По здравому рассуждению мы могли теперь просто ждать. А вы пробовали спать, есть, пить, разговаривать с людьми и одновременно ждать неизвестно чего? Но в жизни всё так и происходит. Твоя судьба где-то решается, а ты не имеешь об этом никакого представления. Ты непроизвольно оказываешься вершителем чьей-то судьбы, даже не подозревая об этом. В любом случае мир устроен так, что рано или поздно новости тебя найдут, но будет, скорее всего, уже поздно. Мы этого боялись, поэтому каждый отъезд и возвращение Шорина меня нервировали, так что мне начинало казаться, что пора что-то делать. Человек не может жить всё время в напряжении. Работа и быт сняли остроту, и появились настойчивые мысли о рыбалке. Сын, не привыкший к взрослой дипломатии, прямо заявил, что лёд на всех прудах растаял и пора бы… Шорин сдержанно смеялся, на словах поддерживал идею, но не более того. Зная его характер и, в основном, одобряя его конкретность, я в душе понимал, что ему хочется расслабиться, когда мысли возвращаются к исходной точке. Но ребёнку этого не объяснишь.
Борис всё-таки узнал, что интересующая нас личность посетила посла. Не было никакого сомнения, что последний обладает информацией и связями, чтобы позволить себе тянуть время и, прикрываясь полученными из центра указаниями, принять наиболее комфортное для себя решение.
Напротив центрального входа в отель размещалось кафе – кондитерская, где в любое время дня толпилось огромное количество народа, жаждущего свежеприготовленных пирожных. Большие во всю стену окна позволяли лицезреть всю площадь и пешеходов, снующих по ней. Стоячие места у окон всегда были. Там устроена длинная стойка, как в баре, где можно удобно поставить чашечку кофе и картонное блюдечко с пирожными. Там я и стоял ближе к вечеру, пристально вглядываясь, как в киноэкран, в стену отеля, где темнел вход. Возле входа в отель с улицы Грабен устроили кафе прямо на улице, где венцы и туристы за столиками под зонтиками проводили время, перекусывая чем-то лёгким и разглядывая толпу. Там сидели Шорин с Рощиным, дегустируя сухое белое вино. Диспозиция была правильной, но «рыба плавала в другом водоёме». На другой день нам повезло. Не успел я отхлебнуть горячего кофе, как увидел появившегося на углу отеля, на пересечении Грабен с площадью, Дядю, который не спеша двигался в мою сторону. Расстояние между нами было не более пяти метров, но рассмотреть что-либо в кафе со стороны улицы было невозможно, если, конечно, не ставить такой цели. Повернув за собор, он двинулся в сторону городского парка. За ним, слегка горбясь, семенил Рощин, увёртываясь от суетящихся туристов. Подошёл Шорин, и мы направились в торговый центр на Кертнерштрассе, где договорились ждать Рощина. Он появился минут через двадцать, взволнованный, но довольный. Евгений точно описал человека, с которым Дядя поздоровался, и Шорин, немного подумав и посмотрев по сторонам, вынул из кармана куртки несколько листков бумаги. На них была изображена, извлечённая из какого-то журнала, иерархия МИД Австрии, перечислены все службы, включая различные департаменты. При описании рода деятельности каждого департамента были представлены фотографии руководителей и их замов. Три пальца сошлись на одной фотографии. «И что бы это значило? – вопросительно посмотрел на нас Борис. – Ладно, подумаю, а сейчас мы заслужили обеденный перерыв». В подвальном помещении ресторана «Гёссер» нашёлся столик и для нас. А от него до офиса всего-то пятнадцать минут пешком. «Ну, вы вкалывайте, – улыбнулся Шорин, садясь в машину,– а у меня не менее важные дела».
