Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая

Глава 2-я

Рано утром племянник Сейдзе Сото – тридцатилетний Тахиро Сото, стоял у двери кабинета своего могущественного родственника и покровителя. В отличие от дяди, племянник был высок, худощав, волосы на голове были слегка длиннее, нежели диктовала мода среди японской молодежи – европейцы называли такую прическу «каре».

Одетый в черный официальный костюм, с портфелем в руке Тахиро внешне являл собой образец делового молодого человека.

Секретарь Сейдзе Сото, средних лет полноватый мужчина, снял трубку мелодично прозвеневшего телефона, выслушал босса и кивнул Тахиро – можно входить.

Кабинет Сейдзе Сото был велик, светел и создавал настроение радостно-приподнятое – огромные окна, японские гравюры на стенах, светлые шелковые шторы.

Сейдзе Сото, моложавый, небольшого роста, круглолицый мужчина лет семидесяти, сидел за столом. Отложив в сторону папку с бумагами, он жестом подозвал племянника поближе, и сказал, не предлагая ему сесть:

– Ты помнишь свою поездку на остров Рождества семь лет назад?

– Да, дядя.

– У тебя все еще сохранились связи с якудзой?

Тахиро замялся и промямлил:

– Но, дядя, ведь вы распорядились…

Сейдзе Сото снял очки и, покручивая их в руке, сказал:

– Племянник, семь лет назад ты закончил университет и я подарил тебе, своему ближайшему родственнику, яхту. Ты собрался совершить плавание по Тихому океану, посетить Индонезию, Таиланд, острова Океании – в общем, отдохнуть.

Я попросил тебя выполнить одно поручение, для чего посетить остров Рождества. Ты хорошо справился – нашел нужного человека, узнал все, что нужно, и я был бы доволен тобой. Но как позднее выяснилось, основной целью твоего плавания была не прогулка. Ты привез наркотики, а когда я навел справки – выяснилось, что ты работаешь на якудзу. Ты, мой возможный наследник, как оказалось, позоришь нашу фамилию.

– Дядя, я после вашего приказания порвал все связи, и…

– Не нужно мне врать. С якудзой невозможно порвать все связи. Впрочем, если ты сумел их порвать, то сейчас свяжись со своими бывшими подельниками снова. Я хочу, чтобы ты нанял несколько расторопных ребят из числа твоих бывших друзей. Обещай хорошую плату, и проследи, чтобы люди были не из числа болтливых.

Он помолчал. Крутанул еще пару раз очки, держа пальцами дужку, аккуратно положил их перед собой и задумался.

«Какая глупость! Нелепая случайность в сочетании со свойственной молодости безрассудностью – а такие последствия… Впрочем, возможно, все происходящее с ним сейчас никак не связано с его молодостью, и тогда он совершает глупость именно в данный момент! Русские говорят – не буди лихо, пока тихо…

Значит, нужно действовать осторожно. Ювелирно, тонко, чтобы не разбудить этого русского лиха».

– Вот что. Выбери не просто молчунов, умеющих держать язык за зубами. Выбери умных, имеющих опыт в проведении расследования, умеющих организовать слежку.

Оправитесь на остров Рождества. Наш индонезийский друг, о котором ты знаешь вот уже семь лет, как мне кажется, где-то там. И решил дать мне о себе знать. И мне не нравится, в какой форме он это делает! – Сейдзе Сото вновь замолчал. Встал, подошел к окну.

Панорама делового Токио была однообразной – башни, башни зданий, загораживающих обзор друг другу.

Но вот небо было сегодня изумительным – синим, чистым, с розовым солнечным светом на востоке.

Может быть, такое небо сулит удачу? И он поступает правильно?

– Сможешь выполнить мое поручение? – поворачиваясь к племяннику, спросил он.

– Конечно, дядя.

– Иди. Начинай прямо сейчас. Сразу, как наберешь команду, отправляйтесь в Океанию. И будешь звонить мне дважды в день – утром и вечером. Деньги, необходимые тебе для всего этого, будут перечислены на твой счет через два часа.

Как только доберетесь до острова Рождества, позвонишь мне, я дам тебе инструкции. Пока я не решил до конца, что вам нужно будет сделать. Я пока подумаю.

До получения инструкций – ничего не предпринимайте.

Иди!

