ОБРАЗОВАНИЕ ТРОЙСТВЕННОГО СОЮЗА.
На следующей неделе Шорин назвал мне день встречи Лётчика и Ткача. Она должна состояться в ресторане «Плачутта» в центре Вены. Там подают якобы любимое блюдо императора Франца-Иосифа – тафельшпитц, которое состоит из отборного варёного мяса, чёрных жареных хлебцев, жареной картошки и различных соусов, включая яблочное пюре. Там рядом есть маленькое кафе, из которого открывается вид на церковь иезуитов и виден вход в ресторан. Когда Ткач появится, он мне его покажет, тем более что я его видел в Хилтоне. Если Лётчик придёт раньше, пусть входит и занимает место. Днём там свободно, а я с Ткачом подойду. А если Лётчик задержится, будем ждать его в ресторане, заодно познакомимся. А он отсюда будет обстановку наблюдать. Когда соберёмся втроём, обговорим день вылета. Пусть Лётчик объяснит, куда Ткачу подъехать. Надо сказать твёрдо, что финансовые вопросы будет регулировать Лётчик. Важно подчеркнуть, что я – посредник, и мне сказали, что всё уже согласовано. Последние инструкции Лётчик получит в ближайшее время, чтобы была полная ясность, и сделка не зависела бы от каких-то неожиданных обстоятельств. «Если вопросов не будет, гуляйте, а я буду посматривать. У меня, кстати, встреча с Ткачом в тот же день, а ты за день – два до вылета пообщаешься с Лётчиком и передашь ему деньги и инструкции по платежам. Так что звони нашему «летуну» и назначай рандеву», – заключил Борис. В день «х» всё было как обычно. В офисе шла работа. Все сидели, писали, время от времени общались. До меня доносились громкие голоса, смех, но я не выходил из кабинета и, честно говоря, чувствовал себя не в своей тарелке. Приходила Анна, принесла кофе, странно на меня посмотрела и, не сказав ни слова, удалилась. Наверное, у меня было непривычно отстранённое лицо, а женщины тонко чувствуют настроение. С Шориным я не общался, и в назначенное время мы с деловым видом вышли из здания и сели в его машину. Заехав в пару магазинов, мы покрутились по городу, выезжая из переулков на крупные магистрали и снова ныряя во второстепенные улицы. Наконец, запарковавшись в подземном муниципальном гараже, мы двинулись к месту встречи. Сначала я, а Борис немного отстав. Потом он меня догнал, и мы вместе вошли в угловое кафе. Усевшись за столик у окна, через которое действительно был виден вход в ресторан, мы прихлёбывали крепкий кофе, весьма неплохой, наверное, потому что вокруг угнездились многочисленные церкви, принадлежащие разным монашеским орденам, а место, как известно, обязывает. Мне пришла неожиданная мысль о Дяде, но я Борису ничего не сказал, хотя как раз в этот момент он насторожился и показал мне кивком головы в сторону окна. У входа в Плачутту прохаживался Ткач. Мне вспомнился его недовольный взгляд, когда я заглянул в его офис в Хилтоне. Он и сейчас выглядел недовольным, может, ожидал, что его встретят с оркестром. Я потрепал Шорина по плечу и устремился наружу. Ткач недоверчиво посмотрел на меня, когда я к нему обратился, но вероятно, сравнив отпечатавшееся моё лицо с оригиналом, улыбнулся и по-английски поздоровался. Я крепко пожал ему руку и по-немецки предложил войти, выбрать место и выпить по маленькой, если Лётчик задержится. К счастью, мой партнёр, как обычно, был точен, и мы уселись за удобный столик в углу и стали разыгрывать немецкий гамбит. Белыми играл я, поэтому познакомил присутствующих и предложил начать партию с расстановки фигур. Официант принёс нам по рюмке абрикосовки, и мы углубились в изучение меню. Оказалось, что мы союзники по части вина, и предложение распить бутылочку Грюнер Велтлинер было сразу поддержано. Копчёная форель прошла без обсуждения, а при выборе горячего проявился характер Ткача. Он потел, шевелил губами, его глаза и лысина блестели, но остановил он свой выбор всё-таки на говяжьем стейке с луком и жареной картошкой. Отметив