Kostenlos

Журнальные и литературные заметки

Text
0
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

<. . . . . . . . . . . . . . . . . . >

Дав место чужому мнению{134}, возвратимся опять к «Северной пчеле», которая, как известно, состоя по особым поручениям при «Отечественных записках», так усердно хлопочет об известности их и умышленно, но с добрым намерением говорит о них разные нелепости. В «Отечественных записках», в отделе «Критики», печатались в нынешнем году, по поводу «Сочинений Пушкина», большие статьи по части истории русской литературы; эти статьи имеют связь между собою, и часто одна статья есть развитие мыслей, едва обозначенных в предыдущей, или, напротив, повторение в кратких словах того, что было прежде в подробности изложено. «Северная пчела», ревнуя к пользам «Отечественных записок», догадалась, что им бы весьма хотелось обратить на эти исторические статьи внимание публики и, в порыве своей ревности, принялась за дело весьма ловко: она знает, что в предмете столь щекотливом, как история литературы, особенно современной, значение каждого слова изменяется, смотря по тому, где оно поставлено, что ему предшествует и что за ним следует, а наконец, по тому, какой смысл дан этому слову предшествовавшим изложением. По причине этой умышленной и весьма благонамеренной рассеянности «Северная пчела», выписав наудачу несколько слов о Карамзине, Державине, Жуковском и других, так сводит их вместе, что не читавшие «Отечественных записок» могут подумать, будто они питают величайшую злобу против всех имен, которым русская литература обязана своею славою. Вот что значит усердие, руководимое опытною журнального тактикою! «Северная пчела» вырывает клочками фразы из длинных статей и приписывает им такой смысл, какого они не имели. Она знает, что есть люди, которых никак не убедишь, что, например, слова: «Г-н А. более замечателен по мыслям» отнюдь не значат, что у г. А. нет чувства, или: «Г-н Б. более замечателен по блестящему стиху» отнюдь не значит, что у г. Б. отсутствие мыслей. Что делать! есть на сем свете такие господа Половинкины, которые читают только половину книги, половину страницы, половину фразы, едва ли не половину слова, – и из этих половинок сшивают себе целое мнение. Вот таких-то людей и имеет в виду добрая и услужливая газета: она знает, что эти люди, прочитав вырванные ею строки, рассердятся и бросятся читать «Отечественные записки»; тут-то они и пойманы: прочитав, они найдут совсем другое, примирятся с журналом и сделаются постоянными его читателями. Так и следует поступать, если хочешь услужить! Вот пример недавний: в 256 № «Северная пчела» производит фальшивую атаку на статью «Отечественных записок» о Жуковском{135}. Она вырывает из статьи разные фразы, которые без связи с целым действительно могут иметь призрак того смысла, который как будто хочется найти в них фельетонисту. Вследствие этих вырванных там и сям коротких фраз из огромной статьи «Отечественные записки» действительно могут сделаться в глазах поверхностных читателей таким журналом, который не умеет отдавать должной справедливости Карамзину, Жуковскому и другим знаменитым и заслуженным деятелям русской литературы. Не видно ли в этом горячего усердия доброй газеты к пользам «Отечественных записок»? Такой способ нападения был бы уже слишком неловок, если б он был внушен враждебностию и желанием вредить. Всякий основательный читатель, развернув «Отечественные записки» и вникнув в смысл целой статьи, увидел бы тотчас, что «Северная пчела» с дурным умыслом исказила содержание статьи и доносит…{136} читателям не то, что сказано «Отечественными записками». Конечно, всякий основательный читатель и теперь может это сделать, но теперь он увидит, что «Северная пчела» сделала это с добрым намерением, и похвалит ее уменье достигать доброй цели, то есть как можно чаще заставлять своих читателей заглядывать в «Отечественные записки». Делая вид, будто заступается за Жуковского против «Отечественных записок», «Северная пчела» спрашивает: «Кто ввел романтизм в русскую поэзию?» А о чем же и говорится, что же и доказывается в статье «Отечественных записок», как не то именно, что Жуковский ввел романтизм в русскую литературу? Эта почтенная газета уверяет еще, будто Лермонтова мы считаем равным Карамзину