Отличники от других… Вторая четверть

– Но это же очень долго! Как ему жить всё это время? – возмущённо спросила Чаренцева.

– Ну, что вы, милочка. Это совсем недолго. Просто очередь на бесплатное протезирование очень сильно выросла за последнее время. Сами понимаете, сколько ребят возвращается оттуда (она пальцем показала куда-то на потолок за спиной), и скольким из них нужны протезы. А сколько несчастных случаев на производстве? Вы себе даже не представляете.

– Хорошо, а есть у вас платные услуги?

– Не поняла вас, извините…?

– Ну, за деньги сможете изготовить протезы?

Улыбка и взгляд женщины, наконец, стали осмысленными, и она с сомнением в голосе продолжила:

– Конечно, наше производство загружено под завязку заказами ветеранов, и наше Правительство гарантирует всем инвалидам и участникам войн бесплатную помощь такого рода…

– Людмила Юрьевна, сколько это будет стоить? – резко оборвав словоизлияния заведующей, спросила Оксана.

Женщина обиженно глянула на неё, потом на меня.

– Ну, хорошо. Ознакомьтесь с нашим каталогом. Там указаны цены на разные модели протезов.

И она передала нам тонкую брошюру.

Мы пролистали все восемь страничек тетрадки, ознакомившись с почти чёрными копиями фотографий образцов продукции ПОК¹³. На последних двух листах рядом с нарисованными художником-примитивистом либо дебилом эскизами людей, лишённых частично или полностью конечностей, имелись таблицы. В них около обозначения длины протеза стояли цены. Многие из них значительно превышали месячную зарплату моих родителей.

– Не слабо! – невольно впечатлился я.

– Поймите, это ручное производство по индивидуальным заказам. И для человека, которому эти изделия жизненно необходимы, поверьте, цены имеют второстепенное значение.

– Понятно. Хорошо, когда мы можем привести парня?

– Ну, оплатите консультацию и приводите, хоть завтра. – Без промедления ответила женщина.

– А сколько займёт изготовление протезов?

– После оплаты – дней десять.

– Спасибо, мы зайдём на неделе. До свидания! – резко завершила разговор Оксана, встала и потащила меня прочь из кабинета.

Выйдя на улицу, мы с минуту стояли, вдыхая свежий, лишённый хлорки воздух города.

– Оксан, ты что задумала? – нетерпеливо спросил я.

– Хочу помочь одному человеку. – Таинственно улыбнувшись, ответила одноклассница.

– Толику?

– Ага.

– Но ведь это дорого! И как ты его уговоришь?

Вместо ответа, девушка почти бегом потащила меня в сторону улицы Фридриха. Мы дошли быстрым шагом до остановки и заскочили в троллейбус, идущий на вокзал.

– Он должен быть ещё там, – проговорила запыхавшаяся и румяная от быстрой ходьбы Оксана, сверкая глазами. – Я попробую с ним поговорить, а ты молчи, не вмешивайся.

Я пожал плечами. Выйдя из троллейбуса на остановке у Дома Книги, мы забежали в подземный переход и выскочили у недавно посещённого северного крыла ЦУМа. Пробежав вдоль фасада до улицы Шаумяна, остановились перед лестницей, где меньше часа назад беседовали с десантником. Оксана разочаровано оглядывалась по сторонам в надежде увидеть удаляющуюся инвалидную коляску. Она даже затянула меня в переулок, всегда отличавшийся своим запустением и зловонными трущобами, но скоро вернулась. Я прошёл быстрым шагом ещё квартал в сторону Центрального рынка, но также не обнаружил Толика. Не очень трезвый гражданин стоял, подпирая стену дома на углу Проспекта и улицы Социалистической, видимо не доверяя своему чувству равновесия.

– Дядя, – обратился я к нему, – не знаешь, тут инвалид на коляске, без ног, с изувеченными руками. Ну, в форме десантника…. Видел?

– …Ну…? – сфокусировав на мне взгляд, при этом, опасно покачнувшись, ответил тот.

– Куда он поехал?

– Т-туда… – неопределённо обведя город рукой с севера на запад, ответил мужик.

