Отец закончил. Тишина в комнате установилась на долго: каждый размышлял об услышанном.
– Меня тронуло то,– сказала Наталья Михайловна, – с какой любовью, терпением и заботой апостол Павел относится к Ефескому собранию. Его слова, вдохновленные Богом, были очень важны для тех людей и, хотя прошло много лет, они не утратили своей актуальности и в наши дни. Каждая строка- это обращение к нам самого Господа… Марья Петровна, что с вами? – испугалась Наталия, заметив, как няня с покрасневшими глазами нашла в переднике платок и начала вытереть слезы.
– Тут так … так написано… я не сдержалась, простите… «мы Его творение и созданы на добрые дела» … Созданы! … мы созданы на добрые дела… Я никогда такого не слышала. Верите? … Никогда…
– Это Библия, -пытался успокоить ее Федр Николаевич, – это Слова Бога, а не человека, поэтому они касаются самих глубин нашей души.
– Да…– закивала головой Марья Петровна, стараясь успокоиться и насухо протереть глаза.
– Папа, – спросил через некоторое время Сашка, – а что такое «брань»?
– «Брань» – это борьба, война.
– А как мы можем воевать, папа, ведь ты нас не учишь?
– Нас учит этому Библия, сынок. Воевать нам нужно со злом в этом мире.
– У меня нет оружия, а вот у дяди Васи есть. Он охраняет и на охоту ходит. Когда у нас в деревне были солдаты, они все с ружьями ходили. Они умеют воевать. Как же я буду это делать?
– Запомни, Саша, мы сражаемся ни с помощью оружия, а с помощью веры и Слова Бога. Об этом здесь написано, – объяснял отец.
– А-а-а… Разве это нам поможет?
– Конечно, поможет!
– Это самое сильное оружие,– добавила мать.
– И что же, я могу им уже пользоваться?
– Да, с помощью Бога, ты можешь побеждать, каким бы ни был твой враг.
– Я вспомнил! – воскликнул Саша. – Это как Давид воевал с огромным Голиафом. Да?
– Да, Сашенька, именно так. Давид не воевал в доспехах, с мечом или копьем. Единственное что у него было- это твердая вера.
Теперь мальчик удовлетворил свое любопытство и, откинувшись на спинку дивана, мечтательно глядел в потолок, наверняка, представляя себя в этом «всеоружии» против великана.
– Елизавета, что ты так задумалась? – спросил Федр Мохов у дочери.
– Я услышала удивительные слова. Именно над ними я и думаю.
– Что же это?
– Было прочитано, что, познавши Христа, нам следует оставить прошлый образ жизни, все прошлое оставить, и принять образ нового человека. Я понимаю, что раскаяние приводит чудеса в жизни каждого. Но мне не до конца понятно, возможно ли так измениться в корне. Может ли это сделать человек? По силам ли эта задача ему?
– Это по силам Богу и Иисусу Христу, Лиза. Когда они поселяются в сердце, там просто нет места для неправды или коварства, – ответил отец. – Ты еще пока этого не замечала в жизни людей, но, когда ты будешь с ними говорить о Господе, о Его любви к нам, когда ты сможешь показать Бога в себе нуждающимся, а, особенно, к больным, о которых ты будешь заботиться, то обязательно заметишь, как Рука Нашего Небесного Отца работает с ними, и как зерно, которое ты насадила, будет прорастать.
– О, это будет прекрасно! Я буду надеяться, что Бог мне поможет, и я стану достойным Его служителем, Его сеятелем.
– Тут также было сказано, что ноги наши нужно обуть в готовность благовествовать мир,– добавил Роман.
– Это одна из наших целей,– отметил Федр Мохов. – По милости Бога, я могу говорить и говорю об этом с моими работниками, заказчиками. Но слова не являются самым главным. На много важнее наши поступки. Дела говорят красноречивее слов. Не так ли? Помните, мы читали послание Иакова? Там апостол пишет: “Вера без дел мертва". Я веду это к тому, что не только в наших словах, но и в наших делах люди смогли увидеть свет Божий. Это наша проповедь. Это наша цель на всю жизнь и на каждый день.
– Именно поэтому я присоединилась к вам, – ответила с улыбкой Марья Петровна.
