– Ты заметила, что сегодня совсем другая ночь? Особенная? – спросил он.
– Да, – пролепетала Нетт. – Мне нравится эта ночь, несмотря на все, что произошло.
17 глава
Рассказ юной англичанки
Ранним утром Анабель проснулась в особняке Мартинов. Непривычное чувство. Ник смиренно спал рядом. Ана озадачилась. Вернулись ли родители Николаса, которых не было весь день и всю ночь? Видели ли они, что она спит в одной рубашке в обнимку с их сыном? Оставалось надеяться, что важное дело в соседнем городе задержало их подольше. Но, как ни крути, пора было уже вставать с постели, ведь девушке не терпелось узнать о состоянии Стей и Рея. Как только Ана открыла глаза и осознала, что новый день наступил, в мыслях сразу же всплыл вчерашний ужас.
– Ник, проснись! Почему мне приходится каждый раз тебе будить?
– А что мне еще делать? Готовить тебе завтрак в постели? – сонно промурлыкал Мартин. – Родители дома?
– Я откуда знаю, – цокнула языком Бейкер. – Вставай! Надо ехать в больницу. Что за безмятежная улыбка у тебя на лице? Ник, Рей и Стей ранены, если что.
– Прости, черт, – резко сев в постели, ответил Мартин, вынырнув из омута сна, – я совсем забыл в твоих объятьях. Сейчас же поедим.
Пока парочка собиралась, проделывая все утренние процедуры, миссис Мартин позвонила Нику и сообщила, что им придется задержаться из-за непредвиденных обстоятельств. Николас не очень расстроился, ибо проводить ночь с любимой девушкой в огромном доме, без надоедливой прислуги, которой он дал выходной, нравилась парню больше, чем общество родителей.
Тем временем в больнице день уже начался. В коридорах шныряли врачи, медсестры и сиделки, неся в руках уколы, капельницы, завтраки, утки, больничные дела. Жизнь кипела, хотя не очень неуместное утверждение для больницы, в которой жизнь наоборот уходила или нуждалась в спасении.
Оказавшись в окружении белых стен, Николас и Ана в первую очередь отправились за Данетт. Зайдя в палату и увидев ее спящую в обнимку с Эдрианом, Анабель с умилением глядела на их счастливые безмятежные лица, на руки Морриса, которые кольцом сплелись вокруг талии Нетти. А Ник как обычно начал бурчать, что это совсем нехорошо, и Рею следует переехать к Мартинам или еще куда, чтобы (упаси господи!) между ними ничего не случилось. Но, наперекор своим мыслям, Николас не мог не видеть, как эти двое сближаются, как переживают друг за друга, неосознанно, с долей страха и неуверенности, но сближаются.
– Буди их, пора навестить Стей, – сухо сказал Ник и вышел из палаты.
Вскоре у кровати Анастейши столпились Ана, Николас, Данетт и Рей, которого Мартин привез на инвалидной коляске, ведь парню еще было сложно ходить, но и лежать одному в палате ему не хотелось. Но, так или иначе, Эдриан чувствовал себя куда лучше, чем Анастейша. Судьба совершенно от чего-то ее невзлюбила. Девушка получила сквозное ранение в области сердца. Будучи в таком тяжелом состоянии, Диллон все равно захотела поговорить с ребятами, заметив, что это очень серьезно и не подлежит отлагательствам. Вот они и собрались, с состраданием глядя на бедняжку Стей, морально и физически вымотанную злыми шутками сумасшедшего.
– Я слишком долго молчала, простите меня, – слабым поникшим голосом сказала девушка. Ее вступление уже ввело ребят в ступор. – Кельвин Паркер, – усмехнулась Стей. – Чертов злосчастный Кельвин Паркер, похититель моего сердца, которое он безжалостно разбил, как и всю жизнь.
– О чем ты говоришь? Причем тут сумасшедший? – нахмурила брови Ана.
– Действительно сумасшедший. Он мог, закурив сигарету, сидя у окна, ни с того ни с чего уверять меня о том, что не мы дышим пылью, а пыль дышит нами, или будто мы живем вовсе не на круглой планете, а на плоском хребте каменного кита. Вас это забавляет, верно? Вы в недоумении? Тогда слушайте.
