Kostenlos

Нож и плётка

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Меня зовут Вадим, а сына Ильей, – представился мужчина, – это мы к вам поздно пришли специально, чтобы поменьше любопытных глаз, хотя все равно назавтра судачить будут. Вы же расследование проводите? Это по поводу Антона Владимировича. К его скоропостижной смерти это отношения не имеет, но мы решили на всякий случай рассказать. Это случилось в самом начале апреля. Я работаю дальнобойщиком, меня дома не было. А жена не уследила. Илья пошел кататься на самокате, когда еще лед не сошел! Я бы не пустил. А он катался по ледяным колдобинам, по грязным лужам! Илья, сам расскажи, как ты руку сломал, кто тебе потом помог?

– Я упал и сломал запястье правой руки, хотел на нее опереться при падении. По улице в это время шел дядя Антон. Он сразу подбежал, посмотрел, взял меня за руку и повел в чужой дом. Ему нужна была какая-нибудь палка, чтобы руку зафиксировать. Мне было очень больно, но я не плакал. Нижнюю губу до крови закусил, она потом распухла, я стеснялся и поэтому долго дома сидел.

– Месяц в школу не ходил, – вставил отец, – продолжай, Илюша.

– Я уже все сказал. Чей это дом, я не запомнил. Я почти сознание терял от боли. А катался я долго по всему селу, уже не помню, где тот дом. Дядя Антон там ничего не нашел. Не было хозяина почему-то. В огород вышел или в сарай? Не нашлось ни бинта, ни палки для фиксации, ни лекарства от боли. Мы бегом оттуда. До самого моего дома. Там мама. Дядя Антон там мне первую помощь оказал. Руку зафиксировал, лекарство нашлось. Я сразу две таблетки анальгина выпил. Отвез нас с мамой в Семихолмики до фельдшера. Сейчас рука уже зажила. Все прошло. Мы с мамой потом к дяде Антону ходили, говорили ему спасибо. Теперь я буду кататься с осторожностью.

–Ты больше не будешь кататься на самокате! – сердито сказал отец, – я его порубил, покарежил! Вот и все, сказали, облегчили душу. А надо было это говорить или нет? Я с души тяжесть снял. Пошли домой, Илюша! Мама волнуется.

Он взял сына за шиворот и подтолкнул к двери, пошел за ним, заглянул с любопытством в кухню:

– Зачем столько? Это все Тюря накрутила? Обалдеть! Для Верки, наверное. Антон соленые огурцы не ел, хотя и любил. По старости, по здоровью. Все мы состаримся. Пошли, Илюша. А вы пересчитываете? Зачем? Тюря много не съест. У нее щека щеку целует от худобы. Кстати, она приходила к нам 26 апреля, просила обогреватели. Я дал два масляных обогревателя, она потом их вернула. Ей надо было куда-то отлучиться, чтобы в доме было тепло…

Трубников молча слушал его. Все версия сломалась! Оказывается, Тюрина заботливо включила два обогревателя, уезжая в аптеку. Но почему сплит-система настроена на минус двадцать и струя воздуха направлена на кровать? Может быть, Тюря просто изображала на людях заботливую сиделку?

– Вы не видели ее? Где она? – спросил детектив.

– Сегодня видел, по улице шла. Идет понуро, под ноги смотрит. Но у меня никакого желания не было подходить к ней. С ней вообще мало кто общается. Она нелюдимая и какая-то затравленная. Шла по улице мимо моего дома. Откуда и куда, не знаю. До свидания. Не бойтесь, придет. Куда она денется?

Трубников снова запер дверь, закурил, глядя на трехлитровые банки с солеными огурцами. Если не для Антона, то для кого? Где она? Хорошо, что жива! Авось, и впрямь придет. Подожду, не искать же ее по домам! Значит, Уманцев в начале апреля зашел случайно в чужой дом в поисках палки, бинта и обезболивающих лекарств для ребенка. Почему-то не ушел, а убежал. Антон чего-то испугался? Не могу себе представить чего или кого мог испугаться бывший опер? Хотя бывших оперов не бывает.

