Иешуа, не обращая внимания на слова Савла, развязал узлы тряпок и молча пошёл прочь по каменистому берегу. Пётр, раскрыв рот, долго смотрел на голые ноги Иешуа, потом перевёл взгляд на купленные сандалии и, пожав плечами, крикнул незнакомцу:

– Вот глупый ты человек! Да кто ты такой?!

– Я учитель.

– А чему ты учишь?

– Добру.

– О, как. Добру. А поучи-ка меня.

– Иди.

Пётр было рванулся за Иешуа, но, охнув, остановился и трудно размышляя, уставился на свою лодку.

– Ну, пойду я с тобой, а чем ты меня кормить будешь?

– Что люди подадут

– А если не подадут?

– И так обойдёмся.

– Э –э –э, глупца нашёл. Заведёшь ты меня на погибель.

Пётр заволновался, забил ногами – уж так хотелось ему пойти за этим странным и не таким, как все, человеком. Он сильно вспотел от мыслей: бросить лодку или не бросить? Пётр вцепился ногтями в голову, помогая ей помыслить. Забормотал, жалостливо глядя на своё добро:

– А лодка– то гнилая и не кормит. А всё-таки лодка.

Он посмотрел в сторону Иешуа. Тот неторопливо уходил!

Наконец рыбак решился, облегчённо перевёл дух, аккуратно связал тесёмками сандалии, сунул их себе за пазуху туники и помчался за учителем. А Савл, растирая затёкшие руки и ноги, побрёл за двумя ам-гаарец, с презрением пофыркивая:

– Как это так: учить добру?

Вдруг он остановился и с радостным воплем ударил себя по голове ладонью.

– Боже мой, как же я сразу не понял! Это от диавола, бесовское учение.

И он, приплясывая и прыгая козлом, поспешил за Иешуа

Иуда Галилеянин, умащённый драгоценными маслами и завитый, стоял в окружении своих учеников и, поигрывая священными кистями новенького таллифа, с насмешливой улыбкой смотрел на босого Иешуа, который шёл по острым камням, погружённый в свои мысли. Он никого не замечал и прошёл бы мимо, если бы Иуда не окликнул грубым окликом нищего учителя, всё более и более раздражаясь на его поведение:

– Эй, Иешуа, почему ты никогда не называешь меня «Мессией»?

Учитель остановился против Иуды, спокойно глянул в его гневное лицо и ответил:

– Ты не Мессия.

Люди заохали, завыли и с поднятыми кулаками бросились на Иешуа.

Пётр, замирая от ужаса и бормоча: «Вот моя погибель. Я так и знал» – схватил себя за голову дрожащими руками и метнулся за высокий камень, где уже прятался Савл.

Иуда сильным, властным жестом остановил толпу и, глядя сверху вниз на маленького учителя, крикнул:

– Разве вы не видите, что это безумец?! Его так и зовут: «Дурак из Назарета!»

Все начали осыпать Иешуа бранью и насмешками, смеяться над его нищетой и убогостью. А Иуда, с трудом сдерживая свой гнев, удивляясь тому, что ничтожная козявка посмела усомниться в том, что он Сын Человеческий, из семени царя Давида, царь иудейский, прикрыл глаза рукой. Ему страстно хотелось убедить этого человека в своей правоте.

– Разве ты не видел, Иешуа, мои чудеса, которые я творил за Иорданом?

– Нет, Иуда, не видел, но зато вижу другое…

– Что же ты, слепой человек, видишь?

– Что ты стоишь на кусте цветов.

Иуда нахмурился и отступил в сторону, а учитель показал пальцем на фарисея, который выглядывал из-за камня.

– Ты хотел убить этого несчастного, а разве Мессия придёт в этот мир уничтожать красоту его и жизнь верующих людей?

Потрясённые люди замерли, но они душой прикипевшие к своему вождю, не могли разувериться в нём и, молча, ждали его ответа. Он же, в приступе ярости, теряя над собой власть, шагнул к учителю и с криком: «Вот моё знамение!» ударил Иешуа по щеке. Тот упал на землю. Из его носа потекла кровь. А Иуда, раздувая ноздри, указал куда-то вперёд рукой и страстно воскликнул:

– Идите за мной! И вы попадёте в Царствие Божия! И будете жить, как ангелы небесные!

