VII
Солнце в зените. В тенистую рощицу въехала лошадь с телегой. Утомленная длинной дорогой и почуяв свободу в уздцах, она сразу же припала к воде. Это был одинокий родничок.
– Передохнем тут! – объявил Садовский, спрыгивая с телеги.
Тряская ночная езда не пришлась пассажирам по душе, и они устало и тяжело начали устраиваться на отдых.
– Куда мы сейчас направляемся? – спросил Роман.
– Сейчас едем в город. Там сядем на поезд, – объяснил Леонид, набирая в флягу родниковой воды. – Путешествие наше выдастся долгим, но ничего… оно того стоит.
– Но мы же едем совсем в противоположенную сторону!
– Я знаю, – ответил командир и сделал глоток. – Мы едем в другую область. Так надо, Степан. Лучше не спорь со мной, а приляг, отдохни.
– Я тоже воды хочу! – подбежал Сашка.
– Держи, малой, – дал ему флягу Садовский.
– Спасибо.
– Сейчас еще наберу, и ты всем раздашь. Понял?
– Угу… Вы такой добрый, когда без формы.
– На то она и форма.
– Лучше ее вообще не надевайте.
– Ты смотри! Учить от меня вздумал. А ну, марш! – прогнал мальчика, вручив в руки воду, Садовский. Саша рассмеялся и убежал.
Марья Петровна постелила покрывало, достала горшок каши, хлеб и пирожки.
Путники отобедали. Набравшись сил, они снова отправились в путь.
К вечеру они добрались до вокзала. Здесь Тихон Беленкин успешно продал лошадь и телегу.
На вокзале во всю играл суровый военный марш. Было людно.
Всё семейство Беленкиных стало дожидаться поезда.
– Следите за вещами, чтобы никто не украл, – предупредил Тихон. – Помните, о чем я с вами говорил. Будьте внимательны. – Леонид встал и начал оглядывать площадь. Он преследовал этим свои цели, хотя делал это совсем непринужденным видом. Беленкин обернулся. – Юра, а ну-ка, иди к папе! – взял он сына с Лизиных рук. – Степан, стань лицом ко мне, и поближе, – сказал он Роману. – Будешь моими глазами. За моей спиной, – произнес он полушёпотом и поставил Юру на плечи. Юре это понравилось,– немного вдалеке, стоят двое в форме. Видишь?
– Да,– ответил Роман.
– Делай вид, что просто болтаешь со мной, а сам следи за ними. Что они делают? – Садовский напущено захохотал и, ударив Романа по плечу, подморгнул ему.
Роман ему взаимно улыбнулся:
– Следят как будто бы за порядком на площади… но косятся в нашу сторону.
– Пиров, – процедил сквозь зубы Леонид и сплюнул. – Узнают гады. Ничего.
Роман вопросительно на него посмотрел
– Не обращай внимания, Степа,– сказал, опомнившись и обмякши, Тихон Беленкин. – Это по службе, по заданию, о котором я говорил.
– Они ушли,– заметил Мохов.
– Ты их не видишь? Куда?
– Нет. Они скрылись в толпе.
– Ясно. Отбой, – сказал Садовский, опуская сына на землю. – Разомни ножки, богатырь!
– Предъявите ваши документы, товарищи! – как гром среди ясного неба, обратился к ним один из военных. Это были те двое, которые две минуты назад потерялись из виду.
– Ой чай, товарищи! Щас даю! – с энтузиазмом простачка ответил Леонид, пряча под маской спокойствия испуг неожиданности. Садовский походкой работяги пошаркал к дорожному мешку, достал оттуда новые паспорта и протянул им.
– Значит, Беленкин Тихон. Да? – открыли паспорт военные.
– Он я, батюшка.
– Не батюшка, а товарищ, – исправили служивые. – Знать пора.
– Ох, простите глупого! – с наигранной сокрушенностью ответил Садовский.
– Похож,– сказал шепотом один военный другому.
– Нет, вообще другой человек. На командира не похож. Да и манеры у него…
– Нужно проверить,– на Садовского снова посмотрели. – Это что твоя семья?
– А как же!
– Куда едите?
– Да вот в гости решили съездить. Племянник у меня женится. Ох, свадьба-то будет!
– Знаешь, это нас не очень интересует.
– Так вы спросили куда, я и ответил. Ежели не так что ль?
– Что ль! Коль! Ты хоть знаешь, деревенщина, с кем говоришь?!– повысил голос военнослужащий.
