VIII
Прошли ещё сутки долгого путешествия. Природа и климат постепенно меняли своё обличие. Стало прохладнее. Встречались пролески. Чем дальше шли путники, тем гуще и темнее они становились.
Немного нужно человеку, чтобы удивиться. Достаточно одного блика солнца и одной росинки, дрожащей на траве, и одного глотка воздуха, чтобы из глубины души вырвался восторг. Беда в том, что человек в своей суетности не в состоянии оценить красоту в простых и нужных вещах. Перед ним могут располагаться могущество гор, синее безбрежье океана, силы зелёного убранства земли и человеческие глаза, и его это нисколько не заденет. Но довольно будет одной секунды, чтобы он лишился всего окружения, как сразу же воспылает жажда к самому, как казалось прежде, неприметному и обыденному.
Наши путники шли дальше. Перед ними раскрывался один пейзаж за другим. Дивна эта дикая, необузданная природа. Они преодолели десятки верст, пока заметили среди этого безмолвия руку деятельности человека. Их взор пленила просторная долина, окружённая густым лесом. По ней одинокой узкой змейкой тянулась за горизонт ухабистая дорожка. На всеобщее удивление, по ней медленно пятилась старая повозка.
– Далеко путь держите? – остановила хозяйка кобылу.
– Далеко, – ответил Леонид.
– Садитесь. Подвезу. Хоть пару верст, и то вперёд.
Беленкины безропотно приняли это любезное приглашение. Их ноша с каждым шагом становилась всё тяжелее и непосильнее. Ноги отекли и ныли. Телега, даже очень старая, была для них как нельзя кстати.
– Тут за лесом деревушка маленькая есть. Я туда еду, – стала рассказывать хозяйка своим попутчикам, правя кобылой. – А вы куда?
– Мы дальше, милочка, дальше, – неохотно ответил Садовский, протянув в телеге уставшие ноги.
– Благодарствуй вам, добрая женщина, что пожалели нас,– начала Марья Петровна.
– Да, не за что!
– Вы как-то очень интересно говорите. Вы не здешняя? – поинтересовалась няня.
– Нет. Я не здешняя, – женщина обернулась. Она была весьма весела. Видно было, что эта веселость ее не временная перемена эмоции, а образ жизни. Это притягательно. – Я из Могилева.
– Вы из Могилева? – удивилась Лиза
– Это что, очень далеко? – спросил Сашка.
– Да, это далеко! – ответила женщина. Одного ее вида было достаточно, чтобы понять, что она из далека, и при том очень большого. Запыленная, тусклая одежда, измученные от вожжей руки и сухие потресканные от ветра и солнца губы. Подул ветер, из-под ее платка выскользнула прядь русых кудрявых волос. – Я – еврейка.
– Что же вы делаете в этих краях?
– Моя сестра здесь живёт. Еду к ней в гости.
– Вы проделали такой путь ради сестры! – похвалил ее Роман.
– Я очень люблю ее. Хочу ее видеть. Никогда раньше подумать не могла, что буду ехать сюда для встречи с ней. Из-за такого расстояния они бывают редки. Впрочем, с настоящим правлением, они могут стать вообще невозможными. Что поделаешь? Семья у неё там. И счастливая она там. А всё остальное неважно.
Но должна признаться, что имею много родственников разбросанных по России. Всегда имею кого навестить и у кого остановиться, и точно знать, что мне там будут всегда рады. Это самое главное. Так, один- два дня погостишь у каждого, то полгода пройдет!
– И вы не боитесь вот так в одиночку? – спросила няня.
– Боюсь ли? О, нет! Зачем мне бояться? Мой Бог со мной!
– Вы веруете в Бога?!
– Как прекрасно! Мы тоже!
– Я с ума здесь сойду! – пробормотал себе под нос недовольный Леонид. – Юра, иди ко мне. Иди к папе,– взял командир на руки сына, игравшего с Сашей листьями клевера.