Лето. Теплая яркая пора, отдых. Что может быть лучше? Что может сильнее воодушевить, чем горячее солнце, каникулы и отпуск? Я, – рассказывала Анастейша, – была безумно рада, что дядя Коннор и тетя Рейчел решили съездить в Англию, в городок Бротфорд, навестить сестру тети. Кстати, было это позапрошлым летом. В Форгсе тогда только открыли общественный бассейн, и я немного расстроилась, что не побываю там, ведь Пакенсоны любят отдыхать с лихвой. Раз уж выбрались, так это на все каникулы.
Вообще я люблю тетю Рейчел и дядю Коннора и их детей, Люси и Брендона, ведь, когда мои родители погибли, они приютили меня, отогрели. Что касается дяди Роберта, я не сразу поняла какой он человек. Вечно молчаливый и понурый, даже на семейных праздниках. Но потом я узнала, что творится у него внутри, и тоже полюбила. И он меня полюбил. Несмотря на это, дядя Роберт никогда не ездил с нами на отдых, как и тетя Милли, которая всегда оставалась с ним. Хоть из двух ее приемных сыновей прославился и получил авторитет Коннор, любила она всегда почему-то именно Роберта. Она даже помогла провернуть наш план с архивом. Вы удивитесь, но он любил только Форгс, жил ради города, хотя жители его совершенно не любили за суровый взгляд и ядовитые фразы. Когда я была ребенком, дядя Роберт всегда ассоциировался у меня с Северусом Снеггом из «Гарри Поттера». Настоящий непризнанный герой. А дядя Коннор – Дамблдор. Всеми любимый, окруженный теплыми речами и восхищенными взглядами. Разве не забавно, а?
Но не будем отходить от темы. Наверное, вы не помните, но в шестнадцать лет я была мягкой и романтичной, английской леди, любящей платья цвета пепла розы. Со своими рыжими кудряшками я была чертовски похожа на Мэгги Клири. Знаете, ту, что поразило Ральфа де Брикассара цветом волос и серыми глазами? Жаль, что глаза у меня вовсе не серые. И своего Ральфа я так и не нашла.
Но не зря я заговорила о поездке в Бротфорд. Да, я была ранимой, окрыленной девичьими мечтами, несмотря на то, что ситуация с Аной сильно подломала мне крылья, но история с Кельвином, – убила насовсем.
В Бротфорд мы ехали поездом, с пересадками, недосыпом и детским плачем. Поездка получилась очень уморительной, лишь мысль об уютных уголках Бротфорда подбадривала. Люси вела себя более достойно, ведь была уже в возрасте семи лет, а вот Брендон совсем был неугомонен. Он либо плакал, либо норовил бежать из купе, а, когда ему это запрещали, снова плакал. Снова и снова! Не понимаю, как я не сошла там с ума? Хотя не будем пока говорить о сумасшествии. Несмотря на сущий ад, в который мы попали, жару, отсутствие кондиционера, нормальной еды и удобных кроватей, мы добрались до станции в Бротфорде, а там и до дома тети Лоры. Виделись мы с ней не часто, но я располагала к ней и с радостью обняла и поцеловала ее в обе щеки при встрече. У меня было не так много родных, чтобы привередничать.
Всего их три сестеры. Рейчел Диллон, Лора Диллон и моя мама Фиона Диллон. Когда родители погибли при крушении самолета, у меня остались две тети и два дяди, да их дети, ну и, пожалуй, старушка Милли. Что касается детей, у тети Лоры была одна единственная дочь Каролина, моя сверстница, которая потеряла отца еще в детстве. Не знаю, зачем вообще это рассказываю… что-то развязался язык.
– Нам очень интересно, честно, – заверила Стей Данетт.
