Наследники Мишки Квакина. Том III

Том Сойер

«К середине дня из бедного мальчика, близкого к нищете, Том стал богачом и буквально утопал в роскоши. Кроме уже перечисленных богатств у него имелось: двенадцать шариков, сломанная губная гармоника, осколок синего бутылочного стекла, чтобы глядеть сквозь него, пустая катушка, ключ, который ничего не отпирал, кусок мыла, хрустальная пробка от графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одноглазый котенок, медная дверная ручка, собачий ошейник без собаки, чертенок от ножа, четыре куска апельсиновой корки и старая оконная рама. Том отлично провел все это время, ничего не делая и веселясь. А забор был покрыт известкой в три слоя! Если б у него не кончилась известка, он разорил бы всех мальчишек в городе» – дочитав, я закрыл книгу. – Прикинь как интересно, – посмотрел на Пашку. – Он забор красить не хочет, а ему дураки за это разные вещи отдают.

– И что? – Пашка поправил на переносице очки, перемотанные синей изолентой.

– Что непонятного? Том красит забор и не хочет красить. Мимо идут дураки. Они хотят красить забор, и дают за это разные вещи. Что непонятного?

– Почему они хотят красить забор?

– Ну… – я задумался. По правде, этот момент мне тоже был непонятен.

– Если Том не хочет красить, почему этот, – брат открыл записную книжку и прочитал, – Бенброджерс отдал ему яблоко?

– Не знаю, – я пожал плечами.

– Но, с другой стороны, – рассуждал Пашка, – в книжке же брехать не будут?

– Вроде нет…

– Давай и мы так попробуем.

– Забор покрасить? – я задумался. – Забор на дорогу выходит, по ней шляются все. Дураков у нас в деревне много. Если начать красить, кто-нибудь да увидит…

– И попросит покрасить? – глаза Пашки загорелись жадным огнем.

– Посмотрим.

***

– Надо бы нам забор покрасить, – будто невзначай сказал я за ужином.

– Забор? – отец уставился на меня такими глазами, будто увидел говорящий стол. – Покрасить?

– Перегрелся, – мать встала с табурета, подошла, положила ладонь на мой лоб, – напекло на солнце. Говорила же, надо шапку носить! Вон Пашку, небось, не напечет.

Брат носил кепку с накладными кудрями, оставшуюся от костюма львенка.

– Валь, погоди. Так что ты там про забор?

– Покрасить… надо… – смутился я.

– Дурь, – мать вернулась на табуретку, – никто заборы не красит.

– Лобаниха говорила… – внезапно пришел мне в голову аргумент. Мать постоянно соперничала с соседкой – женой отцовского водителя Кольки Лобана.

– Лобаниха?! Вот же сплетница! – мать хлопнула ладонью по столу. – До всего ей дело есть!

– Физиономия нелицеприятная, – согласился отец. – Внушающая определенные опасения.

– Вить, а Вить, надо забор покрасить…

– Мне некогда, – отец отхватил шмат сала, и начал ожесточенно жевать. – Сама покрась.

– А мне есть когда?! – всплеснула руками мать. – Ношусь тут с вами, как ворона с сорокопутами!

– Мы можем покрасить, – пискнул Пашка.

Мать замолчала, отец перестал жевать.

– Что? Ты? Сказал? – отец, по-удавьи протянувшись по столу, навис над Пашкой.

– Мы покрасить можем…

– Валь, ты слышала? – отец вернулся к салу. – МладшОго тоже напекло. Этот клоп и тот готов покрасить, а у тебя времени нет.

– Вот пусть и красит. И только попробуйте не покрасить, падлы!

– А краска? – спросил я.

– С краской и дурак покрасит, даже батя ваш бы справился. Ты покрась без краски.

– Прояви смекалку, – отец погладил меня жирной рукой по голове, вытирая ее. – Я в вашем возрасте краску у родителей не клянчил. Мозгами работайте, дети мои.

Мозг мой после такого напутствия усиленно заработал.

– Надо на стройке взять, – сказал я, когда мы с Пашкой ночью шарились по деревне, присматриваясь, чей забор утащить на дрова. – Там же должна быть краска?