Народ с криком: «Мессия, веди нас!» повалил следом за Иудой. Но от толпы отделилась маленькая группа галилеян. Они подступили к нищему учителю, помогли ему встать на ноги, отёрли кровь с его лица.

– Учитель, мы слушать тебя будем. Говори.

Пётр выскочил из-за камня и с ликующим воплем подбежал к Иешуа, указывая на него пальцем, оживлённо заговорил:

– Это я его ученик! Он мне сказал: «Иди», и я сразу пошёл. Да-да, я сразу пошёл, потому что понял…он…– Тут Пётр замолчал, изумлённый той мыслью, что внезапно родилась в его большой голове и. прикрывая ладонью рот, тихо прошептал: – Он, Мессия…Вот те на. Как же я сразу не понял.

Рыбак выхватил из-за пазухи сандалии и, гордый своим поступком, прослезившись от собственного бескорыстия, доброты и щедрости, метнулся к Иешуа, усадил его на камень и обул.

Люди ждали, что мог сказать учитель. А он, ещё не придя в себя после тяжёлого удара Иуды, оглохший на левое ухо, торопливо собирая в памяти обрывки недавних мыслей, заговорил, как бы, с самим собой:

– Вокруг зло, боль, страдания, но они приходят не от Бога. Не от его проклятия, как утверждают фарисеи, а от вас, люди.

Люди, только что присевшие на землю, заволновались.

– Да что мы такое сделали?

Иешуа, между тем, продолжал говорить, подыскивая слова простые и легко доступные для понимая неграмотных людей:

– Иной скажет: «Буду сегодня добрым и попаду завтра в Царствие Божия». Никогда такой не попадёт…Подносишь кусок хлеба ко рту, оглянись. Может быть, рядом стоит человек голодный и не смеет попросить тебя о милости. Не спрашивай, дай ему большую часть. Это будет от Бога. И ты уже у самых ворот царствия Божия. Скажешь: маленькая милость? Нет. Если от души – сокровище бесценное. Сделай её постоянной, и увидишь слёзы благодарности. И тебе ответят по делам твоим. Вот сделал человек грех, и постами и молитвами просит Бога простить его. Бог простит, милостив. Но сам человек не приблизится к Царствию Божия…

– А как же ему теперь? На что надеяться? Какие молитвы читать? Какой пост накладывать на себя?

Учитель с горечью воскликнул:

– Да что Богу от ваших беспрерывных молитв, если вы, помолившись, тут же творите зло. Ведь сказано в Писании, что Бог устал от вашего жира на жертвеннике, от ваших просьб и жалоб. Дайте ему светлый час: умерьте свою гордыню, приглушите голос, разожмите кулаки. Грех не в том, что вы нищие и убогие, как говорят фарисеи, а в том, что вы злые. Поступкам вашим воздастся вам на том свете.

Иешуа в сильнейшем возбуждении вскочил с камня, простёр тонкие руки к людям и страстно заговорил:

– Никогда не поздно стать праведником, но не запирайте себя в молельнях. Добрым поступком радуйте Бога.

– Учитель, а вот я грешник. Как мне молиться? И Мессия сказал мне, что я никогда не попаду в Царствие Божия.

– В чём твой грех?

Человек показал Иешуа свою вывернутую руку и торопливо заговорил:

– Вот мой грех. Таким меня родил отец. А вчера, когда мы все шли за Мессией, а многие от голода и слабости падали на землю, я не вырывал, как другие, куски у слабых, не наступал на них ногами, как это делал Мессия, но всегда перешагивал. Быть ли мне в Царствии Божьем?

Иешуа погладил искривлённую руку человека.

– Рука – не грех. А грех тот, что ты не почувствовал жалости к людям, когда перешагивал через них, не помог им…

В те жестокие времена слова Иешуа были кощунственными, богохульными. Они противоречили тому, что говорили священники и фарисеи. И это несмотря на то, что Иешуа ничего не придумывал необычного. Его слова – были словами Священного Писания. Но он был первым, кто начал проповедовать слово Божия, как слово о добре, и примером своим доказывать людям его выгоду для них.

Люди, слушая Иешуа, умилялись и плакали, что не закрыта для них жизнь праведная, что достаточно быть милосердным, и путь к Богу будет открыт. Спасение и надежду давали слова Иешуа, но главное: веру в счастливое будущее.