– И я… тоже, – вдруг произнес Василий Павлович, до сих пор не обронивший ни слова. Это признание стало настоящей наградой для Моховых.
Беседа продолжалась еще около получаса. Затем был спет псалом и Роман помолился в завершении собрания.
– А я стишок выучил,– похвастался Сашка.
– Прочти нам его,– попросила мама.
Саша встал на ноги и, потупив взгляд, по-своему, по-детски начал. Читал он стих с особым чувством. Было видно: он старается. Его аудитория пребывала в полном внимании: ведь и мысли не могло появиться, чтобы не слушать такого мальчика.
– Когда…– Сашка вдруг остановился и сморщил лоб. Он призабыл слова…
– Студеный ключ, – подсказал папа.
– Когда студеный ключ, – исправился Сашка и быстренько начал читать на память дальше,– играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, -
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога. – Саша сел.
–О, спасибо, Сашенька! – сказала няня.
–Очень красиво!
– Молодец, сынок! – поцеловала его головку Наталия Михайловна.
–И в небесах я вижу Бога! – подчеркнул в заключении отец. – Как важно нам научиться всегда и везде видеть Бога… Я очень рад, Василий Павлович, что вы пришли,– признался Федр Мохов, обращаясь к сторожу. – Надеюсь, что вы и в дальнейшем будете у нас частым гостем.
– Хорошо тут у вас, батюшка! Душевно, – сказал дядя Вася, поднимаясь со стула. Он немного поперхнулся, и спросил: – А можно я… и старуху свою буду приводить?
– Конечно!
– Конечно. Мы будем только рады,– ответила Наталия Михайловна.
– Спасибо, – дядя Вася натянул свою фуражку и ушел домой.
– Наверное, нам пора готовиться ко сну,– предложил глава семейства. – Радуюсь, что у нас прошло такое собрание. Дети мои,– Лиза, Рома и Саша внимательно посмотрели на отца, – мы с матерью от всей души желаем, чтобы каждое слово Библии глубоко укоренилось в ваших сердцах. Самым сокровенным желанием для нас является то, чтобы вы ходили перед Богом в вере и истине.
– Я обещаю! – крикнул Сашка.
– Мы будем стараться, чтобы все слова и научения слагались в сердцах наших, а повиновение Богу и исполнение Его Воли, мы будем считать главным стремлением, – ответила Лиза. – Мы весьма ценим ваши старания, отец и мать.
– То, что вы в нас прививаете, будет сопутствовать нам всю жизнь, – заверил Роман.
– Я благодарю Бога, что слышу от вас такие слова,– признался растроганный Федр Николаевич. Мать и няня испытывали это чувство не менее сильно. – Они, как елей для души. Я счастлив! … Теперь я могу вас спокойно отпустить отдыхать. Спокойной ночи!
– Папенька, а ты не идешь ещё спать? – поинтересовался Сашка, проводя взглядом отца.
– Нет пока. Мне нужно поработать в библиотеке, а ты иди и отдыхай. Завтра мне тоже необходима твоя помощь.
– Хорошо, папенька! Я иду, – тут же согласился мальчик и, поднимаясь в свою комнату, пожелал: – Спокойной ночи всем! Спокойной ночи, папа и мама! Спокойной ночи, Лизонька! Спокойной ночи, Рома! Спокойной ночи, няня!
– Спокойной ночи, Саша! – пожелали ему все по очереди.
– Сашенька, я скоро к тебе подойду, – сказала мама.
– Хорошо, маменька, – зевнул Саша.
– Мы с Лизой тоже пойдём, -объявил Роман.
– Доброй ночи,– попрощалась Лиза.
– Доброй, мои дорогие, – ответила Наталья Михайловна. К ее пожеланию присоединилась и няня. – Марья Петровна, я не буду вас задерживать, – обратилась к ней Мохова. – Вы уже всё выполнили. Я вас отпускаю. Можете идти домой, но прошу вас взять и то, о чем я просила вас утром.
– Конечно, Наталья Михайловна.
Они поднялись в спальню. Наталья Мохова вытянула из шкафа большой узел.
–Надеюсь, это вам не причинит неудобств? …
– Что вы? Нет. Я с радостью вам помогу.
– Не трудно ли будет взять ещё сгущенки? Я знаю, что ее осталось целый кувшин. Деткам Дуни будет только в потеху!