Оставив этот вопрос без ответа, Трубников наконец, снова спустился в подвал, надеясь, что теперь-то в первом часу ночи его никто больше не побеспокоит. Только к утру он обнаружил тайник. Поднялся в кухню, чтобы получше рассмотреть самодельный нож, спрятанный в тайнике. Похоже, что сделан из топора. И не где-нибудь, а на зоне. Или человеком, отсидевшим на зоне. Характерная оплетка. На ней не остается отпечатков пальцев. Вернее, они остаются, но идентифицировать невозможно. На лезвии у самой рукоятки большая зазубрина. Трубников устало присел на табуретку, держал обеими руками металлическую коробку, в которой сиял отточенным лезвием нож.

Вспомнился Илюша. Его рассказ. Зашел в первый оказавшийся рядом дом в поисках палки для фиксации сломанной руки, а нашел нож, который, очевидно, показался ему знакомым. Зачем же спрятал? Почему сразу не поехал в Ростов к бывшим коллегам? Боялся быть осмеянным? Хотел еще что-то проверить, уточнить? Он ведь уже несколько лет на пенсии! Кто же скрывается под личиной привидения? Хозяин ножа? Надо проверить все глухари Уманцева! Наверное, привидение явилось из прошлого. Там его надо искать.

Трубников вернул все банки на место, закрыв ими раскуроченный тайник. Посмотрел на часы третий час ночи. В дверь громко постучали. Трубников спрятал нож, пошел открывать. На пороге стояли Чепурные и Саша. Галина Ивановна сразу прошла в кухню, поставила чайник, достала из сумки хлеб и большую банку со сметаной, курицу.

– Своя курочка, – сказала она детективу, – специально для вас. Из-за нее и помощника вашего задержали, потому что надо было хорошенько ощипать.

– Кого ощипать? За что? – не понял детектив и достал таблетку анальгина.

– Курочку ощипать, – пояснила Галина Ивановна, – своя, домашняя! Завтра сами приготовите, чтобы легче расследовать было. А сейчас чай и хлеб со сметаной. Сметана тоже домашняя, но не наша. соседка продала. У нее семь коров! Могла бы и масло-сыр делать.

Саша с отвращением смотрел на курицу, на сметану. Жалобным шепотом сказал шефу:

– Они закормили меня насмерть! Если снова заставят кушать, я лопну!

Трубников с хрустом разжевал таблетку анальгина и запил водой. На табуретке у самой двери мирно дремал Матвей Григорьевич. Почувствовав на себе взгляд детектива, он очнулся:

– Как проходит расследование? Где Тюрина?

– Сам бы хотел знать, где она? Саша, завтра, то есть уже сегодня утром займись поиском Тюриной.

Сели пить чай. Трубникова, в отличие от Саши, уговаривать не пришлось. После чая Чепурные уехали. Детектив запер дверь и вернулся в кухню, показал Саше нож:

– Я нашел его в тайнике в подвале. Мне надо срочно уехать в Ростов к Лагутину, надеюсь, он поможет выяснить, нет ли на ноже крови. Надо поработать в архиве, изучить дела Уманцева. Учитывая, что его практика исчисляется десятилетиями, времени понадобится много. Останешься здесь. Позже появится Лукашов, но с ним никаких контактов. Он в роли стригаля в поисках работы. Живи, наблюдай, слушай. Обязательно найди Тюрину.

– Кто такая Тюрина? Как она выглядит?

– Домработница Уманцева. Выглядит понуро. По ночам в дом наведывается «привидение», разыскивает нож.

– И оно тоже выглядит понуро?

– Не знаю, не видел, но бегает очень быстро, а ходит бесшумно, только двери скрипят. Если это хозяин ножа, то встреча с ним весьма опасна. Не забывай запирать дверь. Будь осторожен.

***

Трубников уехал в Ростов под удивленные взгляды жителей села Никольское. В Ростове, не заезжая домой сразу к Лагутину. Тот взял нож, но потребовал подробных объяснений.

– Антон Владимирович Уманцев, – начал Трубников, – последние три года постоянно проживал в селе Никольское Ремонтненского района в доме родителей. Умер в возрасте 64 лет от воспаления легких. Его дочь Вера не поверила, что он смог настолько запустить болезнь, тем более, что он буквально «сгорел». Попросила меня расследовать, чтобы выяснить, нет ли обстоятельств для передачи в правоохранительные органы. Увы, у меня нет прямых доказательств, что Уманцеву помогли умереть, но подозрения есть. Когда я пришел в дом, то обнаружил сплит-систему, настроенную на «холод» и направленную на кровать Уманцева.