Фарисей Савл стоял в отдалении и слушал учителя, и всё более и более убеждался в том, что Иешуа, если и не диавол, то уж обязательно его посланец на земле. Значение слов учителя не доходили до сознания озлобленного фарисея.

Он скрытно покинул группу людей и бросился в Капернаум, ворвался в синагогу и, задыхаясь от быстрого бега. Начал спрашивать у старосты: кто такой Иешуа? А узнав, что учитель родом из Назарета, который находился в нескольких часах ходьбы от Капернаума, призадумался: как разоблачить бесовское учение назаретянина? И вскоре, счастливо смеясь, запрыгал козлом по комнате. Брызгая слюной, закричал старосте:

– Скажи учителю, что из Назарета его звал народ к себе! И дай мне дощечку и человека, который отнесёт моё письмо первосвященнику Анне!

Он метнулся к столу и, повизгивая от нетерпения, дрыгая ногами весьма опасно в сторону стоявшего рядом старосты, стал резать острым крючком вощёную табличку.

«Анна, здесь в Капернауме я нашёл страшного богохульника. По внешности – сам диавол! Именем Иешуа. Ходит босыми ногами по камням. А внизу – копыта. Крови не оставляют. Дышит огнём, а протянет руки – лапы звериные. Я же, не убоявшись, встал на его пути. И он отступил, изрыгая проклятья. Люди плакали от счастья, что я их спас. И целовали мои одежды. И на руках унесли меня в лодку, чтобы оную поместить на середину Генисаретского озера и молиться мне, как Богу. Но я запретил им и творил чудеса: ходил со словом Божием по воде, как посуху. Иные, не верующие, пошли за мной и утопились…»

Савл оторвался от дощечки, пробежал глазами по неровным, скачущим строчкам и радостно охнул.

– Господи! Как хорошо!

И он, держа письмо перед глазами и любуясь им, вновь запрыгал по комнате и с великим сожалением, что расстался с ним, передал посыльному. Потом, оседлав осла, вывел его из конюшни и поехал в Назарет, несмотря на то, что наступил жаркий, удушливый полдень.

Когда Иешуа вернулся в Капернаум и шёл по улице к дому, где он жил в последние дни, то Пётр, возгордившись своим учителем, а более всего, желая показать горожанам, что он – рыбак – ныне важная птица, останавливал встречных людей и указывал на Иешуа. Говорил, что тот Мессия, а он при Мессии – Апостол.

Люди, зная, что Иешуа всего лишь нищий, бездомный учитель, только смеялись в ответ. Пётр огорчённо вздыхал и спешил за Иешуа, а вспомнив о том, как легко его учитель расстался со своей обувью и, желая повиниться перед ним, рыбак, осуждающе глядя ему в спину, забормотал:

– Не хорошо, учитель, ты поступил, что отдал обувку, не хорошо. Сглупа ты это сделал.

Они вошли в дом, остановились у порога. Большая семья хозяина, облепив стол, неторопливо обедала. При виде Иешуа, хозяин взглядом указал жене на лепёшку, на чашку с вином и перевёл взгляд на соседний столик. Молодая жена вопросительно взглянула на сосуд с маслом, на фрукты. Муж нахмурился. Жена виновато улыбнулась ему, взяла лепёшку, вино и пригласила гостей отобедать. Едва гости сели за столик, как женщина, косясь на мужа и поправляя чашу с вином, наклонилась над головой Иешуа, поцеловала его в ровный пробор и пролепетала:

– Учитель, от тебя святость исходит…Как я прикоснусь к тебе, мне так хорошо.

Сотворив короткую молитву, Иешуа разломил лепёшку под пристальным, жадным взглядом Петра, протянул ему большую часть её. Тот удовлетворённо хмыкнул и сказал:

– Сглупа ты, учитель, поступил, что отдал обувку, ой, сглупа.

Он обмакнул кусок в вино и, закусывая, с удовольствием повторил:

– Ой, сглупа.

В это время входная дверь с треском распахнулась, и в комнату вбежал растрепанный человек. Он, плача и стеная, оглядел сидящих за столом мужчин, хрипло спросил:

– Кто из вас Мессия?

Пётр быстрым жестом раскрытой ладони указал на Иешуа.

– Вот Мессия.