– Я не перестаю удивляться,– восхищённо призналась еврейка, – как нас Бог ведёт и соединяет! Ведь даже если бы мы и договорились о встрече, о месте и времени, то никогда бы так не увиделись бы. Это просто невозможно простым людям! Здесь тысячи верст расстояний и ещё больше площади, где легко можно разминуться. Но нет! На этой одной узкой потерянной дорожке мы нашли друг друга,– женщина весело рассмеялась. – Я так рада, что вас встретила и что могу вам помочь! – призналась тронутая еврейка. – Знаете, у меня сейчас такое расположение духа, что единственное чего мне хочется сейчас, так это петь! Петь во славу Яхве! Он- единственная моя отрада и надежда. Я знаю, что Он всё устраивает и устроит, – она передала вожжи Роману и отрыла из-под сиденья балалайку. Усевшись рядом со своими пассажирами, с благоговейной и искренней радостью набрала мелодию.
Услышь, Господь, молитву мою,
Бог народа моего,
И дай войти нам вместе с Тобою
В город священный Иерусалим.
Припев:
Тум балай, тум балай, тум балалайка,
Ты поиграй, нам поиграй балалайка!
Труден наш путь, пошли нам надежду,
Дай нам увидеть Иерусалим!
Я верю трубный зов соберет
Твой рассеянный народ,
Долиной плача в Землю Святую
Через пустыню нас приведёт.
Святую Землю нам завещал,
Чудный мир Твой даровал.
В Иерусалиме встретимся вновь,
Там воспоем Господню любовь.
– Дай нам увидеть Иерусалим! – заливом закончила дочь Израиля эту песнь. – Все мы странники и пришельцы. Не так ли? И идем мы в уготованный Богом Иерусалим.
– И что же ты надеешься, что на этой телеге доедешь до несуществующего города?!– вздёрнул Леонид, отдав Юру матери на сон грядущий. Вся эта наивность бесед и песни его крайне забавляла.
– Иерусалим – это больше, чем город. Это Царствие Божие. Не стены нам нужны. Нет. Нам нужен обитель Яхве.
– Как и когда вы собираетесь туда добраться, извольте полюбопытствовать?
– Леня, что же ты в самом деле?!– пыталась унять его мать. – Человек пожалел нас, а ты набрасываешься на него.
– Ничего, – улыбнулась женщина. – Я отвечу. Это не сложно. Мы идём туда на протяжении всей жизни. И дойдем туда тогда, когда перенесем все до конца достойно. Жизнь в Иерусалиме, в присутствии Бога- это награда.
– Да, ничего так, путешествие,– укорил Леонид. – Это где вас такому учат? Точно ни в СССР. Ты что, не знаешь требования твоего государства, того самого, где ты не когда-то, а сейчас живёшь? Пора уже пожить в реальном мире! Может хватит этих пустых фантазий?
– Знаю и очень хорошо,– не поддавалась она уловкам командира. – А учат тому нас Заветы Яхве. Они куда важнее всяких догм.
– Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам,26 – помог Роман, нагоняя лошадь.
– Очень правильно,– согласилась еврейка.
– Пфафф… Фантазёры! – поизвил Тихон и прекратил этот бессмысленный разговор. Он изрядно устал и не имел ни сил, ни настроения поддерживать спор. Для себя Леонид решил до конца пути прикинуться глухим, чтобы не слушать всю лапшу, которую принято нести этим «преданным до мозга костей», и чтобы сберечь свои и так расшатанные нервы. Повозка путницы была бедной и жесткой. Изношенное дерево скрипело перед и после каждой ямки и каждого камушка. Особо отдохнуть и расслабиться не представлялось возможным. Единственно был благодарен Леонид, что его ноги могут набраться ещё немного сил и Юра, наконец, мог поспать.
Мальчик долго вертелся, пока не нашел удобное место на Лизиных коленях (у бабушки ему что-то не понравилось). Маленький белокурый ангелочек сладко спал, подложив под головку обе ручки. Лиза едва отжившими пальцами гладила его слегка завитые мягкие волосы и еле слышно напевала мотив старой и глубоко знакомой колыбельной песни.
Леонид вдруг поймал себя на том, что довольно-таки долго наблюдает за ней и даже чему-то восторгается. В изношенном домотканом сарафане, в выцветшем платке она должна походить на глупого и ошпаренного котенка. Но нет! Она сильная. Какая же она сильная! (Роман тоже был не промах, но он мужик, и он старший брат. Это было ему к лицу. Но Лиза…) Садовский эту силу ощутил и испугался. Он чувствовал это и раньше. Где-то в глубине души зародилась искорка страха, самого подлинного страха. Более того он боялся, что эта искорка вызовет в нем настоящий пожар, поэтому боролся и тушил ее, как только мог. Леонид понимал, что сама Лиза ему не страшна. Страшно нечто большее, что стоит за ней и живёт в ней. С этим самим и стоит воевать, если не хочется быть униженным и поражённым. Садовский с усилием отвёл глаза от Лизы и сына. Пора переключиться. Я не проиграю. Я одержу победу.