В офисе было спокойно. Рощин несколько раз решительно заходил ко мне в кабинет со схемами, при обсуждении гордо поворачивался в профиль. Пришлось сказать ему, что он похож на греческого героя. Он заслуживал и большей похвалы, но грубая мужская натура не терпит излишней ласки. Анна поила нас кофе, развлекая историями из жизни торгпредства, посмеиваясь над мелкими бытовыми событиями. Жанна корпела над очередным балансом. Руководители отсутствовали. Первым приехал Самсонов, отобрал у нас Анну, и они, по-разному черканув по нам взглядом, исчезли. Рощин отпустил приёмщиков на Техникер заниматься хозяйством, а я дождался Шорина. Но он, похлопав меня по плечу, поцокав языком и заявив, что надо бы на рыбалку, снова ретировался.
ЕСЛИ БЫ НЕ РЫБАЛКА ИЛИ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР 2.
В субботу. Сгорая от нетерпения. Мы с Женей неслись в Экартсау, где нас уже ждали не менее нетерпеливые Шорин с псом. При встрече Кузьмич облизал своего юного друга и почтительно на меня посмотрел. Купив в магазине наживку, мы по тропе поспешили на наши места. В этот раз Кузьмич солидно трусил рядом, природа пела и пахла, глубоко внутри теплилась надежда. Поймав несколько плотвиц, Женя со своим привычным компаньоном пошли вдоль берега на разведку, получив приказ «языка не брать». Казалось, что от обретённой свободы они счастливо повизгивали и мгновенно исчезли за росшими вдоль воды кустами.
« Сначала я получил втык за самодеятельность, а потом пришлось четверть часа сидеть и смотреть на думающего шефа. Ты не можешь себе представить, какие это краски, чувства и движения. Когда я рассказывал, он двигал на столе все попадавшие в поле зрения предметы, включая чугунный письменный прибор, из которого сыпались карандаши и ручки. Он ёрзал в кресле, вскакивал, тёр лоб, причём одновременно его лицо меняло цвет от бледного до багрового, а глаза то светились, то темнели за очками. А потом, когда размышлял, он делал то же самое, но в медленном темпе, и это было непереносимо. Заключение было следующим: во-первых, мы теперь знаем все привходящие обстоятельства, которые можем толковать по своему; во-вторых, оценить создавшуюся ситуацию проблематично, так как мотивы и сценарий нам неведомы; в-третьих, от нас уже ничего не зависит и остаётся только ждать, однако развязка неминуема, учитывая серьёзную расстановку сил; в-четвёртых, посол – лицо зависимое, и он примет такое решение, которое устроит всех, кто замешан в эти игры; в-пятых, продолжайте работать, и не дай Бог…» Шорин виновато на меня посмотрел и добавил: «Игра, конечно, в одни ворота, но и ущерба большого не будет». Вернулись мальчишки. Женя сказал, что в ста метрах от нашей стоянки в заливе плещется и плавает на поверхности довольно крупная рыба. Прошлись по берегу и увидели описанную картину. Вероятно, после зимы ослабевшая или больная рыба не в состоянии погрузиться в воду и делает бесполезные круги. «Вот тебе и аллегория», – с горькой усмешкой подумал я.
КОРОТКО ОБО ВСЁМ.
Работа над проектом подходила к завершению. Рощин несколько раз выезжал в Кёльн, откуда связывался со строительной площадкой и подчищал подвисшие вопросы. Результаты своих переговоров и проекты протоколов он по факсу отправлял в Вену. Подправленные и согласованные со Штельце, они направлялись нами в Москву. Минмаш всё сверял ещё раз со стройплощадкой и посылал нам указания с приложением графиков приёмки оставшейся части станков и принадлежностей. По здравому размышлению работы оставалось месяца на четыре.
Самсонов смирился со своим положением, помягчел и стал вполне дружелюбным. Они с Шориным, видимо, окончательно выяснили отношения, и Борис управлял офисом единолично, уже не отделяя проектную часть от всего проекта. Почувствовав неограниченную власть, Шорин разошёлся, и мы начали ездить на рыбалку уже и в будни, не афишируя это, но и не особенно скрывая, снабжая рыбой весь коллектив. Вязкая атмосфера, связанная с Дядей и его амбициозными планами, не прояснялась. Приходилось смириться с мыслью, что всё разрешится внезапно и кардинальным образом.