Человек бросился в ноги учителю. Тот, неодобрительно качая головой, отступил в сторону и ответил:

– Если сей «камень» сказал, то ты спрашивай у него.

Иешуа посадил незнакомца на лавку.

– Скажи: в чём дело? И поешь, если голоден.

– Я Аримофей и богат. И много могу денег дать, если ты воскресишь мою дочь Сарру

– Нет, Аримофей, я не волшебник. И чудес не творю.

Пётр подскочил к Аримофею, напряжённо шепнул:

– А сколько ты дашь?

– Сколько хочешь.

Глаза у рыбака загорелись. Он трудно сглотнул слюну и метнулся к учителю и начал толкать его в спину и в бока.

– Ну-ну, иди же! Тебе что – трудно взять дармовые деньги?

Иешуа отстранился от Петра, отвёл его руки и обнял за плечи Аримофея.

– Ты напрасно ждёшь от меня помощи. Я не оживляю мёртвых. Прощай.

– Но ведь мне сказали, что здесь Мессия!…А утром я с другим Мессией беседовал. Он взял деньги, обещал прийти и оживить Сарру, и не пришёл.

Иешуа отступил в угол и повернулся ко всем спиной.

Пётр свирепо уставился на учителя и рявкнул:

– Может он всё! На озере чудеса творил на моих глазах! По воде ходил и мёртвых оживлял! – И Пётр сильно дёрнул учителя за одежду. – Да иди же, диавол упрямый. Для тебя это пустяк!

Но Иешуа оставался неподвижным. Только руки его и худое тело стали заметно дрожать. Он молчал и ужасался тому, что его ожидало в будущем. Теперь оно открылось перед его мысленным взором.

Аримофей, чем меньше надеялся на то, что учитель мог спасти его дочь, тем больше приходил в ярость. Всё его несчастье и боль соединились с жаждой мести виновнику смерти его любимой дочери. А виновник…погубитель…вот он, стоял и прятал лицо!

Обезумевший отец с диким воплем: «Убийца! Убийца!» кинулся на Иешуа и начал рвать его длинные волосы. У Пётра, от изумления и страха глаза стали круглыми, он быстро попятился к двери и исчез за нею.

Хозяин бросился на помощь учителю, оторвал от него вопящего Аримофея. Вытолкнул его на улицу. Тот продолжал кричать:

– Люди, помогите! Учитель умертвил мою дочь!

Горожане начали сбегаться на крик, и вот уже в окно полетели камни.

Глава семейства укрыл домочадцев во дворе, а Иещуа показал дорогу на соседнюю улицу.

– Уйди от дома, а то нам всем будет плохо. Уйди.

Хозяин проводил Иешуа до калитки и, смущаясь того, что час назад был

скупым, положил в сумку Иешуа свежие лепёшки, кувшинчик с оливковым маслом и мешочек с фруктами.

На улице учителя окликнул староста синагоги и сказал, что жители Назарета хотели его видеть и слушать. Иешуа кивнул головой и немедленно отправился в путь. Ему хотелось, как можно быстрей забыть неприятную сцену, подумать в одиночестве, да и просто отдохнуть в долгой неторопливой ходьбе.

Возбуждение от проповеди, которую он дал людям здесь, несколько часов назад, а так же от безумства Аримофея, быстро проходило. Рассудок Иещуа быстро охлаждался, но теперь в мыслях его появился страх.

В беседу с людьми Иешуа зашёл слишком далеко. Он покусился на главную твердыню фарисеев, на учение о грехе. Одно дело благоволить грешнику на виду у всех и другое – смертельное – сказать, что не грех быть увечным и нищим, что их в первую очередь ждёт Царствие Божия.

Только теперь Иешуа понял, что своими словами он бросил вызов огромной армии священников, фарисеев, книжников, которых уважал и чтил народ, а значит, он – Иешуа – выступил против всего народа.

Иешуа в ужасе оглянулся. Ему показалось, что весь Капернаум бежал за ним, чтобы забросать его камнями, как богохульника. Но вокруг было тихо. Ласковые тёплые волны озера медленно накатывались на прибрежный песок и гальку со звуком слабого сонного дыхания.