– А строители? – пугливо оглянулся брат.

– Дверь подопрем, они не выйдут. А где склад, я видел.

Мы подошли к строящемуся детскому саду. Тихо подкрались к вагончику, в котором жили когда-то обворованные нами строители⁸, подперли дверь подходящим бруском. В темноте нашли какие-то жестяные банки. Довольные, поволокли добычу домой.

***

– Ну что, маляры – обойщики? – подтрунивал над нами отец, хлебая чай за завтраком. – Нашли краску?

– Да.

– Где?

– В детском саду…

– Не своруешь – где возьмешь? – похвалил он. – А красить чем думаете?

– Руками? – насторожился Пашка.

Отец присвистнул.

– Витя, не свисти – денег не будет! – вскинулась мать.

– С такими наследниками у нас денег не будет, хоть свисти, хоть не свисти, хоть ложись да помирай. – Коньяк «Белый аист» в чае сказывался – отца тянуло поговорить.

– Не каркай! – оборвала мать. – Не хватало еще тебя хоронить. И так денег нет, а там и на гроб, – начала загибать пальцы, – и на поминки и на музыкантов и на плакальщиц.

– Музыканты мне не нужны, – кочевряжился отец. – Я меньше чем на Муслимушку не согласен. Ну, или, на худой конец, Колу Бельды. Увезу тебя я в тундру, увезу тебя я в чум, – заголосил он.

– Вить, не ной, без тебя тошно.

– Хорошо, если вы не цените прекрасное, я умолкаю, – отец встал из-за стола и раскланялся. – Не стоит аплодисментов, удаляюсь на работу. Влад, пошли, выдам вам, раздолбаи, кисточку, от щедрот своих оторву. Помните батькину доброту.

Мы пошли в мастерскую.

– Как знал, специально на заводе прихватил, – протянул мне большую круглую кисть. – Есть еще поменьше, – показал, – но вам и такой хватит. Если умудритесь не поломать за день, то подумаю.

Родители ушли на работу. Мы, вскрыв банку, в задумчивости стояли перед забором.

– Начинай, – не выдержал брат.

– Что начинать? Нет же никого.

Я обмакнул кисть в краску, провел по доске.

– Выйду на дорогу, посмотрю. – Пашка сквозь редкую посадку выбрался на дорогу.

Я красил доску. Непонятно, что в этом такого.

– Нет никого, – вернулся Пашка. – Я пойду Моргуненку позвоню, позову в футбол играть.

Брат ушел в дом. Зеленая краска ложилась на доски, забор получался какой-то убогий. Вернулся Пашка.

– Позвонил, сейчас придет.

Моргуненок жил неподалеку, через дом от нас. Минут через пять он явился.

– Здорово, – пожал Пашке руку. – Паш, чего тут?

– Вот, – Пашка показал на меня.

– Что?

– Вот, красим…

– Зачем? – удивился Шурик. – Заборы же никто не красит.

Пашка молчал, не зная, что сказать.

– В городе красят, – сказал я.

– В городе? – Шурик почесал затылок. – Так-то в городе…

– На кладбище тоже красят, – нашелся Пашка.

– На кладбище ограды, – начал спорить Моргуненок. – Ограды это совсем другое дело, они чтобы мертвые не ходили, а забор, чтобы живые и собаки не лазили.

– Ну… – задумался Пашка.

– Значит, вы в футбол играть не будете?

– Не можем, мы красим, – сквозь зубы ответил я.

– Тогда ладно, я пойду. Вечером на скот придете?

– Куда мы денемся? – вздохнул я.

– До вечера, – Шурик ушел.

– Не попросил, – Пашка пометил что-то в записной книжке, сорвал с березы веточку и начал жевать. – Падла!

– Зато не дурак, радуйся. Что дальше? – я закрыл пустую банку.

– Пойду Башкиренку и Рябичу звонить, – вздохнул брат.

– Звони, а я еще краски принесу.

Я пошел за новой банкой. Краска в остальных банках оказалась синей. Я застыл, предчувствуя крупный скандал. Разукрашивания забора в разный цвет родители бы нам точно не простили. Из дома вышел Пашка.

– Позвонил, скоро придут. А ты чего не красишь?

