– Такова истинная история рождения чудо-деревьев, – завершил свой рассказ Гилас. – Они вовсе не звёзды, упавшие с небес на землю, а творения рук одной из прекрасных сестёр. Ей же обязан я и собственной жизнью…
Лета заворожённо слушала рассказ и так глубоко погрузилась в тот древний мир, который нарисовало её воображение, что не сразу поняла, где сейчас находится сама. Наконец она осознала, что по-прежнему сидит на стуле из сплетённых веток, в лесной хижине, и в растерянности заморгала.
А Гилас тем временем, немного помолчав, добавил:
– И знаешь что, Одуванчик, если рассудить, в том предании, что ты поведала мне, также есть доля правды. Признаться, я не понял этого сразу, но теперь мне стало ясно. Пусть деревья никогда не были звёздами, в них есть их частица. Такими они были созданы. Ведь солнце – тоже звезда, а значит, его свет родственен звёздному.
– Разве солнце – звезда? – усомнилась Лета. – Но ведь оно другое: куда больше звёзд и даёт тепло.
– Это всего лишь оттого, что оно гораздо ближе к нашему миру, чем другие звёзды, – сказал Гилас. – И если бы ты могла приблизиться к любой другой звезде, то увидела бы, что она очень похожа на солнце.
– Я этого не знала, – удивлённо произнесла девочка.
Гилас усмехнулся.
– Невелика беда, – сказал он, – зато теперь знаешь.
– А откуда всё это знаете вы? – полюбопытствовала Лета. – Тот человек рассказал вам?
Гилас метнул на неё такой взгляд, будто она нанесла ему смертельное оскорбление. Но мгновение спустя он, покачав головой, сказал:
– Ты всё-таки совсем ещё неразумна, Одуванчик. Говоришь не подумав. Не может тот, кто родился вчера, знать о давнем событии больше того, кто жил задолго до него и видел всё собственными глазами.
– Вы сами всё это видели? – поражённо произнесла Лета.
– Хм… Не вполне, – признал Гилас. – Пожалуй, я неверно выразился. Однако воспоминания о тех временах надёжно хранятся в моей памяти.
– Как же можно помнить то, чего не видел? – удивилась Лета.
– Можно, – ответил Гилас. – Я всегда это знал, с того самого момента, как впервые увидел солнечный свет. – Тут он будто уловил что-то, доступное лишь его слуху, и добавил: – Однако нам пора расстаться. Время пришло.
Он вновь проводил Лету до упавшего дерева и сказал на прощание:
– Вот что, Одуванчик. В следующий раз приходи не раньше, чем через две недели, ибо до тех пор я буду слишком занят и не смогу говорить с тобой.
И прежде чем Лета успела спросить о причине, Гилас исчез, и только зелёный огонёк мелькнул вдали между деревьями.
Глава 7
Младшая сестра смотрела на Лету пристально и с любопытством, будто на неведомое существо. Длинные тёмные волосы её развевались на ветру, и вплетённые в них осенние листья тихо шелестели. Она улыбалась, но странная печаль была в той улыбке. Прекрасная сестра протянула руку, словно бы хотела открыть окно. А может статься, она манила девочку к себе. Лета так и не узнала этого – внезапно раздался стук, и прекрасное лицо за окном вмиг исчезло. Лета вздрогнула и выронила из рук гербарий. Она поняла, что задремала, сидя у окна гостиной, и потянулась за альбомом. И тотчас же стук повторился, на сей раз настойчивее – кто-то стучал в дверь и, судя по всему, торопился.
До слуха Леты донёсся звук маминых шагов, а затем – голос тётушки Селесты. Та говорила тихо, и потому девочка не могла разобрать слов, но явственно услышала в голосе тётушки волнение и забеспокоилась. Она поспешила к двери и увидела картину, которая обеспокоила её пуще прежнего: мама и тётушка Селеста стояли друг против друга и лица их были бледны, как полотно.
– Что случилось? – спросила Лета, хотя слышать ответ ей вовсе не хотелось.
