Тонетъ въ свою очередь повѣсилъ ружье въ хатѣ отца и поклялся, что навсегда раскаялся. Онъ хочетъ, чтобы его считали серьознымъ человѣкомъ. Онъ будетъ такимъ же добрымъ и почтительнымъ сыномъ дядюшкѣ Тони, какъ послѣдній – дѣду. Глупостей больше не будетъ. Растроганный отецъ обнялъ Тонета, въ первый разъ послѣ его возвращенія съ острова Кубы и вмѣстѣ они отдались дѣлу осушки полей съ горячностъю людей, видящихъ близкій конецъ своого дѣла.
Грусть подняла энергію Тонета, закалила его волю. Подъ вліяніемъ страсти, пожиравшей его внутренности, онъ нѣсколько ночей кружился вокругъ трактира, зная, что Нелета одна. Онъ видѣлъ, какъ слегка открывалось и снова закрывалось окно. Безъ сомнѣнія, она его узнала, и все же оставалась безотвѣтной, неприступной. Нѣтъ больше надежды! Ему оставалась только любовь семьи. И съ каждымъ днемъ онъ все болѣе привязывался къ отцу и Подкидышу, раздѣляя ихъ иллюзіи и разочарованія, дѣля съ ними ихъ нищету и удивляя ихъ своей трезвостью, ибо онъ почти не пилъ, разсказывая по вечерамъ отцу о своихъ военныхъ приключеніяхъ. Подкидышъ сіяла отъ счастья и если вступала въ разговоръ съ сосѣдкой, то для того, чтобы расхвалить брата. Бѣдный Тонетъ! Какой онъ добрый! Какъ онъ можетъ радовать отца, когда захочетъ!
Нелета неожиданно покинула трактиръ, чтобы поѣхать въ Русафу. Она такъ спѣшила, что не хотѣла дожидаться почтовой барки и просила Голубя отвести ее въ своей лодкѣ въ Салеръ, въ гавань Катаррохи или въ какой‑нибудь пунктъ материка, откуда она могла бы направиться въ Русафу.
Здоровье Сахара ухудшилось. Онъ находился въ агоніи. Для Нелеты не это было важно. Утромъ пріѣхала тетка съ извѣстіями, отъ которыхъ она остолбенѣла за стойкой. Уже четыре дня, какъ свояченица въ Русафѣ. Она втерлась въ домъ въ качествѣ родственницы и бѣдная тетка не осмѣлилась протестовать. Она привела съ собой племянника, котораго любила, какъ сына. Онъ жилъ у нея: это былъ тотъ самый, котораго Тонетъ побилъ въ ночь альбъ. Сначала ухаживавшая за больнымъ тетка молчала по добротѣ простодушной женщины. Они родственники Сахара и у нея не было мужества лишить больного этихъ посѣщеній. Потомъ подслушала кое‑какіе разговоры Сахара и свояченицы. Эта вѣдьма изъ силъ лѣзетъ доказать ему, что никто его такъ не любитъ, какъ она и племянникъ. Говорили и о Нелетѣ. Только что онъ уѣхалъ, какъ каждую ночь въ его домѣ бываетъ внукъ Голубя. А сверхъ того (и здѣсь голосъ старухи задрожалъ отъ страха) вчера въ домѣ были два сеньора, приведенные свояченицей и ея племянникомъ. Одинъ спрашивалъ тихимъ голосомъ Сахара, а другой писалъ. Вѣроятно, составлялось духовное завѣщаніе.
При этомъ извѣстіи Нелета обнаружилась вся. Ея нѣжный голосъ съ сладкими переливами сдѣлался грубымъ. Ясныя капельки ея глазъ блестѣли, словно они тальковые и по ея бѣлой кожѣ потекла волна зеленоватой блѣдности.
– Чортъ возьми! – вскричала она не хуже любого рыбака, посѣщавшаго ея трактиръ.
И ради этого она вышла замужъ за Сахара? Радя этого терлѣливо сносила его безконечную болѣзнь, силясь казаться нѣжной и заботливой. Въ ней со всей своей безконечной силой трепеталъ эгоизмъ деревенской дѣвушки, ставящей интересъ выше любви. Въ первое мгновенье она хотѣла ударить тетку, принесшую ей это извѣстіе, когда ничѣмъ уже нельзя помочь. Но вспышка гнѣва отняла бы у нея время и она предпочла поспѣшно побѣжать къ баркѣ Голубя, и сама схватила весло, чтобы какъ можно скорѣе выбраться изъ канала и аоднять парусъ.
