Дорогой Леонид,
Очевидно, что ты так и не выпил вина за наше с тобой счастье. Я почему-то догадывалась об этом.
Так вот, не выпил, значит не получишь!
Спешу тебе сообщить, что ты запутался в какой-то афере. Что, где и как – я не знаю; не вдавалась в подробности. На тебя завели дело и ищут, перекапывая землю. Делом занялся мой нынешний муж. Он- человек весьма опытный и всегда доводит начатое до конца. Так что будь осторожен.
Пишу тебе, помня старую нашу любовь.
Прощай, дорогой! Больше я тебе писать не буду.
Твоя Е. П.
P. S. Как прочтешь это письмо, сожги его, чтобы не было улик ни на меня, ни на тебя.
Садовский оторвал глаза от бумаги и смял ее в кулаке, превратив в маленький комочек. Он посерел и взглянул на Юру, всё ещё игравшегося с фуражкой.
– Э-э-у, месье, – снова обратилась гувернантка, – не найдётся ли для меня работы у вас? – она спросила, совершенно не понимая, что сейчас не до неё.
– Нет, пока нет.
– Оф, как жаль…
– Ну, что, Юрий Леонидович, пойдем купим тебе игрушек и сладостей? – как будто ничего и не было, бодро и радостно спросил Садовский, любуясь своим чадом. Мальчик запрыгал в отцовских руках. – Вы возвращайтесь, – сказал няне Леонид. – Благодарю, что присмотрели за моим сыном. Прощайте. Да! – вдруг опомнился командир. Лицо гувернантки просияло в надежде. Садовский снова потянулся за кошельком и снова ей что-то дал. – Это вам на обратную дорогу, на чай и все прочее. Всего доброго!
– П-прощайте… – расстроенно осунулась француженка. – Пока, Юра-а! – помахала белым платочком им вслед гувернантка, и мальчик, глядя на неё из-за папиной спины, помахал в ответ своей ручонкой.
– Лиза, а ну-ка погляди на неё, на доченьку мою,– попросила одна крестьянка, впуская Елизавету в свою избушку. – На спинке у неё что-то такое выскочило и так мучает, так мучает!
Знахарка вошла в нехитро обставленную комнатку. На грубоотесанной кроватке лежала шестилетняя девочка.
– Здравствуй, милая! – подошла к ней Лиза. Девочка не ответила. – Покажи мне, где у тебя болит. Та повернулась к Елизавете спиной и подтянула платьице. Лекарь осмотрела образование.
– Оно у тебя чешется?
– Угу, – ответила девочка.
– И ждёт?
– Угу.
«Фурункул, – поняла Лиза. – Начался только.»
– Ну, что там? – забеспокоилась мать.
– Ничего страшного. Скоро пройдет. Разогрейте пока воду.
Женщина ушла. Лиза тем временем нашла в своей суме листья мать-и-мачехи.
– Ой, горяченькая совсем, – принесла мать котелок кипятка.
– Хорошо. Сейчас мы эти листья отпарим и будем прилаживать. Это поможет вашей доченьке. У нее фурункул. Внутри него есть гной. Это опасно. Вы об этом знаете. Вы можете прилаживать ещё и подогретый разрезанный лук, но я оставлю вам мать-и-мачеху. Пускай девочка кушает постную еду. Ей не помешают и чаи с шиповника. Та-ак. Как тепло? – спросила она у девочки, приложив к фурункулу листья.
– Да,– ответила больная уже более доверительным тоном.
– Вот и хорошо! – Елизавета взяла чистый кусочек ткани и положила сверху. – Так делайте, – продолжала она объяснять матери, – пока оно не раскроется и не вытечет гной. Когда же вытечет, то хорошенько протрите водкой это место.
– Благодарствуй, матушка!
– Скажите, дочка часто моется?
– Ой, если бы! Она такая упрямица! Говорит: «Не буду!» – и всё: ничего с ней не сделаешь. А что это как-то дало?
– Скорее всего, оно и является настоящей причиной. Если она будет также продолжать, то будет ещё хуже. Всё будет выскакивать один за другим. Это больно и нешуточно.
