Ода на рассвете

XIII

В тайгу пришла весна. Многотонные сугробы начали сходить, давая волю хрупким, нежным травинкам. Лиза собрала почерневшие листья прошлогоднего бадана, копившего лечебные силы всю зиму. Это совершенно восстановило Садовского.

Девушка смогла найти в себе сил и уединенно поговорить с Романом об исповеди Леонида. Мохов выслушал сестру и сказал только одно:

– На Бога уповаю, не боюсь; что сделает мне человек?³⁵

Как красиво пробуждается природа! Всему дана новая жизнь, и каждое творение стремиться как можно крепче схватить эту возможность и жить! Жить, несмотря ни на что, по новой и радостно!

Вечером, как обычно, проводилось собрание. Леонид Петрович, хоть и пассивным, но всё же был его участником.

За дверью внезапно зашумело. Все насторожились. Садовский взял ружьё и осторожно подошёл ближе. Шум пропал. Бывший командир рывком открыл дверь, приготовившись к стрельбе, ожидая увидеть медведя или росомаху. Ожидания не оправдались. На улице было темно, прохладно и тихо. Накрапывал дождь. На пороге оказался сверток. Он извивался и мяукал. Садовский огляделся и заметил в дали моргнувшую между деревьев спину бегущего человека. Всё было ясно: подкидыш.

– Лёня, что там? – забеспокоилась Марья Петровна.

– Кажется, у нас гости, – сказал Леонид, оставив орудие охоты у стены, и нежно взяв сверток, внёс его в дом.

Гостю были очень рады. Оказалось, что это девочка, месяцев девяти от рождения и прехорошенькая. Волосы тёмные, черты лица грубые, но ладящие между собой. Вскоре стало ясно почему ее принесли. Девочка оказалась больной. Тело ее было покрыто синяками, ножки искривлены, затылок протертый и плосковатый.

– Мы с этим справимся, – сказала Лиза. – Отвары шиповника, жирная рыба, прогулки на свежем воздухе- и наша гостья будет здорова!

Девочка сначала капризничала, затем удивленно посмотрела на своих спасителей, а потом широко улыбнулась.

– Поскольку она пришла к нам на долго, – улыбнулась в ответ Мохова, – нужно дать ей имя. Как на счет Вера? – посмотрела она на Леонида. – Оно, как мне известно, свободно.

– Хорошее имя,– согласился Садовский, но и остальные не были против.

Вера осталась довольна гостеприимством.

Марья Петровна стала подогревать ужин для девочки, а Лиза – собирать Верины пеленки. Неожиданно из них выпал шнурок, к которому были привязаны мумия птицы, перья и косточки. Вера это заметила и истерически заплакала. Бедное дитя было до смерти запугано этой страшной игрушкой- оберегом. Мохова тут же выбросила её и с большим трудом смогла успокоить Веру.

Девочка быстро привыкла к новой обстановке, да и ее нынешние воспитатели сильно к ней привязались. Это новое лицо скрасило их пребывание в далёкой тайге и вдохновляло на подвиги по имя добра.

К концу апреля Вера совсем похорошела. Она окрепла и начала ходить. Головка её округлилась, выросли прямые чёрные волосы. Вера балакала на своём собственном языке и тем не менее умела командовать всеми. Саша и Юра стали самозабвенными нянями и ни на секунду не оставляли девочку без присмотра.

Настало лето. Тайга поднялась на вершину своей славы и своего могущества. Тысяча и один оттенок зеленого, буйство запахов и неутолимая жажда жизни. Все спешило передать свою энергию, свою силу, свою историю и любовь в сию же секунду, чтобы завтра было ещё прекраснее.

Роман возвращался с охоты домой. Сегодня он нес глухаря. Мохов вышел засветло, чтобы было достаточно времени побыть с Богом наедине. Дорога к хижине была длинной и приятной. Легкий ветер кружил в кронах деревьев, приводя листву в нежный трепет. В вышине кружил беркут, но он не пугал пенье чечевиц, щелканье клестов и старательную работу дрозда. Последнего в тени листьев заметить было сложно, но звуки его усердного труда резонировали от остальных и распространялись за километр. Дышалось легко. Сам воздух был чистым и живым.