Подъ вечеръ она, какъ ураганъ, влетѣла въ домикъ въ Русафѣ. При видѣ ея свояченица поблѣднѣла и инстинктивно попятилась къ двери. Не успѣла ояа скрыться, какъ получила пощечину отъ Нелеты и обѣ женщины съ глухимъ, нѣмымъ бѣшенствомъ вцѣпились другъ въ друга, перебѣгая съ одного конца комнаты на другой, ударяясь объ стѣны, олрокидывая мебель, крѣпко держа другъ друга скрюченными руками за волосы, какъ двѣ запряженныя въ повозку коровы, когорыя дерутся, не въ силахъ разъединиться. Свояченица была сильна и внушала нѣкоторый страхъ пальмарскимъ кумушкамъ, зато Нелета несмотря на свою нѣжную улыбку и сладкій голосокъ отличалась изворотливостью гадюки и кусала свою противницу въ лицо съ такимъ бѣшенствомъ, что проглатывала лившую съ нея кровь.
– Кто тамъ? – стоналъ въ сосѣдней комнатѣ голосъ Сахара, ислуганнаго шумомъ. – Что тамъ такое?
Находившійся при немъ врачъ выбѣжалъ изъ спальни и съ помощью племянннка свояченицы послѣ долгихъ усилій, получивъ не одну царапину, смогъ наконецъ разнять женщинъ. Въ дверяхъ столпились сосѣдки. Онѣ восхищались слѣпымъ бѣшенствомъ, съ которымъ сражались обѣ женщины и хвалили мужество маленькой рыжеволосой, плакавшей, потому что не могла больше отвести душу.
Свояченица Сахара убѣжала съ племянникомъ, дверъ захлолнулась. Нелета съ растрепанными волосами и покраснѣвшимъ отъ царапинъ бѣлымъ лицомъ, вошла въ комнату мужа, очистивъ зубы отъ крови врага.
Сахаръ походилъ на разваліину. Ноги чудовищно вздулись: отекъ распространялся теперь, по словамъ врачей, на животъ и губы его посинѣли, какъ у мертвеца.
Онъ казался еще огромнѣе, сидя въ веревочномъ креслѣ, съ головой ушедшей въ плечи, погруженный въ апоплексическую сонливость, которую могъ стряхнуть съ себя только цѣною большого усилія. Онъ не спросилъ о причинѣ шума, точно сейчасъ же забылъ о немъ и только увидя жену, сдѣлалъ гримасу, которая должна была выражать радость, и забормоталъ:
– Плохи дѣла, плохи!
Онъ не могъ двигаться. Какъ только онъ ложился, онъ задыхался, такъ что приходилось бѣжать, чтобы поднять его, словно пришелъ его конецъ.
Нелета приготовилась остаться у мужа. Свояченицѣ уже не придется больше торжествовать. Она не покинетъ его, пока онъ не поправится настолько, чтобы вернуться въ Пальмаръ.
Однако она сама не надѣялась, что Сахаръ будетъ въ состояніи возвратиться на Альбуферу. Врачи не скрывали своего печальнаго мнѣнія. Онъ умираетъ отъ ревматизма сердца, отъ асистоліи. Болѣзнь неизлѣчимая. Сердце неожиданно перестанетъ сжиматься и наступитъ конецъ жизни.
Нелета не покидала мужа. Изъ ея памяти не исчезали сеньоры, писавшіе что‑то около него. Сонливость Сахара приводила ее въ бѣшенство. Ей хотѣлось знать, что диктовалъ онъ подъ проклятое нашептываніе свояченицы и она встряхивала его, чтобы вывести изъ его сонливости.
Приходя на мгновеніе въ себя, дядюшка Пако говорилъ все одно и тоже. Онъ устроилъ все къ лучшему. Разъ она не чувствуетъ за собой вины, разъ она любитъ его такъ, какъ неоднократно клялась, ей нечего бояться.
Два дня спустя Сахаръ умеръ въ своемъ веревочномъ креслѣ, задушенный астмой, весь распухшій, съ посинѣвшими ногами. Нелета почти не плакала. Другой вопросъ занималъ ее. Когда тѣло было похоронено, и она отдѣлалась наконецъ отъ утѣшеній, которыя ей расточали жители Русафы, она думала только о томъ, чтобы разыскать нотаріуса, составившаго завѣщаніе и узнать волю покойнаго мужа.
Она очень скоро осуществила свое желаніе. Сахаръ въ самомъ дѣлѣ сумѣлъ хорошо устроить дѣло, какъ онъ увѣрялъ вь послѣднія минуты жизни.
Своей единственной наслѣдницей онъ назначилъ Нелету, оговоривъ впрочемъ, что если она вторично выйдетъ замужъ или если ея поведеніе будетъ указывать на любовную связь съ другимъ человѣкомъ, то та часть его состоянія, которой онъ могъ располагать, должна перейти къ свояченицѣ и родственникамъ первой жены.
VIII
Никто не зналъ, какъ появился Тонетъ въ трактирѣ покойнаго Сахара.
Посѣтители увидѣли его однажды утромъ, сидящимъ за маленькимъ столомъ и играющимъ въ карты съ Піавкой и другими бездѣльниками деревни. Никто не удивился. Было такъ естественно, что Тонетъ посѣщалъ учрежденье, единоличной хозяйкой котораго была Нелета.