– Ты слыхала, доченька?
– Я буду! Буду мыться, мама! – испугалась девочка. – Только бы оно побыстрее прошло.
– Пройдёт, если ты выполнишь своё слово, – уверила Елизавета.
– Вы творите чудеса! – призналась знахарке мать, провожая из дома. – Я никак не могла ее убедить, а вы так за пару минут. Ой, спасибо! У вас дар от Бога. Уй! – оскалилась женщина.
– Что случилось?
– Я сказала «от Бога», – объяснила та, ударяя себя по губам.
– Что же тут такого?
– Нельзя. Разве вы не знаете? За это могут и в тюрьму, и на каторгу. У меня были иконки, да попрятала их всех. Боюсь, чтобы не нашли как-то.
– Вы хотите сказать, что раньше веровали, а теперь нет?
– Да, так…, наверное, …
– Но разве Бог перестал существовать с приходом коммунистов?
– Нет…– растерянно ответила женщина.
– Неужели из-за воли людей вы готовы отказаться от веры, Бога, молитв?
Собеседница промолчала, не найдя что ответить.
– Человек меняется, а Господь никогда неизменен. Он всегда рядом и слышит наши молитвы и без икон. Поправляйтесь!
– С- спасибо! – промолвила женщина, провожая знахарку взглядом.
Добираясь домой, Лиза шла краем села.
– Стой! Стой! Тр-р! – остановил лошадь Роман. Они с утра поехали с Сашей за сеном.
– Лизонька, садись! – сказал Сашка, подавая руку сестре.
– Узнай родители, чем ты занята целыми днями, – обратился к Елизавете Роман, нагоняя лошадь, – они бы тобой радовались.
– И не только мной! – улыбнулась Мохова.
– Смотрите, кто там так идёт? – указал вдаль Сашка.
– Это пьяный человек, Саша, – объяснил Рома, – и это очень плохо.
– Очень похож на Кузьму, который работал у папы, -сказала Лиза. – Не находишь?
– Точно он! – узнал Роман. – Печально, конечно. Раньше такого не бывало. Что это он делает?
Кузьма стал посреди дороги прямо перед лошадью. Рома затормозил. Кузьма подошёл к ним:
– Э! Моховы! Вы чего тут разъезжаете? А? Что это у вас тут? Сено? Сено- это хорошо.
– Кузьма, иди домой! – приказал ему старший Мохов.
– А ты что, барин что ли? Забудь! Ты теперь совсем как все мы. Теперь я имею право… право,– подчеркнул пьяно Кузьма, подняв палец, – делать то, что захочу. Ясно?
– Неужели тебя мы ограничивали? Ты работал, имел заработок, а не шатался пьяным, как сейчас. И ты не доволен? – разгорячился Роман, задетый за живое.
– Роман, успокойся, – взяла его за руку Лиза.
– Роман, успокойся! – повторил Кузьма. – Успокойся, Ромчик! Между прочим, это я не просто так. Это я для храбрости и от тоски,– просморкался Кузьма. – Думаешь я зря вас тут остановил? Володька, этот ваш управляющий, крыса та ещё! Да, да! Он теперь к коммунистам втирается, бока им лижет. Теперь они у него лучшие друзья, а я… никто. Крыса он! Кры-са! Думаешь он зря и к вам втирается? А? Не-е. Не зря. И на встречи эти ваши он тоже ходит не просто так. Там все уже всё знают о вас. Ни день, ни два и наведаются…А! Ещё! Нашёл он лазеечку в наследстве вашем. Понял он, что можно худо-бедно и себе оттяпать. Так что, – Кузьма хлопнул Романа по плечу, – следи за сестрицей своей. Да и так гляди, чтоб не ходила по домам и по улицам, а то тут всякая нечисть водится. Понял, Ромчик? Ты на меня не серчай,– положил Кузьма руку на сердце. – Не даром говорят: что у трезвого… как его там…на уме, то у пьяного на языке. О! Так и знай!