про себя склонность полных людей заказывать апробированные блюда, я поддержал Карла при заказе тафельшпитца. Деловые вопросы мы решили быстро: Ткач в назначенное время приезжает на вертолётную площадку к Лётчику, и они летят в район Франкфурта-на-Майне, где Ткач укажет место посадки. Все необходимые моменты будут обсуждены с начальником авиабазы, и все разрешения, включая сигнальные знаки, будут подготовлены. Лётчик спокойно сказал, что подготовит вертолёт, получит подтверждение на полёт и согласует координаты для прокладки трассы. От меня требуется указать пункт назначения и обеспечить финансирование. Мне оставалось подтвердить согласие на всё сказанное, и заявить, что название пункта назначения и деньги я передам Лётчику за два дня до вылета. Сославшись на свои посреднические функции, я сказал, что буду действовать в соответствии с инструкциями заказчика, и если имеются неясности, лучше их обсудить сразу. Вопросов не было, по-видимому, мои беседы с Лётчиком и Шорина с Ткачом устроили всех участников действа. Все заметно волновались, но так как общая цель сближает, вино и еда поглощались с удовольствием. Я включил память и рассказал пару анекдотов про лётчиков, благо эта работа настолько необычна для нас, землян, что и анекдотов оригинальных и неожиданных много. Карл добросовестно смеялся и сам вспомнил несколько анекдотичных случаев. Потом он вдруг неожиданно заторопился, предложил заплатить, но так как я, сославшись на представительские возможности, отобрал у него «эстафетную палочку», распрощался и быстро удалился. Ткач к этому отнёсся безразлично. Во всяком случае, виду не подал, и предложил угостить меня глотком бренди. Потягивая крепкий напиток, мы практически ни о чём не говорили, каждый думал о своём. Собеседник никуда не спешил. Я устал и предпочёл распрощаться, пожелав ему здоровья и удачи. Осенний вечер уже ложился на Вену. Было как-то невесело. Шпили костёлов угрожающе топорщились среди таких же постаревших зданий. Настроение было тупиковое.
АЛЬПЫ. СПОРТ И ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ.
Наступил второй декабрь нашего пребывания в Вене. Похолодало, изредка падал снег, но быстро таял, и впечатления, что скоро Новый год, не было. Некоторые сотрудники советских организаций в Австрии в выходные с семьями выезжали в горы, гуляли там по дорожкам, некоторые катались на лыжах, в том числе и на горных. Жена как-то сказала мне, что торгпредские бронируют автобус для поездки в горы, и предложила записаться. В цену входил сам автобус и одна ночёвка в отеле рядом с горнолыжными трассами. В отеле были бассейн и сауна. Кроме нас в списке были Шорины с дочкой и другие семьи разных советских организаций. Выезд планировался в субботу рано утром, возвращение в воскресенье после обеда. Надо признаться, что кроме меня в семье на горные лыжи никто никогда не вставал, да и я учился и несколько раз катался на первых курсах института, то есть лет 20 назад. Тем не менее, энтузиазм захлёстывал. И в субботу в новых спортивных костюмах и со всем необходимым мы толпились у автобуса и ждали команду загружаться. Когда автобус тронулся и детские голоса несколько поутихли, обнаружилось, что на экране, висевшем на кабине водителя, демонстрировались мультики советского производства, а в некоторых местах были приставные столики. Через 15 минут все распределились по интересам, а автобус нёсся по южному автобану к предгорьям Альп. Когда стали подниматься в горы, ландшафт быстро стал меняться. Зелёная трава и деревья оделись в белые одежды. Медленно преодолевая подъёмы по узкому шоссе, вдоль которого встречались небольшие посёлки и изредка просматривались снежные трассы с подъёмниками, автобус натужно гудел, но раз за разом справлялся с очередным перевалом. Неожиданно за поворотом открылась автомобильная стоянка с сотней припаркованных машин