– Нравиться мне очень это место,– снова начала разговор еврейка после неловкой паузы. Она давно пересела на скамью и переняла вожжи. – Так приветливо и радостно! Вон за тем лесочком, – указала она в даль,– деревня, где живёт моя сестра. Мне жаль, что не могу больше вас подвезти… и, если говорите, что вам дальше нужно, то у той сосенки, что торчит на холме, нам придется расстаться… Может в гости заглянете?
– Мы и так злоупотребляем вашей добротой. Спасибо вам сердечное и за это,– ответила Марья Петровна, положив руку на грудь.
– Ну, если что, заглядывайте. Вдруг передумаете по дороге. Нас в деревне все знают. Только спросите, где жиды живут, так вам и ответят, и покажут.
– Благодарствуем, добрая вы наша.
– Кстати, а вон здесь,– махнула женщина в сторону посадки, мимо которой они проезжали,– монастырь стоял. Мощный такой, деревянный. Сейчас, конечно, его нет,– понизила она голос,– но раньше он привлекал в себе много православных с самых разных городов и сел России. Даже сейчас сюда тайком ходят послужить монахи, паломники и прочий люд, который считает это место священным.
Любопытный взгляд Саши сразу же был прикован к этому таинственному месту.
– Мне кажется, что там и сейчас кто-то есть. Правда есть,– начал присматриваться мальчик. – Лизонька, посмотри, есть же! Ходит кто-то.
Это привлекло всех путников. Среди зарослей молодняка шевелилось что-то темное и сгорбленное. Еврейка остановила лошадь и встала, пытаясь лучше разглядеть существо.
Ответ на загадку не заставил себя долго ждать. Из этой посадки вышла монахиня- старая сморщенная бабка в черном подряснике и апостольнике до пояса. С краев одежды свисали растороченные нитки, а местами черный цвет менялся на выцветший серый. Старуха шла, перебирая дряблым пальцами такие же дряблые чётки, с лицом невыносимой скорби. Она шла, совсем не замечая наших героев, хотя их нельзя было не заметить на расстоянии пяти шагов. Тем не менее, все было так.
– Господи, помилуй. Господи, помилуй,– мурчала она в свой апостольник, временами быстрее, временами потише перекручивая чётки. – Господи, помилуй…
– Здравствуйте, бабушка! – поздоровались с ней еврейка, чтобы обратить на себя внимание. – Помочь вам? Может подвести? Вы живёте где-то поблизости?
– Ничем мне уже не поможешь,– без какого-либо вдохновения ответила монахиня, также продолжая идти,– и довозить меня некуда. Нет ни кола, ни двора. Господи, помилуй,– она подняла сухие глаза к небу и медленно перекрестилась. – Мы не от мира сего. Я- странница и путница. Нет мне пристанища на этой земле. Землянку наш батюшка выкопал, там и молимся перед единой Матерью Божией,– старушка говорила это как выученную наизусть молитву. Беленкиным и еврейке показалось, что она разговаривает теперь совсем не с ними. – Все уничтожено, все забрали. Святыни забрали, храм Божий посрамили, иконы сожгли, монастырь наш светлый разрушили. Одно утешение у меня- моление: «Господи, помилуй!», да крестное знаменье. Храню это как зеницу ока и никому не отдам.
Еврейка потянула вожжи, чтобы лошадь шла в ногу с монахиней. Не красиво вот так вот оставлять человека.
– Это хорошо, что вы имеете утешение,– вступил Роман. Он прекрасно понимал, о чем она. – Но делитесь ли вы с ним с другими людьми? Столько народу сейчас нуждается в нем. Стоит ли это так хранить? Правильно ли не делиться им?
– Люди жестоковыйные, себялюбивые. Нет, не нужно бросать перлы перед свиньями.
– Вы прячете ваш свет?
Монахиня впервые на секунду взглянула на них. Лицо ее было типичным лицом старухи, прожившей хороший кусок столетия, но отличало его большая родинка на щеке:
– Не прячу, но храню от этого мира, дабы он, хоть и слаб, не погас. Монастырь- вот, где можно было спастись, вот, где можно схорониться.
