Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей

Глава 3. Мышь появляется снова

Мне кажется, утро – самое лучшее время суток. Особенно сейчас, летом, когда не надо бежать в школу и можно спокойно посидеть у открытого балкона… В комнату веером влетают солнечные лучи, сквозит прохладный ветерок. В одной руке у меня чашка кофе, в другой бутерброд. Просто блаженство. А ведь день еще только начался, и сколько интересного может случиться до вечера!… Впрочем, нет. Хватит нам со Светкой того – ну, очень интересного! – что произошло недавно и закончилось неделю назад. И уверяю вас, этих приключений оказалось для нас, и для Сашки Иноземцева, и еще для некоторых других (речь о них впереди) вполне достаточно. Мне в последнее время что-то и шалить не хочется. Светке, по-моему, тоже. Вот так порезвились…

Ну, все. Я доела свой завтрак. Теперь буду рассказывать, что было дальше после того, как Светка с забинтованной ногой ухромала к себе домой. Я решила не ходить больше мимо бабкиной двери – ну, хоть до вечера, пока родители с Митькой не придут.

Я боялась той зубастой мыши. Конечно, очень хотелось выбежать на улицу, на солнышко – но ведь для этого требовалось сначала пройти через подъезд… Нет, ни за что! Лучше дома посижу, «Зверобоя» почитаю, подальше от неприятностей. Я еще не знала, как сильно ошибалась, считая свой любимый диван безопасным местом. Но пока наивно на это надеялась! Правда, на всякий случай я проверила, хорошо ли закрылась дверь за Светкой. Оказалось, нормально. Успокоенная, я с аппетитом поела и упала с книжкой на пружинные подушки. Как обычно при чтении, я увлеклась настолько, что очнулась лишь от звука лязгнувшего в прихожей замка и оживленных голосов мамы и Мити. Я вскочила и побежала их встречать. Братишка сразу обнял меня – соскучился за день. Мама поцеловала мою макушку, сунула в руки кучу пакетов и велела нести на кухню. На душе сразу стало легко и весело. Я начала болтать с Митькой, бегать с ним по комнатам – и сразу забыла об утреннем происшествии. Все было прекрасно в моей жизни, – а значит, в мире. Кажется, я давно не была в таком хорошем настроении. Скоро пришел с работы папа, мы поужинали, выпили чаю с печеньем. Митя, выскочив первым из-за стола, потянул меня за руку в комнату, прося почитать ему сказку («Азбуку» он у нас уже освоил, но вот «Маленького Мука», понятно, еще разобрать сам не может – а это его любимая сказка). И тут папа, улыбнувшись, спросил у мамы притворно-строгим голосом:

– Скажи, Леночка, как себя вели сегодня наши дети?

Мы с братом сразу поняли, в чем дело, и закричали:

– Хорошо!

Мама засмеялась. Было ясно: сейчас я и Митя получим подарки. Карапуз уже был возле папы и смотрел, что он вынимает из пакета – чуть свой нос туда не засунул. У меня от любопытства даже в горле похолодело. Но я ведь не такая малявка, как брат, поэтому стояла спокойно и молча – конечно, мысленно гордясь своей выдержкой. Но тут же вздрогнула от Митькиного крика «Ура!» и последовавшего за ним оглушительного выстрела. Брат получил наконец-то пистолет с пистонами! Я была так рада за него, что даже не обиделась, когда он оттолкнул меня от кухонной двери и пробежал прямо по моим ногам в комнату, чтобы там пострелять на свободе. Но тут что-то зашелестело в папиных руках, и я увидела, обернувшись… Нет, я не сразу в это поверила. И лишь когда взяла от папы свой подарок, завопила от радости и стала обнимать родителей. Это был пушистый рюкзачок в виде мягкой игрушки – слоненка! Я давно такой хотела, но все как-то не получалось. То денег в семье не было, то те сумочки, которые мне показывали в магазине мама с папой, не нравились. А эта – просто прелесть! Я выскочила из кухни с подарком, чтобы показать его Митьке. Братишка еле виден был в густом синем дыму, наполнившем комнату. Он стрелял из своего пистолета, носясь, как ракета. Но рюкзачком моим, конечно, сразу заинтересовался, повертел его в руках и сказал:

– Грамотно! – это у него высшая степень похвалы. Подумав, добавил: – Но плохо, что не стреляет.