– Если вы люди в форме, значит вы доблестные наши защитники! Вам можно доверять. Что вы ни потребуйте, мы, простой люд, должны выполнять.
– Ты, что всем людям в форме паспорт даёшь?
– А как же, коли надо.
– Как же ты только его сделал?!
– Служу партии!
– Так, деревенщина, – отдал ему документы служивый и махнул на Беленкина рукой,– бери и езжай к своему племяннику, чтобы духу твоего здесь не было!
– Так точно, товарищи! – радостный, как дитя, ответил, отдавая честь, Садовский.
– Рас-ступитесь! Рас-сту-питесь! – срывался через толпу женский старческий голос. Он затмил весь вокзальный шум и музыку. Люди зашевелились и пропустили вперёд женщину лет шестидесяти пяти. Она была без платка. Волосы, ее скудные и потрепанные сединой, развевались тонкими нитями. Глаза и скулы запавшие, спина сутулая, из-за чего ее тощие руки казались неестественно длинными. Одета женщина была в самое настоящее тряпье.
Она стала перед военными и впилась в них глазами.
– Ироды! – заорала женщина и бросилась на служивых. – Демоны! Ироды проклятые! Убийцы! Вы убили. Ироды!
Военные сделали шаг назад.
– Что, думаете я такая же как вы? Что тоже кинусь на вас и задушу? Нет, Ироды! Мою девочку уже не вернуть, а вам вечно гореть за свои грехи! – Она истерично и беззвучно засмеялась и в этот момент стала ещё страшнее. – Сюда пришла я с одной целью. С одной! Я пришла сказать вам об этом, люди! – указала она на военных пальцем. Ожидающие с вниманием и удивлением заключили сумасшедшую старуху в кольцо. Она обошла его, заглядывая каждому в лицо. Женщина дошла до Садовского и схватила его за заворот. Сумасшедшая смотрела прямо ему в глаза и своими сухими костлявыми пальцами словно крючками вцепилась в ткань.
Леониду, стоит признаться, стало страшно. Глаза старухи были прозрачными. На лбу Садовского вышел холодный липкий пот.
– Мне нужно, чтобы вы просто знали,– снова заорала она, но уже в лицо Леонида, – что эти,– она снова указала на растерянных служивых, – приносят несчастья в наши дома! Мне ничего не нужно… Мне нужно только, чтобы вы знали! Просто, чтобы вы знали! Они- пакостные крысы! Шестерки! Что не скажут, то сделают, и даже не покраснеют перед людьми. Ты понимаешь меня, добрый человек?
Садовский поспешно кивнул.
– На своей службе они наживаются. Ироды! Всё говорят: это указ, это приказ! Плевать я хотела на ваши указы, бесчестники и тунеядцы! – старуха отпустила Леонида и набежала на служащих. – Указ! Приказ! А совесть у вас есть?! Душа какая- никакая у вас есть?! Где ваши головы?! Вы слушаете кого угодно, но не крики несчастных! Нелюди! Позор своих семей! Презрение!
Но вы заплатите! Вы за всё заплатите! За слёзы матерей и слёзы дочек! За кровь отцов, за кровь сынов! Попробуйте на вкус, сладки ли они!?
К счастью военных, прибыли солдаты и, подхвативши ее под мышки, хотели увести. Старуха отчаянно билась. Эта борьба привела ее к сильному надрывистому кашлю. Солдаты немного ослабили хватку. Женщина упала на землю. Кашель вскоре прекратился, а ее жилистая ладонь наполнилась кровью.
– Так. Всё. Уведите ее,– был отдан приказ солдатам. Те продолжили свое дело.
Лиза вышла вперед:
– Она нуждается в помощи!
Садовский схватил ее за локоть и потянул назад. Это было жёстко и грубо. Сам же, ни слова не сказав, скрылся в толпе.
Вскоре, по окончанию спектакля, разошлись и зрители.
Леонид вернулся.
– Сыночек, где ты был? – спросила Марфа Павловна.
– Неважно, – отрезал Садовский.
– Почему вы не позволили мне…– начала рассержено Лиза, подойдя к Леониду.
– Она не прожила и пяти минут, как увели ее отсюда, – раздраженно перебил командир. – Сердце остановилось. Померла старуха.
– А если бы ей вовремя помогли, – Лиза держала, как в оковах, колючий ком в горле, – то она была бы жива.