– Все мы- последователи Христа. Но делаем ли мы так, как Он?
– Он был сильным, совершенным человеком. Куда нам грешным и беспомощным?
– Бабушка, может вы сядете с нами? Тяжело ведь вам…
Монахиня упрямо отказалась.
– Он дал нам поручение, – продолжил Роман, поняв, что она принципиально не воспользуется этим благом человечества. – Помните ли вы притчу о талантах? Как мы поступаем: увеличиваем их или закапываем в землю?
– Мы- недостойные люди. Что сказали святые отцы, то мы и делаем. Не гоже перечиться им. Грешно.
– Но гоже ли перечиться Библии?
Монахиня немного помолчала и наскоро перекрестилась:
– Вы все мне мирское говорите. Господи, прости и помилуй. Пойду я, пожалуй,– она начала отдаляться снова в ту же посадку.
– Постойте,– хотел остановить ее Роман.
– Служение чай началось,– бубнила она снова в свой апостольник, вовсе не слыша обращение. – Пойду я. Господи, Господи, помилуй…
Шурша между поросшим молодняком и колючими кустами, старушка скрылась, как и не было.
– Странная история,– проводив монахиню взглядом, призналась еврейка. – Что ж, каждый выбирает, но видит сердца только Бог. Предлагаю ехать,– стегнула она свою кобылу.
Далее лишь с песнями и живым общением они поколесили до назначенного места, и с самыми добрыми пожеланиями распрощались.
– Ты все знаешь! Где они? – прижали к стенке двое бравых ребят Спечина Емелю, тем временем, пока Владимир устраивал ему допрос.
– Серьезно говорю, ребята, не знаю,– застонал Емеля, покрывшись багровым потом и чуть не плача.
– Оставьте его,– сказал Володя,– на костылях далеко не убежит. А если и убежит на костылях, то мы догоним и докостыляем. Так орлы?
«Орлы» были с этим согласны и отпустили Емелю. Отдышавшись, бедняга по стене прошёлся по узкой комнате, собирая свои костыли, и, уже с их помощью доковылял до диванчика. Тяжело бухнувшись на него, он ещё раз подтвердил:
– Правду- истину говорю: не имею ни малейшего понятия, где он может быть.
Бабка Емели с появлением непонятных лиц не на шутку раскудахталась, угрожала Вождём, красной армией и прочим, и прочим, чтобы оставили ее «дитяти» в покое. Так она кричала достаточно долго, пока, наконец, не пригрозила своими «грозными» соседями, к которым и помчалась в ту же минуту созывать на помощь.
– Это мы, положим, слышали, – сказал Владимир и важно сел на стул, взяв со стола золотой подкуп. – А это у тебя откуда? – помаячил он часами перед Емелей. – Уж не верится мне, что у простого служивого такие вещи по дому валяются.
Несмотря на то, что Емеля был крепким детиной, мысли свои он скрывать не мог. Все, что крутилось у него сейчас в голове, было написано на лице. А написано было следующие: почему я это не спрятал? Ну, что за привычка, вечно не доделываю все до конца! Нужно было бабку слушать! И куда же она пропала сейчас? Из-за этого Садовского я всегда в каких-то передрягах!
– Я… я… ничего не знаю…ю…– выдавил он из себя.
– Опять ничего не знаешь. И что же мне с тобою делать? Может в службу ко мне тебя записать с этими ребятами? А что? Будешь иметь какую-то копейку, а, если, поможешь найти Садовского, то получишь еще больше, чем эти часы. Что думаешь?
Емеля хотел было под натиском такого предложения кивнуть, но в его глазах опять замаячили золотые часы, и он отвинтил головой: нет.
– Тоже ясно. Но мы даём тебе время на подумать,– снизошёл Володя, кинув часы обратно на стол. На столе была ещё газета со свежими новостями. Заголовок Владимира сильно заинтересовал. Он кричал: «Генерал поплатился свободой. СССР измены не прощает». Владимир был в курсе этих новостей, но сейчас эта статья открылась перед ним по-новому. Он взял газету в руки. Емеля заметно съежился.
– Эта Елена не за Садовским была? – спросил Владимир, рассмотрев фото и снова прочитав новость.