– Ну, если так, можно и поболтать. Кто знает, когда еще представиться возможность вот так поговорить с вами? – слабо улыбнувшись, спросила Стей, как-то двузначно глянув на Ану. – Мы с Каролиной неплохо ладили и, когда я выбиралась в Англию, мы проводили много времени вместе. Тем летом было также. Как только я пообедала и устроилась, как обычно в комнате Лины, да сменила дорожную одежду, мы решили пройтись, посмотреть, кто из наших друзей уже приехал на каникулы, кто из местных подростков выполз на улицу за приключениями, наподобие домашних вечеринок, любовных интриг и пьяных драк.
Дом тети Лоры мне нравился. Он был уютным, по-девичьи красивым и милым. Сами представьте. Тетя безумно любила цветы, особенно розы, пионы и разные вьюнки, а Лина рисовала маслом, очень недурно, и расписала все стены в доме. На кухне пестрели цветы в горшках и нарисованные фрукты, фрукты, фрукты… В гостиной чего только она не расписала! И пухлых ангелов, и деревья, детей, качающихся на качелях. Когда я смотрела на это, у меня захватывало дух.
Тем не менее, долго в доме мы с Линой не задержались. Как я уже говорила, пообедав, мы пошли гулять. Погода была чудная. Ни жара, ни холод, что-то среднее. Ветерок обдувал. Я была действительно счастлива. Даже сейчас, вспоминая те дни, на душе становится приятно, словно дышать можно полной грудью. Но, возвращаясь в реальность, понимаю, что нельзя, увы.
Мы шли по аллее парка, когда заметили его, – сказав эту фразу, Стей горького ухмыльнулась, как побитая жизнью меркантильная женщина. Анабель совершенно это не понравилось, ее примирение с болью. Это самое примирение, как следует, доводит человека либо до психушки, либо до петли, а психов и трупов Ане было вполне достаточно, и о пополнении она не грезила.
– Ты познакомилась с Кельвином, – догадался Николас. – Но что он делал в Бротфорде?
– Он там жил. Спокойной и размеренной жизнью приличного господина, который днем вел дела в конторе, а ночью курил траву на излюбленном кладбище и убивал животных, – ответила Анастейша тоном, будто бы все перечисленное было в порядке вещей. – Но, идя с Линой по аллее и чувствуя на себе его пристальный взгляд, я, к сожалению, об этом не знала. В тот день он шел с друзьями, и я явственно слышала, как они обсуждают нас, идя прямо за нашими спинами. Конечно, мне и Лине это польстило. Мы стали оглядываться и улыбаться. Как сейчас помню, Кельвин вдруг выскочил нам под ноги, перегородив дорогу, и друзья тут как тут.
– Привет. Знакомитесь на улице? Или тоже откажите нам, как те две институтки возле бара? – ослепительно улыбнувшись, спросил он, потерев щеку, горевшую от пощечины. В его глазах я прочла смех и желание развлечься. Но стоило мне глянуть на него в упор, я заметила, что он мной заинтересовался, как и я им. А его паясничество, лишь возможность покрасоваться перед дружками.
– Привет. Каролина Диллон, – ответила Лина и пожала Кельвину руку, а следом руки его друзей.
– Кельвин Паркер.
– Стив Голкомб, – представился второй. Могу сказать, он был ничего. Высокий, широкоплечий, статный, с крупной рыжий шевелюрой. Не ярко-рыжей, а оттенка стальной проволоки. И глаза темные-темные, цвета кофе или горького шоколада. Несмотря на это, лицо его было некрасивое, все в веснушках и родинках. Может, я чего-то не понимаю, но бледнокожий Кельвин с васильковыми глазами привлек меня куда больше. Дура!
– А вы удостоите нас словом, мадам? – раскатисто произнес Паркер, обращаясь ко мне.
Я взглянула на него так, что без слов было понятно, я выделяю его среди трех подошедших, считаю его особенным, и он ответил мне таким же выразительным взглядом.
– Анастейша Диллон, – коротко ответила я.
– Так вы сестры! – кивнул Стив.
– Ну, а я Генри Шарп, – учтиво поклонился кудрявый парень. С виду он был старше всех нас, ведь голос его не по-детски басил, на лице красовалась темные щетина, а кожа была грубая и смуглая. В общем, либо ему было далеко за тридцать, либо гормоны разбушевались. Между прочим, несмотря на возраст, Генри вел себя, как ребенок, нес какую-то околесицу, перебивал, вставляя глупые шутки. Это я успела понять за то время, что эти трое шли с нами по парку.