Гу! Всё сказал! Аш камень с души упал. Теперь мне пора и поспать. Вот там тенечек… А вы давайте! Вон отсюда! – Кузьма попятился под дерево и рухнул на траву.
Моховы проводили его взглядами. Убедившись, что с Кузьмой все в порядке, что он спит, Роман приударил лошадь. Елизавете подвернулась удобная обстановка, чтобы поделиться с братом о своих переживаниях. После пьяной откровенности Кузьмы многое стало ясно. Роман всё выслушал, лицемерие и лукавство Владимира укорил, внимательность командира Садовского похвалил, а об остальном сказал, что следует бороться и молиться.
Настала ночь.
– Ну, где же они? Почему так долго? Не случилось ли чего? – волновалась Марья Петровна. Она часто, накидывая на плечи шерстяной платок, выбегала на дорогу, присматривалась, прислушивалась не едет ли машина. – Не уж то! Вот и они! – обрадовалась Марья Петровна, заметив через окошко свет автомобиля. – Приехали только что! – она тут же вышла их встречать.
– Ах, батюшки! –и минута не истекла, как вошла в дом попятам за сыном Марья Садовская. – Может ты мне его дашь?
– Нет. Он спит. Я сам,– внёс на руках Леонид сына.
За ними вошёл и водитель.
–Оставь здесь всё, в сенях, – сказал ему командир. Тот покорно положил на лавку чемодан, с десяток новых игрушек и пару кулечков со сладостями. – Благодарю. Можешь быть свободным.
– Рад служить! – отдал честь водитель и ушёл.
– Мать, куда мне его ложить?
– Вот там на печку. Я там постелила всё свежее. Там и тепло ему будет.
Леонид отнес своего сына на печь и накрыл его.
–Я выйду, – предупредил он Марью Петровну. Она и рада была, что, наконец-то, она сможет спокойно разглядеть и полюбоваться внучком.
Садовский стоял на крыльце и всей грудью вдыхал прохладный ночной воздух. Он бесцельно попятился за угол дома. Там обнаружилась старая деревянная бочка, наполненная водой (кто-то потрудился за день натаскать). Леонид поднял ее и вылил всю воду на себя. Холод. Приятный и жестокий холод. Садовский сел на землю и оперся спиной о стену избы. Он отыскал в кармане скомканный лист, где-то ещё отрыл уже сырые спички. После нескольких попыток Леониду удалось поджечь бумагу. Медленно горит: намокшая. Под слабым пламенем исчезают буквы, слова, строки. О, если бы точно также исчезали мысли и память.
–Дядя Лёня, что вы делаете?
Командир оглянулся. Из-за угла выглядывала светлая голова.
–Саша, это ты?
–Я.
–Почему не спишь?
–Лиза с няней. Рома уснул, а мне не спится, – объяснил мальчик, подходя к Садовскому.
Леонид вгляделся в Сашу.
“Поразительно! Белые, слегка волнистые волосы, светлые глаза… Это… это дано свыше! “
Командир криво улыбнулся:
–Вот как.
– Да. А вы что здесь делаете?
–Прохлаждаюсь.
–Я думал, что вы закаливаетесь. Папенька мне говорил, что так легче проходит болезнь.
– Можно и так сказать. Сколько тебе лет говоришь?
– Мне девять будет.
– Гм…– задумался Садовский.
– Что такое?
– Значит тебе девять, да?
– Да.
–Грамоту знаешь?
– Лиза меня учит.
– А вырасти большим хочешь?
– Хочу.
– Тогда, спать. Бегом! – прикрикнул по-командирски Садовский. – Не будешь спать, станешь коротышкой. Вопросы есть? Вопросов нет! Тогда: кругом! Шагом марш!
VI
С наступлением утра пришел в деревню праздник. По крайней мере, так объявили партийные. К шести часам вечера было приказано всем явиться в их кантору (в прошлом дом Моховых), где намечалось следующее: общее собрание (продвижение идей и целей социалистической партии, внедрение и построение колхозов), а затем развлекательная программа (танцы и песни).