Австрийские СМИ много внимания уделяли состоянию советско – австрийских отношений, особенно в части поставок нашей стороной энергоресурсов, от которых в значительной степени зависела не только австрийская промышленность, но и население. В политических кругах Австрии, как и во всей Европе, велась позиционная борьба между сторонниками умеренной политики, предполагающей сотрудничество с социалистическими странами, в том числе с СССР, сохраняя статус нейтрального демократического государства, и партиями более радикального толка, предпочитающими партнёрство с соседями, среди которых ведущую роль играла Германия. Наше руководство прилагало много усилий для поддержания стремления Австрии к нейтральному статусу и сохранения паритета с оппозицией при помощи умеренных цен на нефть и газ. Наш посол, не являясь крупной политической фигурой, старался придерживаться линии, разработанной руководством страны, и следовал неукоснительно его указаниям. Поэтому, когда с австрийским канцлером был согласован визит нашей правительственной делегации в Австрию в начале июля, посол дал указания всем руководителям советских организаций, работающих в стране, представить ему планы по работе с австрийскими учреждениями и фирмами во время пребывания нашей делегации в Австрии. Шеф Шорина, расценив высказывание посла в личной беседе о принятии всех мер по предотвращению возможных провокаций, обеспокоился и вызвал Бориса к себе. Долго он разговаривать не стал и приказал ему, чтобы в конце июня меня в Австрии не было. Всё это он рассказал мне во время нашей прогулки в Бельведере. Ещё он добавил, что моего отъезда никто не требует, просто так будет лучше. Шеф обезопасит себя, будет выглядеть перед послом хорошим исполнителем, а московское начальство поставят перед фактом, используя выражение «в соответствии со сложившимися обстоятельствами». Времени до отъезда ещё навалом, и в конце мая, когда закончатся занятия в школе, я с семьёй смогу получить на фирме оплачиваемый недельный отпуск, который смогу использовать для поездок по Австрии. Бензин и часть расходов он мне оплатит. Беседа получилась какой-то тяжеловатой, даже натужной, но по – другому и не вышло бы. Мы это понимали и, мало того, друг другу сочувствовали. Он понимал, что удар пришёлся по мне, а я чувствовал, что ему это ещё припомнят.
Как обычно, накануне лета работа в офисе несколько ускорилась или это только так казалось. У приёмщиков командировка заканчивалась, и они много времени тратили на беготню по магазинам. Им никто не делал замечаний, так как все понимали, что проект движется к концу. Начались бюджетные проблемы и пересмотр спецификаций, но и австрийцы, и немцы относились к этому индифферентно и связывали такие требования с общим состоянием экономики СССР. Графики приёмок оборудования чётко выполнялись, но уже складывалось мнение, что они затянуты. Рощин знал себе цену и, чувствуя себя героем без упрёка и подозрений, рассчитывал покинуть Австрию последним. Я в беседах с сотрудниками жаловался на состояние здоровья своих родителей и предполагал, что придётся уезжать в Союз раньше времени. Анна как-то необычно на меня посматривала, видно Илья ей выдал по моему поводу свои соображения.