– Что сделано, то сделано,– равнодушно заключил командир.
– Вы ко всему в жизни так относитесь? – не могла смириться Мохова.
– С тобой обсуждать подобные вопросы не намерен. Точка.
Лиза примолкла, на ее глаза выступили слезы. Роман подошёл и обнял ее за плечи. Он и она понимали, что ничего уже не изменить и с этим следует смириться.
Наконец, со скрежетом, жаром и пыхтением прибыл поезд. Его появление рассеяло набрякшие противные последствия случившегося. Пассажиры погрузились, распрощались и расселись по вагонам.
За окнами забегали дома, лавки, а потом деревья, кусты, поля. Юру это завораживало, и оторвать от окошка его было невозможно.
Минули город. За редким лесочком показалась деревенька. Она находилась совсем в низине, окруженная холмами и рощами. В лучах заходящего солнца она показалась сказочной. Речка, которая ее омывала была прозрачно-алой. Дома, словно спичечные коробки, выстроились стройным клином и манили к себе погостить.
На самой окраине деревни стояла белокаменная церквушка. Возле неё собралось много люду. Отдельная группка людей тянула за верёвки, прикрепленные к верхушке одной из стен. После недолгой работы они отпустили верёвки и разбежались в разные стороны. Стена рухнула. Вместе с ней свалился и колокол. Он упал. Одним громким и глубоким звуком падения стала его последняя служба. Звук эхом раздался по всей долине, пронизывая напряженный воздух, расширяясь на версты вокруг, проникая через металл вагонов и сквозь тела людей в них.
– Баушка, ыгы? – спросил Юра у Марфы Павловны, тыча пальчиком в стекло. На том месте белая густая пыль поднялась столбом выше золотых куполов и резных крестов.
– Они разрушают церковь, – будто бы погруженная в ту белую пыль ответила Марфа Беленкина. Она, как и все остальные, наблюдала за этой сценой. – Зачем они это делают, внучек, бабушка не знает. И те люди тоже, скорее всего, не знают.
К восьми часам утра поезд остановился.
– Следующая остановка будет нашей, – предупредил Тихон. – Завтракайте пока.
Поезд тронулся. Чувствовалось, что пассажиров стало больше. По узкому проходу кто-то стал усердно и громко пробираться.
– Извините! Извините, барыня… Хо! Оу! Моё почтеньице! … Можно я пройду? Ох! Спасибо! … Что? Билетик? Вот, пожалуйте, мой билетик… О, да! Спасибо.
Двери в кабину Беленкиных разошлись и к ним втиснулся большой курчавый детина.
–Извините, товарищи, но нам придётся потесниться. Что поделаешь? – он спрятал свой чемоданчик и уселся. – Как говорится, в тесноте да не в обиде. Да? – пнув локтем в бок Леонида, новоиспеченный попутчик рассмеялся. – Ну, ничего. Познакомимся! Подружимся. Письма еще будем друг другу писать. Вот увидите.
Все Беленкины смотрели на него с неким недоумением и восхищением. Впервые за несколько дней они встретили столь оптимистичного и ни перед чем не робеющего человека. Так думали все, кроме Леонида. Он смотрел на него не с удивлением, а с подозрительностью.
– Ну, давайте знакомиться! – хлопнул по коленям ладошами новоприбывший. – Меня Емелей зовут. Емеля с печи. Слыхали про такого, а? Так это я и есть. Ха! А тебя как звать? – обратился он к Сашке.
–Я Са…– Леонид, сидевший напротив, сверкнул глазами на Сашу. – Слава.
– Ясно. И с кем это ты едешь?
–Это моя… семья, – выдавил из себя Саша.
– Это кто возле меня сидит?
– Тихон Беленкин.
– А он тебе кем приходится?
– Он мне па-а…– Саша не мог выдавить из себя ложь. Глазенки его метались то на Емелю, то на Леонида, с просьбой: «Пощадите!»
– Слушай, Емеля с печи, что тебе надо, а? – оперся на локти Садовский и заглянул в лицо незваному гостю.
– Да, просто поговорить хотел, Леонид Петрович, – более степенно, но не без задора ответил Емельян.
– Какой я тебе Леонид Петрович? Я- Тихон Беленкин. Ты что-то перепутал, товарищ Емеля с печи!