Да, в тот день мы с Линой купались в мужском внимании. Парни без умолку болтали, шутили, чтобы нам не было скучно в их компании. Сначала они следовали за нами, а потом я не заметила, как они стали выбирать куда идти, по какой аллее, где лучше перейти дорогу или остановиться, чтобы зайти в магазин.
Так я познакомилась с Кельвином Паркером. Больше его друзей я ни разу не видела, так что их можно легко выкинуть из головы.
На следующий день я проснулась оттого, что в окно моей с Линой комнаты кто-то стучал. И что же вы думаете? Конечно, это был Кельвин, который, каким-то образом узнав мой адрес, пришел пожелать доброе утро. Он приволок с собой целый ящик бананов. Больше всего меня рассмешил его вид. Помимо странных хлопчатобумажных шорт и заправленной голубой футболки с эмблемой корпорация «Газпром», он нахлобучил себе на голову черную кожаную шляпу и во рту держал алую розу. Увидев его в этом одеянии, я точно решила, что никогда не смогу влюбиться в этого клоуна, ведь меня всегда привлекали крутые плохиши, вроде Эдриана. Я смотрела на Кельвина, жуя поданный банан, и не могла нахохотаться. Тогда я не поняла, но сейчас понимаю. Это все были уловки, игры с моим разумом. Паркер знал, насколько глупо нарядился, он сделал это специально, чтобы стать в моей жизни неповторимым и особенным.
После того, как Кельвин вручил ящик и розу, он пригласил меня на выставку антиквариата, причем прямо сейчас. Я хотела отказаться, ведь нужно было привести себя в порядок, переодеться, но Кельвин бесцеремонно вытащил меня из окна в одной пижаме, перекинул через плечо и понес на выставку. Видели бы вы эти косые взгляды, которые на нас бросали прохожие. Сами представьте, странно одетый парень несет на плече девушку в ночном белье, которая вдобавок дожевывает банан.
Я же относилась к вниманию Кельвина легкомысленно, хотя и оценивала по праву его красоту. Я считала его просто забавным знакомым, с которым можно развлечься.
Когда мы пришли на выставку, любоваться антиквариатом нам совершенно не хотелось, поэтому мы, бегая из зала в зал, занимались всякими глупостями. Мне было немного неловко светить пижамой, поэтому мы прятались от людей, перед которыми я не хотела показываться, хотя, в принципе, народу было немного. В конце концов, утро.
О чем мы говорили, я совершенно не помню, несли чушь полнейшую. Беда в том, что я была босая, и время от времени Кельвин носил меня на руках, либо держал за руку. Уверена, уже тогда мы выглядели, как любовная парочка.
Мы шли по залу, битком набитому глиняной посудой, как к нам подошел охранник, решивший, что мы с катушек съехали. Ему же не объяснить, что меня всего-навсего вытащили из окна. Да нам и не хотелось ничего объяснять, поэтому мы стали от него убегать и убегали до тех пор, пока не напоролись на маленький темный подвал – подсобку, в котором спрятались, заперев дверь.
– Ничего так адреналин в место тихого семейного завтрака, – глубоко дыша, с улыбкой до ушей сказала ему я.
Кельвин снял свою безобразную шляпу, поправив волосы, и усмехнулся, подняв на меня глаза. То, как он это сделал, сразило меня наповал, и я поняла, что влюбилась. У меня перед глазами, будто сотни петард взорвались. Я смотрела на него в полутьме и не могла отвести взгляда, а он даже на меня не смотрел, устремив взгляд вдаль, все также улыбаясь. Клянусь, я словно в реальности увидела, как между нами что-то пробежало. Еще час назад я была уверена, что он слишком прост для меня, а спустя этот час мир вверх дном перевернулся. Не передать словами, какой он был прекрасный. За миг в подсобке я потеряла голову, рассудок, здравый смысл, сердце – все!
– Ну? вы поцеловались? – нетерпеливо выпила Анабель.