Сейдзе Сото подождал, потом нажал кнопку селектора и сказал:

– Пригласите Токугаву, если он уже пришел. И принесите мне в кабинет газету рекламных объявлений. Да, и проследите, чтобы в ней был не только раздел экономических предложений и рекламы товаров. Мне нужен раздел «Услуги».

Сейдзе Сото недаром сумел сделать свое состояние и создать процветающую уже не одно десятилетие промышленную империю «Сото Интернейшнл». Он всегда подстраховывал все свои действия.

И теперь он решил обратиться к хорошему практикующему экстрасенсу.

Ему очень не нравились кошмарные сны, которые с недавних времен он стал видеть ночами.

А Токугаву, начальника службы безопасности и промышленной разведки Сото Интернейшнл он попросит проверить, действительно ли его племянник порвал все связи с якудзой.

Сейдзе Сото страховался от ошибок всегда.

И все всегда проверял.

Примерно этими же днями Павел Абрамович Осиновский провел серию телефонных звонков и теперь ждал в своем лондонском офисе визитеров из России.

Он не был доволен результатами переговоров. Ну, во-первых, как сообщил ему давний знакомый из Генеральной прокуратуры России, постановление о задержании Осиновского до сих пор не отменено, соответственно Павел Абрамович находится в международном розыске.

Конечно, Павел Абрамович прекрасно знал, что компетентные органы давным-давно осведомлены, где скрывается разыскиваемый Осиновский. Более того, им были известны и его адрес проживания, и адреса его квартир и фирм, разбросанных по всему миру. И органы знали, что он об этом знает. Но главная цель российских властей (а Павел Абрамович знал и это) была не арестовать Осиновского, а лишь закрыть ему дорогу в Россию.

Высшие власти России были осведомлены, насколько много знает Осиновский, и какой скандал разразится, если Павел Абрамович «разверзнет уста свои». Так что арестовывать его было нельзя.

Но это все – постоянно во времени, и не могло вызвать такое уж большое недовольство Паши Осиновского.

Паша был недоволен возможными соратниками – представителями некоторых российских партий, которых он ожидал буквально сегодня.

Некоторые из них уже прилетели и ждали в номерах лондонских отелей. Другие – те, кто по конспиративным соображениям поселились в отелях соседних государств, сейчас добирались, кто чем мог, из Ирландии и Франции.

Павел Абрамович был настроен на решительный разговор – действительно, сколько можно? Он аккуратно перечислял необходимые суммы на определенные банковские счета, и это не смотря на свою бережливость – так сам себе объяснял Паша Осиновский врожденную скупость и жадность. Впрочем, на поставленные цели Павел Абрамович денег никогда не жалел.

Его деньги должны были обеспечить создание в России атмосферы постоянного недоверия властям.

Но пока ничего не получалось. Российская экономика потихоньку стабилизировалась, фондовый рынок укреплялся, рос экспорт российского сырья, товаров и капиталов за бескрайние рубежи России.

Не удалось даже пошатнуть авторитет российского президента Василия Васильевича Дорогина и как-то «подмочить» его репутацию.

И это не смотря на такие возможности – Дорогин в советские времена был майором ГРУ и служил военным атташе во Франции. Осиновский, зная, что бывших чекистов не бывает – есть боевой резерв офицеров безопасности в состоянии постоянной готовности, вот уже несколько лет тщетно пытался «раскрутить эту тему».

Но ничего не выходило.

Было от чего прийти в дурное настроение…

Вечером этого же дня в офисе фирмы Осиновского, которая занималась организацией экологических исследований по всему миру (и еще кое-чем, например, торговлей нефтью), вокруг длинного стола, во главе которого сидел Павел Абрамович, в удобных креслах разместились семь человек – люди разного возраста, разной внешности, одетые кто со вкусом, кто – не очень, разной общественной и политической значимости. «И разного, увы, ума, очень разного», – глядя на соратников, подумал Павел Абрамович.

– Ну-с, приступим, – сказал, потирая руки, Осиновский. – Давайте-давайте, отчитывайтесь… Начнем с тебя, Николай Григорьевич.

Николай Григорьевич, мужчина лет пятидесяти с небольшим, черноволосый, с круглым морщинистым лицом и острым взглядом неопределенного цвета глаз, пошевелился в кресле, надел очки в дорогой оправе и раскрыл лежащую перед ним папку с бумагами.