и горнолыжная база, где мы должны были разместиться. Номера были заранее распределены, и нам достался двухкомнатный с балкончиком, выходящим на сторону, противоположную стоянке. Шорины вселились в соседний номер, и через полчаса, взяв лыжи и ботинки, мы гурьбой вывалились из здания. Перед нами был довольно широкий и длинный спуск, по которому спускались лыжники. Подъёмник располагался у левого края спуска, от которого его отделяли флажки, а в некоторых местах и сугробы. Он был самой простой конструкции: толстый трос двигался через шкивы, от троса свисали штанги, оканчивающиеся перекладиной, рассчитанной на двоих, которая, упираясь в низ спины, тащила лыжников вверх. Так как наш рост с Женькой значительно отличался, то перекладина, поддерживающая его под попу, упиралась мне в районе колен, что меня практически опрокидывало, тем более что было необходимо ещё поддерживать сына, который пока не привык к такому способу передвижения. В конце концов, мы свалились и отползли в сторону, опасаясь столкнуться с поднимающимися лыжниками. Между подъёмником и спуском был сугроб широкий и глубокий. Чтобы его преодолеть требовалась масса усилий, а в горнолыжных ботинках и с лыжами через плечо – спортивный подвиг. Отдав Жене палки и забрав у него лыжи, я прокладывал путь в снегу, которого мне было по пояс, а сыну по горло. Измочаленные, мы выбрались на спуск, надели лыжи и медленно, часто останавливаясь, спустились до площадки, где начинался подъём и где мы полчаса назад переодевали ботинки. Тут же было большое кафе, где «настоящие спортсмены» разминались пивком и где сидел Шорин и одобрительно нас разглядывал. С ним сидела дочь Наташа, которая тут же забрала Женьку и обещала «сделать из него человека». Где она это собиралась сделать, осталось неизвестно, но они перестали нас отвлекать от пива и от беседы, которую Борис сразу начал. Опустошив полкружки, я сосредоточился на смысле. «За два дня до вылета ты встретишься с Лётчиком в ресторане, который я тебе укажу, и передашь ему два конверта и записку, где будет дата, время и место в Словакии, куда он должен доставить движок. Место посадки будет обозначено флажками. Там же будет и регулировщик, как полагается. Ткачу это заранее знать необязательно. Его дело – посадка в Германии и расчёт с продавцом. И ты повторяй всё время «продавец». Это успокаивает и смахивает на обычную сделку. Один конверт с карандашной пометкой предназначен Лётчику, где вложены деньги на полёт и его заработок. Второй он передаст Ткачу после того как двигатель загрузят в вертолёт и будут проверены его состояние и комплект технической документации, включающей протокол его приёмки на заводе-изготовителе. Окончательный расчёт с Ткачом я сделаю позже сам, а также дам ему все необходимые инструкции. Ещё ты передашь Лётчику протокол на немецком языке, который они подпишут при вылете из Германии. Он в одном экземпляре, и будет являться формальной гарантией перехода собственности. Я встречу его в месте, указанном в записке, передам от тебя привет, проверю документацию и заберу протокол. Вопросы, связанные с трассой, он должен утрясти сам, как он это делает обычно, когда возит туристов. Со Словакией договорённость уже есть, но пусть он обратный полёт строит как и полёт в Германию, а границу со Словакией пересекает в районе Вены. Я надеюсь, он всё знает. Будут какие-то недопонимания, проясним их до вылета. У меня ещё есть разговор, но я уже утомился, лучше пойдём покатаемся, детей найдём, а вечером в сауну пойдём. Может, там поговорим или попозже за ужином. Когда мы делали последние глотки, мимо пролетела ватага, где кроме наших были ещё и неизвестные подростки. Мгновенье, и вся группа исчезла за бугром, а мы двинулись к подъёмнику. Без напряга откатавшись часок, со всеми пересекшись, договорились перекусить, затем отдохнуть и встретиться в сауне.