Мне стало смешно: я представила себе, что слоник вдруг начал стрелять, и из-под его лопушистых ушей, приподнимая их в воздух, полетели теннисные мячики и повалил дым. Вот один мячик щелкнул карапуза по лбу. Мальчишка выпучил глаза и уронил на пол пистолет… Я весело хохотала над Митькой, увидев мысленно эту картину. Шпендику не понравился мой смех. Брат подозрительно покосился на меня, подумал и сказал:

– А я тебе свой пистолет не дам. Вот!

Теперь довольно улыбался Митька, а я хмурилась. Надо же, вредный клоп! Мне, родной, любимой сестре – не даст пистолет! Увидев, что я рассердилась, и от удовольствия шмыгнув носом, братишка важно добавил:

– И не трогай его! И не бери в руки: я не разрешаю.

Тут он совсем раздулся от гордости за свою находчивость – как же, старшую сестру уел! Конечно, сразу получил от меня подзатыльник, заревел и побежал в кухню жаловаться маме. Слушая, как он там верещит и называет меня дурой, я подошла к креслу, села в него и увидела брошенный братом пистолет.

– Ага, – обрадовалась я, – сейчас я его запрячу! Пусть этот плакса поищет и еще поноет.

Я уже наклонилась, чтобы поднять игрушку, но тут из-под кресла раздался сильный шорох. От неожиданности я резко выпрямилась и больно ударилась головой о край стола. Шуршание раздалось снова, но уже тише. Прижав пальцами быстро вспухавшую на затылке шишку, я завизжала от страха и залезла с ногами в кресло, потом встала в нем и, видно, продолжала кричать… В комнату вбежали мама, папа и Митька и бросились ко мне. Папа схватил меня, снял с кресла и прижал к себе. Мама дрожащей рукой гладила мое плечо и спрашивала:

– Ира, Ирочка, что с тобой? Доченька, почему ты кричала?

Я, уже придя в себя, показала пальцем под кресло. Митька сразу же, пыхтя, полез туда. Поползав некоторое время на четвереньках, братишка встал на ноги и объявил:

– Там пусто!

– А что там могло быть? – спросил папа.

Мама тревожно посмотрела на меня и тоже заглянула под кресло. Но и она, видно, ничего не обнаружила, потому что с облегчением рассмеялась и прижала меня к себе, оторвав от папы.

– Впечатлительная ты у нас, – сказала мама. – Ну ладно, успокойся. Дыма Митя напустил полную комнату, вот тебе что-то и привиделось. Никто внизу не прячется, взгляни сама.

Посмотреть, конечно, хотелось, но я не стала. Не будешь же объяснять домашним: я не увидела страшное – я услышала! А что сейчас под креслом пустота, это и так ясно. Шишка на голове загудела сильнее, я скривилась от боли. Мама ахнула, когда отодвинула мою руку и нащупала под волосами огромный бугор.

– Идем скорее в кухню, приложим лед, – сказала она мне и повела лечить вон из комнаты.

Я слышала, уходя, как папа отодвигает штору, чтобы распахнуть окно. А Митька, найдя на полу свой пистолет, радостно кричит:

– Вот он, мой пестик! А я уже и забыл про него!

Мама вынула из холодильника ванночку со льдом, вытряхнула из нее два прозрачных кубика, завернула их в салфетку и дала мне, сказав:

– Приложи скорее.

О, какое облегчение – действительно! Боль сразу уменьшилась, а приятная прохлада на голове окончательно успокоила меня. Но тогда я сразу начала думать – легко догадаться о чем: кто же шуршал под креслом? Конечно, первая мысль была: мышь. Наверное, пробралась к нам в квартиру, когда родители с Митей пришли. Кажется, эти мелкие зверьки могут шмыгать мимо людей тихо и незаметно. Но ведь когда зверюшка сидела на ладони у Марьи Степановны, она показалась мне не такой уж маленькой! Даже, честно сказать, очень крупная была мышь! Мама могла ее не заметить, но вот Митька – вряд ли. Он у нас знаете какой глазастый – все увидит! Правда, папа пришел позже и мог впустить ее. Но нет: он большой аккуратист. Прежде чем войти, всегда тщательно вытирает ноги перед дверью и смотрит при этом вниз, чтобы коврик не съехал в сторону. Папа обязательно заметил бы зубастую и, конечно, не пустил бы в дом. Но как тогда она оказалась под креслом?