– Краска синяя…

– И что?

– А то, что покрасил я зеленой…

– И что?.. А точно зеленой?! – глаза Пашки бешено заметались за стеклами очков. – Может там синяя?

– Зе-ле-на-я! – отчеканил я.

– Что делать?! – Пашка схватился за голову.

– Не знаю… Если только заново покрасить, по зеленому?

– Пошли скорее!

Мы схватили банки и кинулись к забору. Я лихорадочно начал перекрашивать доски. Подошел Андрей Башкиренок и, поздоровавшись, стал смотреть.

– Влад, что ты делаешь?

– Забор крашу.

– Он же покрашен.

– Цвет не тот.

По дороге шел Вася Пепа. Пепа был старше меня, ростом повыше, но по уму отставал даже от Пашки и его друзей. Единственной отрадой в его жизни были птичьи яйца. Он не мог пройти мимо гнезда. Ловко как обезьяна залезал на любое дерево и прямо там выпивал яйцо, посыпая солью и заедая черствым хлебом. Уж сколько его гоняли, а все равно. Выйдет, оглянется, что нет никого и юрк на дерево! Только пустая скорлупа вниз сыпется.

Увидев нас, Вася подошел.

– Здорово, мужики.

– Здравствуй, Вася.

– Чо делаешь, Влад?

– Забор крашу…

– Зачем? – удивился Вася.

– Чтобы мертвые не ходили, – выдал Пашка.

Пепа задумчиво посмотрел на него.

– В городе всегда заборы красят, – продолжал Пашка.

– В каком городе? Я был в городе, там заборов не было.

– В этом… в Москве! Ты в Москве был?

– В Москве не был, – признался Вася. – А ты, можно подумать, был.

– У них батя в Москву учиться ездит. Он и рассказал, – подал голос Башкиренок.

Вся деревня знала, что отец ездит в Москву учиться заочно на второе высшее.

– Хорошо, – кивнул Вася. – Но то в Москве. В Москве, говорят, кур доят, а коровы яйца несут. А зачем ты по покрашенному красишь? – вытащил из пришитого к длинным черным сатиновым трусам кармана самокрутку и спички.

– Интересно мне, вот и крашу.

– Странные вы какие-то, – Пепа закурил. – Одно слово – приезжие.

Подбежал Моргуненок.

– Слышали, – начал он, – кто-то строителей в вагончике закрыл ночью.

– Зачем? – удивился Вася.

– Обокрали их! Кирпичи украли, гвозди и краску!

Все посмотрели на банки.

– Краску?.. – Пепа задумчиво выдохнул дым.

– И краску и доски и рубероид! – частил Шурик, радуясь вниманию. – Скоро милиция приедет!

– Милиция? – Пашка медленно сполз по забору и сел на землю.

Непонятно почему он с детства боялся милиции.

– Чего это он? – удивился Вася, показывая на Пашку.

– Краски надышался, – буркнул я.

– Это у него от кепки, – не согласился Моргуненок. – Мамка говорит, что у нормального человека уже давно бы тепловой удар от такой кепки был. Вот – удар. Пашка – нормальный.

– Психи вы, – Вася выбросил в посадку окурок и ушел.

– Я тоже пойду, – сказал Башкиренок, но не успел уйти.

– А чего это вы тут делаете? – спросил подошедший Рябич.

– Влад красит, строителей обокрали, Пашка нормальный, – на одном дыхании выдал Шурик.

– Зачем ты красишь? – спросил Рябич.

– Они от мертвецов красят, – сказал Башкиренок.

– У вас там мертвецы? – Рябич попятился с вытаращенными глазами.

– Нет у нас никаких мертвецов! – закричал я. – Мы просто красим забор!

– А зачем ты его красишь? – спросил Рябич.

– Нравится мне, вот и крашу!

– Что тут может нравится? – не понял Шурик.

– Ты попробуй и сам поймешь.

– Ага, если я в краске испачкаюсь, меня мамка убьет.

– Ты не пачкайся.

– Сам-то уже испачкался…

– Где?!

– На штанах сзади и на коленке.

– И локоть левый, – подсказал Рябич.