Помахивая полотенцами и демонстрируя новые плавки, мы с Борисом вошли в сауну, которая оказалась унисекс. Тотчас раздалось недовольное ворчание, и нам не понадобилось много времени, чтобы понять, что здесь чужой и отнюдь не монастырь. Подчинившись правилам борцов за чистоту, мы вышли, сбросили плавки и, обмотавшись полотенцами, вернулись в долгожданную жару. Выступивший пот не мешал заметить, что женщины всех возрастов были топлесс, только некоторые небрежно это предъявляли, а другие тоже небрежно прикрывались сверху вторым полотенцем. Мужчины вели себя как настоящие джентльмены и не крутили головой. Командовал лысый австриец в возрасте. Он пресекал попытки болтовни и через определённые промежутки времени подливал на камни воду, после чего некоторые издавали вздох то ли от получаемого удовольствия, то ли от чувства безнадёжности, так как лысый запрещал выходить до окончания сеанса. После того как фанерка закрыла окошко в двери, все резво бросились на выход, толкаясь в проходе.
Чтобы поужинать, мы решили спуститься в посёлок, куда от базы вела широкая тропа через сосновый бор, который в сумерках таинственно темнел с двух сторон. Редкие фонари пятнами высвечивали саму тропу и высокие сугробы. Нам, жителям средней полосы, была удивительна разница ландшафтов между горными и равнинными районами, ведь в Вене снега не было вообще. Ребята убегали вперёд, женщины немного отстали, увлекшись беседой, а мы с Борисом неторопливо разговаривали, расслабленные сауной и разлившейся вокруг тишиной. «Всё-таки постарайся быть с Ильёй помягче. От него можно ожидать чего угодно. Мы с ним ещё в Москве сталкивались, он упёртый и импульсивный. Его должны были поставить директором, но что-то не сложилось наверху, и поставили меня. Да и с тобой он умылся, поэтому есть все причины для того, чтобы внутренняя пружина разжалась и ударила по нам. Бытует мнение, что Дядя (не родственник, а тот, которого ты видел) знаком с Самсоновым и прочно держит его на крючке, черпая через него информацию о нашей фирме и её деятельности. То, что он знаком с советской верхушкой и его, как говорит шёпотом Костин, знают и послы, и торгпреды немецко говорящих стран, многое объясняет, но точных данных нет. Он контролирует деятельность представительств торговой палаты в Вене и Кёльне, а что конкретно делает, непонятно. Во всяком случае, никто в советской колонии о нём не говорит, однако «долгожители» его узнают и избегают. В общем, таинственный и влиятельный «незнакомец», от него так и веет неприятностями, а то, что ты видел его рядом с офисом Сноу, наводит на некоторые мысли. Мы продолжим наши игры и со Сноу, и с металловедом из Кёльна. Будем думать, а там… За ужином ребята веселились и уплетали свои сосиски с картошкой, Борис беседовал с женщинами, а я задумчиво попивал пиво, возвращаясь мысленно в тот вечер, когда закончилась наша встреча с Лётчиком и Ткачом. Я ясно представлял себе на фоне темнеющего неба шпили церквей, среди которых выделялась церковь иезуитов. Она стояла рядом с доминиканской церковью и, если бы не возвышающийся недалеко собор Святого Стефана, была бы доминирующей. Учитывая располагающиеся в этом районе церкви францисканцев и капуцинов, приходила в голову мысль о существовании неведомой тёмной силы с её тайнами, законами и влиянием. А возле одного из этих религиозных строений чудилась фигура Дяди, который стоял неподвижно, устремив взгляд на вход. Он не входил, а ждал, и это ещё раз напоминало о том, что он не простой прихожанин и сейчас же выйдут служители с капюшонами и, низко склоняясь, поведут его в обитель. И что у него для этого есть все полномочия. Внутри шевельнулась и уползла интуиция. Я поднял голову. Борис уставился на меня, в его глазах затаилась тревога.
РОЖДЕСТВО. ЛЁТЧИК С ОТКРОВЕНИЯМИ.