– У вас доброе сердце. Я сделаю всё, что вы только ни попросите,– Марья Петровна взяла узел. – До завтра, матушка!
– До завтра, Марья Петровна!
Няня ушла, выполнив просьбу.
Наталья Михайловна уложила Сашу.
Вся усадьба отдыхала.
II
-О, мама, неужели это правда!?– с восторгом воскликнула Лиза. – Это правда?! О, как я счастлива, мама! – обняла она Наталию Мохову.
– Да, правда, -ответила та не без улыбки. – Но только это наш маленький секрет.
– Как же можно молчать об этом? В нашем доме скоро появится малыш, и об этой радости нужно молчать?!
– Это будет не так скоро, Лиза. Я тебе об этом сообщила в надежде, что на тебя можно положиться.
– О, мама, – смирилась Елизавета, – я все понимаю… Я тебя вчера спрашивала, – вспомнила девушка, – что случилось, о разговоре с отцом. Ты сказала: «Всё в порядке» … – с лаской и упреком подметила она. – Ах!
– Что ж, теперь, – рассмеялась мама,– ты всё знаешь.
– Я сейчас же принесу тебе яблок и винограда, – спохватилась девушка. – Когда ты захочешь, мы можем гулять. Может ты устала и тебе следует отдохнуть?
– Доченька, я признательна за твою заботу, но пока что мне этого не нужно. Я чувствую себя превосходно, – уверяла Наталья Михайловна.
– Лиза! Ли-за! – оборвал их разговор Саша, который поднялся на второй этаж в поисках сестры.
– Я у мамы, в спальне,– отозвалась она.
Сашка мгновенно оказался в комнате:
– Лиза, идём со мной, – просил он. – Мама, мне Лиза очень нужна.
– Конечно, я ее отпускаю, – ответила Наталья. – Лизонька, иди.
Девушка со вздохом сожаления что покидает мать, подчинилась ее словам. Мальчик мышонком юркнул за дверь, а потом по лестнице и коридору. Очутившись на улице, он спрятался за большим деревом и поманил туда сестру. Та еле поспевала за ним.
– Что случилось, Саша? – запыхавшись, спросила она.
– Тш-ш…-ш! – погрозил ей братец и огляделся вокруг. Обнаружив, что ни души поблизости нет, он, наконец, решился:
– Большой секрет! – выпалил он шепотом.
Лиза удивилась.
– Папа мне сказал, – продолжал он,– чтобы я об этом никому не говорил. Это наша тайна. И ты никому не говори! Папа сказал, что у меня скоро будет братик или сестричка! Представляешь, Лиза?
Девушка выражала немой восторг.
– А значит, Лиза, и у… у тебя тоже! Понимаешь?
Сестра радостно закивала головой.
– Мы с папой решили сделать для мамы и для братика или сестрички подарок! Мы будем делать, ну… такое… такое, где он будет спать, где мама ему будет петь песни…
– Колыбель? – уточнила Лиза.
– Да! Колыбель! – вспомнил мальчик.
– О, как я рада, Сашенька! – схватила и покружила его сестра.
– Только ты никому не говори, – остановившись, настаивал Сашка. – Даже маме и няне!
– Никому не скажу, – пообещала Лиза серьезным тоном.
– Хорошо. Тогда я иду обратно к папе.
– Ты куда? – спросила девушка.
– В мастерскую.
– Ты прибежал сюда только, чтобы мне об этом сказать?
– Да, Лизонька! Я сказал. Я побёг!
Лиза помахала ему вслед рукой.
«Маленький чудачек! – подумала она про себя, восхищаюсь такой искренностью и нежностью. – Ох! И почему в нашем доме завелось столько секретов?»
Следующая неделя ознаменовалась некоторыми обновками в доме Моховых. Над камином в гостиной красовался семейный портрет, выполненный Наталией. Следует отдать ему должное: получился он великолепным. На холсте было изображено счастливое и дружное семейство. Ни одна черта лица или фигуры не была упущена, как и, наверное, ни одна черта их натуры, которую можно было прочувствовать, глядя на этот труд.
В эту же гостиную Федр Николаевич с Романом занесли искусно выполненную колыбель. С этих самих пор Наталья Михайловна не могла пройти мимо комнаты, не заглянув в неё и не притронувшись к прекрасной работе своих сыновей и мужа. Она радостно вздыхала в ожидании чуда и от той заботы, которой окружали ее родные.