Я завертелся, будто собака, пытающаяся ухватить свой хвост, и лихорадочно попытался оттереть дыроватые отцовские штаны, неохотно отданные мне на донашивание.

– Мамка нас убьет! – простонал Пашка.

Ему со штанами было проще. Брат щеголял в двуцветных, сшитых бабушкой Дуней: левая половина – серая, а правая – темно-синяя.

– Она вас правда кнутом бьет? – спросил Рябич.

– Брехня! – на правах близкого друга отрезал Шурик. – Кнута у них нет. Откуда у них кнут? Кнуты у пастухов, вот. Она их кипятильником бьет. Кипятильники у всех есть.

– А что это вы тут делаете, падлы? – послышался вкрадчивый голос.

Все замерли как бандерлоги перед питоном Каа под взглядом незаметно подкравшейся матери.

– Мы… красим… – выдавил я.

– Себя? – мать лучилась доброй улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

– Забор…

– Дети расходитесь, цирк уехал!

Пашкины друзья, как ошпаренные, кинулись бежать через посадку.

– Изыдите, паразиты малолетние, – мать посмотрела вслед. – Шныряют тут как чирки, так и норовят что-нибудь спереть. Павел, встать!

Пашка вскочил, будто подброшенный.

– Нечего на холодной земле сидеть, застудишь себе что-нибудь из ненужного… А ты что измазался, как клоун, кулема?

– Я случайно…

– До каких пор вы, дармоеды, – мать пнула пустую банку, – будете меня позорить?!

Банка угодила в собачонку деда Бутуя Каштанку, с визгом бросившуюся наутек.

– Устроили тут шурум-бурум, – взгляд матери ощутимо пригибал к земле. – Марш домой, утконосы!

Мы трусцой побежали к калитке. Мать не спеша шла следом.

– Убьет, – заскочив во двор, прошептал Пашка.

– Угу, – я с тоской посмотрел на сад.

– Побежали?

– Да!!!

Мы ломанулись в сад так, будто за нами гнались бешеные собаки. Вслед неслись угрозы и проклятия. Просвистела банка из-под краски. В саду прятались до самой ночи. Потом вернулись домой и были выпороты. Отец, узнавший причину нашей тяги к покраске заборов, хохотал как безумный и довольно ухал, будто комлевой филин. Мать в бешенстве бросила книжку в костер. Краску с забора пришлось отдирать рубанком и наждачкой, но это уже другая история.

Конкуренция

– Эволюция, дети мои, – отец отхлебнул чай, щедро сдобренный молдавским коньяком «Белый аист», – подразумевает то, что выживает не тот, кто сильнее, вроде меня, – согнул левую руку, напрягая объемистый бицепс, – а тот, – наставительно поднял палец, – у кого мозгов больше, – гулко постучал себя по лысеющей голове. – Понятно?

– А ты самый умный в деревне? – спросил Пашка.

– Конечно, я же директор, а умнее директора в совхозе никого быть не может, иначе он перестанет быть директором. Но чтобы стать директором, надо иметь мозги.

– Я смогу стать директором? – застенчиво поправил очки Пашка.

– Ты? – отец задумался. – Может и сможешь, а может и нет. Все зависит от того, как ты проявишь себя в условиях конкуренции.

– Вить, не глуми детям головы, – сказала мать, – они же не гуси. И вообще, Пашка в очках – он может парторгом вместо Крахи стать.

– Не вмешивайся в педагогический процесс, женщина! – отца несло. – Это тебе не старина, когда выгодно женился и одним махом из грязи в князи. Только в мультфильмах каждый суслик в поле – агроном, а между тем, агрономия наука точная, не каждый ботаник с большой дороги справится. Тут тебе не прежний колхоз «Красный семенник», не шараш-монтаж-контора, тут скоростная вспашка не поможет. Такого нынче не бывает, чтобы не было ни гроша и вдруг парторг.

– Подумаешь! – обиделась мать.

– Ныне, при гласности, каждая пипетка мнит себя клизмой, а это вовсе не так.

– На себя глянул бы.

– Итак, дети мои, – постучал украденной в столовой ложечкой по стакану, имеющему такое же происхождение, – рассмотрим, за какие ресурсы вы конкурируете?