От этих мыслей я завертелась на стуле. Мама, сидящая рядом со мной и делающая вид, что читает газету, сразу встрепенулась и спросила:

– Что, Ирочка, опять больно?

– Нет! – с досадой сказала я. – Это я усиленно мозгами шевелю…

– Конечно, дочка, – очень серьезно сказала мама. – С людьми иногда происходят события, от которых они покой теряют и усидеть на месте не могут. Наверное, с тобой случилось нечто подобное?

– Да, – вяло призналась я. – Но только, пожалуйста, ни о чем меня не спрашивай.

– Ладно, – согласилась мама. – Но, может, ты сама захочешь поделиться со мной пережитыми страхами? А потом мы вместе придумаем, как от них избавиться.

– Нет! – испуганно сказала я. – Ничего я не скажу.

Чем я могла поделиться с мамой? Это ведь не ссора с одноклассниками и не «тройка» по математике. Мама наверняка не поверила бы ни в угрозы «бабки из двадцатой», ни в подмигивающую мышь, ни в ее дальнейшее зловредное поведение. Да и не могло быть этой зверюшки у нас дома! Не сумела бы она проскочить незаметно! Да… но кто же тогда шуршал подо мной? Кто?!

Я почувствовала, что шишка на моей голове снова налилась огнем. И лед, оказывается, уже растаял. Я встала с места, подошла к раковине и пустила в нее холодную воду. Набрала в ладони шипящую струю и с наслаждением умылась. На больное место тоже поплескала водичкой. Жить опять стало легче, а думать веселей. Мама, оказывается, уже ушла с кухни, пока я умывалась. Видно, решила, что я уже вполне пришла в себя и хочу поразмыслить в одиночестве. Молодец у меня мама, все всегда понимает – даже когда и не знает, что должна понимать!

Так, начнем сначала. Вчера, не сумев уличить нас в озорстве, Марья Степановна угрожающе пробормотала, что сегодня она «посмотрит». Нынче утром она показала мне на ладони здоровенную мышь и пообещала, что та теперь постоянно будет следить за мной и за Светкой и что от нее уж не убежишь. Потом черная нахалка укусила подружку за ногу, мстя ей за вполне, надо сказать, справедливые слова в бабкин адрес. Но потом – она исчезла! Куда? Ведь лестничная площадка очень маленькая, двери на ней были закрыты, а в углах уж точно нет ни одной норки, способной скрыть в себе такую толстую зверюшку! То есть, получается, она растворилась в воздухе… Ерунда какая-то. А потом, значит, полчаса назад снова появилась – уже под моим креслом. Еще лучше. Просто не мышь, а привидение – только, надо сказать, очень упитанное и кусачее.

Стоп! А почему я так уверена, что под креслом была именно она? Я же ее не видела. Мало ли что там могло шуршать… Или кто… Но ведь ни кошки, ни собаки, ни даже черепахи у нас нет. В моей голове тихо зазвенело, словно я опять стукнулась о стол. Я обреченно почувствовала, что внутри она совсем пустая, как воздушный шар. Сейчас оторвется и полетит. Только волосы на ней причесывать – забота лишняя.

Мне раньше казалось, что я вроде бы не глупая и характер у меня решительный. Но тут просто не знала, что думать и – самое главное! – как действовать. Была мышь или нет? А если была, то зачем приходила? Я ведь, кажется, ничего запретного не делала – не «пакостила», как выразилась Марья Степановна. Тут какая-то мысль промелькнула в моем мозгу, но снова исчезла. Я чуть не заплакала от собственного умственного бессилия.

Ну, нет! Так дальше нельзя. Надо пойти в комнату и опять заглянуть под кресло. И пусть Митька с мамой ничего там не нашли, а я вот посмотрю!