– Он здесь часто бывает?

– Е… жжед… днев-но, – с трудом выговорил он непростое слово.

– Зачем он приезжает?

– Баб… бб… – начал он, но увидев удивление в моих глазах, быстро закончил, – бабки стр-р-релять.

– Где он живёт, знаешь?

– Да. То есть, нн..нет. А, ты чегой-то спрашиваешь всё, аки следователь какой? Ничего т… тебе больш-ше ни-и-ии скажу. Ну, вот ни словечка больше… Ни буковки…, и д… дажжж-жж…

Я не стал дослушивать окончание тирады пьяного и поспешил к Оксане поделиться полученной информацией. Она с недоверием выслушала её и с ещё большей озабоченностью в голосе заключила:

– Так! Он попал в беду. Я как почувствовала, когда он про завод сказал. Враньё – это. Не может инвалид с такими увечьями на заводе работать. Гордый, не хотел, чтобы мы, по сути – подростки ещё, прониклись его проблемами. Слушай, Влад. Предлагаю завтра у универмага немного подежурить в это же время. Может, встретим его снова?

– Ну, хорошо, встретим, а дальше. Оксан, подумай, чем ты или я можем ему помочь? Твоего «трояка» хватит только на водку. А оплатить ему протезы мы не можем. Сами ещё на шее у родителей сидим. Ты видела цены?

– Видела. Это можно решить. Я свой «видик¹⁴» продать могу. Как раз хватит на два протеза ног. Подумай, если Толику дать шанс поверить в себя, в то, что он сможет самостоятельно ходить…. Первый толчок, понимаешь? А дальше он «выплывет», я уверена. Был бы он слабым, не начал строить из себя стахановца. Взял бы деньги, да напился «в стельку».

– Откуда ты знаешь, что он так не сделал? Тот «колдырь» под стенкой сказал, что Толик побираться сюда ходит, – заметил я.

– Не говори так о нём! Он герой. И не «побираться»…. Слово-то, какое дебильное! Если ему на лекарства не хватает денег с пенсии или на еду? А вдруг у него семья есть? – кипятилась Оксана.

– Не думаю, хотя… мать или отец могут быть.

– Ладно, пустой базар. Я здесь завтра буду. Хочешь, подходи к двум часам. Попробуем вместе решить, как помочь парню. А, не хочешь, я сама справлюсь. И поможет мне Людмила Юрьевна.

Энтузиазм Чаренцевой захватывал меня всё больше и больше. Глаза её сверкали решительным блеском, и улыбка играла на губах. Оксана меня заводила, увлекала, не давая опомниться и привести какие-то, как мне казалось, логичные аргументы против этой авантюры. Я согласился почти автоматически, засунув подальше свои «разумные» доводы, чтобы она опять не подумала, что я пассивен и робок. Мы снова были с ней на одной волне, и это мне нравилось!

Расстались мы почти друзьями. Девушка спешила, опаздывала к зубному врачу. А я пошёл домой собирать в кучу расползшиеся мысли. Уже стемнело, и я сел на конечной остановке в холодный троллейбус, только-только поднявший к проводам штанги токоприёмников после перерыва. Остывший салон был почти пустым. Пока транспорт летел по опустевшему проспекту Восстания¹⁵, я задумчиво рисовал человечков на запотевшем стекле. Их получилось много, почти столько же, сколько моих одноклассников. Мысленно я каждого из них назвал соответствующим именем и подумал, что встречаю каждый день столько людей, и все они разные, не похожие друг на друга. Иногда, настолько, что поражаешься, как вообще возможно такое многообразие личностей. А сегодня было такое чувство, как будто, прикоснулся к знаменитости, к кумиру всех мальчишек и девчонок Владимиру Высоцкому, например, или к путешественнику Туру Хейердалу.