– Право же, командир, – настаивал на своем Емеля, – вы должно быть что-то подзабыли. Я- тот самый Печин Емельян. Неужели запамятовали? Это на ваших кругах я стал “Спечкиным“. Я же ваш верный гонец. Вот, прибыл доложиться.
– Говорю тебе, ты перепутал. Может где-то в соседнем вагоне этот твой…как бишь его? … Леонид Петрович.
– О, нет. Вас я за тысячу верст узнаю!
– Слушай, слушай, товарищ Печин, выйдем-ка, – поднял Емелю Садовский.
– Что? На свежий воздух? – упрямился Печин.
– Да, да, да. На свежий воздух. Там и дышится легче и соображается быстрее, – вытолкал в коридорчик Тихон назойливого гостя и, выйдя вслед за ним, закрыл дверцы.
Они вышли из хвостового вагона. Равномерные удары колёс, приглушенные внутри, здесь были ясными и били по ушам. Ветер, разгоняемый скоростью поезда, обдавал холодом.
– Ты что не понял?!– Леонид рывком прижал Емелю в угол и приложил к шее нож. Его серые глаза залились кровью. На лбу Емели вышли крупные капли пота. С изумлением он смотрел на своего начальника и никак не мог понять, чем его верный подданный смог попасть в немилость. Руки несчастного волей-неволей неуверенно и дрожа поднялись вверх. – Ты что и вправду нечего не понимаешь, балда ты окаянная?!– Леонид подошёл на шаг ближе, совсем как зверь, приготовляющийся к броску.
– Н… ничего не понимаю, – с опаской выговорил Печин и, выйдя из угла, сделал шаг назад.
– Я – Тихон Беленкин! И меня нельзя ни с кем путать! Понял?!
– П-п-понял, – Емеля сделал ещё шаг от острия лезвии.
– Неужели ты на столько глуп, что не понимаешь с первого раза?
– Простите-с…
– Что это ещё за «простите-с»?
– Ой, в … в смысле извините. Не догадался, – Печин ещё отступил к перилам. – Я же к вам с новостями прибыл.
– Скажи сначала как ты меня нашел?
– Так я это… с Москвы приехал, к вам направлялся, … а тут толпа на вокзале, и эта еще тетка за вас взялась. Я вас и заприметил, и думаю: вот удача! Так потом за вами и последовал.
– С какими ещё новостями?
– Так вы сами меня посылали следить за делами Елены Пировой и слывать везде за задиристого простачка… я… и…
– От Елены?!– почти с благоговейным видом Садовский посмотрел на Емельяна. Ведь да, он, действительно, посылал этого мальца. Леонид медленно опустил нож, обошел площадку, свободной рукой измученно обтер лицо. – Что с ней?
Печин, рукавом вытер пот со лба и, опомнившись, сообразил, что вести-то речь нужно было как-то по-другому и как-то по-другому это надо было преподносить.
– Что с ней? – ещё раз не без напряжения спросил Садовский.
– Она…
– Докладывай, а не мямли!
– Пировых арестовали. Они в ссылке, – выторочил Емеля с дрожью в голосе.
– Что?!!– совсем позабыв, что в его руках оружие, ринулся к Печину Леонид. Посыльный с испугу хотел податься назад, но не рассчитал и тяжелым мешком свалился с мчащегося поезда.
Он упал на щебень, присыпанный по всей протяженности железных путей. Тело кубарем скатывалось и переворачивалось. Оно прокатило доброе расстояние, как наконец, остановилось.
Садовский, следя за этим из всё дальше убегавшего поезда ждал, что Печин пошевелится, встанет. Но он не встал.
Протекло не менее трех минут, как поезд остановился. Леонид без всяких замедлений вошёл в вагон и, раскрыв дверцы у своих попутчиков, приказал:
– На выход!
На вокзале, как всегда, было людно и шумно. Беленкины вынесли свой багаж.
– Ждите здесь, – построил их Тихон на вокзальной лавочке. – Я скоро буду, -как никогда бледный и серьезный, Леонид поцеловал в макушку сына, не сходившего с ласковых рук Марьи Петровны, и ушел.
Емеля лежал на спине, стеная, гримасничая и катаясь с боку на бок от боли.
Послышались тяжёлые шаги. Емеля тут же очнулся и приподнялся на локти. Садовский подбежал к нему и, схватив за воротник, затряс его:
– Подробнее! Давай!
– Так ведь…– начал собираться с мыслями Печин. – Государство взялось за вас, ваше д… дело…рассматривать. Взялся за это Пиров, муж…
– Я знаю!