– Ах, голубка, – проговорила тётушка Селеста дрожащим голосом и часто заморгала, потому что готова была расплакаться, – наши прекрасные деревья…
Тут тётушка Селеста запнулась, и за неё продолжила мама:
– Похоже, деревья заболели, милая, или что-то ещё дурное с ними произошло.
– Пока мы ничего не знаем, – снова вступила в разговор тётушка Селеста. – Однако ясно: ничего доброго ждать не приходится. Ох, что же будет!
Лета почувствовала, как сердце её часто-часто застучало. От волнения она не могла вымолвить ни слова, хотя в голове кружилось множество разных мыслей.
Мама же, вздохнув, сказала:
– Давайте не будем предполагать худшее. Разумнее всего нам пойти к холму и увидеть всё своими глазами.
– Да-да, – согласилась тётушка Селеста. – Верно, там уже собралась добрая половина города. Поспешим и мы!
И правда, когда они пришли к холму, то увидели немалую толпу встревоженных горожан. Те взволнованно смотрели на рощу и, качая головами, негромко переговаривались между собой.
Лета тоже взглянула на холм, однако ничего необычного не увидела – чудо-деревья по-прежнему стояли там и выглядели так же, как всегда. Пока мама и тётушка Селеста говорили с другими горожанами, она обошла холм, но так ничего и не заметила.
Озадаченная, Лета вернулась обратно.
– Не понимаю, – обратилась она к маме. – Деревья такие же, как всегда. Отчего все так беспокоятся?
– Увы, милая, не такие, – ответила мама. – Сейчас ты этого не видишь, потому что полдень уже миновал, но так случилось, что один из горожан в то время как раз проходил мимо и заметил, что одно дерево не вспыхнуло золотом на солнце, как должно было. – И мама указала на растение у самого края рощи. – Смотри, вон оно!
– Но ведь ему могло показаться, – проговорила Лета с надеждой.
– Могло, – согласилась мама, – и будь дело только в этом, никто бы так не тревожился. Но случилось ещё кое-что: неподалёку нашли несколько листьев. Виданное ли дело, чтобы чудо-деревья сбрасывали листву поодиночке, как это делают другие! Ты не хуже меня знаешь, каковы они.
– Что же теперь будет? – в волнении спросила Лета.
Мама вздохнула и прижала её к себе.
– Если бы я знала, милая, – сказала она, – если бы я знала…
Тем временем люди рассудили, что благоразумнее подождать немного и посмотреть, что будет дальше. Как и прежде, приближаться к деревьям они не решались. Да и никто не знал, что полагается делать в таких случаях. К тому же в сердце каждого из них жила надежда, что всё наладится и захворавшее дерево сможет исцелиться само.
Придя к общему мнению, они начали расходиться по домам, однако тревогу, что затаилась в душе каждого из них, не так-то просто было изгнать. И как ни старались люди храбриться и надеяться на лучшее, на сердце у них было неспокойно, и потому тень опустилась на город, и краски жизни, прежде яркие и чистые, потускнели и поблекли.
Лета же вовсе пала духом. Все мысли её были обращены к чудо-деревьям. Что же случилось с ними? Как им помочь? Она не знала ответов и чувствовала себя совершенно беспомощной. До самого вечера она то и дело подходила к окну, чтобы взглянуть на холм, и всякий раз отчего-то чудилось ей, что вот сейчас она посмотрит туда и не увидит прекрасных созданий, что все они исчезли и не вернутся больше. Однако деревья по-прежнему были на месте, и казалось даже, будто они вполне благополучны, хоть Лета и знала, что это не так.
Тревога долго не давала ей уснуть, а когда сон наконец пришёл, был он тяжек и неприятен. Лете виделось, как одно за другим исчезают деревья с холма. Она просила их не уходить и в мольбе протягивала руки, но напрасно – всё меньше становилось их, всё меньше света и радости оставалось в месте, которое они покидали. А когда на холме осталось одно-единственное деревце, сиротливо тянущее тонкие веточки к небу, Лета проснулась. Она подошла к окну, взглянула на холм и тонкую полоску леса за ним, и тут её осенило: Гилас! Ему так много известно о растениях! Быть может, он сумеет помочь?