Вечером после программы «Время» я вдруг услышал трель своего антикварного телефона. Сняв трубку, сквозь треск помех с удивлением услышал Машин голос. Немного тревожный, но такой звонкий, близкий и тёплый, что я сразу успокоился, с растущим интересом слушая скороговорку описания сегодняшних её приключений. Через слово, разбирая услышанное, я всё-таки смог понять, что обстоятельства круто поменялись, заставив мою подругу срочно корректировать план своего путешествия. Несмотря на неопределённость и неожиданное препятствие, она сумела не упасть духом и с энтузиазмом начала сама с помощью какого-то иностранного справочника исследовать альтернативные возможности получения нового протеза. «Завтра прилетает папа, и я хочу с ним посоветоваться, как лучше решить вопрос с моей ногой. Он обязательно поможет и что-нибудь придумает», – сказала она голосом, полным уверенности. Я постарался её поддержать, а как только закончил разговор, сразу позвонил Илоне и поделился с ней полученными от Морозовой новостями. В репликах литовской девушки звучал неподдельный интерес. Я еле унял волнение в голосе, когда рассказал, что её подруга не сможет попасть в клинику и получить новый протез, как планировала. Но она что-нибудь обязательно придумает. Поделившись уверенностью, с какой Маша мне говорила, что не всё потеряно, и нельзя сдаваться, я почувствовал, что моя собеседница к концу разговора успокоилась, а её скандинавский холод в голосе куда-то исчез. Она даже пошутила, пожелав мне забавных снов. «А ведь, общение здо́рово лечит душу!» – подумал я, засыпая и приготовившись запоминать забавные сны.

Совершеннолетний гражданин. Начало добрых дел.

Утро! Как ни мечтал поспать подольше на каникулах, наступили эти самые каникулы, и уже третий день просыпаюсь чуть свет, думаю, как успеть сделать всё задуманное. В сегодняшнем случае это поход за моим паспортом. Он обязательно должен стать успешным. К тому же, желательно завершить его пораньше, чтобы осталось время на обещанную вчера встречу с новой одноклассницей (Никак не могу начать называть её просто одноклассницей). Встреча эта может занять совершенно непредсказуемое время, судя по планам, о которых мы с Оксаной договаривались. В паспортный стол я пришёл к девяти, но хвост очереди уже вырос и не помещался в зале. Я потоптался минут пятнадцать на пронизывающем ветру, после чего наконец-то попал внутрь здания. В вестибюле было теплее. Нуждающиеся в паспортах полсотни человек активно вырабатывали углекислый газ, организуя локальный парниковый эффект, про который я как то прочитал в журнале «Наука и жизнь». Немолодая женщина в форме капитана милиции вышла из кабинета и начала читать список фамилий. Вокруг неё образовалось свободное пространство, о существовании которого я сразу догадался, испытав добавочное давление сограждан. Услышав в числе прочих и свою фамилию, начал плавно извиваться, помогая себе руками, чтобы проникнуть сквозь толпу к ставшей такой «притягательной» милиционерше. Дальнейшая вводная, поступившая от неё, оказалась неожиданной для значительной части тех, кого мне удалось миновать, протолкнувшись к ней: покинуть помещение всем, кто не услышал своей фамилии. Они смогут получить документы после обеденного перерыва. Тут только я осознал всю благосклонность судьбы ко мне сегодня. «Капитан Судьба» сэкономила мне массу времени, сократив очередь к вожделенному паспорту до пяти человек. Всего пятнадцать минут спустя я изменил свой социальный статус, положив в карман красную книжечку с гербом СССР. Не было аплодисментов, оркестра, цветов, ликующих сверстников, но в своих собственных глазах я значительно вырос, стал более серьёзным и рассудительным. Наверное, это было заметно со стороны, потому что Оксана как-то странно посмотрела на меня при встрече, и вообще, была сегодня какой-то другой.

– Сегодня ты какой-то загадочный, Влад, – заметила она, с улыбкой наблюдая, как я пытаюсь говорить с ней более низким, чем обычно голосом.

– Привет, Оксан! Как ты? План ещё в силе? – спросил я.

– Да. Помнишь повесть Гайдара?

– Какую? «Кортик», что ли?

– Нет. «Кортик» Катаев написал, – улыбнулась она, – а Гайдар – «Тимур и его команда».