писателем… Какое противоречие! Мы превозносим Лермонтова, равняя его с унижаемым нами Карамзиным!!!.. Воля ваша, а это – верх усердия в желании услужить нам! Правда, излишество этого усердия довело почтенного фельетониста до нелепости и бессмыслицы; но благое намерение чего не оправдывает! Правда, мы никогда не равняли Лермонтова с Карамзиным, потому что было бы нелепо сравнивать великого поэта с знаменитым литератором и историком, и Лермонтова если можно с кем сравнивать, так разве с Жуковским, с Пушкиным, а уж отнюдь не с Карамзиным; но ведь «Северной пчеле» до этого что за дело? Ей нужно заставить, какими бы то ни было средствами, всех и каждого читать «Отечественные записки», а до смысла и правды нет надобности… Она говорит, что мы называем Жуковского изрядным переводчиком: кто читал нашу статью, тот помнит, что мы везде называем Жуковского то превосходным, то беспримерным переводчиком. Что же причиною этого изрядного искажения наших слов, если не излишество усердия к нашим пользам? «Северная пчела» ставит нам (разумеется, притворно) в великую вину наш отзыв о забытых теперь балладах Жуковского «Людмиле» и «Светлане»; но кто из людей, имеющих хоть сколько-нибудь смысла и вкуса, не согласится безусловно с нашим мнением об этих незрелых, юношеских произведениях поэта, столь богатого другими произведениями великого достоинства? Верно, чувствуя, что эта нападка на нас уже чересчур усердна, «Северная пчела» придирается к языку и восклицает: «Зачем же вы, великие мужи нашего времени, пишете, как писали подьячие прошлого времени? Стихи, которыми она, то есть баллада, писана! Так не напишет ни один посредственный литератор!..» Час от часу лучше! Ведь можно сказать – и все русские всегда говорили, говорят и будут говорить: такая-то поэма писана гекзаметрами, а такая-то шестистопными ямбическими стихами, а нельзя, видите, сказать: «стихи, которыми писана баллада…» «Северная пчела» говорит, в «Отечественных записках» грамматики нет ни капли: чувствуете ли гиперболу? Чувствуете ли, что сам фельетонист совсем этого не думает он наперед убежден, что никто ему не поверит? «Северная пчела» как бы издевается над нашею фразою: «почувствуете себя скучающими и утомленными»; может быть, так нельзя сказать по-русски, но по-русски это можно и очень можно сказать{137}. «Северная пчела» делает вид, будто ее страшит то, что «Отечественные записки» овладевают беспрекословно литературным поприщем и утверждают на нем свое мнение. Тонкий намек, тонкая похвала, которую тотчас можно заметить под покровом умышленной боязни! Разумеется, «Северная пчела» очень хорошо понимает, что достичь этой цели журнал может только своим внутренним достоинством, силою своего мнения, а не фельетонными проделками, то есть криками о своих мнимых заслугах, бранью на все талантливое и даровитое и т. п. – Добрая газета говорит, что «Отечественные записки» льстят юношеству и детей называют умнее отцов. Опять тонкая штука! Кто же поверит, будто «Северная пчела» так уж недальновидна, будто не понимает, что процесс совершенствования общества производится именно через умственный и нравственный успех юных поколений? Было время, когда жгли колдунов и пытали не одних обвиненных, но и подозреваемых в преступлении; теперь этого нет вовсе: не выше ли же, не умнее ли люди нашего времени людей тех варварских и невежественных времен? А каким образом люди нашего времени стали так выше и так умнее людей того времени? – Разумеется, не вдруг, а через постепенное улучшение каждого нового поколения перед старым. Разумеется, наши понятия свежее, шире и глубже понятий отцов наших – так же, как понятия детей наших будут свежее, шире и глубже наших понятий. Иначе дети наши были бы жалким поколением, недостойным дышать воздухом и видеть свет божий. – Дальше, «Северная пчела» советует своим читателям внимательнее прочесть в нашей статье о Жуковском место от слов: «гораздо выше романтизм греческий» до слов: «в честь обоих погибших и была воздвигнута статуя Антэрос» и убеждает при этом отцов и матерей не давать в руки своим детям «Отечественных записок». Ловкий оборот, раздражающий любопытство тех, которые не читали нашей статьи о Жуковском! Известно, что все таинственное, воспрещаемое только привлекает к себе, а не отталкивает. И потому избави вас бог подозревать