Лета заволновалась: с последней их встречи прошла неделя, ещё столько же ей не велено приходить в лес. Если она нарушит слово и явится сейчас, Гилас наверняка рассердится. Что же делать? Лета никак не могла решить: может, рассказать о нём маме? Нет, нельзя! Ведь она обещала, что никто о нём не узнает. Как же поступить?
Такие мысли не давали ей покоя весь день и назавтра тоже. Жители города тем временем наблюдали за чудо-деревьями, и то, что они видели, вселяло в них всё больше тревоги. Деревья чахли на глазах. То из них, что перестало сиять золотом на солнце, теряло всё больше листьев – никаких сомнений в том, к несчастью, не осталось. Другие же, словно печалясь о своём заболевшем брате, ещё встречали солнечный полдень золотым сиянием, но было оно куда тусклее прежнего.
И тогда Лета решилась. Будь что будет, подумала она и, улучив подходящий момент, со всех ног бросилась к лесу. Она бежала и бежала, а сердце её билось всё быстрее и быстрее. И вот наконец добралась она до упавшего дерева и, едва переведя дух, принялась звать Гиласа. Однако, сколько бы ни выкликала она его имя, ответа не было. Как бы ни всматривалась она в лесную чащу – не мелькнёт ли вдали изумрудный огонёк, – она не видела ничего, кроме кустов и деревьев. Лета терпеливо ждала в надежде, что лесной друг услышит её и придёт на зов, но напрасно – никто не ответил ей.
«Куда же он делся?» – взволнованно думала Лета.
Никогда прежде не было такого, чтобы Гилас не отозвался. Тревога её росла всё больше, всё быстрее стучало сердце, чувствуя неладное. Неужели и с её другом случилось что-то дурное?
Недоброе предчувствие и холодный осенний воздух сделали наконец своё дело, и Лета решила, что дальше стоять на одном месте нет никакого толку. Она совсем озябла и подумала было, что пора вернуться в город, к теплу и уюту. Она уже видела, как возвращается домой, где её ждёт чашка горячего чая, как вдруг в голове мелькнула мысль: что, если Гилас в своей хижине? Нет, нельзя уйти вот так, не узнав, что с ним сталось!
И вот, поплотнее запахнув тёплую накидку, Лета двинулась в гущу леса. Не так просто оказалось самой отыскать жилище Гиласа, хоть и долго бродить ей тоже не пришлось. Она уже знала: сто́ит повнимательнее присмотреться – и лесной домик покажется.
Вот и он – диковинный домик-куст с двумя окошками и дверкой. С некоторой опаской Лета подошла и нерешительно постучала. Тишина. Она постучала снова, уже громче. И вновь никакого ответа.
Тогда Лета подошла к одному из окошек и заглянула внутрь. В хижине было темно, и девочке, как она ни старалась, почти ничего не удалось разглядеть, разве что слабо светился очаг в углу. Она присмотрелась: так и есть – под тем давно не чищенным котлом, что она увидела, когда впервые оказалась в лесной хижине, горел огонь, в самом же котле что-то булькало, а к потолку поднимался пар.
И тут в носу у Леты защипало, она ощутила странный запах. Поначалу был он едва различим, но чем дольше она принюхивалась, тем сильнее он становился, и девочке он совсем не понравился. Пока она раздумывала, что же это варится в котле, противный запах обволакивал её, делаясь всё нестерпимее, пока наконец у Леты не заслезились глаза. Горло заболело, голова закружилась, и, окажись кто-нибудь рядом, он увидел бы, как в один миг румянец сошел с её лица, и Лета побелела, как мел.
Не в силах больше выдерживать мерзкого запаха, она поспешила отойти подальше от хижины. Но не только запах прогнал её оттуда. Она вдруг испугалась, оттого что в голове её вспыхнула ужасная мысль: в котле, несомненно, варится что-то плохое! Девочка не знала, что именно, но чудовищный запах, от которого она чуть было не лишилась чувств, не оставлял сомнений: варево в грязном котле не может сулить ничего доброго!