– Какие? – заинтересовался Пашка.

– Вот что вы добываете?

Все задумались.

– Мы заборы воруем, – наконец сообразил Пашка.

– Молодцы! – отец распластался над столом и погладил Пашку по голове. – Но где тут конкуренция?

– А если нас поймают?

– Надают тумаков. Если Серега Корявый поймает, то и зарубить может.

– Вить, что ты несешь?! – возмутилась мать. – За какие шиши их хоронить?

– За счет Корявого, – по крокодильи усмехнулся отец, – но конкуренции в краже заборов нет.

– Почему? – не понял Пашка.

– Потому, что кроме вас заборы в деревне никто не ворует.

Мы с Пашкой переглянулись.

– И не смотрите на батьку, как Рубенштейн на бурлаков. Батька вам добра желает. Нет тут конкуренции.

– Мы антенну у Корявого украли, – начал спорить Пашка. – Даже два раза!

– Кроме вас антенн никто не ворует.

– Как это не ворует? – возмутился Пашка. – Корявый у Лобана антенну украл.

– Да? – отец почесал затылок. – А я думал, что это вы, – посмотрел на меня.

– Нет, – я покачал головой, – Корявый.

– А зачем?

– После того, как мы у него антенну украли, – неохотно объяснил я, – он себе у Лобана спер.

– А вы опять у него? – восхитился отец, – Вор у вора украл?

– Ну да…

– Кто из вас вырастет? – вздохнула мать. – Мы в вашем возрасте антенны не воровали.

– Правда? – не поверил Пашка.

– Не было тогда антенн…

– Нет тут конкуренции как таковой, – решил отец. – Еще примеры?

– Влад яблоки не дает никому рвать, – высказался Пашка.

– Не пойдет. Это на моем авторитете держится⁹. Убери меня, и кто Влада будет слушать? Молчите? То-то и оно. Это, брат, марксизм, от него никуда не денешься.

– Совсем никчемы, – вздохнула мать, – того и гляди, куры засерут.

– А это идея, – повеселел отец, – попробуйте яйца воровать.

– Вить, что ты несешь? Их поймают, позора на весь район не оберешься.

– Чего их поймают? Они же, как хорьки, юркие. Вспомни, как у Максиманихи курицу сперли¹⁰.

– Курицу у Максиманихи и ты бы спер, а яйца из сараев воровать – это другое.

– Валь, ты вечно паникуешь и каркаешь. Ну, поймают, так они дурачками прикинутся, – отец перекосил лицо, скорчив придурковатую рожу, – их и отпустят. Им даже и прикидываться особо не надо.

– Все равно, – мать оттянула кожу под глазами и надавила на нос, скорчив еще более страшную рожу, – опасно. Пускай лучше из гнезд воруют.

– А что, – согласился отец, – вот это самая натуральная конкуренция. Кто раньше: вы или Вася Пепа.

– Пепа – дурачок, – насупился Пашка. – Он может и в глаз дать.

– А ты не дрейфь! Ты первый ему в глаз дай!

– Вить, посадят этих уголовников, а нам потом передачи носить.

– А мы не будем носить. Пускай на полном гособеспечении живут, ха-ха-ха.

– Витя, не каркай! – мать постучала по столу и поплевала через плечо, попав в Пашку.

– Значит так, – отсмеявшись, сказал отец, – завтра ваша задача – добыть яйца. Но помните, Пепа в отличие от вас, сурков, не спит.

Назавтра утром, проводив родителей на работу, мы сели на лавку под верандой думать, как добыть яйца.

– Надо к кладбищу идти, – предложил я, – там грачей много.

– Там деревья высокие, – поежился Пашка, – убиться можно.

– Так на низких он давно уже все пожрал.

– Я на высокое не полезу!

– Да я сам залезу, – с сомнением сказал я.

Березы на кладбище были толстые, мне на такие было нелегко забраться.

– А если свалишься?

– Ну…

– Может за Пепой проследить, куда он ходит?

– Что толку? Куда он придет, там яиц не остается.

– А если его дома закрыть?

– Идея хорошая, – признал я, – но все равно, непонятно, как достать яйца.