Наслаждения Романа красотами природы прервала неожиданность. В пяти десятках шагов от хижины за широким стволом пихты пряталась незнакомка. Судя по ее одеянию, состоящее из суконного бледного, но расписанного цветными нитями халата длиной до колен, шерстяных чулков и кожаной обуви, она принадлежала мелким народностям Сибири, утерянным в толще веков. Сибирячка, выгодно укрытая низкими ветками пихты с фиолетовыми шишками, наблюдала за игрой Веры и мальчишек. Когда девочка смеялась, от наблюдательницы вырывался невольный смешок, когда той что-то не нравилось, печально вздыхала.

Роман следил за этой картиной и бесшумно пробирался ближе. Любопытство взяло над ним верх. Но неудача! Он не смотрел себе под ноги и, когда был совсем рядом, под его стопой треснула сухая ветка. Незнакомка испуганно обернулась. Выражение ее юного лица кричало отчаянием неожиданности. Она отступила назад, придавив куст кровохлебки. Алые хвостики мотнулись к земле, издав едва уловимый мягкий аромат. Девушка, в чертах которой Роман разглядел Веру, обходила его с опаской, вытянув вперёд дрожащие ладони и исковеркано крича:

– Я с миром! Я с миром!

Когда же Рома оказался на расстоянии, она нырнула в кусты и исчезла.

Молодому человеку показалось это всё очень странным. Что она выискивает здесь? Зачем пришла? Только бы это было и в правду «с миром», как она утверждала.

Роман вдруг понял, что непременно должен все узнать и бросился за нею.

– Стой! – кричал он ей вслед. – Стой! Я тоже с миром! Погоди!

Но попытка эта оказалась пустой. Сибирячки либо след простыл, либо она хорошо спряталась. Мохов ещё раз обошел это место, ещё раз осмотрелся и только потом смирился с упущенным.

«Да, интересный случай»,– грустно заключил он и, перекинув глухаря через плечо, продолжил путь домой.

На следующий день эта тайна раскрылась. Незнакомка пришла с повинной. Откровенно говоря, она путешественников изрядно испугала. Сибирячка стояла поодаль от землянки, держа за веревку оленя. Она не шевелилась, ничего не предпринимала, а просто ждала, что ее кто-то заметит. Ее заметили. Моховы и Садовские высыпались у своей хижины. Девушка начала осторожно подходить.

– Я с миром! – по-своему выговорила она, остановившись перед русскими, и украдкой поглядывая на Веру. Та ее сразу признала. Девочка подошла к ней и обняла за колени. Незнакомка не удержалась и со слезами радости и боли схватила Веру за плечики, крепко прижимая к себе. Она каждую минуту опасливо глядела на наблюдающих, мол, можно ли? В сладость порадовавшись, сибирячка взяла Веру за руку и пришла с ней к спасителям. Ее глаза бегали от одного лица к другому; она не знала к кому обратиться. Она задержалась на Лизе, потом на Романе, затем снова на Лизе. В конце концов, решилась говорить с ними обоими:

– Я,– она била себе в грудь, – я- Хэрмэн… Хэрмэн,– перед чужаками ее одолело сильное волнение. – Хэрмэн,– повторила девушка снова.

– Хэрмэн, – Лиза прикоснулась к ее плечу, поняв, что та говорит своё имя.

Хэрмэн улыбнулась: ее поняли.

– Я теотеа,– высказала сибирячка, указывая на девочку. – Теотеа еи,– она снова прикоснулась к Вере.

– Ты ее тётя, – помогла Лиза.

Хэрмэн закивала головой, притянула оленя и всунула веревку Роману.

– Олэн,– объяснила она,– он вапш. Олэн. – Внезапно девушка пала перед нашими героями на колени и взмолилась. – Пожавуста! Пожавуста!

– Что ты?! Что ты?! Перестань, – принялись утешать и поднимать Хэрмэн няня с Лизой.

– Похоже дело назревает серьезное, – сделал вывод Садовский, уводя детей в сторону от оленя, и с улыбкой добавил. – Чутье моё подсказывает, что наша семья еще увеличится. Рома, впредь к обеду приноси по два глухаря.

Проницательность Леонида не подвела. Через два часа длительных тяжелых объяснений Хэрмэн, было решено, принять ее жить в охотничьей хижине.