– Нет. Нас настиг охранник и велел покинуть выставку, – ответила Стей. – И мы ушли. Хоть Лина, как могла, прикрывала меня перед тетями и дядей, но мне все равно пришлось вернуться домой. Кельвин пообещал прийти вечером и пришел, пригласив меня на концерт какой-то рок-группы.
Господи, честное слово, не знаю, как у меня не лопнули барабанные перепонки, а из ушей не потекла кровь. Этот концерт был сущим адом, но я вытерпела все два часа, ведь Кельвину очень нравились песни. Он и танцевал, и подпевал, и пытался растормошить меня. Но я как-то стеснялась, да и слов не знала, поэтому ограничивалась переминанием с ноги на ногу и обворожительной улыбкой. Что это за группа выступала, я не имею понятия. Трое парней с голым торсом и черными глазами орали во всю глотку в микрофоны и, скача, как обезумевшие ослы, брыньчали на гитарах. Ну, что хорошего?
После концерта Кельвин проводил меня домой. Когда мы прощались, Он хотел поцеловать меня, но я чего-то испугалась и убежала. Я испортила очень романтичный момент. Ночь была прекрасна, самое то для моего первого поцелуя. Но, увы, я слишком волновалась, думая о том, что не умею целоваться так хорошо, как его бывшие девушки и моя неуверенность в себе переборола желание коснуться губ.
Он не появлялся несколько дней, и я уже испугалась, что своим поведением отбила у него всякий интерес проводить со мной время. Может, Кельвин решил, что зря возится со мной, что он мне не нравится. Словом, три дня, которые мы не виделись, я была очень озабочена. Это замечали мои родные, которые не переставали спрашивать, что у меня случилось. Я молча отводила глаза или с фальшивым спокойствием говорила, что просто болит голова.
В воскресенье тетя Лора и тетя Рейчел решили заняться шоппингом, пригласив меня и Лину. Мы с радостью согласились. Дядя Коннор отвез нас на центральную улицу, и мы начали без устали тратить деньги, бегая из одного бутика в другой. Столько покупок я не делала никогда! Я безумно устала, поэтому, когда Каролина потянула нас в очередной магазин аксессуаров, я, отрицательно покачав головой, осталось их ждать на лавочке, возле фонтана. И тут, конечно же, как из ниоткуда, появился Кельвин с букетом белых лилий в руках.
– Прости, что не предупредил, мне нужно было уехать из города, а номера твоего телефона у меня нет, – сказал он, вручив мне цветы. – Ты ведь не решила, что Бог над тобой смилостивился, и я от тебя отстал? – хитро улыбнулся он.
Кельвин не надел снова свою выгоревшую на солнце футболку «Газпром» и шляпу, а был совершенно в обычной одежде, даже брутальной, я бы сказала. Вы же знаете, что он старше меня на шесть лет? Рядом с ними я чувствовала себя маленькой девочкой, хотя он не считал меня такой. Кельвин вел себя обходительно и уважительно, при этом стоял на своем и не поддавался никаким моим ухищрениям. Я совершенно его не знала, он часто вел себя странно, но – о боже! – мне это нравилось, его загадочность и непредсказуемость.
– Хочу тебя шокировать, но мне тебя не хватало, я соскучилась по твоей глупой физиономии, – мило улыбнулась я.
– Что ж, – двузначно протянул Кельвин, – ты сейчас в компании родных, я приду вечером, – сказал он и просто взял и ушел, даже не попрощавшись, не сказав, куда именно он придет вечером и куда поведет меня.
Я не узнавала саму себя. Никогда раньше я не была зависима от какого-то человека, а тут меня словно подменили. Я сидела у окна, как прокаженная, и ждала Кельвина, вздрагивая от каждого силуэта, каждого шага. Я ждала его, как великого праздника, будто с его приходом я стану в сто раз счастливее, а дыхание так и спирало от мысли о нем. Да, любовь сводит с ума!
И вот он, наконец, пришел, естественно, не с пустыми руками. Он подарил мне маленького белого котенка.
– Это наш первый ребенок, – сказал он. – Назовем ее Робин.
– Робин? Но она же девочка, – возразила я.