– Ну, в…вот. Ай-с- с! Нога! – застонал пострадавший. – А как выяс..с..нилось, то кое-что вами… заработанное осталось при Елене Пи…
– Я знаю! Потом!
– Потом следствие опознало эти вещи и обвинили ее в соучастии с вами.
– Пиров…– затрясся гневом Садовский и процедил сквозь зубы. – Генерал…
– Он много хлопотал, но и его обвинили. Пожалуй, именно его и считают главным… главарём то бишь. Их обоих признали в измене и… а измен СССР не терпит… И наших троих ещё поймали, но они не проболтались.
– Генерал…– продолжал в том же духе Леонид. – И ничего… ничего не смог сделать! – в ярости замахнулся он кулаком и ударил в щебень у висков Печина. С Емельяна снова скатилась волна пота.
Садовский резко поднялся и ушел в чащу, ругаясь и проклиная всё на свете.
Через час он вернулся с двумя толстыми и упругими палками. От прежнего гнева не осталось и тени, осталось только страдальческая боль, которую он пытался потушить в себе, выдавая суровость и сдержанность.
– А-а-а! Не убивай меня! –закричал испуганный Емеля. – Лежачего не бьют! Лежачего не бьют!
– Не ори! – спокойно сказал Леонид и бросил палки возле Печина. – Никто тебя убивать не собирается. Какая нога сломана?
–Эта…– неуверенно указал Емельян на левую.
Садовский наклонился над ней и разорвал штанину. Голень оказалась сильно отекшей, а кожа- сине-красной.
– Емеля, жить хочешь? – спросил командир, прямо глядя на Печина.
– Х-хочу, – сглотнул он.
– Тогда слушай сюда, – Леонид достал из внутреннего кармана часы, золотые часы, и надев их на руку Емельяна, начал молотом выдавливать слова. – Они твои. Это напоминание о том, что ты ничего не знаешь. Я помогу тебе добраться до медпункта, а ты вылечиваешься и валишь куда по-дальше. Ты понял? Бабка жива ещё?
– Жива,– судорожно закивал головой Печин. – Жива!
– Вот так бабке привет от меня и передашь.
Леонид стянул с Емели куртку и ремень и прикрепил ими шины из палок. Затем он поднял пострадавшего, заволок его руку за свою шею и, подхватив его за плечи, повел в город. Путешествие оказалось болезненным, но делать было нечего.
С горем пополам, они всё-таки добрались до ближайшего медпункта.
– Вы представляете, – рассказывал довольный Емеля медсестрам, улаживающим его на кушетку, – вот он,– он кинул взгляд на Леонида, – добрейшей души человек. Он так мне помог! Вы даже не представляете! Ай-с-с! – улегся на кушетку Печин. – Вот взять и просто так помочь человеку. Это же так прекрасно. Не правда ли?
– Правда, правда, – согласилась одна из медицинских сестер. – Таких товарищей ценить надо. Что значит советский гражданин!
– Спасибо вам, товарищ! – продолжал с тем же довольным видом Емельян. Был ли он доволен подарком или тем, что находился в надежном месте, или от того и другого вместе неизвестно, но стоит сказать, что на часы Печин поглядывал довольно таки часто. – Век вас помнить буду! Ах, прощайте, прощайте, товарищ! – взмахнул Емеля на прощание рукой с золотым подкупом.
Леонид кивнул ему.
– Идите за мной! – приказал командир, и всё Беленкины, взяв свою поклажу последовали за своим Иваном Сусаниным.
Шли они долго. За их спинами остались город, какой-то посёлок, поля. Ноги отекли и сильно ныли. Путники большую часть дороги молчали: не было ни слов, ни мыслей, только тоска одна. У каждого она была своя, и у каждого она не смогла бы воплотиться на устах.
Небо стало загадочно темным и на нём вырисовывался месяц со своей многочисленной свитой. Весь воздух наполнился стрекотанием сверчков и казался густым и вязким.
– Я устал, – признался Саша Садовскому. – Давайте отдохнем.
Тихона это разбудило от грусти темной. Он, взглянув на своего сына, спокойно спящего на его руках, признался перед самим собой, что и сам изрядно вымотался.
– Привал! – объявил Беленкин. – Насобирайте сучьев, сделаем костер.
Хорошо у огня. Языки пламени старательно облизывают сухие ветки и, изматываясь в своём непрестанном труде, соединяются во единую бесстрашную силу.