Приближалось католическое Рождество. По всей Вене продавались ёлки и ёлочные украшения. На площадях открывались рождественские базары, на которых кроме ёлок и игрушек продавались различные бытовые мелочи, сувениры, косметика, сладости и другие товары, которые можно было превратить в рождественские подарки. Здесь же можно было съесть сосиски и запить их пивом или глинтвейном. Дети же увлекались сладостями, выпечкой и сахарной ватой. В сквере перед ратушей такой базар успешно функционировал, и толпа весёлых людей не редела ни в праздники, ни в будни. Недалеко от этого места Шорин подобрал ресторан «Винервальд», где прекрасно готовили блюда из курицы. Расположение этого заведения очень удобное. Вход в него хорошо просматривался, пространство рядом после толчеи на базаре было относительно пустынно, и имелась возможность наблюдать за происходящим из машины со стоянки. На эту стоянку мы и приехали после того как покрутились по Вене с заездом в пару магазинов. Нам хорошо был виден вход в «Винервальд» и входящий туда Лётчик, который пришёл раньше условленного времени. Борис передал мне кейс с конвертами и актом приёмки и коротко повторил, что надо сказать собеседнику. Посидев ещё пару минут, я прошёл в ресторан и передал Лётчику чемоданчик, обратив его внимание на оговорённые ранее с Борисом рекомендации. Место в Словакии он знал, так как ранее возил туда туристов. Его действия в отношении Ткача были ясны. Для верности я описал ему внешность Бориса. Мне понравилось, как Лётчик осмотрел и ощупал все конверты, не вынимая их из чемоданчика, и удовлетворённо потянулся за бокалом белого вина. Мы чокнулись за успех, и беседа унесла нас в далекие времена. Хотелось поделиться с симпатичным мне человеком неведомыми ранее ощущениями при столкновении с чем-то таинственным и мрачным. Он внимательно слушал рассказ о моём состоянии после прошлой встречи, когда я ощутил неясную угрозу при виде темнеющих неподалёку древних церквей. Конечно, было трудно на чужом языке описать чувства неопределённости, опасности и невозможности просто понять окружающее, но мне показалось, что он понял. Немного подумав, как будто опускаясь в прошлое, он тихо начал рассказывать. Его классический немецкий язык, характерный для образованных австрийцев из хороших семей позволял мне понимать суть его рассуждений. Ещё в школе, когда они изучали историю Австрии, он постоянно сталкивался в учебниках и других книгах с упоминаниями о рыцарских монашеских орденах, их деятельности, связях с масонами и Ватиканом. Много мутного и неясного существует вокруг этой темы, но вполне вероятно, и это излагается во многих источниках, что эта параллельная жизнь со своими законами, моралью и жуткими фактами действительно существует, и мы, обычные люди, столкнувшись с ней и в какой-то мере пострадав, всё равно не поймём, откуда, каким ветром принесло эту напасть. И почему именно ты попал под раздачу. «Может быть, не рассказывают, боятся»,– негромко сказал Лётчик. Потом он вспомнил, как его родственник – художник Герхард, рассказывая о своём творчестве и, в частности, о его «сером» периоде, вспомнил о встрече на выставке своих картин с элегантно одетым в тёмный костюм джентльменом, держащим какой-то странный вымпел и трость с набалдашником вычурной формы. Этот человек, невнятно представившись, поинтересовался, не хочет ли тот развить свою «серую» тему и пригласил его в определённый день посетить бар, где размещается их клуб и будут интересные люди. Герхард, озабоченный популяризацией своих картин, посетил этот клуб и рассказал о своих впечатлениях Карлу. На входе не было никаких табличек, однако, как только он вошел, его встретил распорядитель. Увидев у Герхарда в руках карточку, вручённую ему на выставке, сразу провёл его в один из кабинетов, где сидел грузный мрачноватый человек без пиджака, в жилетке, отороченной таким же орнаментом как на карточке. Он привстал, приветствуя Герхарда как старого знакомого и, как оказалось, был в курсе его случайного знакомства на выставке с членом клуба. «Вы не удивляйтесь, – сказал он,– что мы изучаем нужных нам людей, потому что наша организация – это единое целое