– Да, читал такую, кажется. Инструкция для пионеров по переводу бабушек через улицу…

– Ну, что-то вроде… – оценила шутку девушка. – Только сейчас это называется волонтёрское движение. Молодые люди во всём мире помогают нуждающимся. В нашем случае, Анатолий таковым является, а мы – молодые, сильные – должны найти способ оказать ему помощь, реальную помощь. Да так, чтобы его не обидеть. Подумай, он же почти наш сверстник. Ну, пусть лет на пять старше. Но это не важно. Главное, чтобы он почувствовал, что вокруг него есть люди, готовые к соучастию, состраданию, а не сомнамбулы, зацикленные на своих проблемах и комплексах.

– Я тоже так думаю, Оксан, – отозвался я, в очередной раз, воодушевившись её логикой, быстротой мысли и способностью вести за собой. – Этот парень сейчас одинок. И то, что он каждый день приезжает на улицу, видит толпы людей вокруг, помогает ему не чувствовать себя изгоем. Я думал и только ночью понял твой план. Поэтому пришёл сегодня и готов помочь.

Она кивнула и потащила меня к универмагу. На углу Проспекта и улицы Социалистической она вдруг остановилась.

– Постой здесь, Влад. Хочу сама сначала ещё раз проверить, как Анатолий среагирует на наше предложение. Подойдёшь минут через пять-семь, хорошо? Ничему не удивляйся, что бы я ни говорила и ни делала. Мне важно проверить саму себя. Смогу ли с ним общаться как с обычным человеком.

– Хорошо. Давай, Оксан, удачи!

Я зашел за угол дома, отметив время, и старался не проявлять признаков любопытства и не подглядывать за входом в универмаг, хоть и очень этого хотел. Наконец, минутная стрелка отползла на нужное деление моих часов, и я чуть ли не бегом устремился к лестнице входа. К моему удивлению ни одноклассницы, ни десантника нигде не было. Я пробежал до угла здания, затем вернулся к арке, прошёл через неё к грузовому двору магазина, в который медленно и неуклюже заезжала зелёная «Колхида»¹⁶ с длинным прицепом. Машина загородила от меня улицу так, что я не мог видеть, что происходит на ней. Когда прицеп, наконец, втянулся в ворота, я кинулся в сторону Газетного переулка в надежде обежать квартал и вернуться, если не найду их, по главной улице обратно. Я заглядывал в арки, подворотни и за заборы в надежде увидеть хотя бы одноклассницу. Беспокойство за неё возрастало, быстро превращаясь в липкий сковывавший мысли страх. Грязно-зелёный УАЗик – «буханка», стоял на углу переулка, небрежно припаркованный у водораздаточной колонки. Я уже прошёл мимо, но обратил внимание, что из открытой широкой боковой двери доносятся громкие голоса, и один из них – голос Чаренцевой – очень воодушевлённо спорил с другим женским голосом. Рядом с дверью в инвалидном кресле сидел десантник. Чёрные очки и голубой бере́т лежали на коленях, и я впервые увидел его лицо в шрамах от затянувшихся ожогов, обезобразивших всю правую сторону. Казалось, он окаменел, даже не среагировав на моё появление. Но глаза сверкали гневом. Определённость ситуации вернула уверенность, и я заглянул в сумрак салона, в котором разместились Оксана, ещё одна молодая черноволосая девушка с невероятными золотыми кольцами в ушах и пожилой цыган в помятом пиджаке и с кучерявой седой бородой. На пальце его сверкал массивный золотой перстень с чёрным бриллиантом. Громко и вежливо поздоровавшись, я вопросительно посмотрел на одноклассницу, готовый оказать ей поддержку. Девушка махнула рукой, приглашая меня стать участником беседы. Молодая цыганка, до этого момента горячо и многословно что-то доказывавшая, резко осеклась и замолчала. Видимо, из-за затемнённых очков и моих сегодняшних попыток говорить более низким голосом, неверно оценила мой возраст. В разговор вступил пожилой обладатель бороды «а-ля Карл Маркс». Несколько обрывочных русских слов, проскочивших в потоке цыганской речи, больше напомнившей мне какое-то витиеватое ругательство, не приблизили меня к сути, зато цыганка зло глянув на меня, недовольно пробурчала что-то, видимо ещё больше рассердившее старика.