Николай Григорьевич Воропаев был неофициальным лидером политического объединения «Вишенка» – партии, которая пыталась конкурировать с известным «Яблоком» – объединением, вокруг коего группировались в основном представители российской интеллигенции, но было много также избирателей из других слоев общества. Воропаевцы сознательно назвали свой блок «фруктовым наименованием» – и здесь были не только ирония, но и точный расчет. Которым, кстати, в свое время предложил воспользоваться Воропаеву Осиновский – большой дока в политических интригах.

Российский обыватель все-таки сероват и скверно разбирается в множестве нюансов политических выборных кампаний. Поэтому воропаевцам, назвавшим свой блок «Вишенкой» (ягодой так же и круглой, и алой, вроде яблока) и удалось добиться, чтобы на двух последних думских выборах многие избиратели, голосующие, как они думали, за фруктопоименованных демократов, отдали по ошибке свои голоса «ягодникам» -консерваторам…

Не потому ли блок «Яблоко» дважды не смог преодолеть необходимую процентную планку, которая закрыла «яблочникам» дорогу в Государственную Думу России? Кто знает.

Именно Воропаев занимался сбором компромата на бывшего ГРУшного майора, а ныне президента России. Причем потратил на эту работу не одну сотню тысяч долларов Осиновского.

– Павел Абрамович, предвижу ваше недовольство, да что там – недовольство! Ну, ничего не получается. Либо Дорогин непогрешим, либо, что вероятнее всего, его непотребные делишки скрыты в бумажных дебрях ГРУ. Ну вы же знаете, ГРУ – не ФСБ, ну, никак не удается подобраться к архивам, хоть убейте!

– Что вы, что вы, Николай Григорьевич, чего это – убивать? А вот проверить, на какие шиши вы построили на Рублевке особнячок в прошлом году – наверное, придется. Что скажете?

– Ну это вы… – густо багровея и запинаясь, выговорил Воропаев. – Это вы бросьте – что же, кроме вас никто денег нам не дает? У нас спонсоры, другие источники…

– Да какая разница? Какая разница, я вас спрашиваю? Вам деньги дают на дело, а вы!.. – Осиновский махнул рукой. – Ладно, что конкретно делается?

– Я вышел на одного майора, имеет доступ к архивам. Обещал на днях попытаться поднять дела восьмидесятых годов по Франции.

– Да это у вас уже третий! Последний был подполковник, и что же?

– Павел Абрамович, голубчик, – оправдываясь, сказал Воропаев. Его лицо уже приняло естественный цвет, а голос – уверенность. – Ну что же я, виноват, что они все деньги берут, а потом – шарахаются от меня в сторону!

– Господи, сколько жулья в России! Сколько жулья! – ни кому не обращаясь конкретно, пробормотал Осиновский.

Себя, ясное дело, он к таковым не относил.

Паше Осиновскому уже было понятно – и остальные будут говорить то же самое. Оправдываться, что журналисты – жулики, продажные твари, и поэтому не удается ни скандалец необходимый организовать, скажем, в сфере экспорта оружия, ни в очередной раз обнародовать связи высокопоставленных официальных лиц российской политической элиты с чеченскими боевиками.

А потом попросят еще денег…

Нет, нужно что-то придумать необычное, неординарное – и в высшей степени действенное.

А деньги придется дать – сторонники в России нужны, как воздух.

Впрочем, Паша всегда вел строгий учет расходованию своих денежных средств, причем отслеживал, куда и на какие цели тратятся эти деньги. Так что если будет необходимо – он сумеет прижать каждого из присутствующих – финансовой удавкой, обернув выдаваемые деньги их личными долгами. В любой момент.

– Ну, вот что… – сказал он, выслушав отчеты остальных соратников. О бесполезной пока что работе, как он и думал. – Работу продолжать, каждому по своему направлению, каждому по своему… И вот что. Думайте, думайте упорно и постоянно, что может дать нам возможность взять власть. Реально взять власть!

Павел Абрамович помолчал. Его переполняли негодование, злость, в общем – весь комплекс негативных чувств.

Все внимательно слушали, тишина стояла такая, что казалось, это не кабинет, это склеп. Причем только с неживыми обитателями.

– Тот, кто додумается, как мы сможем взять власть, получит три миллиона евро. Как премию, на свой заграничный счет.