Семья, после того как я сообщил, что старшему поколению в Москве требуется поддержка, сплотилась и ушла в активную оборону, раздумывая о том, что нам ещё подкупить и куда съездить. Оказалось, что меркантильная сторона не очень-то занимала детей, поэтому Людмила вопросы закупок взяла на себя, определив с моей помощью наши финансовые возможности. А по поводу поездки обсуждение зашло далеко – вплоть до Лихтенштейна, поэтому решено было сначала почитать, подумать, навести справки. Билеты заказали на 30 июня заранее, чтобы вовремя получить за них шиллинги и потратить. После того как Женя упаковал свои машинки в коробку, мы наконец опомнились, осознав, что до отъезда ещё далеко. Люда говорила с торгпредскими жёнами и почти каждый вечер выкладывала нам информацию о местах, которые посетили её собеседницы. Конечно, вкусы у всех разные, и мы на семейном совете, пользуясь картой, пытались разработать маршрут нашей прощальной поездки. Ни с кем особенно не советуясь, мы решили отправиться на юг Австрии, посетить Грац и Клагенфурт и насладиться красотами многочисленных озёр, расположенных вдоль границы со Словенией. «Сборы были недолги», и как только школьники отделались от забот, мы встали пораньше (никто и не думал капризничать) и с песнями покинули Вену. В Граце мы нашли приличный недорогой отель и, глубоко вдохнув воздух свободы, отправились в центр города. Конкретного плана у нас не было, и в рамках произвольной программы мы внимательно осмотрели церковь Сердца Христова, которая является третьей по величине в Австрии и славится своими витражами, и базилику Мариатрост, которая располагается на холме, возвышаясь над городом почти на 500 метров, и отличается пышным интерьером в стиле барокко. Надолго нас не хватило, и когда ноги вынесли нас к ратуше, рядом с которой пестрели прилавки с местными деликатесами, мы там задержались, «изучая» эти деликатесы на удобной лавочке в маленьком сквере. После «научной работы» программа стала ещё более произвольной, а отдых привлекательным. До отеля было недалеко, мы отдохнули, и вечер не заставил себя ждать. Прогулявшись по центру и осмотрев по ходу всевозможные замки, собор Святого Элидия, принадлежащего ордену иезуитов, и оперный театр, мы выдохлись и решили завершить экскурсию, полюбовавшись панорамой Граца и окрестностей с горы Шлоссберг, поднявшись туда на фуникулёре. Поняв, что силы на исходе, а город капитулировал, мы побрели на поиски хлеба насущного, который, как известно, можно найти в каком-нибудь местном кафе. В этот раз мы попали под влияние детей с той лишь разницей, что сосиски были не венские варёные, а местные разных сортов, жаренные на гриле. К этой куче вредной еды заказан был гарнир из горячей тушёной капусты и картошки фри, причём для приготовления использовалось местное тыквенное масло. Пришлось попробовать местное розовое вино, которое нам рекламировали как коварное. Коварство его заключалось в том, что после выпитого бокала потянуло на десерт, причём не нас, а детей. Штирийский штрудель был большой, вкусный и посыпан крошками тыквенных семечек, слегка обжаренных и подслащённых. Наутро мы отправились в Клагенфурт. Ехали полтора часа. Разместились в маленьком домашнем отеле на озере. Это конечно не Зальцбург, но старый город привлекает сохранившимися средневековыми постройками. Он настолько компактен, что прогуляться по нему не стоит больших усилий, а удовольствия от ходьбы по узким мощёным улочкам и неспешного разглядывания старых строений и достопримечательностей получаешь ощутимо много. Сфотографировали фонтан Линдвурм, очень популярный не только у туристов, но и у жителей всей Каринтии, которые верят в уникальность своей земли. Фонтан представляет собой дракона, из пасти которого хлещет вода, а напротив стоит победивший его воин с палицей. Наверное, есть что-то таинственное в противостоянии сил добра и зла в этих местах, выделяющихся озёрами, фонтанами и скромностью дворцов и церквей. Для местных жителей нет ничего удивительного, что от церквей Святой Елены и Святой Магдалины, расположенных на горе Магдаленсберг, каждый год в полнолуние после Пасхи отправляется факельное шествие по окрестным горам после посещения полночной мессы. Такое шествие на кого угодно оказывает впечатление и создаёт легенды. От средневековья нас отвлёк Минимундус – великолепный парк, на территории которого размещены около двухсот самых известных сооружений мира в миниатюре масштабом 1:25. Кроме архитектурных шедевров в парке устроены мини каналы, мини реки, озёра и порты, по мини железнодорожным путям бегают поезда, а в портах курсируют мини корабли. Если бы не было опасно, летали бы и мини самолёты с ракетами.
