы.

Марта прошиб холодный пот. Камень! Он ясно осознал, что промелькнувшая тень была камнем. Смерть буквально просвистела в нескольких сантиметрах рядом.

– Но… как они пробили защиту?

– Придумали новую тактику. Собственно, почему они на нас и напали: хотели проверить новый прием.

– Про… э… верить? – Язык словно потерял гибкость и перестал слушаться Марта.

– Да, проверить. Понимаешь, война дело творческое. Мы придумываем защиту. Они придумывают, как ее преодолеть. – Борис-Рэмбо говорил с усталым спокойствием, без привычной иронии, и потому не был похож на себя обычного.

Видимо, еще не отошел окончательно от боя.

– Потом сходимся и смотрим, кто кого перехитрит. В этот раз им почти удалось поймать меня. Нас. Э-э, тебя.

Похоже, его задела не сама схватка, а пропущенный камень. Удар пришелся по профессиональному самолюбию.

– Я, конечно, пижонил, – рассуждал он, мысленно прокручивая свой промах и анализируя, чтобы извлечь урок. – Но не настолько, чтобы пропустить плюху. А я ее пропустил. Сейчас буду думать, что изменить в своей тактике. Добавлю каких-то систем дронам. И надо доложить в службу безопасности о новом приеме. Хорошо, что мы ограничиваем им доступ к технологиям, а то были бы большие проблемы.

Марту захотелось побыстрей дойти до школы и спрятаться в безопасную тишь офиса. Но он сдержал себя, стараясь не показывать виду. Чтобы отвлечься от навязчивых воспоминаний о камне, Март заставлял себя думать над новым проектом. Вот сейчас они дойдут до школы, и надо сразу же писать обоснование.

Сразу же!

Скорей бы дойти…

Так и начать: «Помещение трудных подростков в стрессовую ситуацию может оказать благотворное воспитательное воздействие». Сухо, но ничего.

Что ж так долго тянутся метры?!

Камнем летящая смерть. Смерть обратилась в камень. Нет-нет: «Под управлением людей, прошедших суровую школу жизни (социальный квартал, армия и боевые действия, большой спорт), подростки смогут перенаправить накопившуюся в них негативную энергию на преодоление экстремальных ситуаций. Освобожденный от давления негативной энергии разум подростка сможет выработать приемлемые обществом жизненные ценности и ясные ориентиры». Не пойдет. Заумно и казенно. Смысл размывается. Надо четче выразить мысль.

Все-таки ужасная была идея – гулять по социальному кварталу…