Учитель ускорил шаги и заговорил сам с собой:

– Горе мне, горе. Из гордыни ли я сказал то, что прятал в глубине сердца своего там, в далёких краях, где всё так просто: говори, что хочешь…А здесь… Господи, пощади меня. Дай мне заложить зёрна истины в народ. Не для себя прошу жизни своей. Истина открылась мне. Дай мне срок…

Он обратил своё лицо к небу, крикнул с тоской в голосе:

– Господи, дай мне знамение!

Он долго ждал. И казалось, что сама природа затихла в ожидании ответа. А, не дождавшись, опустил голову и быстрым шагом направился в Назарет.

В это же время выехал из Тибериады тетрарх Антипатр со своей свитой. Он хотел посетить в Приморской Кесарии прокуратора Палестины. Путь его пролегал через Назарет. За Антипатром, пытаясь догнать его, мчался на осле от Иордана Иоанн Креститель…

Глава двадцать восьмая

Придя в Назарет, Иешуа немедленно поспешил к дому родителей. Услышал голос матери, прижался к забору и заглянул во двор через щель между досками. Во дворе под кронами деревьев сидел фарисей Савл, с огромным удовольствием поглощая обильное угощение. И с ещё большим удовольствием говорил, брызгая слюной и кусочками пищи, внимающим ему домочадцам: матери Иешуа Марии, а так же его взрослым братьям– Иакову, Симону, Иосии. Сёстры выглядывали из окна дома и громко смеялись, желая привлечь к себе внимание юного фарисея.

Мать всплёскивала руками и, плача, шептала:

– Да ведь у него ремесло было. Плотник был…Чему же он учит?

– Греху, – сильно ответил Савл, оглядывая с удовольствием и некоторым сожалением обглоданную баранью косточку.

– Кто же его учителем поставил над людьми?

– Никто.

– А каков он сейчас видом?

– Он страшен ликом, а голосом – дик. По всему видать с диаволом знается…Да…вот так…Видел я тайно, как он от диавола получал сокровенный поцелуй….– сказав это Савл обомлел от изумления и страха, искренно веря своим словам.

Мария охнула и закрыла платком лицо. А Иаков, старший после Иешуа брат, презрительно фыркая, покрутил головой.

– Это же надо, а? Да спроси на улице кого: кто такой Иешуа сын Иосифа, всякий скажет: придурок, каких мало. Таким он в детстве был. Таким он и остался.

Иаков вскочил на ноги и, волнуясь, начал ходить по двору из угла в угол, озлоблённо бормоча и хлопая себя по бёдрам:

– Ну, надо же а? учитель.

Вдруг он остановился против Савла и с дрожью в голосе, боясь услышать положительный ответ, весь напряжённый, спросил фарисея:

– И что? Его слушают люди?

– Да, слушают.

Иаков покачнулся, как после удара в лицо, сжал кулаки и застонал. Потом, придя в себя, бешеным ударом ноги отшвырнул в сторону кусок стружки. На глазах Иакова заблестели слёзы и скатились вниз по угрюмому лицу.

Савл бросил на Иакова проницательный взгляд. Выдержал долгую паузу и важно буркнул, подперев раздутый живот кулаками

– Его слушают, да не слышат, потому что Бог не позволяет людям слышать бесовское учение.

– Я так и знал!– счастливо смеясь, воскликнул Иаков.

Савл простёр к Иакову руки.

– Больше того скажу, брат мой. Его побили камнями у меня на глазах и хотели утопить в озере. Но я, ещё не предвидя, что он получит поцелуй от диавола, бросился к людям, умоляя, заклиная Богом пощадить его. И люди отступил, а он, неблагодарный, знался с диаволом…

Фарисей, искренне веря тому, что он говорил, всхлипнул от чувства умиления своим поступком и с обидой в голосе добавил:

– Дорого он обошёлся мне, а «Спаси Бог» не сказал. Вот он каков.

Иаков облегчённо перевёл дух.

– Да – да. Он всегда был такой. Идёшь, бывало с ним. А он уже глазами грешника безного, увечного найдёт…Все люди, как люди, мимо идут. Грешнику «козу» показывают. А этот к грешникам жмётся. Да ещё блудливо плачет. Я его тогда правильно понял: в блуде хочет жить.

Савл, осовев от обильной еды, всё ещё жадно глядел на неё, трогая руками, поднося к носу то фрукты, то ягоды, то сладкие лепёшки и в полном сожалении вздыхая, возвращал всё на стол, трудно ответил:

– Истину говоришь, Иаков.

