Осень давнего года. Книга первая

В положенный срок родился мальчик. Счастливые родители назвали его Сашей. Бабушка одобрила: «Хорошее имя. И ласковое, и смелое». Лариса прихварывала. Нелегко далось юной Иноземцевой рождение сына: ведь она была еще совсем девочкой. Не по возрасту досталось Ларисе испытание! Молоденькая мама грустила, болела, плакала. Мальчик требовал много сил и забот. Это был отнюдь не «пупсик»: он кричал по ночам, просился на руки, пачкал пеленки. Хорошо еще, что Ларисе самоотверженно помогала Дарья Федоровна! Иначе как девушка справилась бы с такой ответственностью, неизвестно, – Сергей постоянно пропадал на работе. На заводе запускали новое изделие, и домой новоиспеченный отец приходил только к ночи. Но время шло. Малыш подрастал, и нянчиться с ним становилось легче. Лариса постепенно успокоилась и опять похорошела. Теперь, когда игрушки для нее остались в прошлом, у девушки появилась новая страсть – наряды. Их требовалось Ларисе как можно больше – и самых модных! Она завела приятные знакомства среди других мам с колясками у себя во дворе. Те, разумеется, были гораздо взрослее нее. И, как девушка чувствовала, умнее и самостоятельнее. А отставать – хоть в чем-либо! – от старших подруг не хотелось… И вот Лариса, к удивлению мужа и матери, вдруг стала говорить жеманным «светским» голосом – на высокой ноте, с придыханием, растягивая звук «а». «Ну и глупо! – сердился Сергей. – Ты журчишь, как бездельница-мажорка. Слушать противно. И новой одежды тебе больше не нужно – вон ее сколько, полный шкаф. Солить, что ли, наряды будешь? Вот лучше скажи мне, жена. Я тебе неделю назад давал читать „Евгения Онегина“. Какого ты мнения о Татьяне Лариной?» – «Ну-у, – лукаво тянула Лариса, – она, конечно, была несчастная. Это же ужас: любила Онегина, а вышла за толстого генерала. Потому, наверное, у Татьяны и крыша съехала». – «Это как?!» – возмущался Сергей. – «Да ясно! Со вкусом одевалась, на балах блистала! А мечтала все это променять на полку книг, и дикий сад, и бедное жилище. Конечно, сумасшедшая». Сергей только качал головой.