Но вскоре всё переменилось…
– Василий Павлович! – закричал на весь дом Федр Мохов, выбегая из спальни.
– Что стряслось, б..б..батюшка? – вскарабкался по лестнице старый сторож. Он минуту назад пошёл на кухню поужинать, поэтому на его губах ещё были крошки в папахах съеденного ломтя хлеба.
– Быстрее! – приказал он. – Запрягайте лошадей! Знаете, где живет Лидия Ивановна?
– Да,– в растерянности ответил тот.
– Мы сейчас поедем к ней. Быстро!
Сторож выбежал на улицу.
– Папа, что случилось? – бросились к нему дети.
– С мамой что-то не так. Лиза, поднимайся к ней! Рома, беги, найди няню, пускай она поможет! Саша будь в гостиной и всегда на чеку! Я поеду за доктором.
Все поспешили по наказу отца.
Через пятнадцать долгих минут в дом ворвался глава семейства, сопровождая врача.
– Вот…Вот сюда, пожалуйста,– показывал он дорогу. – Понимаете, с утра всё было хорошо… Я просто ума не приложу, что могло случиться… Пожалуйста, сюда!
Они вошли в спальню. Дверь закрылась. Няня давно уже была там. Роман дежурил у двери, если вдруг нужна будет его помощь. Лиза и няня то и делали, что бегали туда-сюда, принося воду, полотенца, чистые простыни. С каждой минутой возрастали беспокойство и суета.
На больших маятниковых часах монотонно пробило пять часов утра. У этих часов стояло кресло с подушками, на котором сладко спал белокурый мальчик. Разговор отца и доктора, которые спускались по лестнице нарушил его тихий сон. Спросонья ему нужно было время, чтобы вспомнить почему он здесь, а папа там, да ещё и с кем-то разговаривает.
– Скажите, ей станет легче?
– Да, она поправиться.
– Слава Богу!
– Я оставила листок с рекомендациями на тумбе и всё объяснила Лизе. Она справится. Через день я навещу вас.
– Спасибо, вам! Вот, возьмите. Вы трудились с нами.
– Нет, я не могу этого принять…
– Это не зарплата, это благодарность. Ведь вы были с нами всю ночь.
– В таком случае, благодарю. Надеюсь, что всё разрешиться лучшим образом.
– Василий Павлович сейчас вас отвезет. Вы не будете возражать, если я вас провожу только до дорожек?
– Нет. Я все понимаю. Вы сейчас нужны жене и детям.
По стуку дверей Сашка понял, что они вышли. Через минуту он снова слышал тяжелые отцовские шаги. Они поднимались на второй этаж. Мальчик всё ещё сидел один. В гостиную вошла Лиза. Она выглядела уставшей и удрученной.
– Саша,– удивилась сестра, – ты был здесь всю ночь?
– Да, но я только что проснулся. А что с мамой?
– Всё будет хорошо… Всё будет хорошо…
Сюда вошёл и Роман. Было видно, что и он не спал.
– Давайте помолимся, – предложил он.
Они подошли поближе друг к другу и склонили головы.
– Отец, – начал Роман, – мы сейчас очень нуждаемся в Тебе. Мы терпим боль и страдания. Помоги через всё пройти. Подкрепи родителей. Прошу, не оставляй нас. Аминь.
– Аминь.
Роман и Лиза присели возле Сашки. Лиза, обнявши братца, обессиленно оглядела комнату, в которой они находились. Ее утомленный взгляд скользнул по часам, по диванам, креслам, камину, их портрету, окнам, в которые спешил заглянуть первый луч солнца, по шкафам и стульям, и остановился на колыбели.
– Роман, когда придёт дядя Вася, – сказала она, не сводя с неё глаз, – возьмите ее и вынесите в кладовую, в самый угол. – Едва ли она закончила, как за парадными дверьми послышался шум. – Это, наверное, он. Иди.
Рома вышел. Не прошло и двух минут, как дверь в гостиную распахнулись и сюда молча вошли Василий Павлович и старший Мохов, и вынесли деревянное изделие.
– Лиза, а почему они ее выносят? – спросил Саша.