Сердце Леты сжалось от страшной догадки. Она постаралась отмахнуться от неё, однако, чем больше пыталась, тем сильнее становилось подозрение. Неужели это отвратительное зелье предназначалось прекрасным деревьям на холме? Неужели это Гилас задумал их погубить? Лете не хотелось в это верить. Нет, её друг не мог так поступить! Зачем ему это?
Мысли метались в её голове, словно перепуганные птички, а сама она будто окаменела. Она всё стояла неподалеку от лесной хижины, уже не видя её, но зная, что где-то там висит над очагом закопчённый котёл с ужасным зельем, и не могла пошевелиться.
Так вот отчего Гилас не велел ей так долго появляться в лесу! Он не хотел, чтобы она узнала, какое злодейство он замыслил. А она была так легковерна, что позволила обмануть себя!
От этой мысли Лете стало так горько и обидно, как не было ещё никогда. Никогда не испытывала она столь ужасных чувств. Жгучие слёзы хлынули у неё из глаз. Лета всхлипнула, и оцепенение пропало. Она стремглав бросилась бежать вон из леса, подальше от хижины и зелья. Лета бежала, почти не разбирая дороги, слёзы застилали ей глаза, и она едва видела, куда ступает. Не будь ей хорошо знакомо это место, она непременно заблудилась бы. Но ей не нужно было вспоминать дорогу, ноги сами вели её, и потому она быстро добралась до упавшего дерева, и там по тропинке – и до края леса.
Ни разу не остановилась она перевести дух, ни разу не оглянулась, пока не оказалась у своего дома. Дрожащими руками закрыла она за собой дверь и разрыдалась.
– Что стряслось, доченька? – взволнованно спросила мама, которая, услышав плач, бросилась навстречу. – Отчего ты плачешь? Не ушиблась ли?
Глотая слёзы, Лета лишь качала головой, не в силах вымолвить ни слова.
– Что же тогда? – Мама с тревогой заглядывала дочке в глаза. – С кем-то поссорилась?
– Нет, мама, – с трудом выговорила Лета. – Мне… очень жаль наши деревья. Они ведь погибнут, верно?
Мама обняла её и, вздохнув, сказала:
– Мне тоже их жаль, милая. Нам всем грустно видеть, как деревья болеют. Увы, никто не знает, как вылечить их. Но мы обратимся к тому, кто, быть может, сумеет это сделать.
Лета удивлённо взглянула на маму.
– Кто же это? – спросила она.
– В одной далёкой стране живёт мудрец, – ответила мама. – Говорят, ему ведомо столько, сколько не знает ни один другой человек на свете. Даже волшебство ему по силам. Ему послали весть о нашем несчастье, и, если он откликнется и успеет прибыть, пока не станет слишком поздно, то, быть может, чудо-деревья останутся с нами. А потому не печалься понапрасну – не всё ещё потеряно.
От маминых слов в сердце Леты вспыхнула искорка надежды, но вечером, когда пришла пора ложиться спать, и девочка в раздумьях лежала в постели, искорка померкла.
«Что, если тот волшебник не сможет приехать? – в тревоге думала Лета. – Что, если будет уже слишком поздно?»
Она думала и думала, одна мысль мрачнее другой поселялись у неё в голове, не давая уснуть. Лета то вставала и подходила к окну, сама не зная, что́ хочет там увидеть, то снова ложилась. Но сон не шёл. И так, мучаясь тревожными раздумьями, провела она всю ночь. А когда над горизонтом появились первые лучи солнца, Лета вдруг решила всё рассказать маме: о том, что без её ведома ходила в лес, о том, как встретила там Гиласа, и о жутком зелье, которое губило чудо-деревья. Так сильна была её любовь к прекрасным растениям на холме и так велик страх потерять их и никогда больше не увидеть дивного сияния и не услышать пения, что Лета разом позабыла о боязни наказания. Она знала, что мама рассердится, но теперь это показалось ей совсем не важным: она с готовностью примет любое наказание, только бы спасти деревья! Почти весь день Лета набиралась храбрости, но наконец отбросила последние сомнения и отправилась к маме.
Та внимательно выслушала её рассказ и улыбнулась.
– Ох, и выдумщица ты у меня! – сказала она, покачав головой.
– Ты не веришь мне, мама? – растерялась Лета.