Испытывая жажду хоть какой-то деятельности, я выскочила из кухни и влетела в комнату. Вот удача! – там никого не было. Я опустилась на четвереньки и влезла головой под кресло, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть там, в тени, и… разглядела. Прямо перед моим носом, ярко светлея на синем мехе ковра, поблескивала огромная царапина. Как будто кто-то узким ножом ловко срезал полоску ворса. Я ахнула, сразу похолодев от того, что моя догадка о мыши оказалась верной. На всякий случай я прикоснулась ослабевшими пальцами к этой лысине на ковре, выбритой ровно, будто по линейке. Да, это мне не видится и не снится – ворса здесь действительно нет… Но, однако, какой сильной и, должно быть, опасной должна быть старухина мышь, если это действительно она здесь побывала! И что, интересно, скажет мама, увидев, каким стал ее любимый ковер?

Вдруг новая мысль поразила меня. Да ведь мама заглядывала под кресло! И ничего не заметила. Митька тоже. В полном отупении я уставилась на царапину и подумала, что так, наверное, сходят с ума: ты видишь, а другие нет. Вот ты и псих!

В коридоре раздался смех братишки, и я сразу вскочила с пола. Вот сейчас возьму и еще раз проверю!

– Митя! – крикнула я. – Зайди-ка сюда на минуточку!

– Зачем? – недоверчиво спросил брат, открыв дверь и просунув голову в щель. – Хочешь пистолет забрать, да?

И тут догадка, которая появилась и вдруг опять исчезла у меня в кухне, просто вспыхнула перед моими глазами! В нем все дело – в этом злосчастном пистолете, который Митька так нежно прижимал к груди – боялся, что я отниму. Но пока я выясню кое-что другое, и брат мне в этом поможет.

– Нет, не заберу, – ласково сказала я. – Заходи, не трусь.

Мальчишка на всякий случай переложил игрушку в карман шорт, прижал ее рукой и лишь тогда переступил порог комнаты.

– Ну, чего тебе? – все еще с подозрением поинтересовался он. – Опять кажется?

– Нет, Митя, – схитрила я, – ничего мне не кажется. Просто я заколку уронила, и она под кресло улетела. А мне трудно достать – в голове стучит, понимаешь? – и я, скривившись как можно жалостнее, дотронулась до своей шишки.

– А, ну сейчас, – сказал мой любимый братишка. – Я быстро достану!

Он полез под кресло (в который раз уже это происходило за сегодняшний вечер?), а я стояла и ждала: вот он крикнет:

– Ой, смотри! Что это на ковре?! – или подобное в этом роде.

Но нет! Он молча пыхтел и ползал там, старательно ища мою заколку, которая на самом деле лежала на полке в детской. Так и есть: карапуз ничего не замечает, потому что… Но все же я сделала последнюю попытку. Присев на корточки рядом с братом, который уже хотел выбираться из-за кресла, я ткнула пальцем в царапину и спросила его:

– А здесь ты ничего не видишь?

Митя внимательно посмотрел на то место, куда я показывала, подумал и сказал:

– Нет! А ты?

– И я ничего. Пропала моя заколочка… – постаралась я вздохнуть как можно печальнее.

Впрочем, я даже почти не притворялась. Мои догадки наводили на действительно грустные размышления.

Митьке было жалко меня: как же, заколка потерялась! Но, имея в кармане пистолет, долго огорчаться он не смог. Крикнув мне:

– Не потей! Потом найдем! – братишка удрал.

А я теперь совершенно точно сделала для себя два вывода – и не знаю, который из них был важнее.

Во-первых, эту мышь и ее проделки могли, наверное, видеть только мы со Светкой: ведь срезанный ворс на ковре усмотрела одна я, а Митя нет. Значит, скорее всего, и мама с папой эту царапину не заметят. И если тогда, когда все это случилось, мышь и сидела еще под креслом, ее тоже не разглядели ни мама, ни Митя.

Во-вторых, вечером эта грызунья появилась не случайно, как я думала раньше. Митька же заявил, что не разрешает мне брать пистолет! А я, прогнав братишку из комнаты подзатыльником, потянулась за его игрушкой. Тогда-то и раздался шорох! Дело в том, что я собиралась сделать запрещенное – взять в руки Митькин подарок, вот мышь и появилась, и приготовилась меня укусить. Но я, крепко стукнувшись головой о стол, про пистолет забыла, и он остался лежать на полу. В это время я услышала второй шорох, слабее: мышь уходила, потому что кусать меня было незачем – Митькин запрет я не нарушила. Да уж!