и не терпит случайностей, которые обычно дорого стоят. Мы – германская ложа «Гёте», принадлежим к масонам, наследникам ордена тамплиеров. Являясь обществом светским, мы всё-таки имеем свой негласный устав, правила и определённые требования к членам. Нами планируется переезд в новое помещение, которое надо оформить таким образом, чтобы оно соответствовало традициям и отражало нашу деятельность в символах, знаках художественными средствами, как вы это умеете. Вот документы, изучите их и, если не будет существенных возражений, приходите снова, я всегда здесь. Мы посмотрим помещение, обсудим общие вопросы. Мне бы очень хотелось, чтобы мы договорились. Зовут меня Мартин». Карл грустно улыбнулся, пригубил вино и снова заговорил. Чувствовалось, что это его крепко зацепило. «Так вот. В переданных кузену документах выделялся своим видом Устав Гёте, в котором строгим стилем излагались положения, которым обязались следовать члены ложи. Это, в первую очередь, иерархия и обязанность следовать указаниям старших, стоявших выше по условной лестнице. Цель этой масонской ложи была указана расплывчато и была связана с управлением миропорядком всеми доступными средствами, среди которых, впрочем, были упомянуты такие понятия как братство, помощь христианству и, если необходимо, отказ от греховных благ в деле установления справедливого миропорядка. Любая деятельность в этом направлении поощряется и компенсируется активным членам в виде всевозможной поддержки в обществе. Всё-таки в последней части Устава не прямо, но достаточно откровенно, отмечалась необходимость сохранять в тайне действия, связанные с ложей. Никаких «если» и «в случае» не было, но следовало понимать, что, если ты подписал обращение о вступлении, то обязан соответствовать. «В то время, – продолжал Лётчик,– Герхард стоял на перепутье. Он стал известным, выигрывал конкурсы, у него был свой стиль, но его постоянно мучил вопрос дальнейшего прогресса. Все его предложения о реформировании художественного общества в Германии не находили поддержки. Мэр Кёльна неоднократно обещал ему начать осуществлять план возрождения культурного наследия города, но политические и экономические вопросы, видимо, довлели, и культурная жизнь общества плелась за партийной борьбой. Будучи романтиком – авантюристом, Герхард после ознакомления с исходными документами масонской ложи подумал, а нельзя ли зайти для решения своих проблем с другой стороны. Можно было предположить, что верхушка городских властей каким-либо образом связана с параллельной властью и, если это так, то, как говорится, сам Бог велел… В общем, кузен, ознакомившись с бумагами, ещё раз посетил «Ложу Гёте» и в беседе дал понять, что его заинтересовала идея оформить новое помещение в соответствии с символикой тамплиеров, но он бы хотел ознакомиться с этим помещением и с подобным, известным религиозным историкам как прибежище рыцарей храма. Мартин был явно недоволен таким оборотом дела, так как, видимо, рассчитывал сначала подписать все документы, а потом уже действовать в рамках Устава, однако в конце концов они через несколько дней отправились вместе в замок Ланек, расположенный на высоком холме у места слияния рек Лан и Рейн. Известно, что Гёте был очень воодушевлён видом в то время полуразрушенного замка и даже написал посвящённые ему стихи. В одной из существующих легенд рассказывается о сражении между архиепископом Майнца и последними тамплиерами, укрывшимися в Ланеке. Легенда легендой, но факт осады замка и гибель впавших в немилость у Папы тамплиеров действительно имели место. После посещения Ланека Мартин показал Герхарду дом, купленный ложей для организации там постоянно функционирующей ложи. Существовал также архитектурный проект по превращению дома во что-то подобное храму, по стилю похожему на те строения, которые использовались орденом тамплиеров. Герхарду же требовалось изучить знаки и символы и составить проект художественного оформления помещений и, если понадобится, внешней поверхности стилизованного замка, сохранив атмосферу, присущую тамплиерам в период расцвета их деятельности. Надо сказать, что масонская ложа Гёте, следуя главной