– Ашен, рома!¹⁷ – крикнул тот, не сводя с меня внимательных карих глаз. И добавил многозначительно. – Мы договорились.

– Хорошо. Паспорт? – невозмутимо потребовала Оксана, протянув руку.

– Лавэ¹⁸? – в свою очередь протянул ладонь «Маркс».

К моему удивлению, одноклассница отсчитала триста пятьдесят рублей и отдала старику, быстро вытащив из его пальцев помятую красную книжечку с гербом СССР. Мельком взглянув на фото, убедилась, что это тот документ, о котором говорили, она кивнула мне, показывая, что пора уходить. Я помог девушке покинуть микроавтобус, и мы, не сговариваясь, быстро покатили растерявшегося окончательно Толика к оживлённой улице Фридриха, стараясь скорее влиться в толпу прохожих. Адреналин ещё давал о себе знать, заставляя нас живее двигаться и соображать из-за опасений преследования цыганским табором, но я уже готов был задавать однокласснице массу вопросов. Словно почувствовав моё нетерпение, она бросила на ходу:

– Влад, потерпи немного, я всё тебе расскажу. Позже.

– Хорошо, поспешим. Вряд ли за нами погонятся, но люди очень неприятные.

– Не дрейфь, они сами чувствовали себя неуютно. Кстати, спасибо тебе! Во время подошёл. Лишние глаза и уши нежелательны для их делишек.

Внезапно остановившись у входа в подземный переход, Оксана присела перед десантником на корточки.

– Толик, мы всё уладили. Вот твой паспорт. Поехали домой?

Бережно взяв обе его руки своими, девушка заглянула инвалиду в глаза. Я впервые увидел её, проявляющей о ком-то такую трогательную заботу. Десантник в замешательстве оглядывался, явно не понимая, что произошло и как себя вести.

– Спасибо,… Оксана! – растерянно бормотал он.

Взял паспорт дрожащей рукой и попытался его раскрыть. Не получилось, и документ полетел на грязный асфальт. Я поймал его за одну из обложек, бережно вытер о свою куртку и раскрыл на страничке с фотографией. С неё на меня смотрел внимательными глазами юноша, почти мальчик. Снова острое чувство жалости в который раз за последнее время заставило меня содрогнуться от внезапно пронизавшего всё тело холода несправедливости. Невольно представил его здоровым, улыбающимся, счастливым, потом медленно повернул фотографию к лицу Анатолия. Тот кивнул.

– Что, похож? Я же говорил, что совсем недавно был таким же, как ты, школьником, – промолвил он, попытавшись улыбнуться.

– Вы не волнуйтесь, всё будет хорошо. – На всякий случай успокоил я его.

Нам всем требовалось перевести дыхание. Я автоматически просканировал пространство вокруг и вздохнул с облегчением, не увидев зелёную «буханку». На стоянке такси по улице Фридриха стояло несколько машин. Оксана подошла к первой, что-то объясняя шофёру и показывая на нас с Анатолием. Таксист сначала кивал головой, а потом отрицательно повертел ею, жестикулируя и показывая на багажник. Девушка, не смутившись, «атаковала» следующую жёлтую «Волгу», но и второй водитель отказался нас везти. Тогда она вытащила синюю купюру и подошла к третьей в очереди, местами покрытой ржавчиной машине без переднего бампера, зато с «шашечками». Молодой водитель сразу заинтересовался денежным знаком и, даже не посмотрев в нашу сторону, махнул приглашающим жестом занимать места в его экипаже. Анатолий самостоятельно перебрался на заднее сиденье. Рядом уселась Чаренцева. Я сложил инвалидное кресло вместе с сумкой десантника в багажник и уселся рядом с водителем, хлопнув, наверное, слишком сильно ветхой дверцей. Мы проехали несколько кварталов, повернули на проспект Соколова и остановились у заднего входа в Протезно-ортопедический комбинат. Спасибо водителю! Тот знал, с какой стороны инвалидам на колясках удобнее попадать в учреждение. На правах самого молодого и сильного я развернул у задней дверцы инвалидное кресло, в которое ловко забрался Толик. И, пока помогал Оксане выйти из машины, он заехал в дверь здания так уверенно, как будто бывал здесь раньше. Мы поспешили следом, и девушка, проигнорировав редкие возгласы очереди, решительно вошла в кабинет к заведующей, оставив нас с Анатолием сдерживать выступающих.