Девушка поведала, что она принадлежит к кетам, что мать Веры, ее старшая сестра, встречалась с Лизой у могилы своего первого ребёнка, что Лиза обошлась с ней добром и та это не забыла. Когда заболело ее второе дитя, черный шаман очень долго камлал³⁶ над ним, но не было никаких результатов. Когда расхворалась сама мать, тот шаман объявил, что Эрликом³⁷ приказано утопить ребёнка в Енисее, тогда айны³⁸ покинут чуму матери и болезни прекратятся. Женщина же не послушала слов колдуна и упросила Хэрмэн отнести девочку к дому чужаков. Она была уверена, что там живут добрые люди (раз Лиза так с ней тогда поступила), что они позаботятся о малышке, что она не умрет. Хэрмэн так и сделала. Шаман и всё остальные думали, что та выкинула ребёнка в реку и ждали ответа от айнов. Больной становилось лучше и кеты восхваляли могущество сказателя. На самом деле, женщина поправлялась от тех новостей, которые ей приносила Хэрмэн, прибегавшая каждый день к хижине и наблюдавшая за тем, как растет девочка и как с ней обходятся. Вскоре шаман пронюхал об непокорности его приказам и не на шутку разозлился. Он усерднее в тот раз камлал над больной. Женщине внезапно стало хуже, и та скоропостижно умерла. В причине ее смерти шаман увидел вмешательство и недовольство подземных духов. Он убедил кетов, что виновна во всём Хэрмэн, что айны забрали их соплеменницу увидав, как девушка бегает к дому чужаков. Дабы Алэл³⁹ не был прогневан на все остальные чумы, племя решило выгнать Хэрмэн. Пускай идёт к своим русским. Пускай погибает в их ручищах.

Никто из ее соплеменников не любил русских. Когда-то цари российские лишили их предков воли и наложили пошлину. Кеты должны были приносить государю пушнину. Это многим пришлось не по нутру, люди бунтовали. Большинство смогло смириться ради мира и безопасности, но были одни, которые слишком ценили и следовали только зову духов. Они отделились. Кочевали вдоль Енисея, Оби и жили особняком. Именно эти кеты вынудили Хэрмэн покинуть родное племя. Язык русский кто-то знал кто-то едва мог слепить два слова. Но все же люди были с ним знакомы, поскольку приходилось общаться с послами за данью. Прошли годы и жизнь своевольцев устоялась под водительством шаманов и вождей. (Признаюсь, что немного мы отвлеклись в глубины истории. Давайте вернемся к нашей бедняжке.)

Девушка неделю бродила по тайге, не находя себе покрова, пока не отважилась прийти к охотничьему домику. Она рассказала, что привела оленя, как благодарность за заботу о Вере и, чтобы задобрить чужаков перед ее большой просьбой, принять под их крышу. Хэрмэн клялась Есем⁴⁰, что не будет им в тягость, а, напротив, помощью, что будет довольна маленьким уголочком и обглоданными костями, лишь бы быть рядом с единственной своей кровинкой, с племянницей. Роман убедил ее, что клясться ничем не нужно и они с радостью предоставят ей хорошие условия и защиту. Хэрмэн ещё раз убедилась, что сестра ее не ошиблась в доброте этих людей, и была сердечно благодарна. Имя, которое дали они девочке, сибирячку удивило и тронуло, но изменять его на прошлое, данное шаманом, она не просила.

Так всё и устроилось.

Хэрмэн старалась изо всех сил угодить, принявшим ее русским. Она помогала по хозяйству, давала много советов по собиранию разных ягод и грибов, по охоте и по пошиву одежды из меха. В Вере девушка души ни чаяла и видела в ней ее матушку, свою сестру, перед которой обещала быть рядом с дочкой. С каждым днем выражать свои мысли становилось кетке легче. Она была прилежной во всём.

Когда Моховы и Садовские к ней привыкли, и девушка немного осмелела, то стала любопытствовать о их богах, шаманах. Ей показалось странным, что в доме этих людей нет ничего, перед чем бы они по временам ломали спины и чему бы угождали из всех сил. Ответы на все неясности Роман взял на себя. Он рассказал ей о Боге и начал всё с самого начала- с сотворения. Хэрмэн выслушала повествование, но в ее представлении многое не укладывалось.

– Вы простхо поклоняетес Богу, и Он ничеаво не хочет от ваас?

– Он требует только действовать справедливо, любить дела милосердия и с смирением и мудростью ходить перед Ним.⁴¹

– И всео?

– Да.