идее управлять миром, пользовалась уставом тамплиеров, который был бескомпромиссным и требовал иерархического подчинения. Герхард это интуитивно почувствовал, но осознал уже потом, когда впрягся в работу на ложу. Конечно, ложа способствовала тому, чтобы его принял мэр Кёльна, чтобы его включили в комиссию по созданию в городе выставочного комплекса, но всё это ему не приносило ни денег, ни славы. Лётчик кисло улыбнулся. Однажды, почувствовав, что нагрузка превышает его потенциал, кузен решил переговорить с руководством ложи о какой-то материальной компенсации его труда, так как он фактически прекратил своё творчество, а работа над проектом оформления нового помещения ложи отнимали всё его время. Такой разговор состоялся. Ничего хорошего, как рассказал Герхард, из этого не вышло. С ним разговаривал руководитель ложи, все его звали магистр, в присутствии Мартина. Смысл беседы заключался в том, что все масоны ещё со времён разгрома ордена тамплиеров объединяются в одно мировое движение, смысл которого – править миром через верных движению членов, которые со временем будут во всех значимых органах всех стран. Уже сейчас они входят в правительства, банки, в руководство крупных фирм. С их помощью принимаются политические, экономические и даже религиозные решения, влияющие на мировой порядок. В Ватикане имеются масоны, папа знает об этом и через них поддерживает связь с великим магистром, встречается с ним и принимает обдуманные решения в случае необходимости. Содержание таких встреч не афишируется, но доводится до сведения масонских лож для проведения соответствующих мероприятий. Соблюдение тайны всегда было главным атрибутом деятельности ордена тамплиеров, а затем и масонов. Каждый должен почувствовать уровень своей ответственности, исполнять возложенные на него обязанности. Только так он будет замечен и приближен к познанию тайных устремлений масонства. Только таким образом он сможет занять заметное место в иерархии. Говорилось также, что сеть масонских лож расширяется, появляются новые члены, которым помогают достичь необходимого для выполнения определённых задач уровня. Герхард уже хотел смириться со своим положением, но узнал, что его посвящение откладывается, вероятно, из-за его колебаний. Будучи по характеру свободолюбивым и романтичным, кузен какое-то время продолжал оформление стен, но начал одновременно серию картин в духе своего «серого» направления, воодушевлённый увиденным в замке Ланек. Через какое-то время он почувствовал усиление контроля над своей деятельностью и проявление недовольства темпом работ. Ни в чём конкретном это не выражалось, но появившаяся холодность в отношениях с магистром говорила о многом. Но когда Герхард, как, впрочем, все творческие люди, стал пропускать некоторые дни конкретной работы, посвящая время наброскам и эскизам, он узнал от других членов ложи о каких-то негативных высказываниях руководства в свой адрес. Сначала наступил период вакуума, когда работа продолжалась, но никто о ней не отзывался ни плохо, ни хорошо. Затем атмосфера стала сгущаться, и Герхард почувствовал себя как ныряльщик, который пытается опуститься глубже, но тёмная пучина выталкивает его на поверхность. Воздуха не хватало, и появилась опасность утонуть. Кузен решил проверить свою интуицию и перестал ходить на реконструкцию. Ничего не произошло, но и работа по организации выставочного комплекса как-то потихоньку сошла на нет. Герхард хотел разъяснений, но у мэра не было времени его принять. Как человек искусства, он сначала запаниковал, загрустил, но потом случилась выставка в Венеции, где купили несколько его картин и отметили призом. Он продолжил работу над начатыми картинами, но какой-то комок беспокойства в душе оставался. «Я не знаю, как сейчас, но тогда он, мне кажется, испугался. Бывает так, что без явной причины боишься неизведанного и непонятного», – завершил Лётчик свой рассказ. Не пытаясь развеять подкатившую вдруг грусть, мы распрощались, договорившись, что я позвоню на следующий день после его возвращения. Подчинившись внезапному порыву, я его слегка приобнял. Он понимающе улыбнулся.
БОРЬБА СО ЩУКОЙ. НАША ВЗЯЛА.