Она ждала, что её станут бранить и накажут, но никак не этого, и девочке стало обидно. Если уж мама не верит ей, то и никто другой не поверит, а значит, деревья спасти не удастся.
– Верно, ты переволновалась, милая, – тем временем ласково проговорила мама. – Всё это привиделось тебе во сне, а чудится, будто случилось наяву.
– Вовсе нет! – воскликнула Лета. – Я нынче не сомкнула глаз. Поверь мне, я нисколько не выдумываю! – Она смущённо потупилась. – Мне следовало раньше всё рассказать, и я хотела… правда, хотела, но боялась, что ты рассердишься.
Лета подняла глаза и увидела, что мама засомневалась. Как же убедить её, что всё правда? Что сделать, чтобы она поверила?
И тут её осенило: гербарий! Он ведь заполнен, и растения там такие, что в окрестностях города не встретишь. Лета вскочила на ноги и поспешила к себе. Вернувшись с пухлым альбомом, она протянула его маме. Та принялась перелистывать страницы и рассматривать растения и рисунки и чем дольше смотрела, тем больше хмурилась. Наконец она взглянула на Лету и сказала:
– Что ж, видимо, в лесу ты и вправду бывала. Уж не знаю, встречала ли ты там того, о ком рассказываешь, или нет, вреда не будет, если мы это проверим.
Сказав так, мама отложила альбом, встала и направилась к выходу.
– Будь здесь и никуда не уходи, – строго сказала она. – Я скоро вернусь.
С этими словами она вышла и закрыла за собой дверь. Вернулась она, когда уже совсем стемнело. К тому времени Лете, что томилась дома в неизвестности, показалось, будто минула целая вечность. И когда мама появилась на пороге, она кинулась к ней с немым вопросом в глазах.
– Иди-ка спать, милая, – сказала мама. – Мы сделали, что могли. Теперь остаётся только ждать. Посмотрим, что принесёт нам завтрашний день.
Глава 8
Ранним утром на пороге дома на окраине появилась взволнованная тётушка Селеста.
– Он пойман! – воскликнула она, едва перед ней отворилась дверь. – Губитель деревьев пойман!
С этими словами она в порыве чувств обняла маму Леты и тут увидела заспанное личико самой девочки, которая выглянула узнать, что происходит. Внимание тётушки тут же переметнулось на неё, и та, не успев и глазом моргнуть, тоже оказалась в крепких объятиях.
– Голубка ты моя! – приговаривала тётушка дрожащим от радости и волнения голосом. – Ты спасла наши чудесные деревья! Что бы мы делали, если бы не ты! Ох, и подумать страшно!
Наконец тётушка Селеста выпустила Лету из объятий и, устроившись в гостиной, принялась торопливо рассказывать о том, что случилось ночью.
– Я никак не могла уснуть, – говорила она, – всё лежала и думала, как там наши несчастные деревья и удастся ли изловить злодея, что покушается на них. Ах, как мне хотелось самой быть там, у холма, хотелось самолично подстеречь его, кем бы он ни был! Но, призна́юсь, я боялась. Мне было бы жутко сидеть в темноте с другими и терпеливо ждать. Должна сказать, для этого нужно обладать изрядной долей хладнокровия, которого у меня, увы, в недостатке. А потому я отказалась от этой мысли и сочла за лучшее подождать дома. Как я уже сказала, мне никак не удавалось уснуть – до того я волновалась. Но вот я услышала чьи-то приглушённые крики, которые делались всё громче и наконец стало ясно: что-то происходит совсем недалеко от моего дома. Удивительно, что вы ничего не слышали – мне-то казалось, шум был таков, что весь город должен проснуться!
Тётушка Селеста умолкла, чтобы отпить чаю, который к тому времени принесла мама. Затем она вернула чашку на блюдце и продолжила:
– Но, как бы там ни было, я, разумеется, не могла оставаться в неведении и вышла на улицу. И что за зрелище предстало моим глазам! Наши добрые горожане, которые вечером отправились к холму, чтобы изловить того, кто губит деревья, не зря провели полночи в кромешной тьме и, прошу заметить, на холоде – они ведь не могли развести огонь, чтобы согреться. Ох, я всегда знала: в нашем городе живут отважные и самоотверженные люди! Впрочем, я отвлеклась… Так вот, уж не знаю, как им это удалось, но они, просидев в темноте добрую половину ночи, обнаружили и схватили ужасное создание! Они застали его врасплох и поймали в тот самый момент, когда он лил на корни наших несчастных деревьев отвратительное зелье!