– Так будет лучше, Сашенька…– тяжело вздохнула девушка. – Так будет лучше…
Наступил сентябрь, первый месяц золотого и тревожного времени года. Первые деньки еще никак не выдавали смены природного настроения: смятения и умиротворенность, щедрость и розга ожидались впереди. А пока люди занимали свои умы совсем другими суждениями.
Во дворе знакомой нам усадьбы стояла повозка. Василий Павлович погружал туда чемоданы, узелки и бумаги.
На порог вышла вся семья Моховых. Они провожали Романа в Москву. У студента закончились каникулы, и он возвращается в университет.
– Прощай, Рома! – первой нему подошла Лиза и обняла его. Она была освещена милой улыбкой, а волнистые волосы оплели ее голову и шею так, что девушка, казалось, дышала свежестью. Ростом сестра была ниже на две головы, поэтому, чтобы обнять Романа, ей пришлось стать на цыпочки. – Будь тверд и мужествен,– кротко прошептала она ему на плече.
Тут же к ним подбежал Сашка и обнял их вместе:
– Приезжай быстрее обратно! И купи мне тетради. Я тоже буду учиться как ты.
Затем Роман подошёл к матери. Она было ещё бледна и слаба. По рекомендациям врача, Елизавета ее лечила. Лидия Ивановна проведывала женщину. Нельзя было не заметить улучшений: она уже понемногу выходила на улицу, улыбалась и подбадривала всех.
– Мне очень жаль, что я покидаю тебя в этот час…– признался старший сын. – Буду молиться за вас…
– Сыночек, – оборвала его Наталия Михайловна, прильнув к сыновьей груди. – Езжай с Богом и ни о чем не беспокойся. Нас ведет Пастырь. Все что ни происходит, происходит под Его контролем и по Его воле,– она выпустила сына из объятий и, держа его за руки, смотрела на него, как будто пытаясь запомнить каждый штрих. Измученные глаза умоляюще бегали по лицу сына и как будто кричали: «Останься, не уезжай!» Но матери нужно было возобладать над собой. Сознание напомнило ей, что и это идет на благо. Печальные мысли убежали прочь и, облегченно просияв, Наталья Михайловна, ласково прикоснулась к щеке первенца. Наконец, она и вовсе не задерживала Романа. Он подошел к отцу.
– Пусть Господь будет с тобой, сын,– пожал Федр Николаевич сыновью руку и похлопал его по плечу. Отец и сын. Они долго ещё находились в таком положении, глядя друг другу в глаза. Это было больше, чем какие-либо слова и красноречивые пожелания.
– Всё готово! – подойдя, сообщил дядя Вася. Отец кивнул ему в знак понимания, и сторож вернулся к лошадям, усевшись на козлы.
– Ступай …– отпустил сына Федр Мохов.
Роман спустился на одну ступеньку, оглядывая каждого. Вскоре он развернулся. Сцены расставания были ему особенно тяжелы. Он должен покинуть их на год (на период обучения и работы по профессии) и только письма и молитвы будут его связывать с родным кровом через тысячи верст. Старший Мохов рывком пошел к повозке и сел.
– Но! – приказал лошадям Василий Павлович, и те покорно начали свой шаг.
– Погодите! – закричала Марья Петровна, выбегая из дома. – Ромочка, подожди!
– Что там ещё? – остановил лошадей дядя Вася, немного негодуя.
– Да подождите! …– женщина, переводя дыхание, очутилась у повозки. – Рома, так пирожочки! Ты забыл? Я только что из печи вынула. Вот, держи,– протянула она небольшую корзинку, укутанную полотенцем, в салон.
– Няня, – сказал тронутый юноша, принимая корзинку, – спасибо вам! – он взял ее руку. – Прощайте. Мне вас будет не хватать,– он тут же выглянул из повозки и, обращаясь к своей семье, всё также стоявшей на лестнице, крикнул: – Прощайте! – и помахал рукой. Все Моховы ответили ему такими же взмахами и улыбками.
– Едем, Василий Павлович, – приказал Роман, усевшись обратно.
Дядя Вася снова дернул вожжи. Повозка тронулась и вскоре исчезла за воротами.
III
Первые две недели сентября почти не отличались от августа. Правда, молчаливое переливание из одного сезона в другой ознаменовалось волной бешенных, крикливых переворотов. В СССР началась новая реформа, жестокая и кровавая.