в этих словах «Северной пчелы» злой умысел или черную клевету. Ничего этого нет. Все это не более как журнальная штука. Во-первых, «Северная пчела» знает, что указываемое ею место заключает в себе такие факты о древнем мире, которые изучаются юношеством как предмет искусства древностей и истории и которые могут казаться неприличными только чопорному жеманству мещан во дворянстве. Во-вторых, какие же родители позволят малолетным детям читать журналы, издаваемые для взрослых людей? Вероятно, если отец находит в журнале что-нибудь интересное и полезное для детей, сам читает им это, выпуская при чтении все, чего не следует детям знать. Так, например, что интересного и поучительного для детей узнать из 170 № «Северной пчелы», что г. Греч, рассерженный голландскою медленностию, «не мог удержаться от древнего восклицания, которым на Руси выражаются всякие движения душевные» и которое заставило его просить у двух немцев извинения в том, что он русский («Северная пчела», № 170)?.. Что полезного увидят они в рассказах того же г. Греча (присылаемых из Парижа) о подвигах парижских воров и мошенников или о похождениях французских актрис, например, о болезни девицы Рашель, которая избавится от этой болезни через шесть недель? Что наставительного прочтут они в «юмористических» статейках г. Булгарина, где говорится о взяточниках-подьячих, и проч. и проч.? Детям тут нечего читать; старики же посмеиваются, поморщиваются, а все-таки читают… «Северная пчела» знает это очень хорошо и потому-то так смело нападает на «Отечественные записки». – Чтоб не пропустить времени подписки на журналы, она теперь удвоивает свое усердие и нарочно громоздит нелепость на нелепости, чтоб только выказать нам свою службу, за что мы и благодарим ее всепокорно. Она уж прямо говорит, что все наши суждения о литературе (№ 256) сущая нелепица и один расчет. Так и надо! она ведь знает, что никто не повторит этого о журнале, который давно уже пользуется известностью, как лучший русский журнал, и который приобрел уже огромный успех и доверие в публике. Этого мало: она теперь, кажется, в сотый раз уверяет, будто «Отечественные записки» издаются для какого-то бедного семейства, тогда как давно уже доказано, что «Отечественные записки» никогда не издавались, не издаются и не будут издаваться в пользу какого бы то ни было бедного семейства и что они составляют собственность издателя их, ни с кем им не разделяемую{138}. Такое усердие к нашим пользам нам даже кажется немножко излишним. Зачем прибегать к подобным ухищрениям для привлечения нам подписчиков, которых и без того много? «Северная пчела» может доставлять, как и доставляла до сих пор, нам читателей простыми средствами, то есть браня нас ежедневно. – Вот что касается до извещения ее (№ 256), будто бы «Отечественные записки» обязаны своим существованием (?!) великодушному самоотвержению бумажного фабриканта, бумагопродавца и типографщика г. Жернакова (???!!!), – это другое дело: она, во-первых, хотела реторическим языком сказать простую истину – что «Отечественные записки» печатаются в типографии г. Жернакова, которая действительно работает очень усердно, хотя и не самоотверженно, потому что весьма исправно получает за это довольно значительную плату; во-вторых, ей хотелось намекнуть, что «Отечественные записки» с будущего года не будут уже печататься в типографии г. Жернакова, а перенесутся в другую типографию; но она остерегалась это сделать, дожидаясь нашего о том извещения; мы же, с своей стороны, не считали за нужное извещать о такой безделице. Но теперь, чтоб выручить из беды «Северную пчелу», желавшую подать нам случай опровергнуть объявления ее, будто журнал наш не мог и не может существовать без типографии г. Жернакова, – вынуждены сказать, что действительно с будущего года «Отечественные записки» будут печататься в типографии г. Глазунова и Кº, где уже, нарочно для них, куплена большая скоропечатная машина, могущая отпечатывать до 1000 листов в час, и приготовлен новый шрифт из знаменитой словолитни г. Ревильона. Первая книжка «Отечественных записок» 1844 года будет уже набрана этим шрифтом и отпечатана на этой машине. Скорость печатания доставит нам возможность ранее рассылать книжки для иногородних читателей, нежели как было делаемо это до сих пор. Довольно ли?