– Вы не приноситте ничего Богу вапшему? Рыбу? Дзверей?

– Нет. Этого всего Ему не нужно. Он любит нас очень сильно. Его Сын, Иисус Христос, принёс Себя в жертву и Своей кровью заплатил за всех людей.

– И… за мене?

– Конечно! И за тебя, и за меня, и за Веру- за всех!

Хэрмэн призадумалась. На ее лице мелькнула улыбка, и она с твердостью добавила:

– Вапш Бог- добрый Бог.

Во время собрания, когда кетка более лучше поняла во что веруют ее благодетели, душа ее раскрылась. Узнав о бескорыстной и безграничной любви Всевышнего, она радовалась, как ребенок. Бог, который не требовал и не ждал выгод от ее поклонения. Бог, который был, есть и будет и никогда не изменится. Хэрмэн с легкостью променяет всё, чему она верила доселе, и что ей внушали с молоком матери, всех богов и богинь, духов и идолов, на то, чтобы лишь слышать о Нём, о Господе. Она решилась. Она уверовала в Бога Иегову. Она сделала это в тот же вечер.

XIV

С рассветом Садовский вышел на улицу. Прошлым вечером он поймал много рыбы и оставил лишний улов в сетях у берега Енисея. К завтраку рыба для восьми человек придётся ко столу.

«Неужели мы здесь застряли на вечно? Никакого движения. Мертвая точка… Что же будет дальше? … И всё из-за чего? Из-за кого?

Паршивый убийца! Когда-то хотел отомстить за отца. Когда-то хотел ответить за убийство убийством.

Никогда и мысли не допущу, чтобы мой сын рос без меня, чтобы его глаза были в слезах, чтобы он не имел куска хлеба… О, да! Для себя ты-герой! А для других? … Чем же ты лучше Ивана?!… Ничем. Идешь по его стопам. Идешь точно, не сворачивая! Идиот! Только веревка осталась, а так всё выполнил.

Нет! Я не хочу нести его проклятие! Не хочу смиряться! Я буду бороться! … Бороться… Бороться? За что?

Убийца… Убийца… Убийца…»

Когда Леонид вернулся обратно, вся землянка была уже на ногах. Дети резвились, бегая между деревьями, взрослые занимались своими делами. Рыбак передал своей улов в полное распоряжение Марьи Петровны.

– Что это? – поднял Леонид, припертую у входа в хижину березовую жердь. На ней было вырублено лицо и семь поперечных зарубок. – Саша, это ты сделал?

– Не я,– подбежал мальчик, привлеченный необычной палкой.

– Юра, это твоё?

– Нет, папа.

– Мать, откуда это взялось?

– Я не знаю.

– Как эта вещь оказалась тут у дверей? Я, когда выходил утром, ее здесь не было. Выглядит она, конечно, не очень…

– Что я могу сказать, сынок? Я ее раньше не замечала. Может у Хэрмэн спросить? Может она знает.

– А где Лиза?

– Она пошла за голубикой на угощенье.

– Зови сибирячку.

Девушка выскочила из дома и, как только увидела в руках у Садовского зарубки, обомлела. Она отступила назад, взгляд от ужаса был прикован к жерди. Ей не хватало воздуха, и она глотала его ртом.

– Что все это значит? – не понимал Леонид. – Ты можешь объяснить?

Хэрмэн не могла говорить.

– Ты знаешь. Скажи хоть что-нибудь! – затряс ее за плечи Садовский, приходя в ярость.

– Лёня, тише!

– Она всё скажет. Дайте ей только прийти в себя, – заступился Роман.

Кетка постепенно успокоилась. Она, собрав волю, указала на жердь и произнесла:

– Это зло… Это плохо.

– Что ты этим хочешь сказать? – не унимался бывший командир.

– Кеты… они ставят это у впхода в доом тем, кто их отчень обидэл. Они буддут наказыват обитчикха,– каждая фраза Хэрмэн давалась с трудом. – Они сердиятся.

– То есть?

Кетка сказала, что она не знает, что нужно понимать под угрозой березовой ветки, что всё зависит от того, как истолкуют послание богов черный и белый шаманы, но ничего доброго точно ждать не стоит.

– Я ничего такого не хотэла…– расплакалась девушка и приняла совсем жалкий вид. – Это я виноват! Я!

– Ты ни в чем не виновата,– сказал Роман.