Когда мы отправились в путешествие без определённой цели, просто держа курс на запад, я почувствовал истинное удовольствие от самого процесса. Во-первых, это обсуждение с детьми маршрута по карте, во-вторых, остановки в местах, заслуживающих внимания, только для того, чтобы вдохнуть горный воздух, умыться в водопаде, посмотреть с моста стаи форели на речном плёсе и просто прислушаться к себе. В любом случае какие-то пункты по движению обозначать приходилось. Дороги к ним были отнюдь не федерального значения, встречались и серпантины, и грунтовые участки – эти обстоятельства значительно увеличивали время передвижения, что становилось обременительным. Так, нам пришлось потрудиться, преодолевая альпийский участок справа от ледника Гроссглокнер. Красоты открывались необыкновенные, и они надолго запомнились. Красота, когда её много и достаётся с трудом, утомляет, и мы единогласно постановили прекратить сизифов труд и остановиться в Цель-ам-Зее – горнолыжном центре, наполовину пустом. Был не сезон. Цены нас устраивали, тем более что прогулка вдоль озера доставила удовольствие, ресторанчик на берегу всех очаровал, сосиски там не перевелись, а местная свежепожаренная форель была выше всяких похвал. После обеда, который мог считаться и ужином, я завалился на боковую, а жена с ребятами пошли в бассейн. Зря я думал, что на этом все поползновения семьи закончатся. Проснувшись от радостных и бодрых голосов, я не сразу понял, где нахожусь, но постепенно проникся энтузиазмом путешественников, которые, перебивая друг друга, сообщили, что сегодня вечером в ресторане проводится дегустация блюд тирольской кухни. «Им хорошо, – подумал я. – Они проголодавшиеся спортсмены, а я – шофёр, но мне ведь тоже ничто человеческое не чуждо?» Оказалось, не дорого, но мило. Не упоминая о вине и кока-коле, можно отметить: традиционные вареники с начинкой из капусты, бекона и сыра; клёцки; всевозможные колбасные и сырные продукты и, конечно же, сосиски, мокнувшие в глубоком противне с кипятком. Хлеб, поджаренный на тыквенном масле, был вне всякой критики.
И вот мы въезжаем в Инсбрук, который со всех сторон обступают величественные горные цепи. Для нас такие виды стали уже привычными и не поражали, как раньше, своим великолепием и природной мощью. Мы превратились в потребителей красоты. Застолбив место в уютном отеле недалеко от центра, не спеша отправились в старый город и упёрлись в Хофкирхе, церковь, которая является своеобразным музеем истории династии Габсбургов. Дети были поражены огромными статуями эпохи возрождения и мрачноватой атмосферой вокруг них. В собор Святого Якова заходить не стали. Снаружи он выглядит скромно, да и деньги за вход берут немалые. Правда, потом нам рассказали о пышном интерьере, но тогда мы уже были сыты барочной причудливостью и поспешили дальше. Усталость уже чувствовалась, и мы многие достопримечательности осматривали со стороны, находя для этого лучший, как нам казалось, ракурс. Например, замок Абрамс, белый с коричневыми коническими крышами хорошо смотрелся чуть сбоку на фоне склона горы, покрытого хвойным лесом и скальными пятнами. В Инсбруке состоялись в 1964 году олимпийские игры, это отразилось на архитектуре и на отношении австрийцев к своему знаменитому городу, но в целом он проигрывает и Зальцбургу, и, само собой, Вене. Из Инсбрука мы устремились к Линцу, который мы посещать не собирались, так как это город промышленный, а старый город небольшой, строился как-то бессистемно и вряд ли поразил бы детей. В то же время Линц расположен на Дунае и является своеобразными воротами в придунайскую низменность, где выращивали виноград и монашеские ордена. Путь был неблизкий, и на ночлег мы устроились под Линцем на крутом берегу Дуная. Очень тихий домашний отель, вкусная домашняя пища. Дети, вкусившие в полной мере австрийских красот и больших расстояний, выслушали рассказ о предстоящем завтра путешествии вдоль Дуная по долине Вахау и не спеша удалились в свою комнату. Сначала слышен был принципиальный спор о преимущественном праве спать у окна, а потом стало пронзительно тихо. Некоторое время порассуждав, стоит ли устраивать ещё одну ночёвку до Вены, мы сдались Морфею, не очень-то сопротивляясь.