Путники расположились вокруг костра. В эту ночь им придется спать на сырой землице, пользуясь только тем, что успели прихватить. Усталость чувствует каждая жилка их тел, но спать им совсем не хочется. Погруженные в себя, они молчат, любуясь игрой огня.
Лиза начала:
О, Иегова, через волны,
Чрез пустыни нас веди;
Слабы мы, но силы полный
Нас прижми к своей груди.
Присоединяется Роман:
// Манной с неба//
Слабых нас, Господь питай!
Вместе с ними поют Марья Петровна и Сашка:
О, открой Свои потоки
Из скалы святых даров,
Столб Твой огненный высокий
Да хранит нас от врагов.
// О, Спаситель//
Будь для наших душ щитом.
Мы стоим у Иордана;
Проложи чрез реку путь,
Чтоб в равнинах Ханаана
Твой народ мог отдохнуть;
// Песни славы//
Вознесутся там к Тебе.
На лицах поющих сияла улыбка. Эта песня их объединяла и ободряла.
– Ужас! Как вы можете петь такую дрянь? – брезгливо и жестоко спросил Леонид. – Как будто ничего не могли нормального придумать! Так нет же- нужно петь! Слышать вас не хочу! – поднялся и ушел в темноту Садовский.
Марья Петровна тяжело вздохнула.
– Что ж, давайте поблагодарим Бога за прожитый день и будем ложиться, – предложил Роман.
– Ну, так что же вы мне хотите сказать? – свёл на столе свои пальцы ходощекий мужичек в форме.
– Действовать пора! – решительно ответил Владимир.
В комнате было сыро, темно и пусто. Один стол, на котором тлела керосиновая лямпа, и два табурета, на которых и расположились напротив друг друга Владимир и посыльный генерала, были единственной мебелью этой коморки. Все остальные соратники Владимира стояли за его спиной и сухо наблюдали за посыльным.
– Я ещё раз спрашиваю,– поерзал раздражённо зубами мужичек,– что вы мне хотите сказать? У вас есть точная информация или это только бабьи сказки?!
– Абсолютно точно.
– Где доказательства?
– Имеется завещание, где все указано,– вытянул Владимир из внутреннего кармана пиджака сложенный в четверо лист и потянул его посыльному. Человек в форме несколько брезгливо отнёсся к этому жесту, но все же смирился и принял его. Разложив бумагу, он нагнулся ближе к лямпе, чтобы лучше видеть, и стал пристально изучать завещание. Пользуясь тем, что посыльный надёжно занят, Владимир вытянулся на спинке стула и, потребовав от своего товарища деревенской накрутки, начал с упоением закуривать и так душную комнатушку.
Посыльный же читал внимательно следующее:
“Завещание
Я, Андрей Савельевич Мохов, будучи в здравом уме, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество Федору Николаевичу Мохову, включающее… (здесь следует длинный список), а также мастерскую и весь ее промысел.
Помимо всего этого завещаю тебе наше фамильное сокровище, которое предалось мне от моего деда- 1189 килограмм чистого золота. Я твердо уверен, что ты высоко его ценишь и будешь ценить всю жизнь и так же передашь его другим.
Храни тебя Бог, мой сын! “
Далее следовали дата и причудливая подпись.
Посыльный поднял глаза на довольного Владимира.
– Ну? – спросил Владимир.
– Как-то не очень,– уже не скрывал свое раздражение мужичек в форме. – Это золото было украдено. Его нет. История там была мутная. Она дошла до столицы. Я поднял архивы. Двое везли по приказу барина Мохова это фамильное сокровище другому дворянину на ознакомление, но не довезли. Один убил другого и сбежал с этим самим золотом. Вот как!
– Все это нелепые байки! – возразил Владимир, отряхнув на пол выгоревший табак. – Сам подумай, как это фамильное, именно фамильное, – подчеркнул он,– наследие можно было доверить каким-то деревенским мужикам? И как его можно было увозить куда-то? Это же больше тонны золота! Пусть и пропало что-то, какая-то часть, но не тонна. Не могли они тонну увезти. Не лепиться здесь ничего!
– Документы-то не врут!
– Земля и бумага все терпит. Мохов не был из простаков. Этим маневром он хотел прикрыть свое золото от чужих глаз. Это и ежу понятно,– теперь нервничать начал Володя. – Да что мы столько болтаем?! Они убегают с каждой минутой все дальше и наши шансы найти их и золото- все меньше! Пора действовать!