К семи часам утра, к воротам усадьбы Моховых подъехал грузовик и несколько повозок. Из кузова грузовика выскочила пара ретивых солдат. Они с легкостью вскарабкались и перебрались через забор. Оказавшись во дворе, раскрыли ворота и впустили всю эту процессию внутрь.
– Эй-э-э! – начал было останавливать их Василий Павлович, выбежавший из кладовой. – Вы куда это? Кто вам позволил?
– Уймись, старик! – оттолкнул его один из солдат. – Делом занимаемся. Ради твоего же блага!
– Да оставь ты старикашку! – надсмеялся другой. – Дурной ведь! Не поймет.
– Ты, товарищ, служишь Советскому союзу? Или как? – присоединился к ним третий.
– Чего? – не понял дядя Вася.
– Ну, что же я вам говорил? – отметил снова второй. – Э-э-й! Рябяты! Айда сюда, старика непросвещенного просвещать! – крикнул он остальным солдатам, которые слизали с грузовика. Никто из них не был прочь поучаствовать в этом, поэтому все отправились на товарищеский призыв. Там вскоре собралась немалая компания. Найти что-то в глубинке интересное для молодых ребят, пышущих здоровьем, гордостью и энергией, было не так-то просто. Они ловились за любую физиономию, лишь бы та потешила их глотки хохотом. Нельзя сказать, что парни были в этом виноваты. Такова была ситуация, такова была история, такова была жизнь.
– Развлекаться вы будете после! – холодным властным голосом сказал им командир. В мгновение подстрекательское настроение служивых улетучилось, как и не бывало. Они и не заметили, как вышел из кабины и как смотрел им в спины их начальник. – Во имя Советского союза, во имя Вождя народов, во имя простых людей мы пришли сюда. Вы забыли?!
– Так, мы так, ради забавы, – попытался виновато отшутиться затейник.
Эти слова как будто не долетели до командира.
– За дело! – тем же тоном приказал он, и всё семнадцать солдат ринулись в дом. Оставленный ими дядя Вася, наконец, смог разглядеть этого командира.
Высокий, широкоплечий, на своих ногах он стоял твердо, гордо. Одет он был, как полагается, по-военному четко и строго. Каждая пуговица и пряжка на нем блестели. На плечи был натянут кожаный плащ, на ногах кожаные высокие сапоги, на голове- черная кожаная фуражка. Широкое лицо, прямой нос, леденяще серые глаза и русые волосы. Лет ему не дать и тридцати двух. Обомлевши, Василий Павлович протянул к нему трясущиеся руки:
– Ленька, ты что ль?
Но и эти слова не были услышаны командиром. Он резко выполнил «кругом» и вошел вслед за солдатами.
В доме происходил полный переполох. Солдаты перекапывали каждый уголок.
– Угомонитесь! – приказал командир. – Соберите пять ящиков и погрузите! Остальное- потом!
– Так точно! – отозвались послушные солдаты.
Начальник вошёл в гостиную. Здесь творится такой же бардак. Стулья и стол перевернуты, шторы передернуты, содержимое шкафов вывернуто на изнанку. То, что считалось ценностью, передавалось из поколения в поколение, хранило в себе память предков и их наставления, то, что собирались и устраивалось много лет многими руками, в мгновение превратилось в ничто, и это было необратимо.
– Иванов! – позвал командир
К нему тут же подбежал, раболепствуя, курчавый молодец.
– Слушаю, Леонид Петрович!
– Я приказал собрать пять ящиков дорогих вещей.
– Так точно, Леонид Петрович!
– Три из них будут наполнены хрусталем из этих сервантов, а два других- фарфором отсюда, – указал он солдату на ещё уцелевшие предметы в гостиной. – А как быть с остальным я потом распоряжусь.
– Так точно! – выкрикнул Иванов, отдавая честь.
– Наберете ящики и отвезете в прокуратуру. Пусть решают, как это можно применить во благо Родины.
– Так точно!
– Выполняй!
– Так точно! – пустился во все Иванов.
Сюда же в гостиную привели, скрутив руки, Федора Николаевича и Наталию Михайловну. Мохов держался, но супруга его не скрывала потрясение от происходящего. С сбитой укладкой и с запухшими глазами она еле слышно протестовала:
– Что вы делаете? Зачем?