Подготовка к празднеству шла весь день. В бывшей гостиной на всю стену был установлен портрет Вождя. В самой комнате- кафедра и лавки. Организовали место для отдыха молодёжи. Подготавливали план мероприятия и еще многое, и многое другое, чего суть да дела простым людям не дано было знать.
Время текло быстро и близился назначенный час.
Незамеченным оно стало и для Марьи Петровны. Она была всецело поглощена своим внуком. Юра настолько ее занимал, что женщина даже не обратила особого внимания на то, что Леонида с полуночи нет дома, что он опять куда-то запропастился.
Мальчик оказался весьма общительным и открытым. Он быстро вошёл в доверие и к бабушкиным подопечным: Роме, Лизе, Саше. Жизнь в деревне, приволье и забота Марьи Петровны ему пришлись по вкусу.
–Ох! Какой шустрый мальчишка! – сказала, запыхавшись, Марья Петровна и вошла на кухню, где стряпала Лиза. Бабушка только что уложила внука на обед.
– Вам с ним, действительно, весело! – отметила Елизавета.
– Ой, и не говори! Я ещё не отошла от того диву, что он у меня вообще есть! -рассмеялась няня.
– Как? Разве вы не знали, что у вас есть внук?
– Нет. Только позавчера мне об этом сын сказал. Он меня особо в свою жизнь не впускал, а мне не хотелось и вмешиваться, – охнула Садовская. – Ну, ничего! И Слава Богу! Я так рада! … Ладно, иду я постираю что ль.
Лиза осталась одна. Она продолжала свой труд, но мысли ее были не с работой, а с Богом. Она просила о помощи, об охране, о Его присутствии и наставлении. Проснувшись, Елизавета прочла 17 Псалом, и всё время думала о словах, написанных там: "Возлюблю тебя, Господи, крепость моя! Господь – твердыня моя и прибежище мое, Избавитель мой, Бог мой, – скала моя; на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего и убежище мое. … С милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним – искренно, с чистым – чисто, а с лукавым – по лукавству его, ибо Ты людей, угнетенных спасаешь, а очи надменные унижаешь. … Бог! – Непорочен путь Его, чисто слово Господа; щит Он для всех, уповающих на Него." 6
«О, мой Господь, – молилась она, – я очень волнуюсь. О, утешь меня, Отче! Неужели мы впустили волка в овечьей шкуре? Неужели среди нас такие могут быть? Что будет дальше с нами? Что будет дальше? Я этого не знаю, но я знаю, что об этом ведаешь Ты. Ты не допустишь, чтобы без Твоей воли упал хоть один волос с наших голов. Вверяюсь Тебе! Веди нас по Твоему пути.
Об одном прошу. Укажи какова Твоя Воля на нас. Пускай тот, кто первым войдет в эти сени и принесёт с собой какую-либо весточку или слово, что бы это ни было, я приму как Твоё благоволение и последую ему. Я всецело доверяю Тебе.»
Прошло полчаса. Лиза окончила готовку.
Прошёл час. Она убралась на кухне и стала ждать. Юра проснулся, отведал Лизиной каши и вышел к бабушке. Солнце начало краснеть над горизонтом.
Возле дверей послышались шаги. Елизавета вскочила на ноги. Сердце застучало.
«Кто же это? Кто мне принесёт желанное? Марья Петровна? Роман? Сашенька? А может дядя Вася или Дуня?»
Дверь распахнулась и в сенях появился Леонид. Лиза побелела и свалилась на скамью.
«Неужели это он?»
Следом за ним вошла няня с Юрой.
– Мать, где все? Зови их всех сюда. И срочно.
Марья Петровна тут же выскочила на улицу и буквально через минуту здесь же, в сенях, очутились Роман и Сашка.
– Значит так,– начал Садовский, – объясняю один раз без переспросов. У меня секретное задание, с целью выполнения которого все мы уезжаем отсюда.
– На совсем? – удивился Саша.
Садовский строго и напряженно на него поглядел:
– Не известно.
– Ох, батюшки! – схватилась за сердце Марья Петровна.
– Прошу не перебивать, – повысив голос, продолжал командир. – Мы уезжаем на север. Как я сказал: это всё секретно, и дальше вас распространяться не должно.