 

Но напрасно, нам кажется, «Северная пчела» жалуется, будто мы обижаем ее за ее похвалы г. Ольхину. Опять не то, и, вероятно, опять из усердия к нам! Мы смеемся только над гимнами и дифирамбами ее г. Ольхину, о котором она говорит, что – не то воздвигся, не то восстал новый деятель, которого природа одарила дивными качествами ума и сердца, потому что он издает сочинения г. Ф. Булгарина, ничего ему за них не заплативши (№ 256 «Северной пчелы»). Действительно, со стороны г. Ольхина очень великодушно употребить значительную сумму на издание старого литературного хлама, которого, конечно, у него никто покупать не будет; но что же в этом пользы для русской литературы? По нашему мнению, это даже и совсем не литературное дело. В том же нумере «Северной пчелы» говорится, что «иностранные журналы берут деньги с актеров, авторов и книгопродавцев за похвалы», и к этому прибавляет элегическим тоном: «Быть может; но у нас нѣ(е)кому дать и нѣ(е)кому взять! Какой актер, какой автор, какой книгопродавец у нас даст деньги!» В самом деле, должно быть прискорбно, – и мы на можем не уважить этого уныния нашей доброй газеты, хотя, право, никак не в силах разделять его, потому что ничего не понимаем по этой части…{139} Но это эпизод, вставка: обратимся к главному.

«Северная пчела» служит нам не только тогда, когда бранит «Отечественные записки», вызывая этим нас на победоносное опровержение, но и тогда, когда восхваляет такие журналы, похвалу которым всякий примет не иначе, как за иронию. Прежде всего она преусердно хвалит самое себя: к этому уже все привыкли, и всякий знает этому цену. Потом она уверяет публику, что «Сын отечества» под редакциею г. Масальского сделался «прекрасным, прелюбопытным, справедливым и беспристрастным в своих суждениях журналом», и что будто бы сей г. Масальский «трудами своими заслужил почетное имя в литературе, а благонамеренностию своих критик приобрел уважение даже своих противников», и что к совершенству издаваемого им «Сына отечества» недостает только аккуратности в выходе книжек… Как неприметно и больно уколот этим несчастный «Сын отечества!»[31]

Вот также черта услужливости «Северной пчелы» в отношении к нам. Ей (№ 232) не понравилось суждение наше об «Истории государства Российского» Карамзина{140}, и она начинает рассуждать, какое имеет право судить об истории Карамзина издатель «Отечественных записок»? и решает, что он не имеет никакого права, ибо не написал нескольких сочинений, удовлетворяющих потребностям современного общества. Как, спросите вы: неужели для того, чтоб иметь право критиковать, например, «Илиаду», критик сперва сам должен написать поэму не хуже Гомеровой? Неужели критика не есть самостоятельный талант, который выказывается не в своем призвании, в своем деле, то есть в критике, а в поэзии, в истории и т. д.?.. Да после этого не только поэты и историки лишат критиков права судить о поэтических и исторических сочинениях, но нельзя будет сказать и портному; зачем он вам испортил фрак, не опасаясь услышать от него в оправдание: «А вы разве умеете сшить фрак лучше моего, что беретесь критиковать мою работу?» – Еще образчик: «Северная пчела» выдумывает (№ 250), будто мы упрекаем г. Ф. Булгарина в старости, словно в пороке каком-нибудь, тогда как мы говорили не о старости его, а о том, что он выдает за новость понятия и идеи, которые были новы, интересны и основательны назад тому лет тридцать с небольшим, и о том еще, что г. Ф. Булгарин давно уже весь выписался…{141} Что же делает «Северная пчела»? Она примером Вальтера Скотта, Вольтера, Гете, Шарля Нодье, Ламартина, Кузена, Вильмена, Гизо, Баранта, Шатобриана, Карамзина и Жуковского начала доказывать, что г. Ф. Булгарин и в преклонных летах может быть отличным прозаиком, критиком, историком и романистом!!!.. Скажите, пожалуйста, можно ли так шутить!..