В это время из сада вынырнул Пашкин лучший друг Шурик по кличке Моргуненок. Услышав о нашей беде, он вдруг сказал:

– Давайте на карьере стрижей яйца достанем.

– Нас мамка на карьер не пускает, – признался я, – сказала, если узнает, то на одну ногу станет, за другую потянет и разорвет как лягушку.

– Она может, – вздрогнул Шурик, – строгая…

– А если голубей на току? – предложил Пашка.

– На ток трудно залезть, – покачал я головой. – Мы с Пончиком пробовали.

– Если куриные? – спросил Шурик. – Я принесу.

– Куриные заметные, батя сказал, что у птиц по цвету отличаются.

– Понятно.

Мы снова задумались.

– А если покрасить? – спросил Пашка.

– Забыл, как забор красили?

– Это да, – нахмурился брат.

– Знаю! – вскочил Шурик. – У нашего соседа, Лукьяновича – ветврача, на огороде три скворечника. Он на работе, Альма его на меня не лает, залезть можно с нашего огорода – там доска отодвигается, я огурцы ворую.

– Нас никто не заметит? – занервничал Пашка.

– Если заметят, то подумают, что вы ко мне в гости пришли, – успокоил Моргуненок. – Не боись.

– Мишка твой нас не увидит?

– Нет, он в детском саду.

Идти до дома Шурика было недалеко. Он стоял за домом нашего соседа Кольки-Лобана, от которого наш дом отделяла пыльная дорога.

– Тут штакетина не прибита, – показал в огороде Моргуненок.

Я отогнул штакетину, примерился: – Мало. Выбью еще одну, – пара ударов ногой расширила дыру.

Пролезли на огород ветврача.

– Альма, свои, – помахал зевнувшей собаке Шурик. – Вон, три штуки, – показал на торчащие из земли шесты со скворечниками.

– А яблони где? – растерялся Пашка.

– Какие яблони? – удивился Шурик.

– На которые залезать надо.

– Нет тут никаких яблонь, и никогда не было!

– Влад, что делать? – Пашка едва не плакал. – На такие тонкие не залезешь.

– Шурик, у тебя есть дома?..

– Ружье? – перебил меня Шурик.

– Пила.

– Есть у бати, но сарай закрыт.

– А топор?

– Есть.

– Неси!

Шурик шмыгнул в дыру. Альма подошла к нам и снова зевнула. Моргуненок принес топор.

– Рубить будешь?

– Да… – я взял топор. – Вы держите сверху, чтобы палка не упала и не тряслась, а то поколем яйца.

Топор был острым, шест не толстым и я быстро с ним расправился.

Прислонил к забору, срубил два других.

– Как яйца достать? – Пашка пытался просунуть руку в леток.

– Можно разить скворечник, – предложил Шурик.

– Дурак? – я покрутил пальцем у виска. – Яйца разобьются.

– И что делать? – растерялся Пашка.

– Домой отнесем, там разберем.

– Как ты разберешь? – начал спорить Моргуненок.

– Дно отпилю.

– Там гвозди!

– Ножовкой по металлу.

– А, тогда да. А как нести?

– Нас трое, – объяснил я. – Каждый берет по скворечнику и несет. Они не тяжелые.

Мы вернулись в огород Шурика, приколотили на место штакетину и вышли на улицу. Как на грех, по дороге шла бабка Максиманиха.

– Здорово, костромята, здравствуй, Моргуненок.

– Здравствуйте, Марфа Захаровна, – поздоровались мы.

– Чой-то вы тащите? – подозрительно прищурилась Максиманиха. – Опять что-то сперли?

– Ничего мы не сперли! – обиделся Пашка. – Мы честные!

– Оно и страшно! Во чего бойся! Честные они! Не смеши, костроменок! Приезжие, что с вас взять? Ты, Моргуненок, зря с ними связался, научат плохому. Вон Андрюху Родионова чуть не посадили из-за Влада¹¹! Что волокете, башибузуки?

– Это в школе задали, – сказал я, – чтобы птиц в деревню приманить.

– Зачем нам тут птицы? Курей кормить нечем, а они птиц приманивают!

– Птицы жуков всяких едят, вредителей.