Когда Уманцев утром лежал с высокой температурой, рядом с ним была только его родственница, она же домработница Ирина Александровна Тюрина. Она поехала в соседнее село к фельдшеру. Фельдшер в тот же день приехала к больному, констатировала воспаление легких, назначила лечение. От госпитализации Уманцев отказался.

Среди лекарств, которые она назначила, не было снотворного. Но в верхнем ящике прикроватной тумбочки вместе с другими лекарствами я обнаружил сильнодействующее снотворное, которое без рецепта не отпускают. И несколько таблеток отсутствуют. Предполагаю, что Тюрина давала их больному наряду с другими таблетками. Делала она это по своей воле или по чьей-то просьбе? Не знаю. Она прячется от меня, что подтверждает мои опасения. Однако житель села Вадим Стахов, сказал, что Тюрина брала у него два обогревателя, чтобы в доме было тепло, пока она отсутствует. Ей надо было долго добираться до Ремонтного и обратно на рейсовом автобусе. В Никольском аптеки нет.

Включать сплит-систему ночью или даже днем, если он спал, могла только Тюрина, больше никого в доме не было. В последний день пришел сосед Рома, но Уманцев уже не приходил в себя. Он бредил и часто повторял, как показалось Роме: «нож и плетка». Скорее всего, он произносил: «нож – оплетка!» Вот этот нож: самодел с характерной оплеткой. Надо проверить, нет ли на нем крови.

И мне обязательно надо поработать в архиве, ознакомиться со всеми делами, хотя их слишком много! Главным образом «глухари», в раскрытии которых участвовал Уманцев. Олег, посмотри внимательно на нож. У самой рукоятки зазубрина. Она обязательно оставит след на теле жертвы. Как этот нож оказался у Антона? Случайно.

В начале апреля он увидел, как ребенок упал с самоката и повредил руку. Он привел мальчика в первый же дом в поисках помощи. Дома никого не было, хотя дверь была не заперта. Он искал какую-нибудь палку, чтобы зафиксировать сломанную руку, бинт, лекарство от боли, предполагаю, что тогда он нашел этот нож. Забрал его, потому что что-то вспомнил из своей богатой практики. В какой дом он вошел, мальчик сказать не смог, не запомнил. Уманцев спрятал нож в тайнике в подвале своего дома.

 

После смерти Уманцева в его дом по ночам наведывается якобы привидение, разыскивает свой нож. Есть ли взаимосвязь между этим ножом и скоропостижной смертью Уманцева я не знаю, но и не исключаю такой возможности. Уманцев жил тихо и мирно, он не давал повода для черной ненависти.

Однако черная ненависть и жажда мести не исчезли даже после его смерти. Вчера на свалке обнаружен труп собаки Уманцева с многочисленными ножевыми ранениями. В селе проживает много чеченцев и даргинцев. Над этой версией я уже работаю.

– Уманцев Антон Владимирович, – повторил Лагутин, – не припоминаю.

– МВД, органы дознания.

– Не пойму из чего сделано лезвие? – осматривал нож Лагутин, – такое толстое!

– Я бы сказал, что из топора. Надо с особым вниманием ознакомиться с делами, где убийство было совершено ножом или топором. По времени ограничений нет. Прошлое и будущее соединились в одном настоящем. Судя по жестокому убийству собаки, убийца сейчас находится в селе, если его не становить, то все возможно.

Думаешь, за Тюриной кто-то стоит? Вполне возможно. Из твоего описания я понял, что она женщина одинокая, умом и красотой не отличается. Уговорить ее дать больному лекарство (снотворное), включить сплит, труда не составит. Но тебе будет трудно одному перелопатить архив! Дам тебе двух практикантов в помощь на один день. Хоть какая-то польза от них будет. Сейчас уже поздно, завтра к девяти в архиве они будут ждать твоих распоряжений. А нож я забираю. Отдам на экспертизу, вдруг всплывет?

От Лагутина Трубников поехал к Вере. Она отдала ему распечатку счетов за электроэнергию. Счет за апрель намного превышал счета за предыдущие месяцы.

– Что-то мне, – сказала Вера, – не хочется видеть в Тюриной папиного убийцу. Она могла забыть выключить свет, когда уезжала к фельдшеру, потом в аптеку. И Жулька! Тюря тоже любила собаку! Она кормила ее. А папа кормил Тюрю. Нет, она просто забыла выключить свет!

– Даже все лампочки, считая и те, что на чердаке и в подвале, столько энергии не потратят.