Атмосфера склепа сохранялась еще десяток секунд, потом все зашевелились, загремели отодвигаемыми креслами, заговорили все разом.

Впрочем, заговорили вполголоса, все чувствовали состояние своего патрона, и не хотели оказаться напоследок «под раздачей».

Естественно, не миллионных сумм.

Ярмарка Фримена действительно была великолепной – множество аттракционов предстали перед взором Бейтса сразу же, как только он миновал входные ворота. Кроме колеса обозрения, которое Бейтс увидел издали, еще до того, как они подъехали к пустырю, на котором развернулась ярмарка, здесь были карусели, и даже «русские горки». В России, впрочем, их называют «американскими горками».

Был воскресный день, народу на ярмарке было много. Здесь были не только жители Фримена и окрестные фермеры, но и множество приезжих из соседних городков. Подъезжая, Бейтс обратил внимание, что сотни автомобилей стоят возле ограждения, а когда он парковал свою машину, подъехал огромный автобус, и которого начали выгружаться пассажиры целыми семьями – с детьми, собаками и сумками с едой.

Вряд ли это были туристы – скорее всего, на автобусе приехали горожане одного из соседних городов.

Бейтс сразу же увидел и нескольких знакомых. Это были пожилые люди, мужчины и женщины, с которыми много лет назад он вместе учился в школе, устраивал детские шалости, проводил свободное время.

Где-то тут, в толпе, возможно, были и его первая любовь, и лучшие друзья, и самые заклятые враги.

Саймон шел впереди, Бейтс – следом за ним. По бокам центральной аллеи стояли будки, в которых торговали сладостями, хот-догами и напитками.

Дорожка вела к центру ярмарки, где высилось колесо обозрения. Здесь-то их с Саймоном пути-дорожки и разошлись. Подходя к «чертову» колесу, Бейтс увидел у ограждения группу мальчишек и девчонок, которые, при виде Саймона замахали руками, а кое-кто и приветственно выкрикнул что-то молодежно-сленговое. Вроде: «Хай, мышонок!», еще что-то, по мнению Бейтса, обидное.

Однако Саймон не обиделся, наоборот, замахал руками в ответ, что-то выкрикнул, а потом повернулся к Бейтсу и сказал:

– Дядя Гил, здесь мои друзья, из нашей школы. Ты как, не будешь возражать, если мы вместе потусуемся?

Насчет слова «тусуемся» Гил, конечно, мог бы возразить. Но воспрепятствовать желанию племянника пообщаться в выходной день с одноклассниками-друзьями было бы не по-товарищески.

– Ладно, Саймон. Вот тебе 50 долларов, встречаемся через два часа. – Он показал рукой на видный со всех сторон ярмарочный замок с башней, на которой были большие часы. – Встретимся под часами. Ну, беги. Да, и на «русские горки» без меня не соваться, договорились?

– Конечно, дядя Гил.

Улыбаясь, Бейтс наблюдал, как племянник, подбежав к ребятам, тут же принялся что-то взахлеб рассказывать им. Судя по некоторым специфическим жестам рук, Саймон рассказывал об утренней рыбалке и величине выловленных им с дядей рыбин.

Когда ребята стайкой двинулись в направлении боковой дорожки, ведущей к основным аттракционам, Бейтс потихоньку пошел, куда глаза глядят. Внимание его привлек щит, над которым было намалевано крупными белыми буквами по синему фону: «Попади в дурака!» Подойдя ближе, Гил Бейтс увидел, что в середине дощатого щита вырезана дырка, которую заполняла голова клоуна: рыжие волосы всклочены, вокруг глаз и рта – белое обрамление, на месте носа – шарик оранжевого цвета. Голова подмигнула Бейтсу, который, подойдя ближе, очутился у стойки, возле которой стоял средних лет мужчина в рабочей спецовке. На стойке стоял поднос, на котором высилась гора бейсбольных мячиков.

– Ну что, сэр, вмажете мячиком по глупой голове? Всего три доллара!

Бейтс с изумлением смотрел на происходящее. Какой-то парень сунул в руку служащему три купюры, взял мячик, примерился, прицелился и с размаху вмазал прямо в лоб клоуну. Голова охнула, исчезла из дырки, но через несколько секунд вновь висела над землей, глупо улыбаясь и ожидая следующего желающего «вмазать» по ней.

Гилмори Бейтс в изумлении задрал брови.