Тётушка снова потянулась к чашке с чаем, чтобы перевести дух – она очень волновалась, даже руки её подрагивали.
– Ох, что же это было за жуткое создание, – вздохнув, проговорила она. – Мне удалось разглядеть его в свете фонарей. Уверяю вас, ничего страшнее я в жизни не видывала! Подумать только, и такое чудовище жило совсем рядом с нами! Злодей пытался вырваться, разорвать верёвки, которыми его связали, но путы его были надёжны – страшно подумать, что было бы, если бы ему удалось освободиться! Всю дорогу он ужасно кричал, призывая проклятия на головы людей. Я не решилась подойти ближе, но даже так разглядела, какой злобой горели его глаза. На мгновение мне показалось, что чудовище способно испепелить взглядом любого, на кого посмотрит! Ох и натерпелась я за те минуты, пока это существо вели мимо моего дома! Никогда не забуду тот дикий, злобный огонь в его глазах!
Лета, которая затаив дыхание слушала рассказ тётушки Селесты, удивилась про себя: какие же глаза могла увидеть тётушка, если у Гиласа всего один глаз? Очень странно, подумалось девочке. Верно, тётушке попросту показалось. Или вовсе не Гиласа поймали горожане? От этой мысли Лета разволновалась ещё больше. Если это был не Гилас, кто же тогда?
– Где же это существо теперь? – улучив момент, спросила она.
– О, его отвели в башню, – ответила тётушка. – Ты ведь знаешь, голубка, в нашем славном городе нет темниц для злодеев, они нам вовсе ни к чему. Но вряд ли кто согласился бы, чтобы в его дом привели столь ужасное создание – уж я бы точно не позволила! А потому башня – единственное подходящее для этого место. К тому же там есть подвал, вот туда-то его и посадили. Но ты не волнуйся, сбежать оттуда этот изверг не сможет. Теперь остаётся выведать у него, что он сделал с чудо-деревьями и как их исцелить.
Лета неуверенно посмотрела на маму, а та сказала:
– Сомневаюсь, что это удастся, Селеста.
– Это почему же? – удивилась тётушка.
– Ведь он не для того губил деревья, чтобы вот так просто взять и рассказать, как исправить содеянное, – ответила мама.
– Ну, это мы ещё посмотрим! – заявила тётушка Селеста. Она уже достаточно успокоилась, и теперь в голосе её зазвучала уверенность. – Вот посидит в подвале и одумается. Вряд ли ему захочется остаться там до конца своих дней. Однако я уже засиделась у вас, – добавила она. – Пойду-ка разузнаю, не выяснилось ли чего нового. Быть может, удастся взглянуть на это чудище при свете дня. Не иначе как сейчас там собрался чуть ли не весь город. Однако я всё-таки схожу, уж очень любопытно. Благодарю за чай!
С этими словами она удалилась, оставив Лету и её маму обдумывать ночное происшествие.
После того как губитель чудо-деревьев был пойман, горожане заметно приободрились. Все только и твердили, что совсем уже недалёк тот час, когда злодей сознается в том, что сделал, и средство для спасения деревьев будет найдено.
Однако время шло, а пленник в башне не проронил ни слова. Как ни старались горожане добиться от него ответа – уговорами, обещанием награды, угрозами, – всё было напрасно. Говорили, что злодей хранит упорное молчание и лишь изредка бросает злобные взгляды на тех, кто к нему подходит. От еды, что ему приносили, он неизменно отказывался, и это добавляло беспокойства и без того встревоженным людям. Надежда, что ещё совсем недавно вспыхнула было в их душах, гасла день ото дня. Единственное, что оставалось горожанам, – дождаться приезда волшебника, которому послали весть, и лишь это мешало надежде угаснуть совсем. Однако тот отчего-то не спешил с приездом, а между тем дело шло к зиме.