Брат Иешуа так и подпрыгнул, бросился к фарисею, а надеждой заглядывая тому в глаза.

– А он что? В блуде живёт?

– Ещё в каком! Люди говорят: в Антиохии он многих девиц девства лишил. За это был бит камнями, да римляне спасли по требованию диавола.

Иаков просветлённым взором посмотрел на далёкие горы. На душе у него стало легко от сознания, что ненавистный брат вовсе не учитель, а проходимец. И в то же время Иаков начал ощущать озлобление на Иешуа: как он посмел говорить людям, что он учитель, когда Иаков, любимый сын отца – матери – сам хотел быть учителем над людьми?

Мария, громко охая и вздыхая, с глазами полными слёз встала из-за стола и, ничего толком не видя перед собой, направилась в дом, чтобы не слышать больше о греховной жизни её старшего сына. Она проходила мимо того места вдоль забора, по другую сторону которого стоял её блудный сын. Он обливался слезами и кусал пальцы, чтобы не вскрикнуть, что он здесь, и все слова фарисея – ложь.

При виде идущей матери, не в силах что-либо сказать, потому что горло перехватила спазма, Иешуа просунул руку в дыру забора и потянулся к идущей матери, тронул её за плечо. Но она, подумав, что это ветка зацепила её одежду, быстро прошла мимо.

Сын проводил мать отчаянным взглядом. И едва она скрылась в доме, он отступил от забора и, качаясь, как пьяный, быстро пошёл прочь.

Иродиада, жена тетрарха Антипатра путешествовала в крытых носилках. От вечерней духоты она устала и, лёжа на подушках, полу – прикрыв глаза пушистыми ресницами, равнодушно смотрела на дорогу, на редких путников. Но вот Иродиада заметила идущего навстречу её свиты молодого иудея с лицом грустным и настолько притягательным, что женщина выглянула из носилок. И оживлённым, любознательным взглядом римлянки, внимательно осмотрела его. И удивлённая от того, что здесь, в глуши она встретила человека, несомненно, умного, Иродиада начала пощёлкивать пальцами. А когда он поднял голову, женщина протянула в его сторону свою прелестную белую руку и ласково сказала:

– Подойди сюда.

И едва он подступил к ней, как она тотчас ощутила исходящее от него обаяние и тот прекрасный запах юного тела, который всегда сопутствовал всем девственникам. Иродиада смутилась и, не зная, что сказать, торопливо раскрыла мешок с деньгами.

– Я вижу: ты не богат. На, возьми.

Иешуа жадно смотрел в лицо очаровательной иудейки и видел в ней черты своей матери, и мечтал, чтобы Иродиада прикоснулась к нему рукой. Он перевёл взгляд на её руки, и его душа затрепетала от жгучего ожидания. Но когда царица подала ему горсть золотых монет, он отшатнулся и почувствовал горечь в душе.

– Нет – нет, Иродиада. Они принесут мне только горе.

Она же, удивлённая не тем, что он отказался от золота, а его испугом и разочарованием, деланно смеясь, притянула Иешуа ближе к носилкам и повелительно сказала:

– А ну, возьми. Золото – всегда счастье.

Он отрицательно покачал головой, но обожая прелестную женщину, в которой было много от его матери, не осмелился отказаться второй раз из страха оскорбить царицу.

Она уже хотела задать ему вопрос: кто он такой с лицом мудрого философа, но в одежде нищего, как внезапно со стороны боковой улицы прозвучали изумлённые вопли: «Учитель! Учитель, мы здесь!»

И на Иешуа, едва не сбив его с ног, кинулись Андрей, Иван и мытарь Матвей, обхватили его, плача и обнимая, целуя и гладя. Иешуа был рад этой встречи, но он не забыл Иродиаду. Обернулся, увидел, что длинная колонна спутников царя Антипатра медленно вошла в ворота соседнего, огромного дома. Ему стало стыдно, что он забыл пожелать красавице доброго вечера и спокойной ночи. Он ещё долго вспоминал её руки. Как она сжала сильными пальцами его плечо. От этих воспоминаний на душе Иешуа было очень приятно и хотелось ещё больше творить людям добро. Он счастливыми глазами осмотрел своих учеников и начал их приветственно целовать. Ученики вновь прослезились и спрятали свои увлажнённые в одеждах Иешуа, говоря, что никогда не видели такого человека, как он. И всё то, время, пока искали его, соблазнялись только о нём.