Солдаты с заключенными остановились перед командиром.
Федр Мохов поравнялся с ним глазами:
– Леонид? – удивился он.
– Да,– язвительно и самодовольно признался командир, смирив холодным взглядом хозяев усадьбы.
– Ты? … Как? – коротко спросил ошеломленный Мохов.
– Ха- ха- ха! Что, не ожидал меня здесь видеть?
– Нет, ожидал, но не ожидал предательства, – сухо ответил Федр Николаевич, также глядя ему прямо в глаза.
– Папа! Мама! – забежал в гостиную, вернувшийся из парка Сашка. Увидев, что здесь творится, он испугался, вытаращил глазенки и отшагнул назад.
– Сашенька! – пытаясь сдержать слёзы, позвала мать. Мальчик прибежал и обнял за ноги маму. – Сашенька! – затряслась она вся. О, как бы хотелось ей обнять своего сынишку, прижать к сердцу и успокоить его. – Всё будет хорошо. Слышишь?
– Разрешите доложить? – появился в дверях еще один солдат.
– Разрешаю,– ответил командир.
– В результате обыска найдена любопытная вещица для дополнения к делу Мохова.
– Что же?
Солдат подошел к своему начальнику и протянул Библию.
– Да, действительно, любопытная, – согласился Леонид Петрович, принимая книгу. Он внимательно осмотрел находку. Оценивая ее, лицо командира медленно расплывалось в предчувствии возмездия. – Я доволен твоей работой. Вольно!
Солдат вернулся к своим делам.
– Ну, что, Мохов? Балуешься и антисоветской литературой? – подстрекал довольный командир. – Ты не только грабишь народ, но и портишь его. Разве нет?
– Нет, я с тобой решительно не согласен,– ни жилка не дернулась на Федоре Моховом. Он знал на чьей стороне правда. И знал на Чьей стороне он сам.
– Ты, может быть, и не согласен, а вот закон точно согласует все, – вымерял Леонид ровным шагом гостиную.
– Согласовать всё может только закон Божий, а не законы человеческие.
– Да, что ты? И он действительно работает? – сморщил командир широкий лоб.
– Да. Всегда.
– И даже сейчас, когда тебя лишают на твоих же глазах всего твоего имущества, твоего труда, твоей семьи, твоей жизни? – развернулся военный к Мохову на каблуках.
– Ты не сможешь ничего такого сделать, если на то нет Божией Воли.
Леонид Петрович, затянув руки за спину и вздернув подбородок, посмотрел на противника исподлобья. Ему нужно было что-то ответить. Слишком много гнева было внутри. Нельзя выпускать всё и сразу. Куда больше наслаждения получится от пошагового наступления. Однако же, спас ситуацию поднятый внезапно шум.
– О, опять наш старик! – послышались возгласы солдат в прихожей.
– Эй! Куда тебе? – пытался его задержать один из них, но дядя Вася уже очутился в гостиной.
– Отпусти его! – приказал служивому Леонид, отвлеченный от разговора. Тот отпустил старика. – Чего тебе?
– Если вы сюда пришли во благо народу, – дрожащим голосом произнес Василий Павлович, переминая в руках свою поношенную фуражку, – тогда оставьте эту семью в покое!
– Интересно, почему? – насмешливо сверкнул глазами командир.
– Потому что они всегда помогают простому народу, такому как я. Они никого не грабят, они честно работают…
– Дед! …– хотел рывком прервать его Леонид.
– Ленька, ведь я тебя сразу узнал! Это же я, – признался сторож и прижал фуражку к худой груди,– дядя Вася. Не уж-то не узнаешь?
Начальник побледнел в лице и рявкнул:
– Не твоё дело! Не мешай! Проваливай!
– Василий Павлович, – наконец, вмешался Мохов. Голос его был как всегда спокойным и бархатным, – идите домой. Не переживайте за нас.
– Да, как же…– робко запротестовал дядя Вася.
– Идите домой. На всё это воля Божия,-настаивал хозяин усадьбы. – У вас есть семья, у вас есть о чём позаботится и о чем переживать. Идите. Благодарю за преданность.