Не было дня, чтобы не выходили горожане из домов посмотреть на дорогу – не покажется ли вдали повозка, в которой прибудет тот, кто сможет спасти чудо-деревья, но всякий раз дорога была пуста. Вновь и вновь отправляли жители городка весть волшебнику, призывая его помочь их несчастью, однако ответа не было.
И каждый день люди отправлялись к роще на холме взглянуть на гибнущее чудо-дерево, которое, увы, продолжало сбрасывать листья, хоть и было уже избавлено от губительного зелья. Горожане храбрились, говоря друг другу, что всё непременно закончится благополучно, что дерево ещё может излечиться само, либо волшебник успеет прибыть вовремя. Однако многие втайне боялись, как бы не стало ещё хуже. Сердца их подтачивал страх, что и другие деревья зачахнут, скорбя о своём брате.
И однажды случилось так, что опасения эти сбылись: придя к холму в один из дней, горожане с ужасом увидели, что коварное зелье добралось до второго дерева – несчастное растение потускнело, а с его ветвей печально осыпа́лись листья, устилая бурую траву у корней. Не слышали они и дивного пения, которым прежде деревья встречали солнце после дождя.
Отчаяние охватило людей, а радость и веселье, что всегда царили в прекрасном городке, сменились тягостной печалью. Угасли счастливые улыбки на лицах, умолк звонкий смех. Не осталось ни единого дома, где не поселилась бы грусть. Слишком любили люди чудо-деревья и потому не могли представить, какой станет их жизнь без прекрасной рощи на холме.
Лета тоже печалилась и ни в чём не могла найти утешения. А больше всего мучила её мысль, что ничем не может она помочь деревьям. С тех пор, как был пойман тот, кто губил их, она никак не решалась пойти и посмотреть на него. Лета всё думала: что, если вовсе не Гиласа поймали горожане? Что, если напрасно она подозревала его в дурных намерениях? Однако выяснить это она боялась. Боялась, что злодеем всё-таки окажется именно её лесной друг. Но ведь это мог быть и не он… Был только один способ развеять сомнения, и наконец девочка решилась.
Сама не зная, на что надеется, отправилась она к башне с часами. По дороге она справедливо рассудила, что едва ли её пустят к пленнику, ведь она ещё мала. А потому она решила пойти другим путём.
У самого основания башни проделаны были маленькие окошки, сквозь которые тонкие лучи света попадали в подвал, где, как говорили, томился злодей. К одному из окошек Лета и направилась. Конечно, она вовсе не собиралась пробираться внутрь. Даже пожелай она того, ей не удалось бы протиснуться в окошко – для неё оно было чересчур мало́, и потому она опустилась на колени и с опаской заглянула внутрь. Но как бы она ни всматривалась, разглядеть того, кто сидел в тёмном подвале, ей не удавалось. И тогда, с часто бьющимся от волнения сердцем, Лета тихонько позвала:
– Гилас? Вы тут?
Голосок её прозвучал так тоненько, что Лета невольно подумала: мышиный писк и то вышел бы громче. Неудивительно, что на зов её никто не откликнулся. Она вздохнула, набираясь храбрости, и повторила свои слова. Теперь они прозвучали громче – пленник не мог их не услышать. Однако и тогда ответа она не получила.
«Может, это и не Гилас, а кто-то другой? – подумала Лета. – Потому и не отзывается на чужое имя. А может, там и вовсе никого нет?»
Лета прислушалась – тишина.
«Попробую снова», – решила девочка. Однако позвать пленника в третий раз она не смогла – слова застряли у неё в горле. Лета в испуге отпрянула от окошка, упала и пребольно ушиблась. Сердце её заколотилось пуще прежнего, потому что перед ней возникло искажённое злобой лицо. Такого выражения не видела Лета ни у одного живого существа. Никто из тех, кто был ей знаком, не глядел на неё с такой неприязнью, и Лете почудилось, будто лицо это она видит впервые в жизни. Но, увы, впечатление было мимолётным и рассеялось в мгновение ока, как и слабая надежда, что таилась в её душе.