Я глубоко вздохнула и вышла через открытую дверь на балкон. Как хорошо становится на душе, когда начинаешь что-то понимать! Правда, выводы мои точно нельзя было назвать приятными. Вредная старуха не соврала, и ее шпионка теперь будет появляться рядом всякий раз, как только мы со Светкой захотим немного развлечься. Ничего себе будущее! Неужели нам придется стать пай-девочками, которые разговаривают тихими, робкими голосами, любят ябедничать про чужие проказы и делают только то, что взрослые разрешают? Вот тоска!

Летний вечер угасал. Солнце уже давно спряталось, кругом разлились голубые сумерки, и на быстро темневшем небе зажглась первая звезда. От этой картины мне захотелось плакать. Казалось, что эта ночь наступает не в мире, а в нашей со Светкой жизни. А далекая светлая звезда в небе – это наше веселое и бесшабашное прошлое, которое мы не ценили! Думали, что так и будет всегда. А теперь конец: подлая мышь вместе со старухой не дадут нам житья. Боясь от отчаянья разрыдаться, я ушла с балкона в нашу с Митькой детскую, расправила постель, разделась и легла. Сама не знаю, как это вышло. Обычно мама с папой долго не могут загнать меня в кровать. А тут… Мне было до того грустно, что голова сама улеглась на подушку. Видно, я очень устала от разных испытаний, потому что уснула почти мгновенно, успев лишь краем сознания услышать удивленный голос Митьки, вошедшего в комнату:

– Ой, а Ира спит!

Мне, помню, сразу привиделся какой-то удивительный сад, зеленый-зеленый, и цветы в нем…

Глава 4. Светкины страхи

Я с трудом проснулась в полной темноте от звонка колокольчика. Это дребезжал наш со Светкой «телефон». Я совсем забыла рассказать, что у нас есть своя связь, Вы уже знаете, что я живу на третьем этаже, а моя подружка – на пятом. Балкон квартиры Костиных находится под балконом Ковалевых, а окно нашей с Митькой комнаты – соответственно под Светкиным окном. Правда, на четвертом этаже живет одинокий мужчина – Иван Петрович. Одинокий он потому, что от него уехала жена с двумя детьми еще два года назад. Мы со Светкой очень жалели, когда уехали его сыновья. Такие были веселые мальчишки – просто класс! – хотя и младше нас один на два, другой – на три года. Что мы вытворяли вместе с ними во дворе, до сих пор весело вспомнить! Но я отвлеклась. Теперь, короче говоря, остался один только их отец, который очень хорошо относится к нам с подружкой – всегда улыбается, увидев нас, и часто угощает конфетами. Правда, смотрит при этом грустно – наверное, о своих сыновьях думает, ведь мы с ними дружили. Так вот, этот Иван Петрович никогда не ругает нас – даже за то, что мы однажды со Светкой, играя на ее балконе, опрокинули стоявшую там банку с зеленой краской, и она вся через щель вылилась на лоджию соседа. А лоджия у него знаете какая красивая! – лучшая в нашем доме, он сам ее делал. Вообще-то застекленные балконы у нас имеют немногие – может, семей десять, но у тех лоджии по сравнению с этой – просто ерунда какая-то. Хорошо еще, что рамы у Ивана Петровича в тот день были раздвинуты из-за жары, а то мы испортили бы ему стекла. И вы представляете: сосед даже не пожаловался нашим родителям! Сам оттер краску тряпками, смоченными какой-то вонючей жидкостью, – мы со Светкой сверху видели – а нам только погрозил пальцем, и все! Ну, и вполне понятно, что такой замечательный и добрый человек не помешал нам провести два своих «телефона»: один с моего балкона на Светкин (мимо балкона Ивана Петровича), другой – из форточки нашей детской в форточку подружкиной комнаты (соответственно вдоль окна соседа).

Вообще-то «телефоны» – это всего лишь тонкие, но крепкие веревочки, связанные в круги. Первый из них охватывает балконные перила наших со Светкой квартир. По этому «телефону» мы обмениваемся с подружкой разными предметами, привязывая их к веревке – ведь ее концы скреплены узлом с длинными хвостами. И если потянуть, например, за левую сторону «телефона» вниз, то правая поползет наверх, к Светке – ну, а вместе с ней, скажем, конфета, или яблоко, или транспортир какой-нибудь (когда Светке срочно его надо, а бежать ко мне вниз неохота).