Кубинецъ снова сталъ здѣсь проводить время. Онъ опять покинулъ отца, повѣрившаго было въ его полное обращеніе. Между нимъ и трактирщицей однако не было тѣхъ близкихъ отношеній, которыя такъ возмущали пальмарцевъ своими пріемами подозрительной братской дружбы. Одѣтая въ трауръ, Нелета стояла за стойкой, похорошѣвшая отъ сознанія своего новаго авторитетнаго положенія. Увидя себя богатой и свободной, она, казалось, выросла. Она шутила не такъ охотно съ посѣтителями, выставляла на показъ какую‑то воинственную добродѣтельность, выслушивала, хмуря брови и поджимая губы шутки, къ которымъ привыкли посѣтители и было достаточно, чтобы кто‑нибудь изъ пьющихъ касался ея обнаженныхъ рукъ, принимая стаканъ, чтобы Нелета показала ему когти, угрожая выгнать на улицу.
Посѣтителей становилось все больше съ тѣхъ поръ, какъ исчезъ тучный болѣзненный призракъ Сахара. Вино вдовы казалось вкуснѣе, и маленькіе кабачки Пальмара снова пустѣли.
Тонетъ не осмѣливался глядѣть на Нелету. Онъ какъ будто боялся людскихъ сплетенъ. И такъ достаточно болтала свояченица, видя его порой въ трактирѣ. Онъ игралъ, пилъ, садился въ углу, какъ въ былое время дѣлалъ Сахаръ и казалось на разстояніи подчиняется власти этой женщины, глядѣвшей на него меньше, чѣмъ на всѣхъ другихъ.
Со свойственной ему хитростью дядюшка Голубь понялъ положеніе внука. Онъ всегда сидитъ тамъ, чтобы доставить пріятность вдовѣ, не желающей терять его изъ виду, желающей имѣть на него безграничное вліяніе. Тонетъ, стоялъ на часахъ, по выраженію старика и хотя порой у него появлялось желаніе отправиться въ тростникъ пострѣлять, онъ молчалъ и сидѣлъ спокойно, боясь очевидно упрековъ Нелеты, какъ только они останутся одни. Она много перестрадала въ послѣднее время, перенося требовательность и прихоти больного Сахара и теперь почувствовавъ себя богатой и свободной, вознаграждала себя тѣмъ, что подавляла своей властью Тонета.
Бѣдный молодой человѣкъ, изумленный быстротою, съ которой смерть устраивала дѣла, не могъ еще повѣрить въ свое счастье, сидя въ трактирѣ Сахара и не боясь появленія возмущеннаго трактирщика. Глядя на богатство, единоличной хозяйкой котораго была Нелета, онъ подчинялся всѣмъ требованіямъ вдовы. Она слѣдила за нимъ съ суровой любовью, похожей на строгость матери.
– Не пей больше! – говорила она Тонету, который, повинуясь Піавкѣ, осмѣливался просить у стойки еще по стакану.
И внукъ Голубя, послушный, какъ ребенокъ, не пилъ, неподвижно сидя на своемъ мѣстѣ, пользуясь всеобщимъ уваженіемъ, такъ какъ всѣ знали объ его отношеніяхъ къ хоаяйкѣ.
Посѣтители, бывшіе свидѣтелями ихъ интимностей при жизни Сахара, находили совершенно логическимъ, что молодые люди сошлись. Развѣ они не были женихомъ и невѣстой? Развѣ они не любили другъ друта до того, что возбудили ревность даже въ неповоротливомъ дядюшкѣ Пако? Теперь они обвѣнчаются, какъ только пройдетъ срокъ траура, налагаемый закономъ на вдову, и Кубинецъ появится въ видѣ законнаго владѣльца за стойкой, которую штурмовалъ еще любовникомъ.
Одна только свояченица и ея родные не соглашались съ такимъ рѣшеньемъ вопроса. Нелета не выйдетъ замужъ. Они были въ этомъ увѣрены. Эта молодая женщина съ медовымъ голоскомъ слишкомъ испорчена, чтобы поступать по заповѣдямъ божьимъ. Она предпочтеть лучше жить въ развратной связи съ Кубинцемъ, чѣмъ пожертвовать въ пользу родственниковъ первой жены принадлежащею имъ частью. Для нея это будетъ не вновь! Передъ своей смертью бѣдный Сахаръ и не то видѣлъ.
Побуждаемые завѣщаніемъ, открывавшимъ имъ возможность стать богатыми, убѣжденные, что Нелета не расчиститъ имъ бракомъ путей къ этому богатству, свояченица и ея родственники зорко шпіонили за любовниками.
Поздно ночью, когда трактиръ запирался, свирѣпая старуха, закутавшись въ свою накидку, слѣдила за всѣми выходившими посѣтителями, ища среди нихъ Тонета.