– Она самая,– ответил один из его товарищей.
– Да, не везёт что-то нашему Садовскому,– засмеялся Володя. – К генералу убежала!
– Он такой погром в Москве устроил, когда узнал обо всем,– добавил соратник.
– Да, и я об этом слышал.
– Он страшно ее любил.
– Любил значит, да? – Володя снова покосился на статью. – А, если любил, так разделять нужно и горе, и радость, так?
– Ты к чему это, Володя?
– А не пошел ли наш герой,– Владимир искоса наблюдал за реакцией Емели,– добровольно в лагерь к своей суженной? – Емеля отдернулся. Бывший управляющий все понял. – Значит, пошел туда,– заключил он. – В таком случае, и мы – за ним,– хлопнул по коленам Володя и встал. Теперь на лице Емельяна было написано и замешательство, и облегчение.
В дом вбежала соседка, девка бывалая и с «надежной» репутацией. Она прошла в жизни многое, поэтому и не боялась ничего, поэтому и прибежала единственная на помощь, когда услышала, что угрожают.
– Чего пришли сюда? – бросила она вопрос, едва ли перешагнув порог. Это заставило всех обратить на нее свое внимание. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что перед ними своевольная и взбалмошная девица.
– В гости пришли,– отходчиво ответил Владимир,– тебе-то что?
– Мало ли, может помощь соседская нужна,– играя глазами ответила она.
– Чего ты, и вправду, явилась? – начал Емеля. – Домой иди, не стой над душой, и так тошно,– облокотился он об колени и поник головой.
– Я, Емеля, всегда вовремя,– ответила соседка. – Запомни это.
– Где бабка хоть?
– Ещё собирает соседей полоумная.
– Не смей так о ней говорить! – затрясся Спечин. – Имела бы ты такую бабку, то было бы и воспитание получше!
– На воспитание не жалуюсь,– ткнула соседка руки в пухлые бока. – И так хороша!
– Хороша,– эхом вторил Володя. – И вовремя! – Он давно оценил ее достоинства и понял зачем она тут вообще. Девка обернулась к нему, пожала плечами и хихикнула.
Здесь появилась, переводя дыхание, бабушка Емели:
– Всех перебежала! Нет добрых сердец! Все бояться! Придется самим отбиваться! Ну, ничего, отобьемся! – она сняла платок и, отмахиваясь, плюхнулись на табурет.
– Ничего не нужно,– сказал Емеля. – Они уже уходят.
– О, правда? Вот, и хорошо,– ободрилась бабка. – Вот и идите, нечего вам тут искать! Ох! – еле справлялась она с дыханием и сильным сердцебиением. Едва ли старуха отдалась к стене спиной, как открылось у нее неведомо откуда второе дыхание: она заметила «дорогую» соседку: – Ты что тут, негодная, делаешь? – вскочила бабка. – Ты чего тут потеряла? Вон из дома! – она стала бить девку платком. Та просто так не сдавалась и, пока не провела несколько кругов почета между солдатами и не заглянув лукаво в глаза Владимиру, не ушла. – Ах, ты, непутёвая! Ну, я тебя! – все ещё махалась бабка на пороге, надёжнее погоняя соседку.
– Да, иду я, иду,– пробормотала себе под нос девица, обернувшись к бабушкиному дому и, заметив в окне Володю, смело и гордо направилась к себе.
– Ох-хох! Принесла ж ее нелёгкая! – продолжала негодование старуха, уже войдя в дом. – Вы, ребята, не глядите на нее. С нее проку нет! – проковыляла она между солдат и села на прежнее место.
Володя все ещё стоял у окна, провожая взглядом «непутёвую». Заходя в свой двор напротив, она снова обернулась. Найдя Владимира на прежнем месте, девка юркнула глазом, закрыла за собой худую калитку и лёгким шагом обвела свой домишко. Лицо молодого человека расплылось в широкой улыбке.
– А как же Мохова? – спросил его товарищ, который отличался всегда совестливостью.
– А что Мохова? Когда встречу, тогда и разберусь,– моргнул Владимир и, нахлобучив на себя новенькую фуражку, вышел следом за таинственной «непутевой».
– Ох! Вы что, уже уходите? – вскочила снова бабка. – Давайте по чайечку. А? У меня и баранки имеются. Что же вы так пойдете на голодный желудок? Я хоть и злюсь, но быстро отхожу. Так что, не откажите!