– Здравствуйте, Людмила Юрьевна! – поздоровалась она с хозяйкой кабинета. – Как и обещала, мы приехали с братом.

И она распахнула дверь, в которую я тут же вкатил кресло с десантником. Женщина встала, уставившись на его руку. Оксана подсела к столу, приглашая заведующую занять своё кресло.

– Людмила Юрьевна, давайте обсудим с Вами наш заказ, – начала она.– Нужны протезы руки и ног для Анатолия.

Женщина с сомнением взглянула на неё, затем на меня, видимо оценивая нашу платёжеспособность, потом покрутила диск телефона, добавив пару слов в селектор, и через несколько минут в кабинет зашёл пожилой мужчина в докторской шапочке и халате. Он обошёл кресло, внимательно осмотрев Анатолия со всех сторон.

– Игорь Вениаминович, нужно посчитать коммерческий заказ на изготовление протезов для этого молодого человека, – придав своему голосу командный тон, произнесла Людмила Юрьевна, рассеянно ткнув пальцем сначала в меня, а затем опустив его на уровень лица Толика.

Врач удивлённо поднял кустистые брови и уставился на неё, как будто увидел впервые. Женщина несколько раз кивнула, не сводя с него глаз. Пожав плечами, Игорь Вениаминович взялся за рукоятки кресла и покатил не вымолвившего ни слова десантника в кабинет для осмотров. Я напряжённо ждал, теряясь в догадках относительно дальнейших действий Оксаны, в то же время, отметив находчивость одноклассницы в стремительно меняющихся обстоятельствах. Наконец, телефон на столе заведующей ожил, издав тихую трель. Людмила Юрьевна некоторое время слушала, затем положила трубку. Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула медсестра. Дождавшись разрешительного кивка головы заведующей, подошла суетливыми частыми шажками к столу и вручила начальнице желтоватый типографский бланк, заполненный чернильной ручкой.

– Смотрите, молодые люди, – заговорила хозяйка кабинета, прочитав написанное. – Парные протезы ног от бедра с фиксацией шарнира коленного сустава будут стоить по триста тридцать рублей за штуку. Протез руки с локтевым креплением и косметически выполненной имитацией кисти руки, – сто пятьдесят рублей. Можно сделать его с функцией хвата большим пальцем, управляемой культей как у вашего… брата – так называемой «рукой Крукенберга». Но стоимость вырастет и составит двести девяносто рублей.

Она на мгновение остановилась, увидев мои округляющиеся глаза, но сразу продолжила:

– Конечно, я всё понимаю. Деньги не маленькие. Хирург постарался сделать операцию так, чтобы парень мог себя обслуживать и без протезов. И на костылях он сможет ходить со своими руками, если сделать специальный упор. Так что, можете пока руку не протезировать, если дорого.

– Людмила Юрьевна. Когда нужно внести оплату? – спросила Оксана.

– Когда сможете, милочка. Ваш… «брат» неплохо справляется и так. Изготовление сможем начать после внесения 50% от стоимости заказа.

– Хорошо.

Девушка вынула из своей сумочки пачку пятидесятирублёвых купюр.

– Где у вас касса? Я внесу пятьсот пятьдесят рублей. Это больше половины. Начинайте изготовление прямо сегодня. И сделайте сразу протез руки с управлением. Остальная часть – когда всё будет готово.

– Конечно, – уставившись немигающим взором на денежные средства, монотонно пробормотала Людмила Юрьевна. – Я сейчас вызову бухгалтера, и она подготовит все документы.