Между тем, по мере того, как рос Сашенька, жить семье становилось все неудобнее. Ведь в однокомнатной квартирке теснились четверо: трое взрослых и ребенок! Сергей говорил Ларисе: «Как только мальчику исполнится три года, он пойдет в детский сад, а ты – учиться дальше. Это не образование – восемь классов. Пора, наконец, взрослеть и приобретать профессию. Твою учебу я буду отслеживать сам – и помогать тебе, и направлять получение знаний». Но, когда малыш достиг трехлетнего возраста, планы пришлось менять. Стало ясно: надо срочно приобретать более просторную квартиру. Дарья Федоровна начала прихварывать: сказались тяжелые годы, прожитые с мужем-пьяницей. Пожилой женщине требовался покой, а Саше, наоборот, шумные игры и веселье! Пришлось продать «однушку» и купить двухкомнатную «хрущевку». Для этого Сергей взял большой кредит в банке – ведь прежнее жилье стоило гораздо дешевле, чем нынешнее. Он уволился с любимой работы на заводе и стал ездить на Север работать «вахтовым» методом: долг банку следовало платить регулярно! Дома Сергей бывал теперь мало, и о Ларисиной учебе пришлось забыть… Девушка так и не повзрослела. Муж не захотел, чтобы она работала уборщицей или продавцом – а больше Сашину маму никуда бы не приняли с ее восемью классами. Поэтому она, годами сидя дома и занимаясь хозяйством, начала скучать. Ларисе хотелось чего-то необыкновенного! – но она сама не понимала чего. Постепенно домашние дела и забота о Сашеньке перешли в руки Дарьи Федоровны. А Лариса, не умея найти себя, без устали заводила новые знакомства. Она смутно надеялась, что вот эти «шикарные», в ее представлении, модницы и «энергичные» бизнесмены с ближайшего рынка помогут ей – в чем? Ну-у… Наверное, и самой стать модной и энергичной, и что-то такое делать умное и всеми уважаемое. То есть, как говорят, «подняться». Но Лариса по своей природе была доброй и честной девушкой. Она не могла принять наглость, и жадность, и подлые ухватки «новых русских» – а наблюдать их недостойное поведение ей доводилось часто! Например, придя на рынок, девушка видела, как ее очередная задушевная подруга-предпринимательница орет на продавщицу: «Как это ты гнилье не будешь продавать?! Я, что ли, за него платить буду?! Втюхивай яблоки слепым бабкам, которые уже на полусогнутых ходят от бессилия! Им и такие фруктики сойдут. Все равно старухи назад не потащатся, даже если дома разглядят, что дрянь купили!» Наткнувшись на возмущенный взгляд Ларисы, «энергичная» дама беззастенчиво улыбалась, щебеча: «А, это ты, Лорик! Не обращай внимания, рабочий момент. Как говорится, не обманешь – не продашь! А эта курица мне тут большие глаза делает! Ну, и сидела бы, раз такая честная, в своем НИИ, и зарплату по полгода ждала!» Лариса никак не могла заставить себя улыбнуться в ответ и окатить «курицу» презрительным взором, как того требовали «светские» приличия. Тошнота неудержимо подступила к ее горлу, и девушка, круто повернувшись, ушла. Так, казалось бы, хорошо начавшееся знакомство снова оборвалось! Дома Дарья Федоровна, утешая плачущую дочку, приговаривала: «Да и шут с ней, с этой торговкой! Ишь чего придумала – старух беспомощных обманывать. Хорошо еще, что ты ее увидела сегодня с истинной-то стороны! А то бы и тебя окрутила подлючка, еще чему бы дурному научила, не дай Господь. Ты ведь наивная у меня. А глупышку всякий обидеть может. Одно слово – ребенок. Не наигралась моя доченька вовремя, детства у нее нормального не было. Вот теперь ты, Лариса, и перебираешь людей, как кукол – вдруг новая лучше прежней окажется? А стержень-то и характер надо самой в себе воспитывать, не ждать подсказок со стороны! Эх, неладно с квартирой получилось. Жить нам, конечно, стало лучше и просторней! Да только из-за нового жилья Сергей-то Георгиевич вечно в разъездах. Некогда ему твоим образованием заняться. Если бы не взятый на квартиру кредит, выучилась бы ты, доченька, ума набралась! Глядишь, и дело бы нашла по душе, и с подлыми людишками больше не связывалась, научилась бы их отличать от порядочных! Я бы тебя, егозу, и сама заставила учиться, да не знаю, с какого бока за это дело приняться. Безграмотная я, и все тут. А сама-то моя дочка к книжкам не больно тянется, если ее постоянно в спину не толкать!»

«Ага! – слезливо подвывала Лариса. – Вон они, образованные, на рынке продавцами стоят, да еще за счастье считают, что приняли их на денежную работу. Я эту Наташу, которую сегодня хозяйка ругала, немного знаю – она в параллельном классе училась, круглая отличница была. Учителя ее хвалили, директриса говорила: „Гордость школы!“ Наташка меня не вспомнила, конечно. Отпетых двоечниц, как я, в школе вообще не замечают… Ну, вот зачем девчонка хорошо училась, скажи? Да еще и наверняка институт закончила, раз в НИИ работала?» – «Ох, глупа ты, Ларисонька, – качала головой мать. – Одно слово – дитя. Не хватает у твоей матери грамоты, чтобы объяснить тебе, зачем нужно образование. Смолоду мне не пришлось учиться, хотя способности-то были, да и желание тоже. Но мать не пускала меня в школу, младших нянчить заставляла – а их в семье пятеро было. Как руки-то, бывало, отвихаешь, малышей таская, не приведи Господь! Вот и пришлось мне ученье бросить и всю жизнь потом с детьми водиться. Хорошо, хоть это я умела да любила, а иначе хоть с голоду помирай с отцом твоим непутевым! Головой думай, милая! Не все ведь, что ты на поверхности видишь, истинная правда. Глубже учись смотреть, доченька!» – «Как это?» – таращила глаза Лариса. Дарья Федоровна грустно вздыхала и разводила руками.