Второй наш «телефон» ничего не перемещает. Он служит для того, чтобы вызывать друг друга на балкон для каких-то сообщений или срочных разговоров. К веревке привязаны два колокольчика – один в подружкиной комнате, другой – в моей. Если мне надо что-нибудь побыстрее сказать Светке, я зажимаю рукой свой колокольчик и дергаю за веревку. И пожалуйста: через полминуты мы с подружкой уже разговариваем: она – свесив голову вниз, а я – повернувшись вверх лицом. Может быть, кому-то из вас наша связь покажется смешной – ну и пусть! А мы с подружкой очень гордимся своими «телефонами» и пользуемся ими с удовольствием – при всей их простоте веревочные «аппараты» очень надежны. Конечно, если бы на четвертом этаже между нами жил не милый Иван Петрович, а, скажем, Марья Степановна, она бы нам веревки уже раз десять оборвала! И жаловалась бы нашим четверым родителям, что «телефоны» ей просто жить не дают – придумала бы почему. Но бабка живет на втором этаже – ура! Правда, я опять отвлеклась. Продолжаю рассказывать с того момента, как меня разбудил «телефонный» колокольчик.

Открыв глаза от его звонка, я сначала долго ничего не могла понять. Перед моими глазами тихо проплывали пышные деревья и яркие цветы из моего сна. Но наконец я сообразила: грезы кончились, я нахожусь в своей комнате, а колокольчик надрывается оттого, что у Светки наверняка что-то случилось. Ведь ночью она мне пока ни разу не звонила! Выскочив из постели, я подбежала к окну, и, схватив одной рукой свой колокольчик (чтобы он замолчал), другой несколько раз дернула за веревку, приводя в движение подружкин звонок. Так я дала ей знать, что услышала вызов и иду на балкон.

Но сначала надо было проверить, не разбудили ли эти звуки кого-то еще, кроме меня. Кажется, нет: Митька спокойно сопел, в спальне родителей тоже было тихо. Я крадучись вышла на балкон. Ночная прохлада дунула на меня свежим ветерком, и я окончательно проснулась. Подойдя к перилам, я посмотрела вверх и спросила:

– Света, ты здесь?

– Здесь! – долетело до меня с пятого этажа. – Ира, я не могу тут с тобой говорить! – в голосе подруги явно прорезались истерические ноты. – Выйди на вашу площадку, я к тебе сейчас спущусь! – теперь Светкин голос прозвучал так, как будто она собирается заплакать, но старается сдержаться.

– Ладно, иду! – поспешно крикнула я, забыв всякую осторожность, а ведь нас могли услышать родители. – Двигай ко мне.

Проскользнув мимо комнаты папы с мамой, я зашла только в детскую накинуть халат и проверить, не проснулся ли братишка. Кажется, все нормально. Теперь пора к Светке. Надо было бесшумно открыть дверной замок, чтобы никого не разбудить. Это мне не сразу удалось – язычок почему-то заело от моих осторожных движений. Когда я выскочила на лестничную площадку, Светка была уже там. И в каком виде! Бледная, перепуганная, руки мелко дрожат.

– Что с тобой? Что случилось? – спросила я, уже смутно догадываясь, какое событие могло привести в паническое состояние мою рассудительную подругу.

Светка схватилась руками за мои плечи, и ее глаза вдруг наполнились слезами. Она очень старалась не зареветь в полный голос, но было ясно, что это вот-вот случится. А тогда, я чувствовала, мне не скоро удастся добиться от подруги, что же у нее стряслось. Поэтому я решила опередить события и быстро спросила :

– У тебя мышь была?

Светка мелко закивала головой, и слезы из ее глаз посыпались градом – но было видно: плачет она скорее от облегченья, что я уже все знаю, а не от отчаянья. Я сразу угадала, в чем дело, – да и трудно было бы этого не понять после событий сегодняшнего вечера. Я еще не забыла, в каком виде сама недавно упала на подушку и заснула. Хорошо хоть, что Светка начала успокаиваться – уже сняла руки с моих плеч и смотрит на меня с какой-то странной надеждой. Наверное, думает, что если я понимаю, в чем дело, то и помочь смогу. А вот нет – этого не будет: сама не представляю, как нам теперь из беды выпутываться. Но сначала надо точно узнать, что произошло с подружкой.