Когда Толик вместе с Игорем Вениаминовичем вернулись в кабинет, мы уже закончили оформлять договор. Оксана спрятала квитанцию в сумочку, а Анатолию показала направление на примерку через десять дней. Он ловко взял бумагу руками, крепко зажав отростками культи, словно пальцами и долго читал, как будто не верил своим глазам. Потом аккуратно сложил лист пополам и спрятал в свою сумку. Когда десантник снова посмотрел на нас, мне показалось, что в глазах его стояли слёзы. Он тихо вымолвил единственное слово «Спасибо!» и выехал из кабинета. Я поспешил следом, помогая открывать двери и переехать через высокий порог выхода во двор, где нас ждала машина без переднего бампера. Пока мы занимали свои места, подоспела Оксана.

– Мальчики, дела сделаны, теперь можно выпить кофе. Толик, у тебя дома есть кофе?

– Да, – односложно ответил он, уставившись в пол.

– Тогда поехали к тебе домой. Это ведь удобно будет? Или нет? Там же, на Горького? – как ни в чём не бывало, генерировала вопросы девушка.

– Улица Горького, дом …8, – пробормотал десантник.

Таксист осторожно тронул машину, выезжая со двора, повернул направо, и она со скрипом запрыгала по ямам ростовских улиц. Я обернулся к однокласснице в надежде, что она сама начнёт рассказывать. Увидев немой вопрос на моём лице, девушка улыбнулась и приложила указательный пальчик к губам. Потом выразительно посмотрела на изучавшего резиновый коврик на полу машины Анатолия, протянула мне ладошку, которую я не преминул пожать. Получился забавный жест, и я рассмеялся. В очередной раз обнаружил, что не чувствую былой, так до конца и непонятной мне неприязни к Оксане. Более того, я зауважал её за сегодняшний поступок и это наше с ней приключение. Немного смущала реакция Толика, его отстранённость от происходящих событий. Я бы на его месте (Да, не дай Бог оказаться на его месте!) уже рассыпался в благодарностях, а он сидит, молчит, словно ему всё равно. И спросить неудобно при таксисте. Хорошо, подожду.

Дом, где жил десантник, оказался старым двухэтажным, из тех, что строились в конце 19-го века «новыми русскими» ростовцами¹⁹: небогатыми купцами, докторами, владельцами лавок и ателье одежды. Фасад из красного кирпича, с высокой дубовой дверью парадного входа, которую не открывали со времени похорон его первого владельца, имел арку, закрытую ажурными коваными воротами с калиткой, украшенной завитушками, которой последний раз пользовались нынешние жильцы не более часа назад. Наша машина остановилась на мостовой около дома. Чаренцева не взяла сдачу с вручённой таксисту ранее «пятёрки», и тот выскочил на этот раз первым, достал из багажника кресло, помог Анатолию в него пересесть и подал ему сумку, пожелав хорошего дня. Мы с десантником двинулись за девушкой, уверенно распахнувшей калитку, через тёмную, пропахшую мочой арку, во двор. Между булыжниками сочилась вода от подтекающей чугунной колонки, возвышавшейся посередине квадратного двора, как Бахчисарайский фонтан, едва сочащийся посреди площади Ханского дворца. Вдоль внутренней стены дома тянулся небольшой палисадник, огороженный низеньким заборчиком. Видавшая виды лавочка и качели виднелись у входа в одну из квартир. Перед другой дверью в соседнюю квартиру стоял на спущенных колёсах когда-то чёрный, а теперь проржавевший довоенный «Опель-Капитан» с промятой крышей, на которой мирно спали две разноцветные кошки. Рядом с ним – прямоугольник в восемь квадратных метров, засыпанный щебнем со следами мазута, ограниченный парой наполовину закопанных в землю покрышек, видимо играл роль автостоянки для ещё одной машины. Старая высокая раскидистая слива закрывала этот уютный дворик сверху узловатыми голыми ветвями уже, наверное, лет сто. Пожилая женщина развешивала бельё на верёвки, протянутые вдоль третьей стены дома.

– Толя, здравствуй! Ты – рано сегодня. С работы отпустили? – обрадовалась она, вежливо кивнув нам в знак приветствия.

– Да, тётя Сима. Сменой с ребятами поменялся. Вот, ребят знакомых в гости позвал, – оживился парень.