Впрочем, пока Сашкина бабушка была жива и относительно здорова, семья Иноземцевых благоденствовала. В доме царила чистота, на плите стоял горячий обед, пахло вкусными плюшками. Маленький сын Ларисы и Сергея был сыт, здоров и весел. Он обожал свою бабушку, слушался ее беспрекословно, а маму считал кем-то вроде старшей подружки. Да, она вроде бы и есть. С родительницей бывает интересно поиграть, она поможет решить трудную задачку, но… Вот только что мама сказала, грозно вращая глазами: «Сам решай пример, он легкий! Через пять минут проверю!» Мальчик послушно склоняется над тетрадкой. Со двора раздается крик: «Лариса, выходи! Мы уже тут, у подъезда! Ты что, забыла про пикник? Давай быстрее, а то вино греется!» Саша подходит к окну и видит: внизу стоят три машины, а возле них – развеселая толпа незнакомых теток и дядек. Они смотрят вверх и призывно машут руками. В прихожей хлопает дверь: мама ушла. Мальчик, довольный, идет к столу и отодвигает тетрадь с примером подальше – чего над ним мучиться? Мамы теперь не будет до самой ночи. А ночью она, придя чуть навеселе, уже не вспомнит про Сашину математику. Родительнице будет не до того – бабушка станет ее ругать, говоря: «Ты что это, доченька, опять к бутылочке приложилась?! По отцовским стопам, никак, пошла?» Мама будет плакать и обещать больше не ездить на пикники… А он тихонько прокрадется в маленькую комнату, нырнет под одело и притворится спящим. Мама с бабушкой после шума заглянут к Саше, и бабуля тихо скажет: «Вот, опять твой сынок без мамы уснул, сердешный. И уроки ты у него не проверила, Ларисонька. Дурно это, никуда не годно, понимаешь?» Хитрый мальчик незаметно улыбнется и подумает: «И вовсе не дурно. Наоборот, хорошо. Примеры такие трудные были, ну их на фиг! А я зато и на улицу сходил, и мультики смотрел целый час, пока баба Даша ужин готовила».

Все резко и непоправимо изменилось, когда несколько лет назад Дарья Федоровна начала сильно хворать. Женщина крепилась, старалась не слечь окончательно, из последних сил делала работу по дому. Испуганная Лариса ходила за ней по пятам и просила: «Мам, ну ляг, пожалуйста. Я сама, что ли, суп не сварю?» Бабушка обессиленно опускалась на диван, Лариса бежала на кухню. Через минуту баба Даша шептала посиневшими губами: «А у Сашеньки-то на футболке рукав почти оторвался. Будто настоящий беспризорник мальчишка с улицы пришел. Пойду зашью», – и семенила к шкафу, где стояла коробка с нитками. Видно, не умела бабуля отдыхать и спокойно лечиться… Через два месяца Дарья Федоровна умерла. Приехал срочно вызванный домой с Севера Сергей Георгиевич. Он, стараясь скрыть слезы, торопливо распоряжался похоронами – ведь на это скорбное дело отводилось только три дня, а один из них отец уже пробыл в дороге. Красный гроб стоял на табуретках в «зале». Лариса бродила по квартире, натыкаясь на стены. Зареванный Саша, сгорбившись в углу дивана, впервые в жизни почувствовал: он страшно одинок и, кажется, никому не нужен… Бабушку похоронили. После поминок отец с матерью заперлись в маленькой комнате. Мальчик слышал, что они напряженно спорят. Лариса твердила: «Я не могу одна справляться с ребенком, не могу! Сашок уже большой, и он меня не слушается, понимаешь?» Сергей Георгиевич сердито шептал: «Ты что, пятилетняя? Саша тебе сын, в конце концов. Призови его к порядку! Я знаю, какое это горе – родного человека потерять. Я с радостью остался бы дома, утешил тебя в горе, поверь! Но надо возвращаться на „вахту“. Иначе меня уволят с работы, а за квартиру еще столько платить… Ну, соберись с силами, хорошо?» На прощанье отец крепко обнял Сашу и сказал: «Держись, сын. Мы же с тобой мужчины! Береги маму, слушайся ее. Ничего не поделаешь, я должен ехать. Если не заработаю денег, банк отнимет квартиру, и мы окажемся на улице. Давайте же все вместе не допустим этого, Сашок».

И вот началась совершенно другая, странная жизнь! Первое время, казалось, она еще катилась по знакомой, накатанной колее. Лариса будила сына по утрам, кормила его завтраком, провожала в школу, ласково встречала после учебного дня, проверяла у мальчика уроки. В доме регулярно стиралась и гладилась одежда, проводилась уборка, готовился обед. Но все это Лариса делала с огромным трудом, как бы через силу. Часто Саша заставал ее рыдающей. Мама повторяла, как заведенная: «Одна, совсем одна! А если что случится, куда я кинусь?! Кто поможет, совет подаст? Ничего я не знаю и не умею! Как жить будем, сынок?» Мальчик потерянно молчал. Спустя недолгое время Лариса опять начала пропадать из дома. Оказалось, она усиленно занялась новыми знакомствами. Только если раньше друзья и подруги общались с Ларисой где-то далеко, на стороне, то теперь… Они стали являться домой – и в любое время суток! Сколько раз Саня просыпался ночью от громких голосов и хохота в соседней комнате! Там звякала посуда, гремели отодвигаемые стулья. Через щель под дверью к нему в комнату просачивался едкий табачный дым…

Впрочем, часто гости приходили и днем. Саша вглядывался в посетителей и старался понять: что интересного мама в них нашла? Эти люди казались ему до тошноты глупыми и скучными. Во всяком случае, думал мальчик, из них ни один мужчина и ни одна женщина в подметки не годились его папе – самому умному, доброму и сильному человеку на Земле! Но он, к сожалению, почти постоянно пребывал далеко от Омска.

Между тем Лариса, увлекаясь все больше и больше общением с приятелями, стала забывать про Сашу. Она где-то пропадала по целым дням, а в доме иногда не было и куска хлеба. Деньги, разумеется, у Ларисы имелись – ведь отец на Севере зарабатывал достаточно, чтобы его семья не нуждалась, но… Лариса, казалось, не считала Сашу человеком, интересным для себя. Действительно, чему у мальчика можно было научиться? Он был маленьким и не «умел жить», как мамины друзья. Саша, оставшись в одиночестве, сначала плакал и пытался искать Ларису у ее знакомых. Но мамы там почему-то не оказывалось, и никто не знал, где она находится в данный момент. Саша замкнулся, стал угрюмым и раздражительным. Впрочем, к приезду отца их дом преображался: покупалась еда, исчезала пыль в углах, отстирывалось грязное белье, а самое главное – Лариса постоянно была дома! Она, словно спохватившись, много разговаривала с Сашей, расспрашивала мальчика о его делах, готовила любимые блюда сына… За эти чудесные часы внимания и любви мальчик прощал Ларисе все! – Саша никогда не рассказывал приехавшему отцу о том, как горько, одиноко и голодно он теперь живет. Папа возвращался домой – и прошлые беды словно отступали в тень небытия! Лариса даже не вспоминала о своих друзьях – они совершенно исчезали из ее жизни. Мама общалась с «дорогими мужчинами» – так, с оттенком гордости, она называла Сергея и Сашу в те короткие недели, когда приезжал муж. А мальчик в страхе считал время до папиного отбытия назад, на «вахту». Вот, еще три, два… Еще один, последний день, и Саша опять останется один! Сергей, замечая печаль сына, обнимал его, говоря: «Не грусти, Саня! Я очень хочу остаться с вами! Но, сам знаешь, не могу. Недолго уже осталось платить за квартиру, потерпи еще чуть-чуть. Слушайся маму, и все будет хорошо». Мальчик усмехался и думал: «Да я бы с радостью слушался. Но кого? Маму скоро и дома-то не увидишь»… В такие минуты мужество оставляло его, и мучительно хотелось крикнуть: «Папа, не уезжай! Мне трудно без тебя жить, просто до ужаса тяжело. Матери я вообще не нужен, когда ты в отъезде!» Но Саша всегда помнил слова бабы Даши о том, что его мама – не наигравшийся в детстве ребенок. И мальчику становилось жаль Ларису – ведь как ей попадет от Сергея Георгиевича, если он узнает о частых отлучках жены из дому! Еще, пожалуй, откажется папа от «вахты», чтобы навести порядок в семье! А как тогда выплачивать долг за квартиру? И Саша, пересиливая себя, молчал. Они провожали Сергея Георгиевича в Надым, и Лариса опять бросалась к своим друзьям. Или, наоборот, в квартире ступить было негде от набежавших гостей – но в этом случае в холодильнике хотя бы появлялась еда, и даже в весьма большом количестве.

В тот мартовский, памятный для нашего друга день, чаю с пирогом они не попили: яблочная шарлотка благополучно сгорела у Ларисы Юрьевны в духовке. Сашкина мама совершенно забыла о готовящемся на кухне десерте: она, замерев от волнения, вместе с сыном слушала рассказ Сергея Георгиевича – и, как сделал для себя вывод Иноземцев-младший, делала это уже не в первый раз! Почему же у «Лорочки» блестели слезы на глазах, когда ее муж просто и кратко описывал домашним горести своих юных лет? Только вот при любом упоминании о сувенире, недавно разбитом сыном, мать семейства с досадой морщилась и надувала губы – почему? Саня так и не понял. Воспоминания Сергея Георгиевича о ее собственном трудном детстве, о пьянстве отца оставили Ларису равнодушной – она просто отвернулась к окну и думала, казалось, о чем-то постороннем. Зато о встрече в мороз с добрым студентом, о счастливом браке с ним, о рождении сына женщина слушала, радостно улыбаясь. Когда в комнату пахнуло гарью от безнадежно испорченного хозяйкой пирога, никто из семейства Иноземцевых даже не подумал огорчиться. Подумаешь, какая-то шарлотка! Главное, что Сергей Георгиевич на робкий вопрос Саши: «Пап, ты простишь меня за сувенир?» – ласково похлопал мальчика по плечу и сказал: «Конечно, сын. Ты же не хотел огорчать меня. Это получилось случайно». И все Иноземцевы, задыхаясь от дыма, кинулись распахивать балкон и окна. На следующий день Лариса снова испекла пирог. Правда, он был другой – с клюквой, залитой взбитыми белками. И просто таял во рту!

9. Куда мы попали?

– Вот так, – закончил свой рассказ Сашка, – я узнал историю папиной Царь-пушки. Понимаете, уже тогда узнал, когда ее не стало! И зачем только я, дурак, устроил дома танковый бой?

– Интересно, – протянула Светка. – А почему Сергей Георгиевич раньше не рассказывал тебе об этой вещи? Она же, как я поняла, всегда у вас дома была?

Сашка пожал плечами:

– Может, отец меня маленьким считал?

– Получается, ты почти ничего не знал о его детстве? И какая у папы сестра была? И о детдоме, и о том, как он женился на Ларисе Юрьевне? – удивилась я.

– Знал, только мало, – вздохнул Саня. – Ну, отец говорил, что рано остался без родителей. Поэтому в институте учиться ему было тяжело – папа постоянно находился в поисках работы, чтобы с голоду не помереть. Про тетю Зину тоже слышал краем уха – отец однажды сказал матери, что даже вспоминать про нее не хочет. А мама ему в ответ: «Зря ты так о сестре! Может, она давно изменилась, добрее стала? Хорошо бы нам встретиться с Зиной и помириться с ней!»

Я подвела итог:

– Все ясно. Наверное, действительно ты был слишком юным, чтобы узнать об этой ужасной женщине. Я думаю, Сергею Георгиевичу до сих пор стыдно за свою родственницу. Ведь Зинаида ему родной человек – но до чего подлый, и жадный, и злой, и тупой! А тут сыну надо было сообщить, какая у него есть милая тетушка!

– И она, наверное, не изменилась, – тряхнула кудрями Светка. – Я имею в виду, в лучшую сторону. Зинаида и мужа нашла под стать себе – очень мерзкого типа. Будь Николай хорошим человеком, разве позволил бы жене отправить ребенка в детдом?!

Пока Саня рассказывал, мы вместе со скворцом успели преодолеть большое расстояние. Местность вокруг опять сильно изменилась. Она значительно понизилась и стала какой-то… сказочной. По обеим сторонам дорожки, которая по-прежнему расстилалась впереди, качались на ветру невиданно высокие травы. Сладко пахли крупные цветы. Кряжистые, в несколько обхватов, дубы подпирали небо. Чуть дальше от них виднелись дремучие ельники вперемешку с березовыми рощами. Где-то далеко в лесу ухал филин. Это было и вправду очень похоже на старый советский фильм-сказку – скажем, «Морозко» или «Руслан и Людмила».

– Мне страшно, – призналась я друзьям. – Кажется, сейчас вон из-за той елки выйдет Баба Яга на пару с Кощеем…

Светка отмахнулась:

– Погоди фантазировать! Еще не все понятно с Саней. И что, Иноземцев? Конечно, рассказ о сувенире был ужасно интересным. Мы много нового узнали про твою семью. Но почему ты сначала объявил, что хочешь по-быстрому возвратить пушку на место, а потом о ней вообще забыл? Бросил орудие стоять на поляне и, сам не зная куда, рванул вперед по дорожке? А перед этим, между прочим, возмущенно бубнил: оставлять пушку в лесу без присмотра нельзя!

– Ну, вообще-то, – вмешалась я, – логика в его поступке была, и самая прямая – даже без оглядки на Санину семейную историю, которую мы тогда еще не знали! Ты сама раскинь мозгами, Свет: к чему волочь за собой чужую собственность, если все равно пока неизвестно, кому она принадлежит?

Моя подружка, помявшись, кивнула:

– Согласна.

– А кроме этой, были и другие мысли, – признался Иноземцев. – Я, как только рассмотрел, из чего по нам Щука шмалял, сразу понял: орудие старинное. Может, и помладше Царь-пушки, но это не так уж важно… У меня просто сердце защемило от радости: вот, думаю, я сейчас переживаю то же самое, что отец давным-давно в Кремле – любуюсь на бомбарду. Хотя, может быть, она и не бомбардой называется: я раньше ваще не знал, что бывают на свете деревянные пушки. И оказалось, вполне боеспособные! Щука же из той стрелял! Я, девчонки, обожаю всякое оружие. А тут! Средневековая артиллерия! Это же редкость. Посмотреть на нее – большая удача для каждого реального пацана. К тому же орудия – они вам, девчонки, не какие-нибудь куколки. Пушки обычно не стоят в разных местах поодиночке. Их хранят вместе – ну, там в военных арсеналах или в артиллерийских частях… И мне подумалось: а вдруг в том месте, откуда пацаны утянули орудие, их еще много – может, даже несколько расчетов?! И не все пушки там – деревянные? Я летом читал…

– Ты? Летом – читал?! – изумилась я.

Иноземцев нетерпеливо пробубнил:

– Да. Кое-что по истории русского оружия. Так вот, первые пушки, привезенные на Русь из немецкой земли еще в 13 веке, назывались арматы. Они были сделаны из железных листов, свернутых в трубку. Потом швы стволов заваривали и обтягивали для прочности железными обручами. Что, если в том месте арматы тоже есть? Вот бы взглянуть на них хоть одним глазком! А позже на Руси стали отливать орудия из бронзы и чугуна. Собственно, пушками считались тогда длинноствольные изделия средневековых мастеров. Короткоствольные назывались мортирами или гаубицами. Я бы на них тоже посмотрел с удовольствием, понимаете? Потому и побежал скорей искать арсенал. Ясно тебе, Ковалева?

– Ясно, – кивнула потрясенная Светка. – Какими, однако, словами ты умеешь разговаривать, Санек! Вот оно – влияние исторической литературы.

Иноземцев, волнуясь, признался:

– А еще у меня один родственник по отцу был артиллеристом. Пал в битве за Москву в 1941 году. Я того двоюродного прадедушку много раз себе воображал – и всегда героически. Но ведь важно было представить его живым человеком, а не памятником. Только это ни в какую не получалось: виделась мне бронзовая статуя: боец за минометом – и все! Вот я подумал, когда мы решили вернуть пушку ее хозяину: хорошо бы с местным артиллеристом познакомиться! Ведь если человек владеет орудием – а возможно, и многими! – то и стреляет из пушек умеет! А вдруг он участвовал в сражениях? И тоже смело проявил себя в них, как тот прадедушка? А мне интересно: какие они в жизни, герои боев за Родину? И, самое главное, как люди ими становятся? Порасспросил бы я хорошенько об этом хозяина пушки, поглазел бы на его арсенал, а потом и сказал бы: «Знаю, где Ваше пропавшее орудие сейчас находится. Берите с собой помощников, чтобы увезти его назад, и идем со мной! Пушка стоит в лесу – я покажу туда кратчайшую дорогу».

Упорно молчавший всю дорогу Кирилл уселся на ветвь столетнего дуба, росшего впереди. Мы сразу остановились, понимая: птица хочет что-то сообщить. Скворец проскрипел сверху:

– Что ж, Александр. Желания, побудившие тебя отправиться в дорогу, честны и добронравны. Но, кажется, они сбудутся не так скоро, как хочется моему юному другу!

Из леса послышался рык. Мы вздрогнули. Следом раздался пронзительный визг, который быстро приближался. Скворец спикировал с ветки на Сашкино плечо и сказал:

– Не бойтесь, друзья.

Легко сказать, не бойтесь! Неведомый зверь взревел громче – похоже, он был совсем рядом! Человеческие возгласы отозвались жуткому вою звенящим эхом. Так кричат люди, напуганные до полусмерти… Я зажмурилась. Что за чудовище преследует несчастных?! Как ни странно, мысль о собственном бегстве даже не пришла мне в голову.

– О-о-о! – изумленно прогудел Иноземцев, и я открыла глаза.

Из ельника выскочила целая ватага подростков. Дети суматошно заметались по поляне. Свирепый рык опять разорвал воздух, и следом за тинейджерами из леса выбежал медведь. Мальчишки и девчонки сразу перестали вопить и в ужасе попадали на землю, прикрыв головы руками. Зверь поднялся на задние лапы во весь свой исполинский рост. Шерсть на его загривке вздыбилась, глаза кроваво блеснули. Медведь снова зарычал, кинулся к трем мальчикам, распластавшимся в траве. И вот тут, представьте, дружно заголосили Света, Ира и Саша! От страха, что зверь сейчас разорвет на куски вжавшихся в землю мальчишек, мы орали, как мегафоны на протестном митинге! То, что хищник запросто может кинуться на нас, вообще не стукнуло никому в голову. Медведь остановился на бегу и удивленно повернулся на шум. Сашка от радости, что зверь забыл о лежащих в траве детях, провыл сиреной «скорой помощи». Впрочем, и мы со Светкой не отстали от Иноземцева – иначе говоря, припадочно заверещали. Медведь съежился, потом упал на четыре лапы и… припустился бежать. Видели бы вы, как он улепетывал! Мы, переглянувшись, в полном бессилии опустились на землю. Только теперь всех заколотила крупная дрожь. Да что там говорить, мы просто лязгали зубами от пережитого страха! Мне показалось, что где-то рядом шевельнулась трава и послышался стон. Я перестала трястись и обернулась. Но нет: кругом было тихо. Наверное, движение и голос почудились мне. На всякий случай посмотрела на друзей – они уже улыбались. Светка, округлив глаза, прошептала:

– Вы поняли? Поняли?! Мы медведя напугали. Он удрал! Получается, мы спасли этих пацанов – но каким образом? Мы же не стреляли в медведя, не шли на него облавой, как охотники с собаками. Почему зверюга струсил?

Кирилл спланировал с дуба и зашагал возле нас – туда-сюда. Наконец прокаркал:

– Ну, во-пер-рвых, медведи действительно боятся сильного шума. В литератур-ре описаны случаи, когда тур-ристы пр-рогоняли их кр-риком и стуком – ну, скажем, повар-решки о железное ведр-ро…

– А во-вторых, уважаемый Кирилл, Вы нами снова недовольны? – спросила я. – Иначе почему Вы закартавили?

Скворец кивнул и внушительно распушил перья:

– Да, я слегка р-разочар-рован. То есть, собственно говор-ря, меня непр-риятно удивила Светлана. Она забыла любимое детское кино своего папы.

– Кино? – изумилась моя подружка. – А при чем тут оно?