Ещё: вас, как таковых, запомните, больше нет,– Леонид достал целую стопку бумаг и начал читать и объяснять. – С этого момента я- Тихон Иванович Беленкин. Простой деревенский мужик, хорошо послуживший нынешней власти. Продал свиней и корову, решил поехать со всей семьей к своим родственникам на север. Мая мать- Беленкина Марфа Павловна. Мой младший брат, в прошлом Мохов Роман, а сейчас- Беленкин Степан Иванович. Мой старший сын от первого брака, в прошлом Александр Мохов, теперь- Беленкин Вячеслав Тихонович. Потом в доме случился пожар. Моя первая жена, якобы погибла, и я женился второй раз. Моя нынешняя жена, раньше Елизавета Мохова, сейчас- Вера Родионовна Беленкина, в девичестве Углова. Во втором браке у меня родился сын- Юрий Тихонович,– Садовский окончил чтение новых паспортов. – Итак, имена и факты попрошу запомнить. Все документы прошлые и настоящие у меня, – тон командира становился всё напряженнее. – Что? Что? Что вы на меня так смотрите? Это всё чисто фор-маль-но. Документы действуют пока мы не придём к назначенному месту. Это моё задание, и я должен выполнить его с честью и достоинством. Не подведите меня, голубчики!
Моховы, между прочим, для вас это будет даже лучше. Вы сможете встретиться с родителями.
– Что это значит? – спросил Роман.
– А вот что. Когда мы доберемся из пункта А в пункт Б, у вас появиться уникальная возможность повидать своих, – Моховы переглянулись. – Ха! Не бойтесь, не в тюрьму я вас веду. Вы будете жить возле места работы ваших родителей. Они служат добрую службу и начальство ими очень довольно. Если бы вы пошли и просили бы за них, просили бы свободы, то они без промедления отпустили бы их домой, не смотря на оставшийся срок. Дело только за вами. Я, как человек кое-что сведущий в этом, не зря вам говорю.
Степан Иванович, – обратился он к Роману, – братец мой, ты согласен?
Роман ещё раз посмотрел на брата и сестру. На лице Саши был написан только неумолимый восторг. Елизавета же твердо и уверено кивнула.
– Согласен, брат, Тихон Иванович.
– Тогда мы собираем всё самое необходимое: одежду, еду, посуду. Возьмите и семена какие есть. Берите только то, что нужно. Мы уезжаем сегодня.
Сегодня вся деревня, – Садовский кашлянул в кулак, – в канторе, поэтому имеем привилегию быть незамеченными никем (что нам особенно важно), но всё равно идём тихо, оглядываясь.
Под лесом я оставил лошадь с телегой. На ней и поедем.
Сначала я беру что только могу и с Юрой иду туда. Через тридцать-сорок минут выходит с вещами Марфа Павловна. Опять через полчаса- Слава со своими пожитками. Потом Вера. Последним выйдет Степан.
– Простите, как на счёт…– хотела что-то сказать Лиза.
– Не переживай, – перебил ее Леонид,– партийные обеспечат здесь хорошее медобслуживание. Уж постараются.
– Сынок, а наше хозяйство. Как быть? – разволновалась Марья Петровна.
– Рано утром соседи всё равно узнают, что нас нет. Авось и приглядят, а может себе заберут, а может в колхоз пойдут. Не важно всё это. Главное нам отсюда выйти незамеченными, а дальше будь что будет.
– Ну, а если мы вернёмся? Тогда что?
– Думаю, мы там, мать с тобою хорошо обустроимся и вернёмся не скоро. Если все мы сделаем как надо, то будет у нас больше, чем было. Ясно? И, Моховы, запомните, вы помогаете мне, я помогаю вам. Вроде бы всё сказал… Вперед! Быстро и тихо!
Леониду Садовскому, а теперь Тихону Беленкину, хватило четверти часа, чтобы привести себя в истинный простомужицкий образ, собрать и нагромоздить на себя два добротных мешка со всяким добром, взять сына с его вещичками и ринуться в путь.