– Во ты брехать здоров! – восхитилась бабка. – Прямо как старый Пыня. Жуков они едят. Держи карман шире! Колорада никакая птица не ест!

– Ну… – я задумался.

– Сумасшедшие вы! – ткнула в нашу сторону пальцем Максиманиха. – Психи!

– Ничего мы не психи! – не выдержал Пашка.

– Психи! Вся деревня знает, что вы забор красили, а нормальному человеку такая блажь в голову не придет. Вы, костромулики, те еще жулики!

– А вы!.. – начал Пашка, но я толкнул его, заставляя замолчать.

– Не ругайся с ней, пошли. А вам, Марфа Захаровна, должно быть стыдно на инвалида ругаться!

Мы обошли замершую от нашей наглости Максиманиху.

– Люди добрые, что делается?! – заголосила она нам вслед. – Они же деревню подожгут!!! Спасайся кто может!!!

– Дура какая-то, – сказал Шурик.

– Мы ей отомстим, – оглянулся Пашка и показал бабке язык, – мы ей…

– Пошли, мститель неуловимый, – оборвал я, – пока нас еще кто-нибудь не заметил.

Дома аккуратно отпилили донышки, достали яйца.

– Целых семь штук, – радовался Пашка. – А со скворечниками что сделаем? Сожжём?

– Зачем? Я донышки на место приколочу и повесим у нас в огороде на яблонях, пускай скворцы живут.

Так мы и сделали. Вечером гордо показали добычу отцу.

– Откуда? – он подозрительно обнюхал яйца.

– Добыли.

– Где вы могли добыть?

– Ну…

– На кладбище таскались? – нахмурилась мать.

– Ничего мы не таскались.

– Тогда на карьер? – взгляд матери потяжелел. – Я вам что говорила? Разорву как лягушек!

– Не ходили мы на карьер!

– Откуда яйца? – мать встряхнула Пашку за шиворот. – Я вас загоню туда, куда Макар телят не гонял!

– Куда? – не понял я.

– На кудыкину гору! – ударила по столу кулаком. – Говори, а то всю душу вытрясу!

– У ветврача, – пискнул брат.

– У какого ветврача?

– Мы у Лукьяновича из скворечников взяли, – признался я.

– Вас кто-нибудь видел?

– Нет… никто…

– А как достали? – заинтересовался отец.

– Они на шестах были, мы срубили и забрали…

– Молодцы, догадались, все в меня.

– Мы и скворечники забрали, – сказал Пашка, ободренный похвалой.

– Зачем? – не поняла мать.

– Ну… Влад сказал…

– Влад, зачем вы скворечники забрали?

– А что было делать? Не там же разбирать.

– Надеюсь, додумались сжечь? – спросил отец.

– Ну…

– Что ты мычишь? – вскипела мать. – Отвечай четко!

– Мы их в саду повесили…

– Вить, они меня доконают! Эти кишкомоты меня в гроб загонят!

– Нарочно не придумаешь, ха-ха-ха, – захохотал отец. – Скворечники спереть. Это надо было догадаться. Такого в округе еще ни разу не было.

– Нашел, чему смеяться, – поджала губы мать. – Какой ты пример детям подаешь?

– А что? Яйца увели, еще и скворечники прихватили. Наша порода! Нас за чечевичную похлебку не купишь!

– Вить, они их на огороде повесили, а ты ржешь как сивый мерин!

– Это правильно: краденое лучше всего прятать на самом видном месте.

– Скворцов есть можно… – задумчиво сказала мать.

– Да брось ты, – махнул рукой отец, – со скворца сколько там мяса? То ли дело молодой грач, – мечтательно облизнулся. – Пока птенцы еще летать не умею, обдерешь перья вместе со шкурой и с укропчиком, как раков, в ведре. Как цыплятки молоденькие. Да под самогоночку. Мы праздник, день весны, так отмечали всегда.

– Мы теперь конкуруем? – спросил Пашка.

– Точно, конкурируете, ха-ха-ха.

Так у нас на огороде появились скворцы. Максиманиха насочиняла, что мы ходим вокруг деревни с птичьими гнездами на палках, вызывая дождь, а ветврач всем рассказывал, что инопланетяне украли его скворечники.