В пустом подъезде стояла мертвая тишина. Тускло и страшно горела пыльная лампочка на площадке. За дверями мирно спали наши соседи – ведь им ничто не угрожало. А мы с подругой были одни со своим горем, которое так внезапно накрыло нас душным покрывалом. Чтобы было не так жутко, мы взялись за руки. Светка еще раз глубоко вздохнула, вытерла последние слезы и наконец-то рассказала следующее…

Моя подружка в этот вечер долго не отходила от телевизора – впрочем, вместе с родителями. Сначала они посмотрели новости, потом очередную серию из цикла «Улицы разбитых фонарей». Светка старалась не думать об утреннем происшествии и о своей больной ноге. Правда, кое-что ее удивило. Когда ее мама – тетя Таня – увидела повязку, она, сразу расстроившись, потребовала, чтобы Светка размотала бинт и показала ей, что с ногой. Та, конечно, этого делать не хотела и изо всех сил отнекивалась: тогда уж точно пришлось бы как-то объяснять происхождение укуса. А в то, что это сделала разумная мышь по приказу Марьи Степановны, тетя Таня, ясно, не поверила бы. Но Светкины отговорки не помогли, и повязку ей пришлось снять. Подружка, увидев удивленные мамины глаза, ждала чего угодно: охов, ахов, возмущенных расспросов, но…

– Твоя мама ничего там не увидела? – нетерпеливо спросила я.

– Да! А откуда ты знаешь??? – поразилась Светка.

– Знаю. Дальше что было?

А дальше тетя Таня, тщательно осмотрев подружкину ногу со разных сторон, засмеялась и сказала:

– Какие выдумщицы вы вместе с Ирой! Для чего только бинт испортили? В больницу, что ли, играли?

Вот тут Светка, можно сказать, припухла! Стояла, переводя глаза со своей мамы на еще слабо кровоточившие следы мышиных зубов, и не знала, что сказать в ответ. Уж лучше бы ей попало от тети Тани, чем это «бинт испортили»: получалось, что она не пострадавшая, а просто фантазерка. И как могла мама – ее мама! – ничего не увидеть?

В сильнейшем недоумении моя подружка пробыла остаток дня до самого ужина. Ее упорные попытки как-то логически осмыслить и утренние события, и удивительную мамину слепоту совершенно не удавались. То, что «бабка из двадцатой» сыграла с нами злую шутку, сомнений не вызывало. Но как далеко зайдет эта шутка и что из нее получится? Вон какие дела уже с мамой происходят – ужас! Родной дочке не верит и ее болячку не видит. Есть от чего расстроиться.

Светкина мама, видно, почувствовав ее плохое настроение, приготовила на ужин творожники со сметаной. Их моя подружка очень любит. Поэтому, поев творожников от души, она пришла в гораздо лучшее расположение духа. Подумаешь, старуха! Подумаешь, мышь! Укус уже почти не болит, и, может быть, эта глупая история закончится только сегодняшними неприятностями?

Перед телевизором, в компании с родителями, Светка окончательно ожила. Ей было уже весело и спокойно, и ни о чем плохом вообще не думалось. Когда закончилась очередная серия о приключениях питерских милиционеров, Светкина мама сказала, что пора спать, и папа с ней согласился. Подружка призналась мне: в этот момент ее кольнуло какое-то предчувствие, но она сразу отогнала его прочь. Все у нее шло отлично – и так же будет завтра, послезавтра, через год, два, через десять лет…

Родители ушли к себе в спальню, а Светка – в детскую. Она закрыла дверь, разделась и быстро легла в кровать. На душе у нее теперь было настолько хорошо, что спать совершенно не хотелось. Хотелось, наоборот, смеяться и играть. Но это было невозможно – усталые родители уже, наверное, засыпали, а моя подружка всегда была гораздо послушнее меня. Честно пытаясь задремать, она провертелась под одеялом с полчаса. Нет, ничего не получалось – сон не шел. Что было делать?

И тут Светка вспомнила: у нее в верхнем ящике стола лежит последняя, пятая книга «Гарри Поттера». Мама купила ее сегодня, принесла и подала Светке со словами:

– Читай, дочка!

Это было еще в обед. Сейчас подружка с удивлением вспомнила, что даже не обрадовалась в тот момент – слишком была напугана. Она только вяло поблагодарила:

– Спасибо, мамочка, – и положила книгу в стол.