Перед Иешуа появился Пётр. Он раскинул в стороны крепкие руки и умоляюще крикнул:

– Учитель, поцелуй и меня! Я ведь тоже твой ученик! И видит Бог, полюбил тебя! – После поцелуя рыбак, всхлипывая, забормотал: – Ох, с глупа поступил ты, учитель, что отдал свои сандалии. Ох, с глупа.

И он обиженно засопел, качая головой. И отступил в сторону, давая таким образом понять Иешуа, что и молча, не одобрял его поступок. Радостное впечатление со своим учителем быстро прошло у остальных учеников. Они вспомнили те несчастливые дни, когда им пришлось жить в страхе Божьем после бегства из Антиохии сирийской. Андрей, Иван и мытарь, жалея себя, заплакали. Андрей, как человек голосистый и складно говоривший, выступил вперёд.

– Почему ты, учитель. Ведёшь себя так, что нам всегда грозит побитие камнями? Почему ты не стал искать нас, когда мы убежали, страдая по тебе? А ты вон с жёнкой Антипатра любезные разговоры говоришь. Чему ты нас учишь?

Ученики Иешуа, видя его не сильным, а мягким, уступчивым и терпеливым, раскаялись в том, что минуту назад преклонялись перед ним – и как пророку или господину целовали его руки и одежду.

Более всего на учителя осердился мытарь Матвей. Он, угрюмо глядя на Иешуа, раздражённо сказал:

– А вот ты, учитель, надо мной посмеялся в Антиохии. А я запомнил, и было мне обидно, и больно, и плакал я часто. За что ты меня так?

Иешуа обнял оскорблённых учеников и, прижимая их, сердито сопящих, к груди, ласково ответил:

– Простите меня, братья, виноват я перед вами. Вы у меня всегда в сердце были и всегда будете.

Ученики смутились. Неловко им стало. А Пётр вновь бросился к Иешуа, замахал кулаками на Ивана, Андрея и Матвея.

– Хватит вам мучить его. Пойдите назад. Не знаете того, что учитель в Капернауме оживил мёртвую.

Иешуа со вздохом ответил:

– Это говоришь ты, Пётр.

– Да, это говорю я и добавлю: он Мессия!

Ученики в изумлении посмотрели на Иешуа и несколько секунд не могли прийти в себя, а потом подступили к нему, осторожно трогая руками и замирая от счастья, вопрошая:

– Учитель, да правда ли это? Да как же мы сами не догадались? А по всему так оно и есть.

И они бросились на шею Иешуа, тискали его и зарывались лицами в одежде своего учителя. Он же сказал:

– Я не Мессия. И прошу вас не называть меня так.

Иешуа насторожился: в конце улицы из-за поворота вышел красивый, молодой иудей в сопровождении двух спутников. За ними в отдалении шла девица, не спуская сияющих любовью и восторгом глаз с идущего впереди юноши. Это были Иуда, Захарий, Ефрем и Мария из Магдалы.

Андрей, пристально глядя на Марию, тихо попросил Иешуа:

– Учитель, у тебя в поясе деньги звенят. Дай мне на доброе дело.

Тот, уже готовый пойти вперёд навстречу Иуде, сказал себе:

– Ну, что ж…видно, Бог того хочет…

И он, внимательно рассматривая Иуду, вялым и неверным жестом руки достал из пояса монеты, протянул ученику и быстро пошёл навстречу юному иудею. Они обнялись и поцеловались.

Ученики Иешуа в замешательстве и недоумении переглянулись. Их новый товарищ только лицом был похож на иудея, а все его движения, взгляд, походка выдавали в нём римлянина. И главное– манера говорить: размеренная, твёрдая она ничуть не походила импульсивную, торопливую, вопящую манеру сынов Израиля. И было в нём что-то ещё – неуловимое – что вызвало неприязнь в душах учеников, и они с первого взгляда невзлюбили Иуду. И будучи людьми простыми, не пытались скрывать раздражение от Иешуа и его нового ученика.

Иешуа обернулся и, чувствуя настроение своих братьев, не стал что-либо говорить им по этому поводу из боязни сделать их лицемерами, говорящими одно, а делающими другое, так как уже знал, что его слово значило многое для учеников, что они готовы были поступать так, как ему было угодно.

