Как коронавирус Семёнычу ориентацию поменял

– Сеструха нравится?

Семеныч опрокинул в рот водку, посмотрел на Петро мутным взглядом и помотал пальцем.

– Но-но! Это, брат, личное.

Петро выпил и упрямо уставился на него.

– Да ладно, целку строишь! Машка – баба справная. Хочешь трахнуть? Колись давай.

Семеныч упер руку в бок и нахмурился.

– Не лезь, сказал! Уважай мои чув… с-с-ства. Будь… это… полит… политкорректным, Петруха. Все проблемы в стране от неуважения. Не так сидишь, не т-так сви… свистишь. Не желаем быть ц-ци-вилизованными, как на Западе. А мы же, – он вдруг всхлипнул и тоскливо посмотрел на Петро, – мы же все люд-ди-и, люб… люби-ить должны друг друга, – Семеныч засопел и утер нос куском колбасы.

Петро помрачнел. Плеснул в стаканчики водки до краев, толкнул один Семенычу, глотнул махом и подозрительно прищурился.

– Всех любить?

Семеныч кивнул.

– Ну да. Любить в человеческом… ик!.. смысле. Признавать и просить прощ-щения!

Петро громыхнул стулом, встал и оперся кулаками о стол.

– А этих…которые в загранице власть взяли? Пидоры? Их тоже признавать?

Семеныч вскинул голову и выкрикнул:

– Гомоксу… се… алисты! Да! Признавать обязан! Не можешь – научим, не хочешь – за-ас-ставим! Это с-суть цивилизац-ц…цизационного общества! Они тоже люди! Они среди нас! – он клюнул носом, но тут же очнулся и потянулся за бутылкой.

Петро крутил шеей и с выпученными глазами смотрел на Семеныча. Тот пытался налить водку в полный стаканчик. По клеенке потекла лужица.

– За пидоров, значит, впрягаешься? – вкрадчиво спросил Петро. – А может, т-ты тоже пидор?

Семеныч кое-как поднялся, и в его взгляде появилось отчаяние.

– Из чувства здорового противоречия отсталому марко…мракобесию готов им стать, если п-прогресс потребует, – проговорил он и пустил слезу.

– Ты! Курва! – взвизгнул Петро. – Да если мои кореша просекут, что я с пидором водку пил!.. Убью! Па-аскуда! – Он схватил со стола нож.

Семеныч, хоть и был в дупель пьяный, нутром почувствовал: ему крышка. Он дернулся в сторону, подхватил табуретку и швырнул в нападавшего. Табуретка пролетела мимо и врезалась в окно. Грохнуло стекло. Петро ринулся вперед. Лезвие чиркнуло Семеныча по животу. Хозяин заорал:

– Убивают! Спасите!

Петро снова кинулся. Семеныч чудом увернулся, прокатился боком по столу, сметая на пол консервные банки, ухватил пустую бутылку и с размаху врезал по голове собутыльнику. Тот рухнул. Распахнулась дверь, и на пороге кухни появились соседские мужики. Семеныч ошалело посмотрел на них, издал утробный звук, и все выпитое спиртное мощным потоком рвануло из него наружу.

Спустя час от дома отъехали полицейский уазик и «Скорая». Медики везли Семеныча, а патрульные – Петро, который к этому времени пришел в себя и наотрез отказался садиться в одну машину с Семенычем, что-то шепнув сержанту. Сельчане разошлись.

На следующий день поползли слухи. К Машке в магазин набился народ. Предприимчивая продавщица заявила, что и слова не скажет, если никто не будет брать продукты. К прилавку выстроилась очередь. Машка и сама не знала, что же там именно случилось, но закатывала глаза, причитала о брате, рассказывала о затее Семеныча и не забывала при этом лихо обсчитывать заслушавшихся зевак.

Возле магазина толпу собрала баба Зоя. Она божилась, будто Семеныч по секрету плакался ей накануне о том, как подцепил новомодную заразу еще прошлым летом, до переезда в Нижнее Медвежье.