– Нюни разводить мне тут не надо! – отрезал Садовский. – Этого только не хватало! Спокойствие! То, что зарубки здесь появились говорит об одном: кеты были тут совсем недавно и они близко. Отныне никто не отходит от хижины дальше двух шагов. Это небезопасно… Лиза, надеюсь, скоро придет?

– Должна подходить, я думаю, – ответила няня.

– Вот и хорошо. Всем ясен мой приказ?

– Так точно! – сказал Саша.

– Ясно, – подтвердил следом Юра.

Вера же была согласна со всем, так что брать с нее ответ было лишним.

Марья Петровна приготовила завтрак и накормила детей. Другим и кусочек не лез в рот.

Хэрмэн все ходила взад да вперёд, не находя себе места. Прошло пару минут и она, взяв жердь, положила ее перед Леонидом.

– Лиза… она не придет, – сорвалось с ее уст.

Садовский поднял на неё испепеляющий взгляд.

– Они ее забрали… Это точно!

Он встал.

– Почему ты так думаешь?

– Им нужен один. Один должен наказываться… Эрлик и Еся моглий указат на Лизу шаману.

– Почему она? Почему именно Лиза?

– В Лизе ест сила. Духи и боги это чувсвоват.

Невольно из груди Садовского вырвался стон.

– Нет! – возразил Роман. – Только не Лизонька! Боже, сохрани ее! Хэрмэн, скажи, куда они могут ее увести? Что с нею могут сделать? Она не пострадает? Что мы можем сделать?

– Я… Я не знаю, что с ней будет, – испугалась кетка.

– Хэрмэн, скажи только, где ваше племя находится? – взял дело Садовский свои руки.

– Нужно идти на север, вверх по реке сорок рек.⁴² Там между гор ест долина. Там. Там они живут.

– Всё ясно, – решил Леонид. – Слушать меня всем! Нужно уходить отсюда и срочно.

– Что?

– А как же?

– Ваша задача собрать всё и всех и идти за Романом. И во всем его слушаться!

– Лёня, куда пойдем?!– возмутилась Марья Петровна. – Что ты такое говоришь?! Как же Лиза?

– Матушка, я сказал, что вы собираетесь и пойдете за Романом.

– Лёня! – хлопнула няня в отчаянии ладошками.

– Что всё это значит? – спросил у Леонида Мохов.

– Иди за мной, – командир вошёл в землянку. Он отрыл среди вещей компас. – Держи! Иди строго на северо-запад сто пятьдесят пять верст. Вы должны выйти к озеру. От него подниметесь в гору на ровный участок. Там, среди берез должен стоять дом, самая настоящая русская изба,– Садовский начал заряжать ружьё. – Не удивляйся, Рома. Это всё вам по закону принадлежать должно. Андрей Мохов, отца вашего дядя, был заядлым охотником. Любил приезжать сюда. Дом тут построил и землянку эту собрал. Отца моего брал в помощники, и я однажды попал сюда, за месяц как его не стало. Запомнилось все очень хорошо. Когда уже, – достал он коробку пуль,– с войной перебранка вышла, не до охоты было уже и Федр Мохов не нашел разрешение на сибирские постройки. Зато их нашел я… Это к сведению. Возьми ружьё и пули! – Садовский вышел, собрав себе какие-то пожитки. Он развязал оленя и нагрузил его.

– Стой! – крикнул вслед Роман. – Я это не возьму, – протянул он оружие обратно.

– Нет, возьмешь! Я не допущу, чтобы хоть один коготок дикого зверя угрожал нашим детям. Дорога предстоит неблизкая. Всякое может быть. Ночевать даже в лесу будете. Не спорь! Делай, как я говорю!

– Я с вами пойти,– заявила Хэрмэн. – Я же знаю болше.

– Скажи,– сглотнул Леонид,– что мы им сделали, что они так озлобились на нас?

– Вы…– собралась кетка, – не почитали Холлай⁴³ и зажгли чужой огон…

– Я не понимаю, – сказал Роман.

– Холлай охраняэт места. Она стоит ниже по реке.

– Это должно быть то дерево с лицом. Под ним ещё звери убитые были,– поняла няня.

– Да… так, – согласилась Хэрмэн. – А огон это свето. Его зажигаит толко шаман по милоасти богов.