Погода утром была совсем весенняя. Пели птицы, запах цветов, проникавший через открытое окно, перебивал запах свежемолотого кофе. Женя не собирался вставать, но магическая фраза «мы – одна команда» всё- таки повлияла, и вся семья вскоре сидела в столовой и ожидала, когда пожарится омлет с ветчиной, но время не теряла, готовя себе бутерброды со свежим белым хлебом и попивая сок местного производства.
Линц – Вена – последний отрезок нашего многокилометрового путешествия, но самый интересный участок Мельк – Кремс с посещением городов поменьше, но с не менее увлекательной историей. Первый крупный населённый пункт – Мельк – с огромным монастырём, где в десятом веке обосновались бенедиктинские монахи, под эгидой которых фактически проходила вся жизнь города, хотя везде присутствуют символы власти Габсбургов. Связь города с монастырём, громадная библиотека, парк – всё это свидетельствует о былой мощи бенедиктинцев. Замки Артштеттен и Франценбург считаются одними из самых красивых в Австрии, да и не только в Австрии. Расположенные в предместье Мелька, они олицетворяют желание эрцгерцогов утвердить своё влияние над этими землями. Городок Дюрнштайн неожиданно открылся на левом берегу Дуная по ходу движения. На холме над городом видны руины замка, где был заточён Ричард Львиное Сердце, выкупленный Англией за 30 тонн серебра. Внизу на берегу Дуная высится бело-голубая звонница церкви, которая входит в состав монастыря августинских каноников. Монастырь всегда находился под пристальным вниманием монархов, то упразднялся, то вновь приобретал былую мощь. В настоящее время аббатство вновь принадлежит монахам – августинцам, было отреставрировано и стало доступным для публики. В туристический сезон здесь столпотворение, но сейчас пустынно и таинственно. Лучший вид на монастырь с реки, но и внутри есть что посмотреть: внутренние дворики с барельефами и статуями святых и сама церковь, богато украшенная внутри. Расположенный на холмах, утопающий в зелени, рассекаемый на части лестницами и узенькими улочками, Дюрнштайн забрал у нас много сил, а их надо было оставить ещё на Кремс. Последний оплот долины на пути в Вену. Рассказывают курьёзный факт – Дюрнштайн был, якобы, любимым местом отдыха Гитлера, который хотел даже выкупить город и его окрестности в свою собственность. Существует одна европейская шутка: «Австрийцы – молодцы. Они сумели убедить себя и весь мир, что Бетховен – австриец, а Гитлер – немец». Здесь, однако, может быть подтекст, так как понятие «австриец» исторически всегда означало австрийского немца. Понятие понятием, но иногда чувствуется, что между ними существует лёгкая неприязнь, корни которой понять трудно.