– Мне нравится это имя. Оно отлично подходит и для девочки. Робин Диллон Паркер. Хорошо звучит?
– Хорошо, – кивнула я.
Вдруг он поцеловал меня. Это случилось так неожиданно, что я даже не успела сообразит что к чему. Но этот поцелуй оказался просто прекрасным, и я пожалела в тот момент только о том, что он не случился раньше. Мы целовались под большой желтой луной, придавив телами котенка. Меня переполняло такое счастье, что не передать словами. Голова закружилась, коленки дрогнули, и я потерялась во времени. Я пыталась обнять Кельвина, как можно сильнее, чтобы никогда его не потерять. Я действительно верила, что он моя первая, единственная и последняя любовь. Как бы горько не звучало, пусть моя любовь к нему уже прошла, но так все и случилось. Он был моим первым и единственным.
Так вот, мы слились в поцелуе, не думая ни о чем. Но тут мое блаженство рассеялось, ведь во двор вышел дядя Коннор и окликнул меня:
– Стей! – укоризненно, но с долей понимания и участия, воскликнул он. – Кто вы, молодой человек? И что вы делаете на моем газоне в обнимку с моей племянницей?
– Здравствуйте, мистер…
– Пакенсон.
– Мистер Пакенсона. Извините за поздний визит и вторжение, но ваша племянница того стоит, – произнес он с улыбкой.
Мне нравилось, как он правильно говорил и вел себя старше своих лет. В его глазах не читалось ни капли ребячества. Он считал себя взрослым и самостоятельным человеком, наверное, таким и являлся. Мне сложно было привыкнуть к тому, что ему было почти двадцать три года. Я не знала, как к этому отнесутся родные. Понятное дело, они сразу начнут намекать, что шестнадцатилетней девочке нечего делать с уже, можно сказать, мужчиной, у которого есть естественные физические потребности, которые не должен удовлетворять подросток, как минимум по закону. Заходя с ним в дом по приглашению дяди, я думала об этом, но еще наткнулась на мысль, что для меня он незнакомец и решила попытаться узнать о нем больше, раз наша спонтанная дружба переросла в нечто подобное. Главное, чтобы Кельвин не оказался врагом общества или человеком с криминальным прошлым, – думала я, – с горькой улыбкой говорила Анастейша.
Вся семья собралась за столом, чтобы познакомиться с Кельвином. Самыми одушевленными были дядя Коннор и Лина, которая покоя мне не давала, шепча на ухо вопрос за вопросом.
– Чем ты занимаешься? – естественно спросил дядя за чаем. Услышав вопрос, я навострила уши, в ожидании ответа Кельвина.
– О, возможно вы решите, что я лгу, но я писатель, – самодовольно ответил он, и мои глаза удивленно расширились. Так вот почему он с причудами, – наивно решила я.
– Писатель? Интересно. Какому жанру придерживаешься? Это приносит денег? – спросила тетя Лора.
– Я пишу криминальные детективы. Я могу сутками описывать жизнь серийного убийцы, даже стать им самим, чтобы написать книгу. В голове, конечно, – ответил он. – А еще я работаю в конторе.
– Очень необычно, но впечатляет, – кивнул дядя. – Ты один живешь в Бротфорде?
– Я тут лишь остановился. Я много где жил и никогда не задерживаюсь на месте, – вежливо ответил Кельвин.
Эти слова меня немного напугали. Конечно, я здраво смотрю на вещи, поэтому не думала о том, что мы женимся и умрем в один день. Но остаться использованной с разбитым сердцем к концу лета, не входило в мои планы, ведь я только в тот момент подумала о том, что не он один может уехать, но и мне самой осенью придется вернуться в Форгс. Кельвин заметил, как я напряглась, и несильно сжал мою руку под столом, за что я была ему очень благодарна.
И тут, как на заказ, по сценарию глупого фильма, на улице прогремел гром, а затем яркой вспышкой два раза подряд небо озарила молния, и непроходимой стеной полился дождь. Все семейство, включая меня и Кельвина, уставились в окно, совершенно не радуясь зрелищу. Особенно был не рад Паркер, которому надо еще добираться домой. В Бротфорде дефицит такси, тем более в такую погоду, а автобусы давно откатали последний рейс.