Зима этого года складывалась как книжка-раскладушка: на одном листе – зелень и солнце, на другом – трава, слегка заметённая снегом, а перевернёшь следующий – и снова всё лучезарно, зимой и не пахнет. Рыбалка могла оказаться непредсказуемой, но мы поехали с Женей за хищником. Кроме наживки в виде червей, мы купили 5 живцов, которые шустрили в кане, пока мы шли к протоке в местечке Штопфенройт. Удочка для ловли живцов и спиннинги для ловли хищника были снаряжены, было ясно и прохладно. Женя рвался в бой и спрашивал, что будем вначале делать? Ловить живцов или сразу закинуть снасть с живцами и большими поплавками? Но природа, как и жизнь, не терпит планирования. Когда мы вышли на берег, то увидели зеркало воды, покрытое тонким ледком. Правда, в некоторых местах на середине протоки плескалась неширокая полоса воды. Наживив тройники на двух спиннингах живцами и отрегулировав глубину, я доверил сыну забросить снасть в воду, свободную ото льда. Всё было сделано отменно, только шло время, а поклёвок не было. Решив перебросить живцов в другое место, мы по очереди стали выбирать снасти, но край льда оказался непреодолимым препятствием, и живцы сорвались с тройников. Поняв, что надо искать другое решение, мы пошли вдоль берега, покрытого лесом. В тёплое время года здесь благоухало разнотравье, попадались ягоды, а ближе к осени и грецкие орехи, а теперь видны были тропинки, пахло мокрой землёй и корой деревьев. Вдруг открылась небольшая площадка около воды, свободная от кустов, к которой вела тропа, перпендикулярная берегу. В этом месте лёд был взломан от одного берега до другого, вероятно, косули переправлялись в поисках лучшей жизни. В воде плавали куски льда разной величины, такое беспорядочное крошево. Но выбора не было, и три оставшихся живца не пустяк. Моментально снасти оказались в воде, поплавки, перемещаясь под натиском рыбёшек, то исчезали под льдинками, то снова появлялись в поле зрения. Настало время чая. Усевшись на складные стульчики, мы принялись за бутерброды. Было тихо и спокойно на душе. Мы были одни и развлекались воспоминаниями о прошедших рыбалках. Чтобы отдохнуть от бесчисленных вопросов мальчугана, я посылал его время от времени взглянуть на поплавки. Он быстро возвращался и ждал новых рассказов. Настал момент, написал бы сказочник, когда Жени не было дольше, чем обычно. Вдруг он примчался и, задыхаясь от волнения, крикнул: «Я его высматривал – высматривал, пойдём. Правда, нет! Ладно, под лёд, наверно, затянуло». Снизив голос, я сказал: «Женя, подмотай до упора и подсеки…» После этих действий леска натянулась, потом подалась от берега, сматываясь медленно с заторможенной катушки. Попытки сына крутить ручку результата не дали – очевидно, рыба была сильнее, и пришлось мне отобрать у него спиннинг. Но не тут-то было. Рыба не поддавалась, и пришлось какое-то время держать леску в натяг. Всё-таки наша взяла, постепенно я смог крутить ручку, и иногда были видны выкрутасы щуки (это была щука), которая, пытаясь освободиться, била мощным хвостом. Куски льда разлетались в разные стороны, поблескивая на солнце. Рыба была всё ближе и ближе, и Женя, взяв подсачек, встал наготове. Однако, поняв, что подходит ответственный момент, отдал его мне, а сам взял спиннинг и удерживал уставшую щуку в метре от берега. Она была огромная и в подсак по всем законам геометрии влезть, естественно, не смогла бы. Но Бог был на нашей стороне и, когда я в раздумье подсунул подсак под щуку, она неожиданно сложилась пополам и «утонула» в сетке. Отдав подсак Жене, я взялся за обод, и мы выволокли рыбищу на берег. Оттащив её на безопасное расстояние и переложив в садок, привязали его к дереву. Некоторое время мы тяжело дышали, поглядывая друг на друга, а потом разразились радостными воплями. Бывают всё-таки в жизни счастливые моменты.