– Вы, бабуля,– выглянула из коридора Володина голова,– этих молодцев напоите, если хотите, а я быстро.
Беленкины пошли дальше.
Эта дорога хорошенько всех измотала, но цель ее придавала сил и бодрости. Временами, казалось, что сама земля магнитом тянет их вниз и, едва ли сохраняя равновесие, они могли, собрав все силы, поднять ногу и перекинуть ее вперёд, чтобы сделать ещё один шаг. Вперёд. Ещё вперёд. Что же их там ждёт? Они были уверены: ждёт покой и радость. А, если это так, то тогда стоит преодолеть ещё версту, ещё десять, ещё сто. И это будет ненапрасно. Тогда каждый проделанный шаг имеет смысл, и он прекрасен.
Прошли ещё сутки длительного путешествия, когда перед Беленкиными раскрылось иное полотно.
Тайга. Совершенно другой мир. Бескрайние томные леса, изобилующие жизнью и неразгаданными тайнами. Кристально чистый воздух приятно волнует. Лучи осеннего солнца с трудом пробиваются через могучие кроны деревьев, тронутых позолотой. Яркая листва сильно разнится с темной вечнозеленой, повидавшей не один век хвоей елей и сосен. Вместе они составляют явное противоборство, но в то же время гармонизируют и дополняют друг друга.
– Мы совсем близко, – сказал Леонид. – Быстрей! Ещё немного.
Совершенно дикая природа. Природа, не знавшая человека. Путники шли, пробивая дорогу. Иногда им встречались такие деревья, стволы и высота которых пугали воображение. По мимо всего прочего, Лиза нашла множество полезных трав, которые не замедлила собрать.
По мере их продвижения вперёд, появился шум, и он нарастал.
– Вы слышите это? – спросил Роман. – Где-то поблизости река!
– Ура! Речка! – воскликнул Сашка и побежал на шум.
– Это должно быть, великий Енисей, – объяснил Садовский.
– Саша, будь осторожен! Тут много живности,– предупредила Лиза.
Выйдя к реке, мальчик резко остановился и застыл, как и все остальные Беленкины, следовавшие за ним. От великой и широкой реки веяло свежестью, но путников это не радовало. Перед ними раскрылось нечто иное от того, что они ожидали.
На хорошо освещенной поляне, несколько возвышающейся перед рекой, стояла лиственница, толстый долгожитель. На ее коре было грубо вытесано некое подобие человеческого лица. По сторонам стояли фигуры волка и медведя. Вокруг лиственницы из земли торчали несколько жёрдочек, на концах которых тоже были головы, тоже грубые и жестокие. У подножия главного дерева была разодранная, кровавая и источающая далеко не самый приятный запах, тушка. Под ней была груда косточек. Это свидетельствовало о том, что тут была не одна такая тушка.
– Как видите, здесь есть на что посмотреть! Вот- народное творчество местных! – смеясь, высказал Леонид. – Так, поторопимся! – Тут же приказал он, словно напоминая, что расслабляться некогда. – Нам нужно идти вверх по реке. Вперёд! Вперед! Вперед!
К вечеру они дошли до ветхой охотничьей хижины. Это было скорее не сколько хижина, сколько землянка. Судя по тому, что построение покрылось мхом, а вокруг поросло множество молодых кустарников, хозяев здесь не было давно.
– Лёня, где это мы? Что это? – спросила Марья Петровна.
– Это, матушка, наш временный дом. Пока что к чему, мы будем жить здесь.
Леонид пробрался к дверям, размотал от старого тряпья замок.
– Ключ, – стал рыскать Садовский под перекладинами крыши. Он глубоко ввёл руку в щель и вытянул деревянную коробочку. Командир сдул с неё пыль. – Как она сохранилась! – прошептал он. Открыв коробочку, Тихон достал ключ (изготовленный ещё во времена Петра I). – Вот он.
После немалых усилий, замок всё же раскрылся.
– Тут немного нужно прибраться, – осмотрел Леонид помещение, – и жить можно.