– Хорошо. Сейчас самовар поставлю. Кушать уху будете? Вчера Егор рыбы принёс, наловил в Дону толстолобиков, так я целую кастрюлю наварила.

– Спасибо, тётя Сима! Не откажемся. Да, ребята? – оглянувшись на нас, согласился повеселевший Анатолий.

– Спасибо! С удовольствием, – ответили мы с Оксаной почти хором, потому что именно сейчас почувствовали, что проголодались.

Десантник подъехал к двери, к которой вели две широкие растрескавшиеся доски, положенные прямо поверх старых вытоптанных в середине ступеней из ракушечника. Открыл дверь, просто нажав на ручку, и махнул нам, приглашая следовать за ним. Мы зашли через узкий коридор в скромно обставленную просторную комнату с высоким, украшенным лепным орнаментом потолком. Помимо немногочисленной мебели у окна стоял столярный верстак с тисками, разнообразные инструменты на гвоздях, забитых в широкую доску на стене. П-образная железная конструкция с роликами на горизонтальной балке, через которые были пропущены тросы с ручками, к которым были привязаны пудовые гири, служила хозяину спортивным тренажёром. Толик скрылся за дверью другой комнаты (или кухни), попросив немного подождать. Мы с Оксаной присели на диван.

– Ну, рассказывай. Я, похоже, многого не знаю, а понял ещё меньше, – с нетерпением начал я.

– Хорошо, слушай, – просто сказала одноклассница. – Когда я тебя оставила на углу Социалки²⁰и пошла искать Толика, то увидела, что около его кресла ошивается та цыганка, что ты видел в автобусе. Сначала подумала, что это его сестра или жена, но он спорил с ней явно не питая родственных чувств. Та вдруг резко покатила кресло под арку, несмотря на его протесты. Люди оборачивались, услыхав её громкий, с матом, уродский «базар». А, если бы ты видел глаза парня, когда его, беспомощного, она буквально волокла за собой, как сумку! Я пошла следом, догнала, когда они почти до УАЗика дошли. Попыталась поговорить, выяснить какие проблемы. Эта с… ка выматерила меня похлеще портового грузчика, добавила, что он ей должен денег. Я не могла ответить ей в том же духе при Толике. Просто пошла с ними, села в автобус к этому Ермолаю. Хорошо, хоть тот по-человечески говорить умел. Оказывается, они ему типа «крыши» были. Сначала паспорт отобрали «в залог», говорили, что «отмажут», если в милицию заберут за попрошайничество. А он для них должен был деньги у жалостливых прохожих стрелять. Ему оставляли немного, рубля три на еду и давали дозу морфия. Цыган сказал, что он от сильной боли мучается, поэтому они и предложили ему «лекарство». Сначала бесплатно, затем назначили цену такую, что парень вынужден был начать на них «работать». Всё по полочкам мне выложил и сказал, что я могу выкупить его паспорт. Выставил счёт. Ну, нужно быстро было решать, я и отдала, сколько сказали. Да, спасибо! Ты – молодец, Влад, быстро нас нашёл. Им не нужен был свидетель. Старик трезво решил, что «синица в руках» лучше, чем непредсказуемый исход, если попробовать нас кинуть…

Девушка вдруг замолчала. Дверь открылась, и Анатолий из коридора махнул рукой, приглашая к столу на кухне. На круглом столе, накрытом кружевной скатертью, уже стояли тарелки, электрический самовар с фарфоровым чайничком чая на верхушке, большая кастрюля, источающая запах ухи, каравай хлеба, а тётя Сима колдовала над салатом из овощей, не переставая рассказывать о жизни каждого из соседей по двору, включая Анатолия. Простой обед оказался очень вкусным.

– Тётя Сима, ребята сегодня помогли за протезы договориться, – объявил десантник с улыбкой. – Через неделю поеду на примерку.

Женщина охнула и перекрестилась, не в силах сдержать радость.

– Ой! Дай Бог вам здоровья, ребята, – запричитала она. – Как бы Нина раньше узнала, может и не заболела бы рассудком. Хоть бы Толеньке ваша помощь добром обернулась. Настрадался мальчик наш! Пора ему хоть чуть-чуть счастья обрести.