Все остальные, отойдя немного от шокирующих новостей, занимались своими сборами.
– Не знаю, правильно ли это всё? – в полголоса спросил Роман, помогая Лизе.
– Сегодня я молилась Богу, и просила открыть Его волю и планы на нас. Я сказала перед Ним, что ту весть, с которой придёт первый, кто войдёт в сени, буду считать посланием от Господа. И это был Леонид… Значит, такова Его воля, Роман.
– Если это ответ на твои молитвы, то да будет так.
– Как же быть с нашим собранием? – спросила Елизавета, взяв Библию в руки. – Сегодня сюда должны прийти…
– Лиза, стой,– сказал Роман и взял книгу у сестры. Он пристально посмотрел на неё и положил на стол. – Так будет лучше. Они придут и всё поймут, но веру не оставят. О нас, я уверен, Бог позаботится.
– Тогда, – Лиза подбежала к подоконнику, где лежал, как не тронутый, цветок цикория. Она взяла его, открыла Библию на пятой главе от Матфея и положила туда тот цветочек. – Теперь они точно всё поймут, – улыбнулась брату Елизавета.
Протекло около тридцати минут.
– Мне, почай, пора идти, – сказала Марья Петровна. На ее лице не было ни кровинки.– Так тяжело прощаться со всем так вдруг,– она поджала губы.– Я даже не представляю, как вы и батюшка с матушкой ваши с этим справилися. Эх-хах… Но если это хоть немного осчастливит моего сына и вас, что вы встретитесь с родителями вашими, то это ничего не стоит… Тогда, в путь,– выговорила няня.
Моховы молчали. В их памяти родилось много печальных воспоминаний, но, они, наконец, переродятся в нечто новое и радостное! Скоро дети увидят своих родителей, а родители- своих детей. Разве не чудо?
– Давайте мы вместе сначала помолимся Богу о нашей дороге и о том, что нас ждет, – сказал Роман.
Они все склонили колена.
На небе начало показываться очертание луны. Вечер был по-осеннему прохладный. Лес сохранял ещё прежнюю летнюю праздность и богатство, но ото всех кустов и деревьев веяло тоской и усталостью. На самой его опушке одиноко стояла телега. Судя по всему, она ожидала последнего своего пассажира. К ней ровным шагом приближался человек с грузом на плечах.
– Чисто? – спросил у него Садовский.
–Чисто, – ответил Роман.
– Садись, брат, – помог ему разгрузиться и сесть в телегу Леонид. Затем он взял вожжи. – Пошла!
Час спустя в дом Садовских, как и было оговорено, пришли дядя Вася с женой, Асей и маленькой Лизой, а также Дуня со своими детишками. К их удивлению, хозяев не оказалось. Дуня по соседской памяти нашла лампу и зажгла. Дом был пустынным.
Войдя в горницу с лампой, Василий Павлович заметил на столе Библию. Из-под толщи пожелтевших страниц выглядывали голубые лепестки. Дядя Вася раскрыл книгу на закладке. Оказалось, это было заветное и горячо ими любимое место в первом Евангелие.
– О, это же мой цветик! – узнала Ася. – Я его когда-то Лизе подарила. Почему же он здесь?
Василий Павлович ничего не ответил. Он снял свою фуражку и прижал ее к груди. Глаза его были неподвижны. Васильина старуха прижала сильнее Лизу к себе. Дуня опустила голову. В комнате повисла тяжелая тишина.
– Где бы они ни были, рука Божия будет над их головами, – произнес Василий Павлович. Он посмотрел на Асю, с нежностью поправляя ее волосы. Потом старик взял Библию и торжественно объявил: – Теперь идемте все к нам!
Дом Садовских долго без гостей не оставался. Прошло менее десяти минут, как сюда ворвались четыре бравых солдата во главе с Владимиром.
– Как? Где же они? – закричал изумленный Владимир, обнаружив кромешную темноту и ни души в избе.
– Ха! Ха! Ха! – рассмеялся один из его товарищей. – Вот так утеха!
– Дайте свет! – снова крикнул Володя.