– Да, повезло с погодой. Тебе придется задержаться. Думаю, через пару часов дождь кончится, – сообщила тетя Лора.
– Спасибо вам за теплый прием и заботу. Редко встретишь такую гостеприимную семью, – поблагодарил мой новообретенный парень.
– Думаю, вы с Анастейшей найдете, как скоротать время, – улыбнулась Рейчел. Я, конечно, понимала, что она не намекает на что-то интимное, но мои щеки все равно залились румянцем.
Я, Кельвин и Лина пошли в нашу спальню и, устроившись на одной кровати, так, что я оказалась в объятиях Паркера, стали по очереди читать вслух стихи Александра Пушкина, ведь отключили электричество, и делать было больше нечего. Кельвин смешил нас, вставляя глупые фразы между строк, комментируя поступки героев. Время пролетело быстро, стрелки на часах показывали далеко за полночь, а ливень все не прекращался. Тетя Лора была сама по себе добрая милая женщина, самый бескорыстный человек из всех, что я знаю, поэтому я не была удивлена, когда она уговорила остаться Паркера у нас, в гостевой комнате. Конечно, Кельвин отнекивался, говорил, что не хочет нас стеснять, но тетя Лора подключила тяжелую артиллерию, то есть тетю Рейчел, и вдвоем они чуть ли не силой затолкали его в комнату и, пожелав ему спокойной ночи, захлопнули дверь.
Я и Каролина тоже легли по кроватям, но сон ко мне вообще не приходил. Тогда, как Лина уже видела третий сон, я не могла сомкнуть глаз. Мысль, что за стенкой спит Кельвин, не давала покоя и вызывала в голове приятное волнение, которое что-то сжимало в животе. Я понимала, что пойти к нему безумие, но это было чертовски заманчиво. Я не могла контролировать свои ноги, которые несли меня к нему. Клянусь, я хотела лишь взглянуть на него краем глаза, убедиться, что он удобно устроился. Уверенная, что он спит, я аккуратно приоткрыла дверь в спальню, застав Кельвина сидящего на кровати, повернувшись лицом к окну. Когда я открыла дверь, он не вздрогнул, не обернулся. Он знал, что я приду и ждал меня, как хищник свою добычу, которая добровольно пришла в его логово. Я до последнего была жертвой. Стоя в лунном свете, в розовой гостевой комнате, заполненной ароматом ночных фиалок, я чувствовала все, кроме страха или сомнения. Кельвин смог поймать меня в сети своих чар.
– Не спится? – осторожно спросила я, проходя в глубь комнаты.
– Я хотел пойти к тебе, но вспомнил, что ты делишь спальню с Каролиной, и решил дождаться, пока ты сама придешь, – ответил Кельвин, убирая одеяло, чтобы я могла сесть с ним рядом. Я села.
– Ты был уверен, что я приду? – улыбнулась я, встряхнув рыжими волосами так, что они упали на плохо прикрытую ночной рубашкой грудь, на которую моментально скользнул взгляд Кельвина.
– Ну, ты ведь пришла, – ответил он, слегка коснувшись рукой моего колена.
– Не могла уснуть, – услышала я свой хриплый шепот.
Кельвин взял мою руку и наши пальцы сплелись. Он нагнулся, чтобы поцеловать меня, но я отпрянула, взглянув на него огромными глазами. Меня настолько переполняли чувства к этому подонку, что на глазах выступили слезы. Я хотела что-то сказать, но слова в голове не собирались в предложения, а смешанные чувства во всем теле не давали взять над собой контроль.
– Ты так красива, Анастейша. Знаешь, мы знакомы всего ничего, но я уже привязался к тебе. Я просыпаюсь с мыслью, что подарить тебе, я засыпаю с твоим обликом перед глазами. Это глупо, ведь явно, что у нас никогда не будет ничего больше дружбы.
– Почему? – спросила я, слушая признание. От его слов у меня гулко забилось сердце.
– Стей, я мужчина, а ты девочка. Ты через пару месяцев уедешь, а я буду скучать в этом городишке.