– Ох-х! Придумать же надо было такое! – вспылил Леонид, собираясь сесть на оленя. – Ладно, я заберу Лизу и догоню вас. Оставаться здесь опасно.

– Возмитте меня с тобой, – остановила его девушка. – Они вас… могут убит.

Леонид остановился:

– А Лизу?

Хэрмэн опустила глаза.

На скулах Леонида, обросших бородой, заиграли желваки. Ему многое стало ясно.

– Станут ли они тебя слушать? – спросил он совсем тихо. – Тебя же выгнали. Что ты можешь сделать?

– Я…

– Иди с Романом. Ты Вере нужна… Чему бывать, того не миновать… а бороться всё равно надо…– он оглядел своих соратников. – Собирайтесь и побыстрее! – Леонид вскочил на оленя, взглядом попрощался с Юрой. Мальчик доверчиво смотрел на своего папу, совсем не понимая, что происходит. – Через полчаса, чтобы вас здесь не было,– продолжал Леонид, – и, пожалуйста…– его грозный вид посмирнел,– молитесь. Молитесь за нас.

XV

Лиза дорогу не помнила. Она едва ли могла осознавать, где она и что случилось. Поначалу, Мохова боролась, кричала, бежала, спасалась. Теперь сил в ней не осталось. Она утихомирилась и, признав своё бессилие, смиренно сдалась. Ее привели связанную в долину, окруженную горами, за которыми начало прятаться дневное светило. Здесь один за другим стояли чумы из бересты и кожи, из которых выходили ротозеи, чтобы посмотреть на неё. Они отличались тем, что не были высокого роста, имели темные прямые волосы, высокое переносье и покатый лоб. Лиза нашла много общего между их внешностью и одеждой с обликом Хэрмэн и Веры. Она поняла: кеты. Почему они ее схватили? Что она им сделала? У Елизаветы рождался вопрос за вопросом, но никто ей ответа не давал. Эти люди говорили, говорили много. Из всей массы слов Мохова не могла угадать ни одного, кроме «Эрлик», «айны», «Еся» и «шаман».

«Господи, на Тебя уповаю»,– молилась она.

Кеты ее привели в одну из чум, стоявшую от всех остальных особняком.

Человек, одетый в грязные, дырявые одежды, прыгал перед огнем, стоящим в центре чума. Он бил в бубн и в такт звукам произносил растянутые, многозначные слова. Чум изнутри был обставлен лапками животных, мумиями птиц, вырезанными их дерева разных пород и с разными украшениями статуэтки и ымыши⁴⁴ . Пахло здесь паленной кожей и сосной. Было душно.

Лизу бросили на землю перед костром.

– Ты здесь, – сказал шаман на своём наречии и повернулся к пленнице. (Автор просит у читателей прощения. Он опускает здесь, в диалогах кетов, их подлинный, кетский язык, в виду его сложности написания, произношения и понимания. Автор будет писать на русском языке, дабы читателям была ясна суть разговоров.) Его чёрные одежды и мумия большой чёрной птицы, служившая головным убором, придавали ему грозный и устрашающий вид. Он взял из чаши рукой рыбьего жира и брызнул в огонь. Он зашипел. Шаман снова начал говорить:

– Четырехсторонний каменный таган,

Четырехпуповая мать-огонь,

Белым пеплом одевайся,

Бело- пламенный огонь-мать.

Четыре пуповины имеющая огонь-мать,

С землей одинаковая пуповина,

С синим небом одинаковый язык⁴⁵ . – казалось, что шаман совсем забыл о пленнице, но, когда он окончил обряд, глаза его поднялись от огня прямо на Лизу. У последней пробежали от этого мурашки по коже. – Непочтение Холлай, чужой огонь, осквернение матери-природы, совращение с пути истинного поклонения, – начал он. – Достаточно терпел вас Еся. Эрлик примет месть на себя. Дабы избежать проклятие всего народа, должна быть принесена жертва умилостивления. Боги требуют жертвы. Они ее получат, – жадная ухмылка исказила темное лицо.

Лизу вывели наружу и оставили у огня перед чумом на всю ночь. Несмотря на то, что был очень тяжёлый день, уснуть у костра она не могла: ей было страшно.

Едва ли занялся восход, ее схватили за подмышки и поставили перед племенем. Черный шаман высказал перед народом длинную речь. Кеты во всем бесспорно соглашались. Выступил и другой человек, одетый более пышнее и богаче, чем остальные, очевидно, вождь.