– Ну, на, на! – включил другой фонарь.
– Не может быть!
– Что не может быть? Что тебя обхитрили, Володя? А? – подразнил первый.
– М-да. Хотел шумиху навести. Выслужиться. Ха! Ха! А не тут-то было! – добавил второй. – Невеста-то хитренькой оказалась. Надумал золотца подкопать. Шиш тебе!
– Ты точно знаешь, что там что-то было?
– Да, точно, точно! – дал кулаком по столу Владимир. – В завещании их деда, Андрея Мохова, дворянина здешнего, так было написано. Золото где-то есть. Кроме Моховых никто не знает.
– Это и черту понятно.
– А! И ты решил вывести на наследников компромат, чтобы всё тебе рассказали. Сначала войти к ним в доверие, а потом сыграть сцену наивного дурачка и спасителя, а потом засадить в тюрьму. Умно! Ха! Ха!
– Умно! Умно! – досадовал Владимир. – Наши всю усадьбу, весь их парк перерыли. Ничего не нашли. А тут всё было в моих руках! – он сжал кулаки. – Хотел бы я видеть ваши лица, когда бы я нашел золото. Бегали бы за мной как угорелые. Вот тогда бы я посмеялся.
– Да ладно тебе кипятиться! Накатают тебе и так должность. Расслабься.
Владимир ещё раз осветил и просмотрел каждый закоулок старой избушки, снова убеждаясь, что она пуста и не оставила ему ни одной зацепки.
– Может они ушли в гости куда-то,– предположил один солдат.
– Нет. Они должны были быть здесь, – резко ответил бывший управляющий. – Что-то здесь нечисто, – он снова оглядел комнатушку.
– Да ладно, завтра проверим.
– А невеста-то хоть красивая?
– Красивая, красивая, – нервно сказал Владимир.
– Оно-то и видно. Ха! Ха! Ох, и разволновался же ты, дружище! А она хоть согласиться за тебя? Может и не нужен ты ей вовсе? Может только зря ты весь этот концерт устраиваешь?
– Да куда она денется. В любом случае, у нее нет выбора. Или я или пропадай пропадом! Но меня это сильно не волнует. Не горю я сильным желанием родаться с ее папенькой, старым бурдюхом Моховым. Ох, как же он меня достал за все эти годы пахоты у них в мастерской! Меня сейчас вырвет!
– Ха! Ха! Ха! Ха! Какое живописное описание! – похвалили Владимира его товарищи здоровым смехом.
– Но, дружище, что-то я не пойму, ты хочешь жениться на хорошей девушке или получить хорошее наследство?
– Да, кто его поймет?!– взял ответ на себя другой молодой человек в форме, хлопнув Владимира по плечу. – Ты смотри только как в нем самом бороться святость и грех. Ха! Черт и ангел!
Басы снова рассмеялись.
– Нет, если жениться,– продолжил, на удивление весьма серьезно, первый,– то только по любви, а иначе никак. Это тебе, Володя, не поле перейти, это жизнь нужно прожить с человеком душа в душу. А без любви ничего не сплетешь. Нужно и мириться, и трудиться, и детей воспитывать вместе. Ты, Володя, зря ей голову не морочь, если у самого ещё в голове бардак. Женитьба- это дело ответственное.
Тем временем другие солдаты обрывали животы.
– Ух и насмешил! – вырвался, дожидаясь окончания этой моральной лекции, накопившийся хохот. – Да, ты прям праведник какой-то!
– Говорю из жизненного своего опыта. Ясно? – обиделся первый солдат. – Вот вы, желторотики, ни имеете ни одного уголочка теплого в этом свете, никому вы не нужны, никто о вас не вспоминает и не вспомнит никогда. А я имею дом с хозяйкой, и она меня ждёт, и я ей нужен. Вы не знаете этого счастья,– окончил он с мягкой улыбкой на лице.
– Да, ждёт- дожидается! Маловероятно, если честно,– снова подхватили преданные слуги родины.
– Моя ждет. Я уверен,– тихо ответил рассказчик и отошел в сторонку.