Хижина состояла из двух комнатушек. В первой, маленькой и узкой, находились охотничьи снасти, удочки старого образца и железное ведро. Во второй была печка, столик, две лавки и немного посуды. Здесь было и узенькое окошко, дающее комнате освещение и краски. С потолков и по углам свисала толстая тяжёлая паутина. Пыль, и немалая, постелилась везде, куда только не кинешь глаз. Спертый воздух и следы частых визитов грызунов. Одним словом, забытое напрочь место.
– Откуда ты з-здесь все знаешь? – спросила Марья Садовская, ошеломленно оглядывая новое жилище и удивляясь уверенности и всезнанию своего сына.
– Это всё по службе, матушка, – как-то очень заботливо ответил он. – Итак, слушай мою команду! – выпрямился Тихон. – Я, в сопровождении Степана Беленкина, иду на рыбу. Все остальные приводят это место в порядок. Сначала обустройство, потом отдых! Надеюсь, вопросов не возникнет,– Леонид выбрал удочки и взял ведро из первой коморки. – Пошли, Степан.
– И я! Я с вами! – вызвался Саша.
– Нет, ты пойдешь в следующий раз, – остановил его Садовский. – Сегодня будь здесь.
– Но мне так интересно пойти с вами!
– Ну, во-первых, рыбачек, твоя помощь очень нужна будет Вере и Марфе Павловне. И потом, знаешь сколько здесь есть разных потерянных сокровищ? – Саша хотел что-то сказать, но Садовский его опередил. – Нет, не знаешь. Так вот, это твоё задание на сейчас.
– А, если я всё сделаю, то можно будет к вам? – не сдавался мальчик.
– Тогда, конечно, – развел руками Садовский, будучи полностью уверен, что Саша не успеет.
Марья Петровна постелила на землю покрывало, посадила туда Юру и дала ему пару забавных игрушек. Он сразу же ими увлекся. К счастью, Юра был несвоевольным и послушным ребенком.
Теперь Марья Петровна с Лизой полностью могли отдаться работе в новом доме. Труд предстоял большой, но он того стоил, чтобы, наконец, отдохнуть с долгого и мучительного пути. Саша охотно и беспрекословно им помогал, не забывая о своем особенном задании.
Постепенно дом преображался.
– Я нашел! Я его нашел! – обрадовался Саша, вытащив из днища тумбы, которая была у стола, надёжно спрятанный сверток. – Это же клад! Кла-ад!
– Что ты нашел, Сашка? – спросила Лиза.
– Вот! Вот! Ты только посмотри! Это же клад! – прибежал мальчик к сестре. Он живехонько размотал сверток. Да, это было настоящее сокровище. – Библия! – Она была старой, в кожаном истрескавшемся переплете, но очень и очень нужной.
– Как же Бог заботится о нас! – воскликнула Лиза. – Марья Петровна, вы представляете? Библия! У нас Библия!
– Какая радость, Лизонька! – подошла к ним няня.
– Сколько раз я убеждалась в том, что Господь с нами, что Он не покидает и не забывает о детях своих никогда. И эта находка- очередное свидетельство тому! Благодарю Тебя! От всей души благодарю! – прижала Елизавета книгу к сердцу. – Нужно об этом сказать Роману.
– Так, я пойду,– ответил Саша. – Мне можно и нужно. Что? Дядя Лёня сказал, что, когда я вам помогу и найду сокровище какое-то, тогда можно идти к ним. А я уже вам помог и Библию нашёл. Значит мне можно. Да?
Няня и Лиза рассмеялись.
– Ну, иди, Сашка! Иди,– сказала Марья Петровна.
-А я уже тут!– крикнул сзади Саша.
– Тфу ты! Слава, всю рыбу расспугаешь! – пригрозил ему Леонид. – Ты что здесь делаешь, малец?
– Я всё сделал, что вы мне сказали, поэтому я пришел.
– Как? Всё-всё?
– Да. Представляйте даже сокровище нашёл, – начал свой длинный рассказ Саша.
– Да, ты шустрый, – заметил Садовский.
– Бог рядом. Всегда помни об этом, Сашка, что бы ни случилось, – сказал Рома, снимая с крючка окунька.
Леонид перекотил глаза.
– Ого! Вы столько поймали! – удивился младший Мохов, заглянув в ведро. Там были не только окуни, но и форель.
– Да, Слава. Сейчас и ты будешь ловить.
– Дядя Лёня, а почему вы всегда нас называйте чужими, не нашими, именами? Здесь никто нет, никто нас не проверяет. Почему же мы не можем быть самими собой?
