– Спасибо, Айрат, я запишу номер приложения, сам почитаю.
– Тогда еще надо записать: часть первая статьи 178, часть третья статьи 296, часть вторая статьи 307 Трудового Кодекса РФ.
– Ладно, почитаю, – вздохнул Трубников и подумал, что, когда у него на полставки работала Светлана Михайловна, он не вникал ни в Трудовой, ни в Налоговый кодексы, а сейчас впору за парту сесть, – Айрат, ты хорошо знал Михаила Мельникова?
– Да, очень хороший человек, общительный, оптимистичный. Увлекался велоспортом. У него были планы изготавливать велосипеды и электросамокаты, не успел. В молодости Миша увлекался байдарками, но в последние годы об отпуске на реке даже не думал. Времени не хватало, в отпуске давно не был. Зарабатывал для дочери. Хотел ей квартиру купить, а ей только шесть лет! Очень любил ее.
– А жену?
– Чужая семья – потемки. Я Марину видел на свадьбе. Удивился его выбору. Миша был избалован женщинами. А Марина какая-то невзрачная, серая мышка. У Миши ум, ирония, открытость, дружелюбие. Марина молчалива и замкнута. Я тогда подумал, что она так зажата и запугана, потому что в положении. Миша любил животных: собак, котов. Она их терпеть не может. Кот ее царапает, собака на нее рычит. Его питомцы переселились в цех под надзор сторожа, когда Марина переехала жить к нему. Миша рассказывал мне, что тоскует по коту и собаке. Он даже в Луговой не держал животных. Боялся, что из-за них Марина запретит ему забирать дочь.
Иногда мне кажется, что там не столько Марина, сколько ее родители решают, с кем проведет выходной девочка. Я видел Аллу. Миша привозил ее к нам один раз. Славная девчушка, на Мишу похожа.
– Спасибо, Айрат.
Трубников откинулся на спинку кресла.
– Что сказал только что Айрат? В случае отказа работника от перевода на работу в другую местность вместе с работодателем? А ведь это хорошая идея! Сейчас активно обустраивают левый берег Дона. Там теперь аэропорт и новый стадион. А не податься ли и мне на левбегДон? Пичугина туда точно не поедет! Уборщица тоже. Авось, смогу переждать тяжелые времена, потом вернусь в центр Ростова. Жаль, что я на карантине. Ничего, попрошу Багдасарова, он недавно звонил мне, спрашивал о здоровье. Похвалялся большой загруженностью, переключился на бытовые конфликты, на бытовое насилие. Адвокаты сейчас востребованы, в отличие от детективов. Сегодня же уведомлю бухгалтера и уборщицу. Придется ждать два месяца. Надо соблюдать закон. Трубников позвонил Багдасарову. Тот согласился помочь ему: расторгнуть договор аренды на Кировском проспекте и найти новый офис на Левом берегу, но все же попытался отговорить:
– Ты паникуешь, – говорил Багдасаров, – у тебя замечательный офис в центре Ростова! Пережди месяц или два. Возьми кредит. Зачем тебе в такую даль? К тебе туда никакой клиент не поедет.
– Кому надо будет, тот и туда приедет. Я не паникую, а смотрю на жизнь реально. Не через два месяца, ни через два года жизнь уже не будет прежней. Сегодня мы ощутили пока еще не удар, а лишь слабый толчок, это только начало. Выкарабкиваться будем долго. Выживет тот, кто сможет приспособиться.
– Как же ты планируешь приспосабливаться? Уйдешь на пенсию?
– У меня Игорь! Ему надо высшее образование получить! Дочери и внукам тоже моя помощь нужна. Какая пенсия?! Нет у меня пока никаких планов, но и паники тоже нет. Найди мне офис на Левом берегу.
– Рядом с каким рестораном? Там много ресторанов, какую кухню ты любишь?
– С ресторанами придется временно расстаться.
– Пандемия испортила аппетит?
– На аппетит не жалуюсь, чего и тебе желаю. Найди офис, где угодно: в здании аэропорта, в здании, где расположен обслуживающий персонал нового стадиона. Спасибо, что согласился помочь.
– Найду в ближайшие дни, позвоню. Выздоравливай!
Позвонили еще несколько человек. Все говорили о своих проблемах, о погибшем говорили только хорошее, кто его убил и за что, не знали. Трубников пошел в кухню, налил воды в кастрюлю, хотел сварить пельмени. Вчера принесли из «Апекса». У них теперь бесплатная доставка. Достал из морозилки пельмени, думал о Липковиче, как он? Позвонил Черкашину, спросил про Женю. Тот молчал. Трубников решил, что что-то со связью, перезвонил еще раз.
– Нет больше Жени, – ответил врач, – умер сегодня утром. В четыре часа.
– Как умер? – закричал Трубников.
Черкашин отключил телефон. Трубников быстро ходил по двум комнатам и лоджии. Ему было душно, хотелось вдохнуть свежего воздуха. Открыл окна и дверь на лоджию, устроил сквозняк, продолжал ходить по квартире. Зашел в ванную комнату, умылся. От слез болели глаза. Он почему-то не мог поверить, что Липкович умер. Он не мог умереть. Недавно они говорили по телефону. Женя собирался поехать в Ялту после того, как выйдет из больницы, просил прислать ему шоколадных конфет. Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Пожалел, что дома нет водки. В аптечке нашел всякие разные успокоительные, которыми пользовалась жена. Выпил, смешав в кружке несколько флаконов, уснул.
Проснулся от сильной головной боли. В квартире стоял туман. С трудом дошел до кухни. Увидел кастрюлю на плите. Вода давно выкипела, кастрюля дергалась в конвульсиях, что-то постукивало на дне.
– Кажется, я начал варить пельмени, – подумал детектив и заглянул в кастрюльку, выключив газ, – что это? Какое-то черное яйцо подпрыгивает на дне. Нет, это не яйцо. Это мой смартфон. Странно, почему я не чувствую запаха гари? Смартфон обуглился, кастрюля тоже почернела. От нее туман в квартире.
Он распахнул окно, сел на табуретку, прислонился спиной к стене, смотрел в окно. На деревьях зеленые листья. На каштане уже обозначились свечи, но они еще не распутились. Женя любил гулять по Пушкинской. Там много каштанов. Он любил гулять, когда они распускали свечи. Женя!
Он снова заплакал, потом пошел в ванную и умылся. Кто-то позвонил. Он открыл дверь. На пороге стояла соседка.
– Ваша жена не может дозвониться до вас весь день. Волнуется. Просила меня зайти, спросить, что случилось?
– Ничего, я просто спал. И у меня испортился телефон. Я сброшу ей письмо по электронке. Там есть компьютер у Игоря. Ничего, все нормально. Спасибо, что зашли. Извините за беспокойство.
– Откуда запах гари? Вы плохо выглядите! Вам плохо?
– Я спал. Ничего, спасибо.
Он закрыл дверь перед ее встревоженным носом.
– Надо просмотреть почту, отправить письмо Людмиле и Игорю. Потом, потом. Уже стемнело. Зажглись фонари. По трассе проезжают иногда машины. Скоро ночь. Женя, прости меня, сам не знаю, за что. Кружится и болит голова. Я выпил слишком много успокоительных капель, вернее, флаконов. Ничего, все пройдет. Сейчас ночь. Надо спать. Почту, письмо завтра. Сейчас спать.