Из-за крошечного окошка на Лету смотрел не кто иной, как Гилас, который стал ей добрым другом и который так подло обманул её. Лете хотелось что-нибудь сказать, но что именно, она не знала. Она позабыла даже, зачем вообще пришла к башне, и уже начала жалеть, что сделала это. Девочка всё смотрела на Гиласа, и горькие слёзы готовы были скатиться по её щекам. А тот неотрывно смотрел на неё, будто силясь прожечь взглядом.
– Зачем ты явилась сюда? – услышала Лета низкий холодный голос.
– Я… – только и сумела вымолвить она, остальные слова будто бы попрятались от страха.
Гилас издал странный звук – похожий на рычание вздох, от которого у Леты по спине побежал холодок. Потом пленник отвернулся и исчез в темноте. Лета поднялась и, хоть и дрожала от волнения и страха, вновь подобралась к окошку.
– Я… я только хотела поговорить, – запинаясь, пролепетала она.
Разглядеть Гиласа она не могла и увидела только, как в углу шевельнулась тень.
– Я не желаю говорить с тобой, – донёсся до её слуха холодный голос. – Ты предала меня и ещё смеешь ко мне обращаться.
– Но ведь вы меня обманули, – возразила Лета. – Я вам верила, а вы тайком варили ужасное зелье. Я видела его своими глазами! А ещё я помню, как дурно вы отзывались о людях, говоря, что они не заслуживают таких прекрасных деревьев. Разве это не правда?
– Я и теперь держусь того же мнения, – прогудел голос. – Неужели ты думаешь, что, оказавшись у людей в плену, я изменю своё отношение? Вы все невежественны и коварны.
– Это не так! – с обидой воскликнула Лета. – Мы всего лишь хотим сберечь то, что нам дорого!
– Глупое создание! – вскричал Гилас. – Ты и твои сородичи виноваты сами! Не видать вам теперь деревьев, попомни мои слова!
Гилас умолк на мгновение, а потом добавил тем же ледяным тоном, каким говорил раньше:
– И больше я не скажу тебе ни слова. Убирайся!
И столько холода и презрения было в этих словах, что Лета поняла: что бы она теперь ни сказала, Гилас ей не ответит. Она посидела у окошка ещё немного, затем поднялась и побрела домой.
И вновь потянулись безрадостные дни. Как и все горожане, Лета ждала, когда же прибудет мудрый волшебник, и надежда её с каждым днём таяла. Снова решилась она пойти к Гиласу. Пусть он кричит на неё, думала Лета, пусть называет её как хочет, она больше не испугается! Что-то подсказывало девочке, что на сей раз ей удастся разжалобить лесного жителя, и тот согласится рассказать, как спасти чудо-деревья.
Лета приходила к башне снова и снова. Она звала сидящего в подвале пленника, плакала, умоляла не губить деревья лишь для того, чтобы досадить людям, которых Гилас так не любил. Она взывала ко всем добрым чувствам, которые, как она надеялась, таятся в глубине его души. Но как бы она ни старалась, сколько бы времени ни проводила у башни в мольбе, в ответ не услышала ни единого слова. Лете даже стало казаться, будто Гилас чудесным образом исчез, в подвале пусто, и она говорит сама с собой. С каждым днём всё горше и тяжелее делалось у неё на душе, всё печальнее становилась она, и всё больше угасала надежда, которая разгоралась, когда Лета вновь отправлялась к башне.
И вот однажды, когда она вышла из дома, в последний раз решив пойти туда, она увидела на дороге, у самого горизонта, маленькое тёмное пятнышко. Пятнышко стремительно приближалось. Оно всё росло и росло, слегка покачиваясь из стороны в сторону, пока наконец не превратилось в повозку, запряжённую парой лошадей. А когда повозка проезжала мимо, сидевший внутри человек взглянул на девочку. И столь удивительным был этот взгляд, что Лета вскрикнула от радости. Ей показалось, будто с души её упал огромный тяжёлый камень, а в мир снова вернулись все краски. Быстрее ветра бросилась она обратно домой, чтобы сообщить маме радостную весть: в город приехал волшебник.