Вернувшись к ученикам и видя, что вокруг них собирался народ, Иешуа немедленно заговорил с ними о милосердии. Люди, изумлённые его речами, спрашивали друг друга:

– Кто же это такой? Откуда родом? И не пророк ли он, не Мессия?

У Иакова, который стоял со своими братьями рядом, от этих вопрошающих слов закружилась голова. Страдая и бия себя кулаком в грудь, он закричал:

– Да это мой безумный брат! И пришёл я сюда, чтобы связать его и отправить домой!

Он показал народу верёвку, бросился на Иешуа, сбил его с ног и, ухватив старшего брата за волосы, начал остервенело тыкать его лицом в землю, со стоном приговаривая:

– Не смей, порождение диавольское, учить людей богохульству! Не смей!

Ученики оторвали, отшвырнули Иакова в сторону, а Иешуа, поднявшись на ноги и утирая платком окровавленное лицо, нашёл взглядом Иакова, поклонился ему.

– Спаси тебя Бог, брат, что ты в побоях излил своё озлобление на меня. И не стал носить его в себе, отяжеляя себя и других людей.

Назаретяне, слыша такие слова учителя, смеялись над ним: только безумный мог благодарить за побои и не мстить за них, пускай и брату родному.

В это время, привлечённая криками, к окну подошла Иродиада. Она сразу увидела Иуду и, охнув, протянула в его сторону руку. И он оглянулся, ещё не понимая: в чём дело, и что его заставило оглянуться? Иуда поднял голову и стремительно скользнул взглядом по стене здания. Но Мария, стоявшая рядом с ним, заметила появление царицы, в мгновенье всё поняла и в ужасе от того, что Иуда мог улыбнуться красавице, распустила над головой покрывало и закрыла им юноши окно. Когда же его ищущий взгляд остановился на незнакомой ему девице, она, волнуясь, пролепетала:

– Это я на тебя так смотрела, любезный моему сердцу Иуда.

И она всем своим милым существом дала ему понять, что любила его безумно. Но он, держа за руку учителя и боясь за него, даже не отметил: кто сказал ему эти слова, вновь обратил всё внимание на Иешуа. Мария горестно вздохнула и несколько раз прикоснулась к Иуде.

Иродиада тоже всё поняла и отступила в глубину комнаты.

Антипатр, смотревший на группу людей из другого окна и, узнавший Иуду, яростно скрипнул зубами.

– Ну, этому надо положить конец! Царь я или не царь?!

Он сделал знак Ефрему и Захарию. И так как те нерешительно топтались на улице, поглядывая то на Иуду, то на Антипатра, торопливо переговаривались друг с другом, тетрарх вырвал из ларца кошелёк с деньгами и бросил его под ноги секарям.

Между тем, наступило время вечерней молитвы. И, учитель, сопровождаемый людьми, направился в синагогу. Мария не пошла со всеми. Она укрылась в тени соседнего дома, предполагая, что если царица кого-нибудь отправила бы за Иудой, то она нашла бы способ перехватить этого человека. Или криками опозорить его перед людьми.

К Марии медленно подошёл Андрей, торопливо утирая потное лицо дрожащей рукой. Оглохший и ослепший от желания, он прерывисто дышал и ничего не мог сказать. Мария, поглядывая на окна и двери противоположного дома и смеясь над состоянием Андрея, с пренебрежением в голосе сказала:

– Я видела: учитель дал тебе деньги.

– Да. Вот возьми.

Он протянул монеты девице и схватил её за плечо влажной рукой, задерживая своё дыхание.

Мария, смеясь, указала пальцем на его оттопыренную тунику, на дрожащие колени и оттолкнула ученика.

– Хм, смешной.

Ей стало омерзительно от того, что этот юнец, как прежде, считал её проституткой. Она бросила на него ненавидящий взгляд, и её хорошенькое лицо исказила угрожающая гримаса.

– Отойди от меня, блудник, а то я позову людей!

Он не услышал её слова, но потрясённый её гневным видом, отшатнулся назад и оперся рукой о стену дома.

Впрочем, через две-три секунды лицо Марии стало озорным и лукавым. Она, весело притопывая ножкой по земле, оглядела пустынную улицу и протянула руку.