– Ну как же? – развел крыльями Кирилл. – Вы вместе с отцом смотр-рели его по телевизор-ру, вместе пер-реживали за гер-роев – тр-рех мальчиков, котор-рые отпр-равились одни в тайгу…

– Вспомнила! – подскочила Светка. – Это старый-престарый фильм. В нем играл Георгий Жженов – противного охотника Аникина, да? Вот только название кинокартины у меня напрочь из головы вылетело. И точно! – там медведь пришел к отряду школьников на привале, а они как закричат, как застучат в миски и кастрюли! – зверь и сбежал.

– Молодец, что вспомнила, – прожурчала птица. – Драгоценны те дни, даже те минуты, которые мы проводим вместе с родителями – в любви, и радости, и согласии с ними. Эти важнейшие в жизни события нельзя забывать! Потом, когда отцы и матери оставят вас одних на Земле – а это, к сожалению, обязательно будет…

Светка и Сашка в голос заплакали. Мое горло тоже сдавило от слез, но крикнуть я не могла. Меня сразила безысходность факта: единственные в мире мама с папой не вечны. Когда-нибудь они навсегда уйдут от нас с Митей. Я, конечно, и раньше это знала – но ясно поняла только сейчас!

– Не плачьте, милые дети, – ласково сказал Кирилл. – Таков земной закон, его нельзя изменить. Просто храните в душе, подобно алмазам, счастливые моменты общения с матерями и отцами. Эти воспоминания будут светить вам в грядущем. Потом вы украсите ими жизнь своих собственных детей. Понятно, дорогие друзья?

Мы кивнули, стараясь удержать слезы – но они продолжали литься. Странно, но невдалеке как будто еще кто-то всхлипывал! Я опять оглянулась: никого! Скворец сказал:

– Успокойтесь, ребята. Будем надеяться, что мамы и папы будут рядом с вами еще долгие-долгие годы.

– Да-а, – судорожно вздохнула Ковалева, – как я могу перестать плакать, если даже не помню названия того фильма-а? А папа говорил, что просто обожал его в детстве-е? Обидно быть жалкой тупице-ей!

Светка снова заревела. Я тоже почувствовала, что не могу остановиться. А вдруг и я не все помню, что должна?! Вместе с папой и мамой у меня было столько разного хорошего! Иноземцев озабоченно нахмурился: ему пришли на ум те же мысли. Скворец заявил:

– Не беспокойтесь, ребята. Я ведь не зря сопровождаю вас в этом путешествии. И рад, что могу помочь подопечным в трудную минуту. Любимый фильм Светланиного папы называется так: «О чем молчала тайга».

Светка шмыгнула носом и затихла. Мне тоже стало легче. Я вытерла слезы. Здорово, когда есть мудрый провожатый по стране Нелживии! Кирилл между тем продолжал:

– Более того, я еще ни разу, начиная со дня нашего знакомства, не пожалел о своей миссии. Горжусь, что именно мне поручили быть гидом у добрых и смелых ребят – Александра, Светланы и Ирины. Потому что забыть о себе ради других могут только люди, имеющие вышеперечисленные свойства характера. А вы проявили эти душевные качества, закричав в минуту опасности, когда медведь направился к мальчикам, чтобы растерзать их. Мои храбрые экскурсанты спасли детей. Не подвели старую облезлую птицу! Кстати, посмотрите вон туда.

Кирилл показал крылом на поляну. Подростки, озираясь, начали вставать с земли. Они переговаривались между собой – но мы, к сожалению, издалека не могли разобрать слов незадачливых грибников. Дети старательно отряхивали одежду – и какую!

– Смотрите, – воскликнула я, – это же русская сказка! И лес тут особый, дремучий, как на картинке в книжке. А дубы старые, с громадными дуплами. Помните рисунок в учебнике литературы – иллюстрацию к былине об Илье Муромце и Соловье-разбойнике? Именно на таком дереве сидел гадский свистун, пока богатырь не попал ему стрелой в глаз и не свалил разбойника на землю. А происшедшее сейчас похоже на сцену из фильма «Морозко», я же говорила! Помните, там Иванушка, наказанный волшебником за гордость, превратился в медведя? А потом он бежал за детьми, собиравшими грибы. Кричал при этом: «Кому из вас доброе дело сделать?» Ребятишки от медведя бросались врассыпную и вопили: «Оборотень!» А одеты они были точно как эти, – я указала на подростков.