Она видѣла Піавку, возвращавшагося неувѣреннымъ шагомъ въ свою хату. Товарищи преслѣдовали его своими шутками, спрашивали, не встрѣтилъ ли онъ опять италіанца – точильщика. Онъ немного протрезвлялся. Разбойники! Если они христіане, какъ они позволяютъ себѣ смѣяться надъ этой встрѣчей. Придетъ Тотъ, кто все можетъ и ихъ наказаніе будетъ состоять въ томъ, что они Его не узнаютъ, не послѣдуютъ за Нимъ и лишатся блаженства, предназначеннаго избраннымъ.
Иногда, когда Піавка бывалъ одинъ передъ своей хатой, къ нему додходила свояченица Сахара, выступая вдругъ изъ темноты, какъ вѣдьма. Гдѣ Тонетъ? Бродяга отвѣчалъ насмѣшливой улыбкой, угадывая намѣренія старухи. Что она пристаетъ къ нему съ разспросами! И простирая руки съ неопредѣленнымъ выраженіемъ лица, какъ будто хотѣлъ обнять всю Альбуферу, онъ отвѣчалъ:
– Тонетъ? А вонъ тамъ, – вонъ тамъ…
Свояченица была неутомимой шпіонкой. Еще не кончался день, а она уже стояла передъ хатой Голубей. Подкидышъ отворяла дверь и та вступала съ ней въ бесѣду, бросая жадные взгляды внутрь хаты, желая убѣдиться, тамъ ли Тонетъ.
Неумолимая противница Нелеты была убѣждена, что молодой человѣвъ проводилъ ночи въ трактирѣ. Какой скандалъ! Прошелъ всего одинъ мѣсяцъ дослѣ смерти Сахара! Что возмущало ее больше этой наглости любовниковъ, было то, что завѣщаніе Сахара не было исполнено и что половина его имуіцества оставалась въ рукахъ вдовы, вмѣсто того, чтобы перейти къ родственникамъ первой жены. Свояченица предпринимала путешествія въ Валенсію, наводя справки у людей, знакомыхъ съ законами, какъ съ своими пятью пальцами, и была все время въ возбужденіи, цѣлыми ночами подстерегала около трактира въ сопровожденіи родственниковъ, которые должны была служить свидѣтелями. Она надѣялась, что Тонетъ выйдетъ изъ дома до разсвѣта и такимъ образомъ обнаружатся его отношенія къ вдовѣ. Однако всю ночь двери трактира не отворялись. Домъ былъ погруженъ въ темноту и безмолвіе, словно всѣ внутри его спятъ сномъ невинности.
Утромъ, когда трактиръ открывался, Нелета появлялась за стойкой, спокойная, улыбающаяся, свѣжая, глядя всѣмъ въ глаза, словно ей не въ чемъ упрекнуть себя. А нѣкоторое время спустя появлялся Тонетъ, словно какимъ‑то волшебствомъ, и посѣтдтели не могли съ увѣренностью сказать, вошелъ ли онъ въ дверь, ведущую на улицу или на каналъ.
Было нелегко уличить эту парочку. Понявъ, насколько Нелета хитра, свояченица пришла въ отчаяніе. Что бы избѣжать лишнихъ разговоровъ, она уволила служанку и замѣстила ее теткой, безвольной старухой, никогда не противорѣчившей, испытывавшей нѣкоторое не лишенное страха уваженіе къ жестокому характеру и богатству племянницы – вдовы.
Священникъ донъ Мигуэль, узнавъ о темныхъ проискахъ свояченицы, не разъ совѣтовалъ Тонету избѣжать скандала. Они должны обвѣнчаться. А то въ одинъ прекрасный день люди, интересующіеся завѣщаніемъ, накроютъ ихъ и объ этомъ событіи заговорятъ по всей Альбуферѣ. Пусть даже Нелета потеряетъ часть наслѣдства – все же лучше жить ло божьимъ задовѣдямъ, безъ обмана и лжи! Кубинецъ пожималъ плечами. Онъ не прочь жениться, да рѣшеніе принадлежитъ ей. Нелета была единственной женщиной во всемъ Пальмарѣ, которая при всей своей обычной мягкости не спускала грубому священнику. Слушая его увѣщанія, она возмущалась. Все это ложь! Она живетъ честно и хорошо! До мужчинъ ей никакого дѣла нѣтъ. Ей нуженъ слуга въ трактирѣ и она держитъ вмѣсто него Тонета, друга дѣтства. Развѣ она ужъ не имѣетъ драва выбрать для своего заведенія человѣка, на котораго можетъ положиться больше, чѣмъ да другихъ. Она прекрасно знаетъ, что все это клеветы, пущенныя свояченицей, въ надеждѣ, что она – Нелета, – подаритъ ей рисовыя поля покойнаго, половину всего состоянія, надъ созданіемъ котораго она трудилась, какъ трудолюбивая и честная жена. Ничего изъ наслѣдства не получитъ эта вѣдьма! Скорѣе высохнетъ вся вода въ Альбуферѣ!