– Но ты сам говорил, что нигде надолго не задерживаешься, тебе ничего не мешает приехать в Форгс. А возраст – это такая глупость! Разве это важно? – я так воодушевилась идеей его переезда, что, выпрямившись, схватила руку Кельвина обеими ладонями.
– Ты действительно думаешь, что может что-то получиться? – улыбнулся он.
– Конечно! Но я тебя совсем не знаю. Откуда ты родом? Кто твои родители?
Кельвин не ответил. Он решительно нагнулся, облокотив меня на подушку, и поцеловал. Я мечтала лишь об одном, раствориться в нем, чувствовать прикосновение его губ вечно. Я была глупа и влюблена, поэтому совершенно не замечала тех мелочей, которые могли натолкнуть меня на правду, открыть глаза. Увы, носить розовые очки было слишком приятно, чтобы просто снять их и раздавить ботинкам. Его власть надо мной была видна каждому. Если бы я знала, к чему это приведет, я бы, конечно, не подпустила его к себе так близко. Я бы вообще с ним не познакомилась.
В ту ночь ничего, что поспособствовало рождению Робин, не было. Мы уснули в объятиях под одним одеялом. Это было самое настоящее блаженство. Я спала, как младенец, просыпаясь только оттого, что он целовал мои плечи, отыскивал руку и снова засыпал, словно ища во мне спасение от кошмаров и неспокойного сна. Никогда еще мне не приходилось лежать вот так, тело к телу, чувствовать приятную дрожь, когда Кельвин подтягивал меня ближе и утыкался носом в шею.
Я проснулась раньше всех в доме и тихо пробралась в свою комнату. В шестнадцать я была очень скромной девочкой и представить, что кто-то из родных может увидеть меня в чужой кровати, было недопустимо, хотя ночью, будучи в объятьях Кельвина я совсем об этом не думала.
После дождя на улице было свежо, пахло приятно сыростью, и стоял оглушительный птичий перезвон, а цветы благоухали вдвое сильнее. Нельзя было уловить ни одного плохого запаха, ведь цветочный аромат все перебивал. Кельвин не мог усидеть на месте, и сразу после завтрака повел меня в парк поваляться на газоне, где жители города устраивали пикники и посиделки на природе. Тот факт, что трава мокрая после дождя, его совершенно не волновал. Взяв в одну руку старый плед, поданный тетей Лорой, а в другую мою ладонь, он повел меня к выходу. Мы провели в парке весь день, не отрываясь друг от друга и питаясь одним мороженым. Он гладил мои волосы, рассказывал забавные истории. Когда я начинала смеяться, он с нежной улыбкой смотрел на меня с умилением и только прижимал ближе, словно боялся, что я исчезну.
Летели дни, и мы становились все ближе и неразлучнее. Кельвин часто гостил у нас дома, поэтому тетя Лора и тетя Рейчел быстро к нему привязалась. Дядя Коннор и Каролина относились к нему с холодной вежливостью, несмотря на то, что первоначально были очень рады знакомству. Кельвин не нравился им, но они молчали, прекрасно понимая, что их вмешательство никак не повлияет на мое отношение к Паркеру. Вся родня видела, как я поуши влюбилась в него. Кельвин делал мне кучу подарков и сюрпризов, водил на необычные свидания, от которых у меня голова кругом шла. Все было превосходно, и я ни на секунду не сомневалась в нашей любви и взаимном счастье, которое мы приобрели друг в друге. Больше он не исчезал решать какие-то дела, сказав, что у него отпуск. С утра до вечера мы занимались всем, что приходило в голову. Но один разговор, который произошел на крыльце моего дома солнечным днем, был началом конца.
– Почему бы мне не познакомиться с твоими родителями? Ты же с моими знаком, – сказала я.
– Они живут далеко отсюда, помнишь? Может, съездим к ним в гости, но позже. Если уж тебе так хочется узнать что-то обо мне, приглашаю тебя к себе в гости. Я даже разрешу лазить в моем шкафу и на книжных полках.
– Отлично! – без задней мысли ответила я. – Когда?