– Вот встаёт солнце, – продолжал черный шаман. – Еся готов принять жертву. Мы поведем ее к священной березе и заколем там.

– Да будет снят с кетов гнев богов! – провозгласил вождь и народ одобрил такое решение.

– Не так мы должны поступать! – возразил вышедший вперёд другой шаман. Он был во многом похож с черным. Отличала же его опрятность, светлые одежды и опахало. – Твое время было ночью, теперь мне настал час глаголить. Соблюдай же все предписания до конца, раз уж ты такой ревнитель о служении.

Тот заерзал зубами и стушевался.

– О, свободный народ! – воззвал белый шаман. – Доподлинно нам известно, что эта обвиняемая смогла поставить на ноги больного ребенка нашей соплеменницы, – народ утвердил информацию. – Шаман не мог ей помочь. Он камлал много, но ни мать, ни дитя не исцелилось. Эрлик не пускал их душ. Какой же силой обвиняемая могла это сделать? Может быть есть что-то сильнее в ее реках, что айны не устояли?

– На что ты наводишь? – лицо черного сказателя стало пунцовым. – Ты хочешь сказать, что наши боги бессильны?!

– Нет,– спокойно ответил оппонент. – Я говорю о живой воде⁴⁶. Может быть нам стоит быть более снисходительными. Возможно высшие правители наказывают нас за нашу неосмотрительность?

– Ты что творишь?!– не выдержал черный шаман. – Ты стал, как Ежимош?!⁴⁷ Ты решил полностью прогневать иччи !⁴⁸

– Порядок, – усмирил его вождь.

– Мне дано было видение! – говорил во всеуслышание белый шаман. – Девица не должна быть заколота у березы. Я видел медведя. Кайгусь⁴⁹ решит, что делать. Алгысчан кизи,⁵⁰ – обратился он к одному старцу, – соверши это дело. Еся ожидает.

– Я ее поймал. Я ее хозяин. Я пойду тоже, – заявил жрец Эрлика.

– Нет. Отныне она во власти медведя, – сказал белый служитель. – Твоё время после заката солнца. Тогда бей в бубн и взывай к Эрлику.

Черный шаман, как бы ему этого не хотелось, но оказался связанным по рукам и ногам. Какая страсть бурлила в нем, чтобы ублажить иччи! Но кто это мог понять?

Старик, Алгысчан кизи, вёл Лизу за веревку. За ними следовали несколько пар юных кетов с какими-то чашами в руках. Они поднимались на гору.

Сердце у Лизы сжалось. Она понемногу стала понимать, почему кеты столько говорили, к чему все эти обрядности и что ведут ее точно не домой… В горле пересохло.

«Боже, что со мною будет? Что со мною будет?»

«Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей. …ибо Я Господь, Бог твой; держу тебя за правую руку твою, говорю тебе: «не бойся, Я помогаю тебе»,⁵¹– сказал ей нежный Голос. Лиза доверилась ему. Этот голос слышала она и раньше. Она знала Кому он принадлежит.

Путь к самой вершине горы оказался не из легких, а старец не выделялся терпением. Поспевая за ним, ослабленная голодом и усталостью Мохова много раз падала. Камни, острые выступы оказались для нее настоящим испытанием. К концу их дороги ее ноги и руки были полностью избитыми и исцарапанными.

У верхушки горы, окутанной пышным темно-зелёным ковром старых елей и сосен, стояла одинокая береза. Ее белый ствол, объятый бирюзой дребезжащих листков, на фоне серых мрачных хвойников, выглядел невинно и даже весело.

Алгысчан кизи выполнял свою работу беспристрастно, строго по преданиям. Он соблюдал обряд с совершенным безучастием. Слаживалось такое впечатление, что совершать подобные жертвоприношения входило в его ежедневные обязанности. Старик крепко привязал Лизу к березе. Снявши с своей высокой шапки две ленты, белую и синюю, он обкурил их подожжённой серой травой. Раздался терпкий запах. Затем ленты были привязаны к ветвям березы. Тем временем молодые люди разожгли с западной стороны от священного дерева костер.

Старец стал ходить вокруг березы согласно движению солнца. За ним следовали другие кеты. Один нес в руках черпачок и чашу с молоком. Следующий за ним тоже держал черпачок и чашу, но с чем-то бардовым. Третьи же шли с ветвями березы.