Двигаясь вдоль Дуная среди виноградников и фруктовых садов, временами теряешь реку из вида. Приходится ориентироваться по указателям, которые могут тебя подвести, когда ты вдруг оказываешься на мосту и вынужден переезжать реку, а потом возвращаться обратно. Так у нас и получилось, но мы добились своего, и вот он – Кремс. Город назван так по имени реки Кремс, впадающей здесь в Дунай, и по российским меркам считается большим. После Дюрнштайна Кремс нам не показался, однако кое- что мы заметили и даже посетили. Например, дом Иоганна Бетховена, брата великого композитора, а также музеи мотоциклов и карикатуры. Первый – один из крупнейших музеев такого рода в Европе. В нескольких километрах от Кремса находится замок Графенегг. В замке прекрасная капелла и монументальная лоджия, а также главная башня. Всё построено в романтическом стиле и издали кажется макетом, декорацией, однако вблизи представляет собой жилую резиденцию, в которой проживают потомки Августа Фердинанда.
Присели на скамью в маленьком сквере и обсудили планы. То, что подошло время обеда, возражений не вызвало, не было разногласий и по поводу того, что будем ночевать дома в Вене. Тут же, недалеко от ворот, построенных на входе в Кремс, нашли ресторан с прекрасной верандой, на которой стояли деревянные столики с плетёными креслами. Заказали салаты со спаржей – гулять так гулять – стейки из дикого лосося и сосиски с жареной картошкой. Вино, конечно, местное, кока-кола неизвестного происхождения, но вкусная. Погода солнечная, настроение отличное с лёгкой грустинкой, которая появляется, когда с чем – то расстаёшься, но глубоко об этом не задумываешься.
Пока шли к машине, на маленьком рыночке всё-таки купили пару бутылок вина из местных погребов и бутылку абрикосового ликёра, номер два по популярности в Кремсе. Всё это можно было купить и в Вене, но положение обязывает.
День не был ещё достаточно длинным, и мы запарковались у нашего дома, когда уже стемнело. Утром проснулись и поняли, что никуда идти не надо, а можно поговорить о планах. А может, что-то предпринять. А что, пока не придумывалось. Мне пришла в голову правильная мысль – пойти в офис и встретиться с соратниками. Необычно было видеть своё рабочее место после недельного отсутствия. Все на меня смотрели вопросительно, но фамильярных вопросов не задавали, только Рощин, пользуясь заслуженной репутацией, буркнул: «Всё развлекаетесь!» В глазах Анны горело ожидание рассказов о необыкновенных приключениях, но стойкие мужики уединились в кабинете Шорина и перебирали варианты. Самсонова, наверное, жаждавшего выражения дружбы, не было, поэтому я получил прямо в лоб приглашение собраться у Бориса в ближайшую субботу и устроить вечер воспоминаний. Затем следовали рыбалка и фуршет в офисе.
ЛЕТО В ВЕНЕ.
Хотели совместить сабантуй у Шориных с рыбалкой, но женщины забастовали, выдвинув свои доводы, отвергающие наше отсутствие, необходимое для общения и чистки рыбы. А может просто не любили австрийскую пресноводную рыбу. Вникнув в обстановку, впряглись в подготовку общего застолья, съездили на рынок, закупили всё необходимое и помогли собрать «поляну». Дети пошли прогуливать Кузьмича, но быстро вернулись, так как пёс тащил за собой всех троих и отказывался признавать случайных, с его точки зрения, хозяев. Домой все ввалились разгорячённые: ребята раскрасневшиеся, а пёс с гордо вздёрнутой головой подчёркивал свою самостоятельность. Борис отказался признавать поражение детей и договорился с собакой отложить прогулку на потом.
Предложение попробовать абрикосовку из Кремса было отвергнуто, так как закуска требовала белой, а женщины предпочли сухое. Девочки щебетали, а Евгений прицепился к мужчинам, требуя подтвердить ближайший выезд на рыбалку. Нерешительными голосами заставили женщин согласиться с ребёнком, после чего он забыл на время о рыбалке и переключился на еду, так как, надо признаться, был к ней неравнодушен.