– Вы думаете, что Тюря убила папу? Специально включала сплит, когда он спал, чтобы было холодно?

– Это всего лишь одна из версий. Мне бы поговорить с Тюриной. Где она может прятаться? У кого?

– Не знаю. Я мало о ней знаю, хотя она и родственница: седьмая вода на киселе. Кто ее отец, не знает никто. Мать вырастила ее одна. Мать деспотичная и властная женщина, очень тщеславная. Мать по-своему любила дочь, но часто била ее. Порой била просто так, чтобы отвести душу. Соседи слышали, как она кричала на нее: «Дубина стоеросовая! До каких пор ты будешь меня позорить?» Я не знаю, чем Тюря ее позорила?

Она росла забитой и затравленной, к самостоятельной жизни не пригодной. Но я не чувствовала в ней озлобленности, которая позволила бы так жестоко убить папу и расправиться с собакой. Тихая, забитая, она всех боится. У нее никогда не было подруг. Мне кажется, что она не умеет смеяться и улыбаться. Папа пожалел ее, когда она потеряла дом по собственной глупости. Пустил ее к себе жить, прописал, а зря. Не делай добро, не получишь зла.

– Выводы делать еще рано, – остановил ее детектив.

– Распечатка счетов за электроэнергию заставляет делать такие выводы. Ведь кроме папы и Тюри в доме больше никого не было. Гости к папе приходили, он был очень общительным, но гости не могли увеличить потребление электроэнергии так сильно.

***

На следующее утро Трубников приехал в архив, где его ждал сюрприз. Он почему-то решил, что два практиканта будут мужского пола. Но его поджидали две юные особы, обаятельные и очень красивые: Света и Таня. Втроем они приступили к изучению давно минувших дел. Увы, день прошел впустую.

Не солоно хлебавши Трубников ехал домой, когда ему позвонила Лена Шамарина, его секретарь, которая в отсутствие шефа и его помощника Шаповалова, закрывала амбразуру детективного агентства всеми своими силами.

– В приемной вас ждет нервный дедушка. Говорит, что его дело может быть связано с Уманцевым. Откуда знает про Уманцева, не объясняет. Его зовут Анатолий Дмитриевич Черкасов. Что ему сказать? Прийти завтра?

– Я сейчас приеду, – ответил Трубников и повернул обратно.

Дмитрий Анатольевич измерял шагами маленькую приемную, вызывая у Лены мельтешение в глазах и кружение в голове. Увидев Трубникова, обрадовался, пожал ему руку:

– Разведка донесла, что вы копаете архив.

– Да, – улыбнулся Трубников и пригласил Черкасова в кабинет.

С удовольствием констатировал про себя, что на столе ни пылинки, в кабинете чисто. Подвинул Черкасову кресло, сам сел за стол.

– В 2011 году, – начал старик, – я похоронил сына Алешу. Единственного сына! Алексей заступил на дежурство, вернее, он только шел к посту ДПС. Ранняя весна, утро. Населенных пунктов поблизости нет, людей тоже. Трасса М-4. Он шел один по дороге к посту. И не дошел. Что произошло? Так и не раскрыто! Умер от ножевых ранений.. Перед смертью он дрался с убийцей. Снял с него куртку. Вот фотографии с места преступления. Можете взять их себе. Я даже в интернете, в газетах объявления давал. Пообещал вознаграждение тому, кто найдет убийцу. Ни звука! А у вас тоже нож? Посмотреть можно?

– Нет, отдал на экспертизу. Я сейчас позвоню Олегу Григорьевичу, скажу про вас.

– Я же только что от него! Я от него узнал!

– Если вы от Лагутина, то подождем экспертизы. Это не займет много времени. А фотографии я возьму. Он снял с убийцы эту куртку? Где-то я недавно видел такую же! Не припомню, где? Впрочем, таких курток много. Вы тоже в ДПС?

– Раньше, все давно прошло. Уже похоронил сына и жену. На пенсии. Не могу умереть, пока не накажу убийцу Алешки. Я сына хорошо к службе подготовил! И драться он умел, был не робкого десятка. Видать, убийца сзади неожиданно напал с ножом. Иначе бы Алеша отбился. Столько лет прошло, а боль не проходит. Она растет вместе с годами. А говорят, что время лечит! У Алеши невеста давно замуж за другого вышла. Один я остался. А ваш нож где! Где вы нашли его? Я сам поеду туда! Где?