Жадность крестьянки обнаруживалась въ Нелетѣ съ пыломъ, способнымъ на все. Въ ней пробудился инстинктъ цѣлаго ряда поколѣній бѣдныхъ рыбаковъ, подточенныхъ нуждой, съ завистью глядѣвшихъ на богатство тѣхъ, кто владѣетъ полями и продаетъ бѣднякамъ вино, мало до малу накопляя деньги. Вспоминалось ей ея голодное дѣтство, тѣ дни, когда она всѣми брошенная становилась въ кроткой позѣ передъ дверью хаты Голубей, въ ожиданіи, что мать Тонета сжалится надъ ней. Вспомнились и тѣ усилія, которыя она дѣлала, чтобы завоеватъ себѣ мужа, а потомъ, чтобы терпѣливо снести его болѣзнь. А теперь, когда она стала первой богачкой Пальмара, она вдругъ должна подѣлиться изъ‑за какой‑то совѣстливости съ людьми, которые ей всю жизнь только вредили! Она чувствовала себя способной совершить преступленіе, лишь бы не отдать своимъ врагамъ хотя бы булавку.
Мысль, что къ свояченицѣ могла перейти часть рисовыхъ полей, за которыми она ухаживала съ такой страстной заботливостью, бросала ее въ краску и пальцы ея корчились съ тѣмъ же бѣшенствомъ, какъ тогда, когда въ Русафѣ она вцѣпилась въ лицо своего врага. Богатство измѣнило ее. Она очень любила Тонета, но она съ охотой пожертвовала бы имъ, если бы ей былъ предоставленъ выборъ между нимъ и ея имуществомъ. Если бы она бросила Тонета, онъ бы все равно рано или поздно вернулся къ ней, такъ какъ его жизнь была навѣки связана съ ея жизнью, какъ цѣпью. Если же она отдастъ хоть маленькую частицу наслѣдства, она ее уже больше не увидитъ.
Она встрѣчала поэтому съ негодованіемъ робкія предложенія, которыя ночью ей дѣлалъ Тонетъ, въ безмолвіи верхняго этажа трактира.
Кубинца тяготила эта жизнь, когда вѣчно приходилось скрыватъся и лгать. Ему хотѣлось стать законнымъ владѣльцемъ трактира, ослѣпить всю деревню своимъ новымъ положеніемъ, стать на равную ногу съ тѣми, кто его презиралъ. Къ тому же (и это онъ скрывалъ передъ ней изъ предосторожности) ставъ мужемъ Нелеты, ему придется меньше страдать отъ ея властнаго характера, отъ ея деспотизма богатой женщины, которая въ любую минуту можетъ выставить любовника и потому злоупотребляетъ своимъ положеніемъ. Разъ она его любитъ, почему она не хочеть выйти за него замужъ?
Какъ только Тонетъ произносилъ эти слова, въ темнотѣ спальни раздавался скрипъ маисовыхъ сѣнниковъ кровати подъ нетерпѣливыми движеніями Нелеты. Голосъ ея хрипѣлъ отъ ярости. Онъ тоже о томъ же? Нѣть, сынокъ! Она знаетъ, что надо дѣлать и не нуждается въ совѣтахъ. Имъ хорошо и такъ! Или ему чего‑нибудь не достаетъ? Развѣ онъ не распоряжается всѣмъ, какъ будто онъ хозяинъ. Стоитъ ли вѣнчаться у донъ Мигуэля, чтобы послѣ обряда передать половину имущества въ руки этой свиньи, свояченицы? Она лучше дозволитъ отнять у нея одну руку, чѣмъ взять часть наслѣдства. Она знаетъ жизнь! Она нѣсколько разъ покидала озеро и бывала въ городѣ, гдѣ сеньоры удивлялись ея краснорѣчію, и отъ нея не укрылось, что то, что въ Пальмарѣ кажется большим состояніемъ, внѣ Альбуферы едва было бы сносной бѣдностью. У нея свои честолюбивые планы. Не вѣкъ же ей наполнять стаканы и имѣть дѣло съ пьяницами. Она хочетъ закончить свою жизнь въ Валенсіи, на своей квартирѣ, какъ сеньора, живущая на свою ренту. Она будетъ отдавать деньги взаймы выгоднѣе, чѣмъ Сахаръ, будетъ стараться непрерывно пріумножать свое благосостояніе, и когда она дѣйствительно станетъ богатой, можетъ статься, она какъ‑нибудь уладитъ тогда съ свояченицей Сахара, предоставивъ ей то, что въ ея собственныхъ глазахъ не будетъ имѣть никакой цѣны. А потомъ можно будетъ поговорить и о свадьбѣ, если онъ до тѣхъ поръ будетъ вести себя хорошо и повиноваться ей, не доставляя ей непріятностей. А теперь нѣтъ. Чортъ возьми! Ни замужъ она ни выйдетъ, ни денегъ не отдастъ первому встрѣчному! Она предпочтетъ скорѣе дать себѣ, какъ линь, вспороть брюхо.
И она такъ энергично выражала свои мысли, что Тонетъ не осмѣлился возражать. Этотъ парень, который импонировалъ всѣмъ въ деревнѣ своей силой, былъ въ полной власти у Нелеты. Онъ положительно боялся ея, не чувствуя себя, какъ прежде, увѣреннымъ въ ея любви.