Будучи во главе шествия, Алгысчан кизи то бубнил, то пел выученные наизусть таинственные слова. Из чаш черпачками выплескивались на березу молоко и вино. Носители березовых ветвей всё то время били лоб перед деревом.

Церемония вокруг священной березы прошла три раза, после чего старший кет смолк, а люди с чашами выпили оставшееся их содержимое. Всё окончено. Кеты поспешили убраться оттуда. Старик немного отстал от своих соплеменников. Его пустой взгляд на минуту остановился на жертве. Он ещё что-то сказал и ушел.

Жуткая тишина.

Небо помрачнело.

– Смотрите, смотрите! – кто-то закричал среди кетов в долине. – Eșt holət!⁵² Она портится.

Черный шаман вышел из своего чума. Его лицо, испещрённое морщинами, исказила гримаса, похожая на удовлетворение.

– Еся идет за жертвой, – решил он.

Старец со своими помощниками уже вернулись с горы. Ожидая грозного дождя, кеты стали собирать всё, что могло бы намокнуть и испортиться.

Внезапно из лесу к ним кто-то выскочил на олене. Это был Садовский. Он ещё из далека заметил среди чумов черного шамана, интуитивно понял, что с ним нужно разговаривать и с него ответ брать. Олень бежал, ни перед чем не останавливаясь. Он во мгновение ока пересек лагерь кетов, разбивая засуетившуюся толпу, перепрыгивая через костры и чаны, гордо держа коронованную рогами голову и не забывая о изяществе движений даже в момент бега. Животное остановилось перед самым носом чёрного шамана, пыша горячим воздухом ему в лицо.

– Где она? Что вы с нею сделали? – спросил в упор Леонид.

Шаман поднял на него презрительный взгляд и ничего не сказал. Да, это был бравый русич. Чтобы его одолеть понадобилось бы сил не менее четырех кетов. Но он один, а нас много. Он обезоруженный, а мы…

Садовского со всех сторон окружили лучники. Они приготовили свои стрелы, смазали из протухшим рыбьим жиром, от чего в воздухе к противному напряжению прибавился противный запах. Любой знак от вождя или шамана, и кеты атакуют. Силы были неравны. Колдун от этого злорадствовал в своей душе. Даже если неприятелю и удастся убежать, яд жира, проникший в кровь слегка задетой стрелой, убьет его через пару часов. Он не жилец.

Вождь долго не объявлялся, и шаман едва ли не взял бразды правления в свои руки. Оставались секунды, чтобы тот дал взмах рукой, но внезапно из толпы вырисовался главарь. За ним шлепал скукоженный старостью кет. Этот старик был из немногих, кто ещё худо-бедно помнил со дня разделения народа русский язык. Вождь принял мудрое решение и взял его в качестве переводчика. К ним же присоединился и белый шаман.

– С миром ли ты? – спросил у нежданного гостя правитель. Переводчик перевел доступно.

– Вы украли нашего человека, – сдержанно сказал Леонид. – В зависимости от того, что с ним сейчас, будет мир или не мир. Итак, я спрашиваю: где она? Что вы с нею сделали?

– Она приносит несчастье в наши чумы! – вмешался черный шаман. – Во имя спасения народа мы должны были избавиться от неё. Так нам указали боги.

У Садовского отлила кровь от лица.

– Убили? – еле слышно выговорил он. Леонид почувствовал, как с этим словом всё оборвалось у него внутри.

– Она ждет своего часа у священной березы, – указал белый шаман на верхушку одной из дальних гор. – Небо портится. Еся, мать-земля и Эрлик будут решать о ней.

– Кого вы пытаетесь запугать своими богами?!– не выдержал Садовский. – Знаете ли вы, Кто с ней? Знаете ли вы, в Кого она верит и Кому поклоняется? – голос Леонида был уверенным, а слова убедительными. Он не понимал толком, о чем он говорит. Не что иное, как поток негодования хлынул из него. Леонид не в силах был его остановить. – Бог богов и Господь господствующих! Иегова- имя Ему! Ему подвластно всё и вся. Он властвует во всей вселенной и в каждой былинке. Перед Ним все ваши боги меркнут и забиваются по углам, пища о пощаде! Ни один из них не осмелится и пальцем прикоснуться к той девушке, потому что Сам Иегова охраняет ее!