Василий Павлович с жалостью посмотрел на Моховых, на Сашку. За годы службы у этой семьи он проникся к ним любовью и верностью. Дядя Вася сделал всё, что он, простой мужик, мог. Сторож, не сводя глаз со своих хозяев, медленно попятился назад и вышел.
– Так на чем мы с вами остановились, Мохов? – вернулся к оборванному разговору и важному покачиванию по комнате Леонид. – Ах, да! На законе. Знаешь ли, что основной причиной твоего ареста, помимо Библии, является грабеж? Да, именно грабеж у своего же народа, у своих соотечественников. Это даже нарушение и Божиих законов. Так, Мохов?
– Моя совесть перед Богом и людьми чиста,– твердо ответил Федр.
– С тобой всё ясно! – отрезал командир, снова очутившись перед Моховым. От злости он дрожал. Подойдя вплотную, Леонид прокипяченный до корней волос, проговорил издевательским полушёпотом: – Твоё дело я оформлю в лучшем виде, можешь не беспокоиться!
Елизавета Мохова возвращалась от Лидии Ивановны. Сегодня она девушке показывала лечебные травы, рассказывала где и когда их собирать, как сушить, хранить и применять для лечения. Всё утро они провели в лесу и в лугах. Лиза собрала целую корзину полезных растений: цикорий, тысячелистник, кизил, облепиха, ромашка, корни одуванчика и иван-чая.
По хорошо знакомым улочкам деревни она с приподнятым настроением шла домой. Солнце светило ясно и день обещал быть тёплым. Их усадьба находилась немного поодаль от села, поэтому прогулка не собиралась быть короткой.
При выходе из деревни, у крайней избушки собрались, как обычно, несколько баб поболтать о том, о сем, да и за одно промыть какому-то несчастному косточки.
– О, гляньте-ка, бабоньки, кто идет? – бесцеремонно выкрикнула одна из них, заметив приближающуюся Елизавету. – Паниха! Ба-рыня! – язвительно подчеркнула она, не стесняйтесь, что ее услышат.
Лиза с непониманием и изумлением на лице остановилась. Никогда прежде она не слышала от этих людей ничего подобного. Все всегда с ней приветливо здоровались, да ещё и спрашивали любезно, как день прошёл или куда направляется, а тут…
– Ну, чего вытаращилась? А? Али больно зажирела на барских харчах?
– Да постыдись ты,– пыталась утихомирить ее другая.
– А чего стыдиться? Не правда что-ль? Кто-то пашет, света Божьего не видит и ни копья за душой не имеет, а кто-то палец о палец не ударит, а живет-то на широку ногу! А, Лизавета?!
– Я… не понимаю, – призналась ошеломленная девушка.
– А чего понимать-то? Скоро у вас ни кола, ни двора не останется, -не без удовольствия сказала женщина. – Ты б домой поспешила, хоть бы чарку за пазухой унесла! Ха-ха!
Лиза тут же побежала.
– О, ка бежит! Ка бежит! Ха-ха!
«Господи! Не оставь! Господи!» – бежав, молилась она. Что же могло стрястись за время её отсутствия? О чем говорят эти женщины? Что ожидает ее дома? Не добежав до ворот, она оцепенела. Во дворе её дома стоял грузовик и повозки. Солдаты тащили из дому какую-то поклажу. Что это? Мохова остановилась, чтобы найти этому всему хоть какое-то логическое объяснение и понять, что ждет ее дальше. Самостоятельно найти ответы она не смогла, поэтому, проглотив подступающий ком в горле, Лиза поспешила вперед.
Через двор, минуя всех служивых, в гостиную вбежала девушка с брошенным на плечи платком, растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками. Она остолбенела в дверях комнаты. Что это? Что это? От всего увиденного Елизавета растерялась и выронила свою корзинку. По полу рассыпались листья, ягоды, корни, распространяя едва заметный терпкий запах.
– Папа! Мама! – сразу бросилась к родителям Лиза.
– Остановите ее! – приказал командир, стоявший в другом конце комнаты. Один из солдат схватил Лизу за руку и отвел в сторону. Ослабшая из-за сильного бега и шока, она не могла бороться и попятилась назад. Дыхание ее было громким, неритмичным. Со взглядом загнанного зверька, она посмотрела на того человека, который командовал этой сваей, который привел в ее дом столько страданий. Ее выражение лица задавало немые вопросы: «Зачем?», «За что?».