Это однако не значило, чтобы Нелетѣ надоѣла ея связь. Она любила его, но ея богатство давало ей громадное преимущество надъ нимъ, да къ тому – же любовныя наслажденія безконечныхъ ночей въ запертой тавернѣ, безъ всякаго риска, убили въ ней ту остроту ощущеній, которая возбуждалась въ ней въ былыя времена постоянной опасностью, сладострастіе, доставляемое ей поцѣлуями, срываемыми украдкой въ дверяхъ, тѣми короткими свиданіями, которыя устраивали они въ окрестностяхъ Пальмара, въ постоянномъ страхѣ, какой‑нибудь неожиданности.
Четыре мѣсяца такой почти супружеской жизни протекли безъ всякой помѣхи, если не считать, впрочемъ легко устранимой, бдительнос свояченицы Сахара, и Тонетъ могъ минутами думать, что его мечты о бракѣ близки къ осуществленію. Нелета была озабочена и вдругъ принимала оерьезный видъ. Вертикальная складка между бровями служила признакомъ мучительныхъ думъ. По самому незначительному поводу она начинала бранить Тонета, оскорбляла его, отгалкивала отъ себя, раскаиваясь въ своей любви, проклиная тотъ моментъ слабости, когда она уступила ему, а потомъ, повинуясь влеченію инстинкта, она снова беззавѣтно бросалась въ его объятья, словно ее постигло неустранимое несчастье.
Ея настроеніе, нервное и измѣнчивое, превратило ночи любви въ свиданія, полныя возбужденія, ласки смѣнялись взаимными упреками. Губы, недавно цѣловавшія, готовы были кусать. Наконецъ однажды ночью Нелета, съ страшной злобой, открыла ему тайну своего положенія. Она крѣпилась до послѣдняго момента, надѣясь, что можно еще сомнѣваться въ своемъ несчастіи, но теперь дослѣ двухъ мѣсячнаго наблюденія, сомнѣніямъ не оставалось мѣста. Она готовилась стать матерью.
Тонетъ въ первый моментъ былъ пораженъ и почувствовалъ приливъ радости, между тѣмъ, какъ она продолжала свои жалобы. Случись это при Сахарѣ, не было бы никакюй опасности. Но діаволъ, несомнѣнно, впутавшійся въ ихъ дѣла, счелъ нужнымъ создать это затрудненіе въ самый тяжелый моментъ, когда ей болѣе всего нужно было скрывать свою связь, чтобы не доставить радости своимъ врагамъ. Тонетъ, очнувщись отъ изумленія, съ робкимъ видомъ спросилъ ее, что она предполагаетъ дѣлать. По дрожащему голосу своего возлюбленнаго она угадала его тайные помыслы и разразилась судорожнымъ ироническимъ смѣхомъ, сразу обнаружившимъ ея суровую душу. А! Онъ, вѣроятно, думаетъ, что это заставитъ ее выйти за него замужъ? Онъ не знаетъ ея. Онъ можетъ быть увѣренъ въ томъ, что она скорѣе убьетъ себя, чѣмъ уступитъ своимъ врагамъ! То, что принадлежитъ ей, при ней и останется, и она сумѣетъ отстоять свое. Нѣтъ, не придется Тонету жениться, противъ всего существуютъ лѣкарства на бѣломъ свѣтѣ.
Этотъ взрывъ бѣшенства былъ вызванъ той обидной шуткой, которую сыграла природа надъ ними въ тотъ самый моментъ, когда они наиболѣе были увѣрены въ своей безопасности; Тонетъ и Нелета продолжали свою обычную жизнь, какъ будто ничего не случилось, избѣгая поводовъ говорить о возникшемъ затрудненіи, примирившись со своимъ положеніемъ, потому что развязка была еще далека и они питали смутную надежду на какой‑нибудь непредвидѣнный случай, который выведетъ ихъ изъ затрудненія.
Между тѣмъ Нелета ничего не говорила своему возлюбленному, изыскивая средетва избавиться отъ той новой жизни, біеніе которой она чувствовала подъ своимъ сердцемъ, какъ угрозы ея скудости.
Тетка, перепуганная ея признаніями, говорила о могущественныхъ средствахъ. Она припоминала свои бесѣды со старухами Пальмара, когда тѣ жаловались на быстроту, съ которой размножались семьи бѣдныхъ. По просьбѣ племянницы, она отправлялась въ Русафу или въ городъ посовѣтоваться со знахарками, пользовавшимися темной репутаціей въ низшихъ классахъ общества и приносила оттуда странныя лѣкарства, составленныя изъ отвратительныхъ снадобій, отъ которыхъ могло разорвать желудокъ.
Очень часто, до ночамъ, Тонетъ видѣлъ на тѣлѣ Нелеты пластыри съ отвратительнымъ запахомъ, въ которые трактирщица особенно вѣрила, припарки изъ полевыхъ травъ и все это придавало ихъ ночнымъ любовнымъ бдѣніямъ видъ какихъ‑то колдовскихъ манипуляцій.