– Не, ну, ты это,– начали виновато его товарищи, осознавая, что были не правы,– не смотри на нас… Это мы просто так, поглумиться и только…
– Куда нам до тебя… Эх, как же ты прав… и как мы тебе завидуем…– закивали они головами и совсем утихомирились: уж не до смеха им было, но было лишь сожаление за свои умышленные и неумышленные поступки, мысли, слова. Вернуть бы да исправить. Но жизнь вспять не повернешь…
– Нет, ребята, я на вас не обижаюсь ни чуть,– ответил первый солдат, усевшись в темный угол на лавку. – Навели меня вы на тоску… Домой бы…
–Я бы папироску втянул сейчас, – предложил один из трёх товарищей, чтобы поддержать эту самую тоску.
– Любовь, нелюбовь! – не выдержав, вступил в диалог Владимир. Моральные нотации были ему совсем не по нутру. – Эти байки будете рассказать бабе Сяне на лавочке. Здесь действовать нужно, ковать, пока железо горячо,– он положил фонарь на стол и, заключив руки за затылком в замок, устало прохаживался по комнатушке.
– Кстати, на днях я видел в этих краях командира Садовского,– вдруг вставил слово четвертый солдат, который доселе никак не выделялся на общем фоне. Он стоял, припирая стену, и больше слывал за тихого и меткого наблюдателя, чем на соучастника. – Может быть он давно уже их упрятал, а вы ещё чего-то ищите?
– Да, что тут удивительного? – опёрся Володя о голый стол, повесив голову. Свет фонаря теперь тонко обрамлял складки на его напряжённом лбу, рисуя их намного больше, чем они были на самом деле. – Мать его здесь живёт.
– Судя по всему, он помешан на всем, что блестит, на хуже твоего, – заметил снова тот же солдат.
– Это же его ищет Пиров. Так? – уточнил другой служивый, исследуя полки, хранящие скудную кухонную утварь, пряности, закрутки. Он был в поисках съестного. Все эти думы о родном и близком возбудили в нем неумолимое чувство голода. Ему, конечно, повезло. Он нашел маленькую кадку с соленными огурцами и немедля расковырял крышку. Солдат для приличия предложил пару огурчиков своим соратникам, но те молчаливо отказались, и он, без угрызения совести, но только с досадой, что не нашлось для закуски хлебушка, громко ими захрустел.
– Так, погоди,– начал соображать Володя. – Садовский что-то начудил, его ищет генерал, и этот Садовский ещё был здесь, в деревне? – этот вопрос был риторическим. – Не все так уж и плохо,– Владимир выпрямился, его глаза осветились особенным, незнакомым огоньком. – Куда же интересно он мог направиться? … Тут явно что-то нечисто… Не могли все просто так куда-то исчезнуть… Мне кажется, Пиров обрадуется этим новостям.
– Эй-эй! Погоди, товарищ,– с опаской остановили его соратники. – У тебя что, температура поднялась?
– Оставь ты это гиблое дело. Что тебе с него будет? Ты не разбогатеешь. Даже не мечтай. Вот найдешь золото, а государство его конфискует. Больше чем бляшки на грудь и бумажки с благодарностью не рассчитывай. Такая система. И стоит только из-за этого потеть? Не думаю. Так что лучше выброси-ка это из головы.
Выражение лица Володи ничуть не изменилось, но, наоборот, стало ещё страшнее. Он молчал, никого не слушал и усердно кашеварил в своем котелке какое-то неведомое месиво. Друзья его испугались не на шутку. Таким они Владимира ещё никогда не видели. До сих пор они воспринимали это похождение не более чем забаву, но, как оказалось, их Володька совсем не шутил. Нужно было срочно что-то предпринять.
– Предлагаю всем вернуться,– осмелился один из них, сохраняя бодрый дух. – Там как раз собрание заканчивается, танцы будут, девочки.
– Точно! Надоело мне здесь торчать, пылиться только,– поддержал его другой, направляясь к выходу.
– О, идём! Идем! Володю прихватите, а то он совсем закручинился! Ха! Ха! Ха!