Лестное внимание к нам со стороны «Северной пчелы» и верная долговременная служба ее «Отечественным запискам» трогает нас до глубины души, и мы в конце года обязанностию считаем свидетельствовать ей нашу искреннюю благодарность. Почти не бывает нумера этой газеты, в котором не говорилось бы, прямо или косвенно, об «Отечественных записках», особенно в субботних фельетонах, которые пишутся исключительно для одних «Отечественных записок». «Северная пчела» учит наизусть и знает все статьи наши, особенно критические, библиографические и «журнальные заметки», в то же время притворно уверяя публику, будто ее издатели и сотрудники и в руки не берут «Отечественных записок», почитая для себя унизительным читать их и еще более – писать о них. Нам не для чего притворяться, и потому мы можем прямо и открыто сказать, что читаем в «Северной пчеле» аккуратно все статьи и статейки, в которых упоминается что-либо об «Отечественных записках». Благодарность – чувство невольное, а мы так одолжены «Северной пчелою»! Будем надеяться, что в следующем году усердие «Северной пчелы» не ослабнет, и она не раз подаст нам повод поговорить о самих себе публике: она знает, что без этого повода мы никогда не говорим о себе. Итак, добрая сотрудница наша, до нового года!..

134Здесь между заметками Белинского находится текст, ему не принадлежащий.
135Имеется в виду вторая статья о Пушкине, в ней большое место отведено Жуковскому.
136Многоточием Белинский указывает и на другой, не только тот, что следует из продолжения фразы, смысл глагола «доносит».
137Намек на нерусское происхождение Ф. В. Булгарина.
138«Бедное семейство» — семья покойного П. П. Свиньина, основателя «Отечественных записок». Заключая контракт с Краевским о передаче ему журнала, Свиньин оговорил пункт, по которому Краевский в течение пяти лет должен был платить определенную сумму самому Свиньину, а в случае его смерти – наследникам. Контракт не был санкционирован царем и со смертью Свиньина потерял силу, журнал же перешел в собственность Краевского. Вдова Свиньина обратилась к посредничеству третейского суда. Суд в составе Л. В. Дубельта, В. И. Панаева и П. А. Плетнева признал Краевского хотя и правым юридически, но все же морально обязанном уплатить семье покойного Свиньина (резолюция третейского суда датирована февралем 1841 г.). Краевского поддерживал Дубельт. Плетнев в письмах к Гроту неоднократно выражал свое возмущение и судом, и решением, далеко не полностью отвечавшим требованиям справедливости, так как в конце концов Краевский уплатил вдове квитанциями («билетами») на получение «Отечественных записок» (см. об этом: Переписка, т. I, с. 228, 233, 240, 356, 681–682).
139Намек на Ф. В. Булгарина, который за соответствующую мзду щедро расточал похвалы на страницах «Северной пчелы» и торговцам, и актерам, и книгопродавцам.
31А «Сына отечества» до сих пор вышло только пять книжек, то есть последняя книжка его была за май, тогда как у нас теперь декабрьские морозы!
140См. наст. т., с. 458.
141См.: Белинский, АН СССР, т. VIII, с. 23.