Время шло и всѣ средства оказывались недѣйствительными. Мѣсяцы проходили за мѣсяцами и Нелета съ отчаяніемъ убѣждалась въ безполезности своихъ усилій.
Какъ говорила тетка, это невѣдомое существо слишкомъ крѣпко уцѣпилось и напрасно Нелета старалась уничтожить его въ своей утробѣ.
Ночныя свиданія любовниковъ носили бурный характеръ. Казалось, Сахаръ мстилъ за себя, воскресалъ между ними, и возстановлялъ ихъ другъ противъ друга.
Нелета плакала отъ отчаянья, обвиняя Тонета въ своемъ несчастіи. Оъ одинъ виновать: благодаря ему ея будущее скомпрометировано. И когда, благодаря вызванной ея положеніемъ нервности, она уставала бранить Кубинца, она устремляла свой гнѣвный взоръ на животъ, освобожденный отъ тисковъ, скрыаавщихъ его въ теченіе дня отъ взора любопытныхъ, чудовищно, какъ ей казалось, увеличивающсійя съ каждой ночъю. Нелета съ дикой яростью ненавидѣла существо, шевелившееся теперь въ ея утробѣ и жестоко колотдла себя сжатымъ кулакомъ, словно надѣясь раздавить его въ его убѣжищѣ.
Тонетъ въ свою очередь ненавидѣлъ его, видя въ немъ угрозу. Заразившись жадностью Нелеты, онъ не безъ ужаса думалъ о потерѣ части того наслѣдства, на которое онъ смотрѣлъ, какъ на свое.
Всѣ средства, о которыхъ онъ имѣлъ смутное представленіе по непринужденнымъ разсказамъ рыбаковъ, онъ не преминулъ посовѣтовать своей возлюбленной. Это были жестокіе опыты, посягательства противъ самой природы, отъ которыхъ волосы становились дыбомъ, или средства, вызвавшія только улыбку, но здоровье Нелеты выдерживало все. Это на видъ нѣжное тѣло, было сильно и крѣпко и продолжало безмолвно выполнять священную функцію природы. Преступныя желанія не могли ни измѣнить ни остановить святого процесса зарожденія и развитія жизни.
Мѣсяцы проходили. Нелета принуждена была дѣлать громадныя усилія, вьыносить невѣроятныя мученія, что бы скрыть свое состояніе отъ людскихъ взоровъ. Она затягивала свой корсетъ каждое утро съ невѣроятной жестокостъю, приводившей въ ужасъ даже Тонета. Очень часто у нея не хватало силъ затянуться такъ, чтобы скрыть обнаруживавшееся материнство.
«Затягивай!.. Затягивай!» – говорила она, передавая дикими движеніями возлюбленному шнуры своего корсета, кусая губы, чтобы задушить крики своихъ страданій.
И Тонетъ затягивалъ её, чувствуя холодный потъ на лбу, изумляясь той силѣ воли, которую обнаруживала эта маленькая женщина, глухо стонавшая и глотавшая слезы мученій.
Она румянилась и употребляла всевозможныя дешевыя парфюмерныя средства, чтобы казаться въ трактирѣ свѣжей, спокойной и красивой, какъ всегда. Такъ никто и не могъ угадать по ея лицу, что она въ такомъ положеніи. Свояченица Сахара, ходившая, какъ лягавая собака, вокругъ дома предчувствовала что‑то неладное и метала испытующіе и быстрые взгляды, проходя мимо двери. Остальныя женщины, со свойственной имъ опытностью, догадывались о томъ, что дѣлалось съ трактирщицей.
Атмосфера подозрѣній и сыска образовалась вокругъ Нелеты. То и дѣло шушукались у дверей хатъ. Свояченица Сахара и ея родичи спорили съ женщинами, не вѣрившими ихъ утвержденіямъ. Кумушки – сплетницы, вмѣсто того, чтобы посылать своихъ ребятъ за виномъ или масломъ въ трактиръ, отправлялись сами и толклись у стойки, изыскивая разные слособы, чтобы заставить подняться хозяйку съ ея стула и двигаться, прислуживая имъ, слѣдя межъ тѣмъ пристальнымъ взоромъ за линіями ея туго стянутой таліи.
«А вѣдь, правда», – говорили однѣ, торжествуя при встрѣчѣ съ сосѣдками. «Все это ложь!» – кричали другія.
И Нелета, догадывалсь о причинѣ такой сутолки, съ насмѣшливой улыбкой, принимала любопыгаыхъ. Милости дросимъ! Какая муха укусила ихъ, что они не могутъ пройти, не завернувъ къ ней?.. Словно торжественный праздникъ въ домѣ у нея!..»
Но та дерзкая веселость, съ которой она принимала люболытство кумушекъ исчезала тотчасъ же, какъ только настудала ночь послѣ дня мучительныхъ страданій и вынужденнаго спокойствія. Какъ только она сбрасывала свой корсетъ, ея мужество вдругъ пропадало, какъ отвага солдата, отличившагося въ геройскомъ дѣлѣ и впавшаго въ изнеможеніе.