Было чему изумляться. Когда-то, до отмены рабства и сразу после, этот аттракцион был одним из любимых американцами – белокожими мужчинами и подростками.

Потому что голову высовывал в дыру всегда чернокожий. И поэтому его охотно лупили мячиками белые посетители ярмарок.

Но аттракцион был давно запрещен, полиция за такие аттракционы могла просто-напросто закрыть ярмарку. И неважно, что роль жертвы выполняет белый, сам по себе аттракцион считается излишне жестоким. Однако вон и полицейский прохаживается, и словно бы ничего не замечает. В чем же дело?

Бейтс обошел щит вокруг и, увидев изнанку, улыбнулся.

Не было ни белокожей, ни чернокожей жертвы. Голова была резиновой, а на задней стенке щита был прикреплен механизм, обеспечивающий при попадании мячика в голову полную иллюзию поведения живого человека при таком ударе в лоб. Или в нос – неважно, механизм срабатывал, выдергивал голову из прорези, опускал ее на несколько секунд вниз, а затем возвращал на прежнее место. Но как быть с определением аттракциона, как жестокого?

Возможно, нынешние законы штата Джорджия позволяли использовать как развлечение механическое подобие запрещенного когда-то аттракциона.

Бейтс побрел дальше. Никто знакомый ему не попадался, а время как-то убить было нужно. Машинально он свернул на какую-то дорожку и оказался в месте, где располагались будочки предсказателей, гадалок, экстрасенсов и тому подобной публики, над которой Гил Бейтс, материалист и почти атеист, всегда посмеивался, считая шарлатанами.

Но тут… Казалось, ноги сами притормозили перед навесом, отгороженным с трех сторон плотной тканью. Занавес с четвертой стороны был откинут в сторону, и Бейтс увидел сидящую за столом молодую красивую цыганку. Золотые серьги и мониста на груди поблескивали в темноте, но не это привлекло внимание Гилмори. Просто при виде его цыганка привстала и с каким-то изумлением уставилась на Бейтса.

И опять-таки ноги сами понесли Гила Бейтса, материалиста и человека ни во что такое не верящего. Он вошел под навес и опустил за собой полог.

Яркое солнце, просвечивая сквозь ткань, создавало в шатре полумрак.

Бейтс сел на стул. Положил руки на столешницу, на которой стоял перед цыганкой хрустальный шар в подставке.

– Ну, что ты можешь сказать обо мне? – спросил он, доставая из кармана сотню и кладя купюру перед девушкой.

– Ты знаешь, что над тобой и в тебе – зло? – хрипловатым, но приятным голосом ответила гадалка.

– Я знаю, что что-то мешает мне по ночам нормально спать. Ты можешь сказать, что это?

– Могу. Но тебе очень не понравится то, что я вижу. Даже без своего шара…

Она взяла деньги, сунула в какую-то складку на широкой цветастой юбке.

– Слушай.

Полузакрыв глаза, она нараспев принялась вещать.

– Были трое, и трое совершили страшное зло… Они платят сейчас за это, и плата это – тяжела.

Она, не раскрывая глаз, принялась водить ладонями рук над шаром. В глубине стекла засветилась точка, потом она стала разрастаться и вскоре шар наполнили неясные образы – как будто лицо человека, потом мелькнул какой-то горный пейзаж, и все заполнил собой кусочек суши, окруженный водой. Изображение потускнело и исчезла.

Цыганка встряхнула головой, открыла глаза и сказала:

– Слушай внимательно, не переспрашивай, и не задавай вопросов. Троих спасет один – Неживой и Живой. Неживой – научит, Живой, если захочет – исполнит. А теперь иди.

– Послушай… – Бейтс привстал со стула. – Что значит – живой и неживой? Один – и живой и одновременно мертвый – как это?

Цыганка грустно улыбнулась.

– Я передала тебе слово в слово то, что сказал мне шар. Я не знаю больше ничего.

– Но как я узнаю… И где искать этого одного?

Женщина уже полностью оправилась, и теперь она, уже белозубо улыбаясь, сказала ему:

– А ты ведь никогда не верил таким, как я, верно? Но вот что я тебе скажу, и это – правда. Придет время – ты сам поймешь, кто и как поможет тебе. Просто жди.

И когда Бейтс выходил, в спину ему тихонько добавила:

– Только не забудь, что это Он будет один. А вас – трое…