Рассказали о нашей поездке в красках, что позволило Нелли заявить супругу, что « она такую же хочет». Праздник продолжался, и настал момент, когда Кузьмич под столом стал меня толкать мордой, заключая со мной договор о прогулке. Заявив об этом заревновавшему Шорину, я составил им компанию. Не надевая псу поводок и позволив ему сделать свои дела, Борис увлёк нас в аллею, где были разбиты клумбы с цветами. Вокруг никого не было, видимо, венцы разъехались по дачам, и мы уселись на скамейку, позволив Кузьмичу бегать по кустам, гоняя какую-то живность. Обстановка способствовала, и я решился изложить Борису картину маслом, которая сложилась у меня в результате событий, участниками которых нам пришлось быть. Услышав мой серьёзный, несколько взволнованный тон, Шорин насторожился и сосредоточился. Мой незамысловатый рассказ сводился к следующему: «Перебирая в памяти связанные с Дядей моменты, рассказы Лётчика, информацию Шорина, которую он получил от своих сослуживцев и из архивных материалов, а также восстанавливая впечатления от знакомства с культовыми сооружениями, каким-то образом замыкающимися на известные монашеские ордена и через них на тех же масонов, у меня сложилось мнение, что я смогу из цепочки предположений и предчувствий сложить картину какого-то параллельного мира, который, несмотря на свою мистическую и легендарную основу, носит конкретный характер. Передо мной возникает панорама, когда орден тамплиеров, священнослужители, Ватикан и сами власть предержащие предстают перед верующими как надежда на справедливость и высший справедливый суд. Учитывая, что Ватикан и правители от простого верующего люда всегда были далеко, оставались местные священники, которые держали паству в состоянии шаткого равновесия, подпитываемого перенятыми от тамплиеров масонскими идеями о справедливом демократическом общем порядке. Народ знал о знаках, символах, ритуалах масонских лож, но был туда не вхож, так как по сути дела в масонскую идею он не вписывался. Масоны рассчитывали на революцию сверху, но чтобы её свершить, формировали тайную организацию, состоящую из руководителей национального и даже международного масштаба, которые могли, пользуясь своим положением, продвигать масонские планы на самый высший уровень. Конечно, им были нужны талантливые люди, учёные, композиторы. Но они были рабочим материалом, временными союзниками. Вот руководители министерств, банкиры, владельцы крупных фирм, политики и даже президенты стран вписывались в амбициозные проекты мирового масонства. Если в стройной системе возникали просветы, их заполняли руководителями. Которых заранее воспитывали и взращивали. Для такой работы и использовались индивидуумы типа Дяди, обладающие сильным характером и пользующиеся поддержкой руководителей масонских лож, то есть магистров, а может, и сами ими были».
Некоторое время Шорин сидел, задумавшись, и гладил Кузьмича, вернувшегося после пробежки и улёгшегося рядом, высунув язык. «Я тоже много думал об этом, – сказал Борис, – и с твоими выводами, в принципе, согласен. То, что им на нас наплевать, это понятно. Я не об этом. По этой теме куча книг написана и фильмов уйма снята – мистика и тайна мадридского двора. Поражает то, что уничтожив тамплиеров, власти поняли, что им нужна равноценная замена, на которую они могли бы положиться. Не знаю, те идеи мировой справедливости, которые они вначале продвигали, были движением естественным или завлекаловкой с претензией на примитивную власть силы и денег. Вот в нашем случае ты пострадал, Сноу в больнице с инфарктом, Самсонов запачкан, в чём, мы просто не знаем, а результата они добились. Вот гляди». Борис достал «Вестник МИД Австрии», один из номеров которого он уже показывал нам с Рощиным, и ткнул пальцем в фотографию, на которой сдержанно улыбалось знакомое мне лицо. Под фото было напечатано: начальник департамента внешних сношений. Шорин даже не улыбнулся. «Ещё шеф сказал, что он по службе продвинулся, тоже начальником стал, что естественно. Ведь это ты ему с помощью Дяди и посла дорожку протоптал, а там, смотришь, местные ложи подключатся. Вот тебе и министр. Таким образом, как ты говоришь, просвет и ликвидируют».