– Вам не кажется странным, что именно 1189? Не больше и не меньше. Почему бы не наскрести ещё килограмм до девяносто или ещё десяток до двух ста? Почему бы не сделать это чисто круглым?
– Так вот может этот остаток и пропал,– сообразил на ходу Володя. – Хотя, это только догадка. Правду могут знать только Моховы. Нужно бежать по горячим следам, пока ещё не поздно! – разгорячился он.
– А если вам ничего не получиться?
– Слушай, я не понимаю, какие еще могут быть сомнения?! Это выгодно и Пирову, и мне. Я ему нахожу Садовского, а себе – Моховых и их золото. И я не отступлю!
– Но ты понимаешь, что лихоимство твое может выйти тебе боком?
– Мне не нужно это золото. Отдам его Союзу. Мне должность нужна. Мне нужно устроиться у верхушки. Мне нужна хорошая, обеспеченная жизнь.
– Предельно ясно,– посыльный равнодушно прошёлся глазами по завещанию. Затем от положил его на стол и поднял на Владимира глаза. – Каков план?
– План у нас есть. Это уже вас не касается. Сами разберемся.
– Это будет тихо?
– Тихо.
– Это ваша команда? – оглядел мужичек стоящих за спиной Владимира.
– Наша. Моя.
– Надёжные?
– Как сталь.
Посыльный закивал головой:
– Я говорил с Пировым. Пиров вам доверяет,– он обвел снова всех своим пристальным взглядом и, словно подав команду собакам, сказал: -Действуйте!
Едва ли засветлело, Тихон Беленкин поднял всех на ноги и откомандовал идти вперёд. Завтрак оказался весьма постным, так что едва ли хватило бы силенок перебиться до вечера.
Перед путниками стояла дорога, длинная дорога, на сотни верст. Шли долинами и полями, лесами и посадками, через реки и озера. Не раз они останавливались на отдых и снова шли. Дети от этой дороги совсем измучились. Взрослые брали их на руки, и путь продолжался.
Дневное светило перешло свой зенит и начало склонятся к горизонту.
– Хочется кушать, – сказал Саша, сидя на плечах Романа.
– А ты попроси у своего Бога, – подострил Садовский, – вот Он тебе и даст.
– Я попросил Его об этом сегодня утром.
– Значит жди! -отрубил Тихон. – Вот тут, где раз в десять лет ступит нога человека, будет тебе и хлебушек, и картошечка. Жди!
Сашка в растерянности умолк:
– Всё будет, как только Господь распорядится, Саша, – объяснил Рома. – Если только Он пожелает, Он и в пустыне тебя накормит досыта. Ты помнишь о Илье и как Бог послал ворон, чтобы они кормили его?
– Угу.
– Так верь, что Ему всё подвластно!
– Гм! – вздернул голову Леонид.
Степь. Широкая и привольная. Всё поросло ковылем и изредка здесь можно увидеть растения, выделяющиеся на общем зеленом фоне другим цветом. Ветер месяцами здесь трудился, чтобы сравнять траву с землей, но ему это удалось едва ли. Непоколебимостью дышит каждая былинка, проживающая каждый день борьбу за свое существование. Выжить в любых условиях и любой ценой- этому научила их степная свобода. Иначе никак. За все приходиться платить.
Стоит сказать и о другом. Эта бескрайняя и пустая свобода поначалу привлекает и радует глаз, но в недолгом времени становиться вовсе невыносимой и удручающей. Однообразие настолько утомляет душу, что идти дальше, бороться с трудностями на своем пути теряет всякий смысл. Человек с слабым духом не сможет устоять и упадет, потеряв цель из виду. Выдержать такое испытание под силу людям с стальным стержнем. Только они дойдут до конца, и только они найдут то, что искали. Таков закон.
– Ах, батюшки! – ахнула Марья Петровна. – Вы только поглядите! К нам кто-то идет. Видите, руками машут? – указала няня на холм.
Оттуда чуть ли не бегом к ним приближались две женщины и молодой человек с гитарой. Чем ближе они подходили, тем отчетливее были слышны их говор и настроение. Всем стало ясно- это цыгане: пышные нарядные юбки, платки и озорной блеск в глазах.
– Те авéн бахталé!7 – из далека закричали они нашим путникам, останавливая их.