– Это, чтобы вы привыкали, – ответил командир, – чтобы не было потом путаниц. И я не дядя Лёня, а Тихон, хотя бы. Ясно? На, держи! – передал он Саше свою удочку. – Я пойду там дальше закину, посмотрю какое там место.
Леонид прошёл достаточно далеко. Не сколько поиск хорошего рыбного места, сколько уединение нужно было ему. Здесь он мог спокойно устроиться и всё сложить, спланировать и взвесить в своей голове.
– Дядя Лёня…
– Саша! То есть Слава! – испугавшись, вспылил Садовский.
– Ха-ха-ха! Вот, видите, вы сами сдались и перепутали! И не я рыбу пугаю, а вы! Ха-ха!
– Что ты тут потерял?!
– Вы пошли сюда рыбу удить, а ведерко с собой не взяли. Вот, я и принес, – положил Саша ведро возле раздосадованного рыбака.
– Что-то здесь нет рыбы. Не клюет,– уже мягче сказал Леонид, закидывая по новой свою удочку.
– Снова промах! – почти торжественно произнес мальчик и сел возле Леонида на камень. – Я всё видел.
– Что ты видел?
– Я видел, как поплавок у вас сильно дергался, и вы никак не отреагировали, просто сидели.
Леонид побледнел и пытался выдавить оправдание. Впервые он был пойман. Пойман! И кем? Мальчишкой!
– Я просто…
– О, я всё знаю.
– Ты всё знаешь? – Леониду было всерьез не по себе.
– Да,– с простотой ответил Саша. – Вы о чем-то сильно переживайте. Это о вашем секретном задании? Вы хотели уединиться и обо всём подумать. Правда?
Садовский облегченно выдохнул.
– Да, это так.
Ветерок с реки обласкал Сашины светлые волосы, а он продолжал что-то болтать.
– Дядя Лёня, клюёт! Клюёт! – дёрнул мальчик командира за рукав. Тот живо спохватился, и большая жирная форель оказалась на берегу.
– Вот я и говорю, что скорее всего это у вас из-за усталости. Вы отдохнете и всё, как рукой снимется. Мне папенька всегда так говорил, когда я не мог сосредоточится и быть внимательным.
– Разве я был невнимательным? Я всего лишь на минутку отвлекся, – упорствовал Леонид, хотя признался давно, что этот мальчик снова прав. Садовский посмотрел на него. Большие голубые глаза улавливали любое его, Леонида, движение.
– Минутку? Она была очень длинной.
– Сашка, – начал толковать Садовский,– в нашей жизни бывают очень длинные минуты. Ты должен будешь это знать. Это минуты, в которые помещается вся наша жизнь. Это минуты воспоминаний… Понимаешь?
– Ага,– улыбнулся мальчик.
– Пора домой, – сказал командир и поджог последнюю оставшуюся у него папиросу марки «Сафо».
Улыбка Саши резко упала. Он смотрел на Садовского с удивлением и печалью. Садовский это заметил и понял.
– Ты прав, – признался Леонид. – Пора с этим завязывать, – он бросил папиросу на землю и придавил ногой. – Так лучше? – подмигнул Тихон Сашке. Тот заметно преобразился и помог собрать рыбацкие снасти. – Слушай, малец, мою команду! Мы возвращаемся в нашу штаб-квартиру. Твоя задача- собрать по дороге сухих палок. Мы на ужин будем жарить рыбу.
– Ура! Теплая еда! – побежал выполнять задание обрадованный Саша. Садовскому оставалось лишь удивляться, откуда у этого мальчика столько энергии. После дороги ещё никто не отдыхал, а он бегает, прыгает, радуется чему-то. Где только эти силенки берутся?
В хижине и вокруг нее было чисто и уютно. Лиза с Марьей Петровной успели и убраться внутри, и вычистить площадку перед домом, и разложить их вещи.
Костер развели на улице. Над жаром румянился и манил своим запахом вечерний улов.
Отужинав и поблагодарив Бога, путники отправились на заслуженный отдых. Леонид был отдельно, не терпя подобных процессий. Он прочистил и зарядил охотничье ружьё (Оно тоже нашлось в старой хижине). Садовский вошёл в дом последним. Только закрыв плотно дверь и положив ружьё у своей постели, он смог спокойно уснуть.