Мрачное уныніе овладѣвало ею въ тотъ самый моментъ, когда ея вздутый животъ освобождался оть всѣхъ тисковъ. Она съ ужасомъ думала о той мукѣ, которую должна будетъ выносить на слѣдующій день, чтобы скрыть свое положеніе.
Она не можетъ терпѣть дольше. Она, всегда такая сильная, говорила объ этомъ Тонету въ тиши ночей, полныхъ когда‑то любви и ласки, а теперь тревоги и скорбныхъ изліяній.
Проклятое здоровье! Какъ она завидовала больнымъ женщинамъ, въ утробѣ которыхъ не могла зародиться жизнь…
Въ эти моменты отчаянья, она заговаривала о томъ, что слѣдуетъ бѣжать, оставивъ на полеченіи тетки трактиръ и укрыться въ предмѣстьи города, пока она не раздѣлается съ своимъ насчастьемъ. Но послѣ размышленій, она понимала безполезность бѣгства. Образъ свояченицы Сахара вставалъ передъ нею. Бѣжать – это значило признаться въ томъ, что пока еще было только предположеніемъ. Куда она могла уйти отъ свирѣпой свояченицы Сахара. Тѣмъ болѣе приближался конецъ лѣта. Наступало время жатвы риса; она навѣрно бы возбудила подозрѣнія всѣхъ несвоевременнымъ отсутствіемъ при ея редутаціи – заботливой и ревностной хозяйки. Она останется. Она встрѣтитъ опасность лицомъ къ лицу. Если она останется на мѣстѣ, за ней меньше будутъ слѣдить. Она съ ужасомъ думала о родахъ, таинственныхъ и мучительныхъ, которые казались ей еще ужаснѣе, дотому что былй покрыты мракомъ нзизвѣстности. Она старалась забыть свой страхъ, уходя въ заботы о жатвѣ, жадно торгуясь съ рабочими о поденной платѣ.
Она бранила Тонета, который отправляясь по ея порученію наблюдать за батраками, забиралъ всегда съ собой ружье Сахара и, сѣвъ вмѣстѣ съ собакой «Искрой» въ лодку, занимался больше стрѣльбой птицъ, чѣмъ счетомъ сноповъ риса.
Иногда до вечерамъ она оставляла трактиръ на попеченіе тетки, чтобы отдравиться на гумно, – площадку изъ затвердѣвшаго ила среди воды полей. Эти прогулки нѣсколько успокаивали ея мучительное состояніе.
Укрывшись за снопами, она съ отчаяніемъ въ лицѣ срывала свой корсетъ, садилась рядомъ съ Тонетомъ на кучу рисовой соломы, распространявшей острый запахъ. У ихъ ногъ въ монотонной работѣ молотьбы ходили кругомъ лошади, а противъ нихъ разстилала свою громадную зеленую поверхность Альбуфера, отражая въ опрокинутомъ видѣ красныя и дымчатыя горы, замыкавшія горіизонтъ.
Эти ясные вечера услокаивали влюбленныхъ; они себя чувствовали гораздо лучше, чѣмъ въ запертой спальнѣ, сумракъ которой былъ наполненъ ужасомъ.
Озеро, казалось, нѣжно улыбалось, видя, какъ выходитъ изъ его нѣдръ годичная жатва. Пѣсни молотильщиковъ и лодочниковъ на нагруженныхъ рисомъ большихъ баркахъ, казалось, убаюкивали Альбуферу послѣ родовъ, обезпечивающихъ жизнь дѣтямъ ея береговъ.
Тишина вечера смягчала раздражительный характеръ Нелеты, вливая въ нее новое мужество. Она считала ло пальцамъ, сколько осталось еще до ея родовъ. Оставалось очень немного времени до настулленія страшнаго ообытія, которое могло измѣнить всю ея жизнь. Это должно произойти въ слѣдующемъ мѣсяцѣ, ноябрѣ; быть можетъ въ то время, когда на Альбуферѣ будутъ большія охоты въ честь Св. Мартина и Св. Каталины. По ея подсчету вѣроятно, что не прошло еще года послѣ смерти Сахара и съ свойственной ей безсознательной порочностью женщины, желающей, какъ можно лучше устроиться, она жалѣла, что ея связь съ Тонетомъ не началась нѣсколькими мѣсяцами раньше. Тогда она могла бы смѣло не скрывать своего положенія, выдавая своего мужа за отца ребенка. Надежда, что смерть вмѣшается придавала ей бодрость. Кто знаетъ, послѣ всѣхъ ужасовъ, испытанныхъ ею, не появится ли ребенокъ на свѣтъ мертвымъ. Не разъ случались подобныя вещи. И любовники, поддавались этой иллюзіи, начинали говорять о смерти ребенка, какъ о чемъ‑то несомнѣнномъ и неизбѣжномъ.