– Ох, а мы было уже и не надеялись! – начала одна из них на своем наречии. – Мы нашли их!
– Будешь знать, Плеймн, – дала другая, постарше, по уху хлопца, – как спор затевать!
– А что я мог сделать, Симза? – обиделся молодой человек. – Повод был!
– Ох, дорогие! – вывела старшая цыганка, подойдя к нашей компании. – Вам несказанно повезло.
– Извините, барыня, но мы не понимаем в чём, – свел брови Садовский.
– А в том, – начала сладким голосом, обойдя их с другой стороны, молодая цыганка, – что вы приглашены на свадьбу!
Цыган то и дело подбавлял интригу вставляя там и тут пару жарких звуков старой верной гитары.
– Никуда мы не приглашены и не пойдем никуда! – ответил Леонид и кинулся вперёд.
– Тц! Дорогой! – остановила его Симза, перекрывая ему путь своим широким платком. – Тут вот в чём дело, – стала она растолковывать. – Мой Плеймн, (вон он с гитарой) вздумал поспорить с дружками жениха на коня. Спор он проиграл, понятное дело, и те потребовали лошадь, а он ни в какую. Они там так разругались, что самому жениху пришлось их мирить. И он сказал, что тот, кто проиграл пусть приведёт новых гостей. Пусть идет в чисто поле, и кого из людей встретит, тех вести на свадьбу. Мы было совсем отчаялись: как в такой пустоши найти людей? Мы тут полдня шастаем и никого. И вдруг- вы, гости дорогие! Куда ты так торопишься? Ты лучше остановись, подумай! – кольнула она ноготком его грудь. – Отказываться от такой чести- это безрассудство! Подумай хорошенечко.
Слова старой цыганки повлияли на Садовского. Он немного отвел глаза и криво улыбнулся.
– Да, да, да! Я вижу: ты умеешь думать, голубчик!
– На свадьбу говоришь? – покосился лукаво на цыганку Леонид.
– На свадьбу! Шофранки и Панка!
– Да, это очень важное событие! -согласился Тихон. – Не порадоваться с молодыми- грех!
– Именно! – обрадовались цыганка.
– Эй, народ! – обратился Садовский с призывом к своим попутчикам. – Айда на пирушку!
Со стороны кочующих ромов послышались одобрительные возгласы. Гитара начала играть зазывающе.
– Мы не можем там быть, – остановил процессию Роман.
– Как?!– возразили ромы.
– Мы очень рады за ваших молодых, – начала более мягче Лиза, – но, боюсь, что мы будем лишними на вашем празднике, поскольку имеем несколько иные взгляды по этому поводу.
– Сó сы кадя' ворба?8 – не понял хлопец.
Садовский рассмеялся от души и, обняв за плечи одной рукой молодую цыганку, другой- гитариста, объявил:
– Ои, мои друзяки, они-то у меня такие скромники, – указал он на своих попутчиков. – Вот, она изумительно играет на фортепиано, а он- превосходный скрипач! Зуб даю, брат! Веришь?
Такой поворот событий был неожиданным.
– Вот же каких гостей драгоценных мы приведем! – плеснула руками радостная Симза.
Тихон смотрел на брата и сестру и хохотал.
– Но мы не знаем никаких увеселительных песен, чтобы развлекать вас и ваших гостей. Достойного участия мы не понесем, – ответил Роман.
– Так сыграйте же нам так,– сокрушенно, но не без радостно, подняла руки старая цыганка, – так… так… чтобы душа наша цыганская плакала! Ведь большего счастья музыка не приносит! Айда кай нунта! 9 – приказала она и, взявши под руки усталых путников, поторопила их к шествию. То, что было сопротивление ее желаниям, она отчетливо прочувствовала и пошла на крайние меры. Цыганка громко и протяжно свистнула. На горизонте стали появляться одиночные силуэты. Все они приближались к ним. Ещё пятнадцать, если не больше, цыган окружили мертвым кольцом наших героев. Юра сильно испугался этих незнакомцев. Он захныкал и прижался крепко к бабушке. Теперь сопротивление было бесполезным, и Симза была довольна. – Ох, мой Плеймн! – замахнулась она над хлопцем. Он с привычки, ожидая подзатыльника, скрючился. Но на сей раз Симза, предвкушая веселие, пощадила его и погладила по голове. – Айда кай нунта! – снова пригласила она и всех пустила в ход. – Плеймн, а ну-ка, нашу любимую!