Но теперь-то ей очень хотелось ее начать! Эти романы про мальчика-волшебника – просто чудо. Мы с подругой первые четыре книги уже по нескольку раз перечитали. А тут – новая, последняя и еще незнакомая!

Светка тихонько встала, подошла к столу, вынула томик из ящика. Потом включила свет и открыла первую страницу книги. Но из дальней комнаты сразу донесся сонный голос тети Тани:

– Света! Что ты там делаешь? Сейчас же спи! Не вздумай читать среди ночи.

Так, ясно: мама все-таки услышала шум и решила принять меры к непослушной дочке. Пришлось Светке щелкнуть выключателем и сделать вид, что она снова легла в кровать. Читать, однако, моей подружке захотелось еще отчаяннее!

Как же выйти из положения? И тут Светка вспомнила про один замечательный способ тайного поглощения книг, о котором ей однажды рассказал папа. Он признался дочке, что в детстве частенько читал, накрывшись с головой одеялом и светя себе фонариком. Дедушка с бабушкой тоже не разрешали ему развлекаться ночью! Они, люди простые и работящие, и сейчас живут в той деревне, откуда родом Светкин отец. Всю жизнь много и тяжело трудясь, они не могли понять, как можно тратить на книги драгоценные часы сна. Теперь эта же история повторялась со Светкой. Вот и пригодился папин опыт!

Фонарь у подружки был – мы с Митькой подарили в прошлом году. Светка осторожно прошла к своему шкафчику по ярко-голубой лунной дорожке на полу, открыла дверцу и достала фонарик (она отлично помнила, где видела его в последний раз). Теперь надо было взять «Гарри Поттера» с письменного стола. Бесшумно подкравшись к нему и протянув руку за книгой, моя подружка краем глаза успела заметить какое-то неясное движение под шторой, возле батареи. Прижав к груди книгу и фонарик, она стала внимательно вглядываться. Но нет – видно, показалось! – край портьеры висел неподвижно, и под ним ничего не было видно. Успокоившись, Светка так же на цыпочках прошла к кровати, тихо легла, натянула на себя одеяло и прислушалась. В дальней комнате стояла тишина. Все в порядке. Значит, можно укрыться с головой, включить фонарик и… И тут моя подружка услышала, как по полу мимо кровати пробежали маленькие быстрые лапки. Она, оцепенев, пыталась вздохнуть, но не могла, и только крепко стиснула в руке край одеяла. Новый шорох внизу около спинки обдал Светку волной дикого ужаса. Она, дернувшись, быстрым движением накинула одеяло на голову и сжалась под ним в комок. Книги и фонарик оказались под ее упертыми в матрас локтями. Видно, спасаясь под одеялом, Светка случайно нажала на кнопку фонаря, поэтому он вдруг загорелся, ослепив ее в темноте и осветив край подушки и толстый томик «Гарри Поттера». А прежде чем подружка успела, ударив ладонью по фонарику, погасить этот непрошеный луч, кто-то вдруг промчался по ней от ступней до плеч, и возле Светкиного уха послышался внезапный пронзительный писк: «Пи-ик!» В этот момент вконец обезумевшая от страха девочка потушила, наконец, фонарь – невольно, потому что судорожно рванулась от писка в сторону и скатилась с кровати на пол. Долго она лежала так, запутавшись в одеяле и не смея шевельнуться. Но кругом было тихо, никто больше не шуршал и не пищал. Слышалось только тиканье часов, которое громом отзывалось в ушах насмерть перепуганной Светки. Тщетно она старалась различить в этом перестуке другие звуки – те, что заставили ее лежать здесь одну в темноте. Несчастная моя подружка от ужаса не посмела даже крикнуть, чтобы позвать на помощь. Но минуты медленно текли, и ничего больше не происходило. Светкин страх понемногу отступал. Наконец девочка откинула одеяло и села на коврик у кровати. К ней возвращалась способность соображать. Первой мыслью Светки было: «Почитала, называется!» Подумав немного, она с удивлением поняла, что уже совсем не хочет знать, что там дальше произошло с Гарри. Его приключения были страшными и поразительными, но то, что сейчас случилось с ней наяву, было, пожалуй, куда кошмарнее. Потом, еще раз осмотревшись по сторонам, Светка спросила вслух: