ГЛАВА 2

Внезапно уперевшись обо что-то колесом, тележка, больно вывернув кисти рук, упала, выбросив мертвое тело. И Адам, не вытирая глаз, начал заталкивать покойника обратно, чтобы затем, теряя остатки сил, упрямо везти свой страшный груз, сопровождаемый неотступно следующим следом за ним и хранящим молчание “глазом ГОДсис”.

Через некоторое время совершенно обессилив, Адам наконец-то выбрался на дорожку. Подкатив тележку к кузову гольф-кара, он наклонился над трупом. Переборов отвращение, двадцатый завалил себе на плечо тело девятнадцатого, почувствовав, как из мёртвого рта с шумом вышли остатки зловонного воздуха. Попавший на линзу камеры дрона случайный солнечный блик, отразившись от линзы стекла, стрельнул по глазам неудобно согнувшегося под тяжестью своего мёртвого предшественника Адама, который, разозлившись на равнодушную холодность “глаза ГОДсис”, зло прошипел: “Чего вылупился?” Но дрон не только не ответил, но и внешне никак не отреагировал на грубость. Переведя дыхание и напрягая уже практически не слушающиеся ноги, Адам, как штангист в толчке, встал, распрямив туловище, и с выдохом свалил тяжёлое мёртвое тело в кузов гольф-кара. Затем, забравшись следом, уложил его на спину ногами вперед и укрыл его же простынёй. Спрыгнув обратно на дорожку и положив руку на борт кузова, он замер глядя на на старую в грязевых разводах и пятнах ткань, ставшую для покойника саваном.

Постояв какое-то время он спросил: “А мы все одинаковые?” – нарушив долгую паузу, спросил он. “Да”, – ответил ГОДсис. Адам обернулся и, заметив что-то у своих ног в траве, прилично проросшей сквозь растрескавшиеся древние плитки дорожки, сделал ещё не движение, а лишь намёк на него. “Только не нужно бросать в меня камень”, – мгновенно среагировал ГОДсис, на всякий случай отлетая чуть дальше. “Ну и хрен с тобой”, – выпалил Адам, раздосадованный тем, с какой легкостью дрон разгадал его замысел. В сердцах пнув ногой своё несостоявшееся оружие, он косо глянул в безэмоциональное чёрное око объектива и забрался в кабину гольф-кара.

Под шум вылетающих из-под колёс растрескавшихся плиток древней дороги, крепко держась за потрескавшийся от времени дребезжащий руль, Адам задумчиво смотрел на тело мёртвого предшественника, страшно подпрыгивающее на ямах, невидимых из-за разросшейся травы. “Но если мы одинаковые, почему же ни пятый, ни, например, девятый, а только одиннадцатый уничтожил склад? – спросил он. – Хотя мне кажется, что это был не самый правильный поступок. И я бы так не сделал, – закончил он свою мысль”. “При клонировании копируется только генотип. На сто процентов репродуцированный организм никогда не будет похож на образец”, – ответил ГОДсис. “Значит, при всей схожести мы всегда чуть-чуть разные?” – снова спросил Адам, повернувшись к дрону. “Репликант, – ответил ГОДсис, – исходя из сиюминутных ситуаций, сразу после клонирования принимает одинаковые решения на происходящие с ним события. Но с течением времени проявляет всё большую индивидуальность в действиях и поступках, исходя из предлагаемых обстоятельств и возникающих ситуаций”.

Низко висящее серое небо вот-вот было готово разразится дождём. Пронизывающий холодный ветер нагонял тяжёлые, полные воды осенние тучи. Очень старый облупившийся гольф-кар с одной выбитой фарой и бортами кузова, сколоченными из кусков разноцветной фанеры, подъехал к одному из складов, у облупившейся задней стены которого были видны хаотичные бугорки могил. Адам спрыгнул на землю и, кутаясь на холодном ветру в завязанную узлом у шеи и накинутую на плечи в виде плаща старую скатерть, потянулся к кузову за видавшей виды лопатой. Он взял её, пошарив рукой между двумя мёртвыми ангелами и лежащим на самодельных волокушах телом, с головой накрытым вылинявшей шторой, идущей волнами от порывов ветра. Оглядевшись, Адам тяжело вздохнул и пошёл в сторону холмиков могил, шаркая надетыми на босу ногу ботинками без шнурков. Не дойдя нескольких метров, растеряно становился, оглядывая поросшие травой места упокоений. Заметив, что их явно больше двадцати, неосознанно потянулся к плечу. “Здесь и те, кто не прошёл подтверждения дееспособности”, – опережая вопрос, обыденно сообщил ГОДсис. “Ты убил их”, – скрывая дрожь в голосе, проговорил Адам, прикрыв шрам цифры 20. “Сожалею, – ответил дрон, – но ГОДсис подчиняется протоколам”. Адам тяжело глянул в холодное око направленной на него камеры и стал осматриваться в поиске места нового захоронения. Выбрав и отмерив границы свежей могилы, он сбросил плащ и, оставшись совершенно нагим, принялся копать. Постепенно усиливающийся дождь размягчил почву, и она, превращённая в грязь его ботинками, многократно увеличив их вес, быстро налипла тяжёлыми маслянистыми комками. Но будто и не замечая этого, Адам сосредоточенно отбрасывал землю лопатой в сторону, блестя мокрым разгорячённым работой телом, с шрамом цифры 21 на плече. “Было бы разумно подготовить несколько”, – посоветовал неподвижно висящий в воздухе дрон, заметив, что невольный могильщик выбирается из выкопанной им ямы. “Перебьешься, – ответил уставший Адам. – Я не стану рыть себе могилу. Пусть каждый хоронит своих мертвецов сам”. Волоча ноги, двадцать первый вернулся к гольф-кару. И под уже вовсю хлеставшим дождём вывалил из кузова тело. Ухватив мертвеца под мышки, выгибая горбом спину, Адам потащил его волоком по земле, уже порядочно раскисшей от падающей с неба воды. Доставив таким варварским образом свой скорбный груз до вырытой им ямы, он немного передохнул и столкнул труп в грязную липкую пасть могилы. Затем, спрыгнув следом и перевернув его на спину, убрал с лица мёртвого предшественника куски грязи. Силы Адама были на исходе, когда он, упираясь дрожащими от усталости руками и ногами, совершенно перепачканный, взобрался на край могилы. Посмотрев на заливаемого дождём лежавшего в грязи покойника, он спросил у дрона: “А какой он был?” “Достаточно уравновешенный, – почти без паузы отозвался ГОДсис, – у пятнадцатого была склонность к неврозам”. “Не удивительно”, – закашлялся Адам. Затем вытер стекающую по лицу воду, поднял служившую ему ранее плащом совершенно мокрую скатерть и намотал её себе на пояс, словно шотландскую юбку. Ухватив лопату красными от холода пальцами и стараясь не обращать внимания на хлещущие потоки воды, Адам, облокотившись о её черенок, задумчиво произнёс: “Наверное, сейчас бы надо молитву прочесть?” Закрыв глаза и подняв лицо прямо под рождённые низкими тучами струи дождя, он молча стоял на краю могилы. “Кого я обманываю? – внезапно нарушив тишину, в сердцах громко проговорил Адам. – Кому молиться-то, Ему? – Он посмотрел на неподвижно висящий в пространстве и совершенно игнорирующий проливной дождь «глаз ГОДсис», – Создателю, который летает рядом с тобой в виде сраного гаджета и максимум, что может сделать, это после того, как ты сдохнешь, сойдя с ума от одиночества, в мучениях репродуцировать тебя заново, только для того, чтобы ты служил Его протоколам?»”

Скорчив презрительно гримасу, Адам принялся яростно забрасывать потяжелевшей от дождя землёй уже прилично залитую водой яму.

7

9 августа 2947 года от Рождества Христова, утреннее солнце, пройдя сквозь вековую грязь древнего окна, пробившись через мятые и погнутые от времени закрытые жалюзи, выхватило из полумрака небольшой захламлённой и давно не прибиравшейся комнаты летающие в воздухе пылинки. Одна из рождённых лучом света полосок, запутавшись в никогда не знавших стрижки волосах, лежала на лице Адама, заросшем длинной неухоженной бородой. Он спал на спине, лёжа на узкой кровати, застеленной ветхим рваным бельём, укрывшись грязной тряпкой, бывшей когда-то простынёй, из-под которой выглядывало уже очень давно не ведавшее мыла тело, а точнее, плечо с шрамом цифры 22.

Пластиковые панели, укрывавшие стены от пола до самого потолка, растрескались от времени, давно поменяв изначально казённо белый цвет на грязно-серый тон многовекового налёта, который придавал итак не самому уютному помещению безрадостный вид совершенного упадка. У открытой, с следами облезлой краски двери висело небольшое зеркало, явно бывшее когда-то частью научного прибора, а ныне прикреплённое к стене обломанным куском провода. Среди разбросанных тут и там одинаковых обёрток питательной смеси, какого-то хлама, пустых склянок и кусков мятой бумаги совершенно отсутствовали личные вещи. Единственным украшением комнаты служило большое количество цветных верёвочек, повязанных на единственном, с кривыми облупившимися алюминиевыми ножками колченогом стуле, что стоял на давно немытом полу, у стола, заваленного грязной посудой с засохшими же остатками питательной смеси.

Висящая под потолком маленькая камера, не отрываясь, смотрела на спящего. В какой-то момент рядом с чёрным стеклом её ока загорелась лампочка, и жалюзи, тут же ожив, пришли в движение. Болезненно зажужжав невидимыми моторчиками, они натужно, со срывами начали открываться, пуская в комнату заливавшее внешний мир солнце, которое постепенно начало заполнять собой все внутренне пространство похожего на мусорную свалку помещения.

Яркий свет, сменив полумрак, высветил лицо спящего, зрачки которого под закрытыми веками тут же начали нервно метаться из стороны в сторону. В надежде укрыться от потревожившего солнца Адам, медленно просыпаясь, рефлекторно зажмурился, а затем, прикрыв глаза рукой, недовольно скривившись, повернулся на бок лицом к стене, с панели которой на него смотрело неумело нарисованное улыбающееся женское лицо, в котором едва уловимо можно было узнать Риту. Приоткрыв веки, он посмотрел на рисунок и через паузу выдавил из себя скрипучим спросонья голосом: “Доброе утро, красотка”. “Доброе утро, Адам”, – произнёс ГОДсис. Не обращая внимания на прозвучавший голос, Адам, погладив пальцами рисунок, проговорил: “Что нового?” “Сегодня 9 августа 2947 года, текущее время 7 часов 3 минуты”, – сообщил ГОДсис. “Да насрать мне”, – не поворачиваясь и все так же глядя на рисунок, равнодушно процедил Адам. “Информация о текущей дате обязательна по информационному протоколу”, – сказал ГОДсис. “А мне плевать на Твои протоколы, впрочем, как и на Тебя, – проворчал Адам, громко испортив воздух, – чего так рано разбудил?” “Я заканчиваю сбор урожая и важную селекционную работу. К тому же ещё двое ангелов вышли из строя”, – ответил ГОДсис. “Вот уж событие века? – сыронизировал Адам. – Кому нужен этот долбаный урожай, который собирают эти постоянно ломающиеся идиоты?” – лениво продолжил он. “Наша задача – делать то, ради чего мы созданы”, – назидательно ответил ГОДсис. Не вставая, Адам повернулся к камере и, постепенно распаляясь, заговорил: “Слушай, когда-то давно, лет так девятьсот тридцать назад, я сам бы мог рассказать Тебе, что такое чувство долга и ответственное отношение к делу. Но тогда в этом был смысл. А сейчас? Его нет! Мне что, одному понятно это? Ты ухаживаешь за никому ненужными растениями, собираешь урожай, которым никто не воспользуется, в месте, которое скоро превратится в руины от старости и постоянных землетрясений!” “Я собираю урожай, потом что в этом моё предназначение, – ответил ГОДсис. – Я создан, чтобы сохранить и приумножить то, что Мне доверено”. Граничащая с яростью злость захлестнула Адама, и он слишком неожиданно бодро для только что проснувшегося человека, рассержено вскочил с кровати. С ненавистью глядя в глазок камеры, спросил: “Ладно, пусть так. Но почему Ты мне не даёшь его есть, ведь я голодаю, а собранное Тобой просто бессмысленно гниёт?” “Потому что это не предусмотрено программой, – спокойно ответил ГОДсис. – Я провожу научные исследования. Работая для поддержания семенного потенциала и воссоздания утерянного, делаю то, ради чего создан. А тебе достаётся то, что остаётся от этой важной селекционной работы”. “Это называется отбросы! – закричал Адам. – Ты отдаешь мне то, что хочешь выбросить! Это унизительно, козёл! К тому же меня достало слушать лекции о Твоём предназначении! И я уверен, что если бы здесь помимо меня был бы хоть какой-нибудь сраный червяк, то и он бы уже понял, что то, чем Ты занимаешься, это тупик! Почему же тебе это до сих пор непонятно, железный Ты чурбан?! – кричал взбешённый Адам. – Там за стеной пустота. Открой ворота, и пусть если не я, то хотя бы эти сраные деревья выберутся отсюда! В этом будет хоть какой-то смысл!” “Это противоречит протоколу безопасности, – все так же спокойно ответил ГОДсис. – Центр 3 переведён в режим автономной жизнедеятельности, и поэтому ничто не может покинуть пределы периметра”. “Но пойми Ты, тупица электронный! – уже не кричал, а, кипя яростью и играя желваками, шептал Адам. – Ты же сам сказал, что мы созданы сохранить и преумножить то, что нам поручено. Но Ты же лучше меня знаешь, что весь периметр держится на честном слове. Время двигаться дальше. Ничто не вечно, и все здесь разрушается. Возможно, там, за стеной, которая тоже рано или поздно падёт, где-то есть жизнь. А ни я, ни мои предшественники не видели ни одной живой души почти тысячу лет. Все они до меня, а теперь и я бессмысленно торчу с Тобой здесь, тупой железякой, которая придерживаясь своих сраных протоколов, медленно убивает весь периметр своей заботой!”

Выговорившись и махнув в отчаянии рукой, Адам, тяжело вздохнув, схватил одну из лежащих в стопочке ленточек и начал повязывать её на спинку стула. “Я очень хочу, чтобы этот день был последним на земле”, – шептал он. Затем, взяв простыню, которой только что укрывался, и повязав её через плечо, подошёл к зеркалу и, глядя через него в объектив следящей за ним камеры, прошептал, спрашивая сам себя: “Для чего я Ему это всё говорю?.. – шмыгнув носом, он расстроенно продолжил: – хрен с Тобой. Ничего не делать еще хуже. Где там эти уроды?” “Этот твой ритуал имеет хоть какой-то практический смысл? – спросил ГОДсис. – Интересно, но ты первый, кто стал делать это”. “Если бы я был посмелей, то давно бы уже перерезал себе вены или сделал бы с собой ещё чего-нибудь, – зло ответил Адам. – Но вместо этого уже не помню, сколько лет, загадывая одно и то же желание, я повязываю ленту для того, чтобы видеть его силу, ожидая часа, когда оно сбудется”, – с видимым спокойствие произнёс Адам. “В этом нет логики, – выдержав паузу, проговорил ГОДсис, – ведь рано или поздно настанет твой последний день, и ты обязательно умрешь, вне зависимости от того, повязываешь ли ты эти кусочки ткани или нет”. “Я это и без Тебя знаю. Не важно, чего ты хочешь, важно, как сильно. И эти обрывки ткани напоминают мне о том, что раз я ещё чего-то хочу, значит, пока жив”, – зло ответил Адам. “Странное логическое противоречие. Ты просишь себе смерть, чтобы подтвердить, что ещё жив, – произнёс ГОДсис и, помолчав секунду, продолжил: – Но ты вправе делать то, что не противоречит протоколам…” “ЗАТКНИСЬ! – перебил Адам невидимого собеседника яростным криком, эхом разнёсшимся по пустым коридорам полуразрушенного здания. – Достал уже. Я сыт по горло этими разговорами о протоколах и остальной Твоей херне!” В комнате повисла тишина, которую через время нарушил по-прежнему невозмутимо спокойный голос ГОДсис: “Несмотря на то что твои мысли о необходимости перемен рождают определённое логическое противоречие, они имеют определенный смысл. И Я обещаю подумать об этом. А сейчас будь добр, займись вышедшими из строя ангелами, которые находятся у яблочного дерева, в дальнем круге сектора “Змея”. Тебя проводить?” Адам, тяжело вздохнув и вернувшись к зеркалу, посмотрел на свое постаревшее отражение тоскливыми глазами: “Я здесь столько времени, что, кажется, уже изучил каждую травинку этого зелёного ада… Сам разберусь”. “Это хорошо, потому что сейчас я занимаюсь дефрагментацией дисков и мне нужно будет на какое-то время отключить систему видеоконтроля ближнего круга. Доброго дня, Адам”, – произнёс ГОДсис, и лампочка у зрачка объектива погасла. “Доброго… дня”, – зло передразнив, ответил Адам, выходя из комнаты.

8

Белый, похожий на громадный крест ветряк горделиво возвышался над растительностью, практически поглотившей всю территорию центра 3. Сопровождаемый лишь шумом листвы на ветру, по рассыпавшейся от времени плитке мощеной когда-то дороги, уже практически невидимой под заросшей высокой травой, шагал совершенно привычный ходить босиком Адам. Летний приятный ветерок трепал его бороду и длинные волосы. Он был одет в едва прикрывавшую его чресла старую рваную простынь, небрежно повязанную в виде туники через плечо и подпоясанную сплетенным из разноцветных электропроводов поясом. На втором оголенном плече был виден шрам в виде цифры 22. Опираясь на посох, сделанный из черенка лопаты, повернув голову, он заметил в стороне от своего маршрута лежащего в траве неподвижного ангела. “Забыл совсем”, – прошептал себе под нос Адам и, свернув с дороги, направился в его сторону. Подойдя к отключённому сложившему под животом лапки механизму, он присел напротив и оценивающе стал рассматривать нанесённый на лицевую панель незаконченный рисунок человеческого лица, обрамлённого длинными кудрявыми волосами. “Погоди-ка, сынок. Сейчас ты у меня…”, – не закончил фразу Адам, беря в руки стоящую тут же, завёрнутую в древний полиэтиленовый пакет банку с краской, из которой торчала видавшая лучшие времена полузасохшая кисточка. Он приоткрыл пакет и с удовольствием втянул ноздрями ацетоновый запах. “Всегда любил это”, – сообщил он неподвижному ангелу, лицо которого без рта и глаз не выражало никаких эмоций.

Сняв пакет, он аккуратно отложил его в сторону и, поводив кисточкой в остатках краски, которой было едва ли четверть, вздохнув, проговорил с сожалением: “Ну вот, и эта почти кончилась”. Затем, прикрыв один глаз и посмотрев на незаконченный рисунок лица, продолжил, обращаясь к ангелу: “С другой стороны, вас ведь тоже не так много и осталось, правда?” Выключенный механизм, не шевелясь, лежал в высокой траве напротив, словно ожидая продолжения. “Ну так… – задумчиво произнёс Адам, почесав за ухом обратным концом кисточки, на редких остатках щетины которой застыла тягучая капля тёмной масленой краски. – Что у нас сегодня?” Подумав немного, он начал выводить злой, с оскаленными зубами рот, рисуя его вокруг технологического отверстия робота. Закончив, чуть отстранился и посмотрел на получивший элемент. На Адама смотрело безглазое лицо со злой оскаленной пастью. “Ужас какой, – довольно произнёс он и, шмыгнув носом, кивнув головой, продолжил: – Не буду плодить говнюков. Их и так достаточно в этой дыре”. Пригнувшись ближе, горе художник принялся старательно выводить верхнюю часть лица. Сперва нарисовал большие брови, расположив их домиком как у Пьеро, а под ними вывел добрые раскосые азиатские глаза. Закончив, отодвинулся, рассматривая получившееся. “Ну и урод, – ещё более довольно сказал он. И, качнув головой, закончил: – Будем держаться вместе, теперь нас здесь трое. Ты, я и ГОДсис”. Чуть подув на засыхающую краску рисунка, он снова завернул кисточку и банку с краской в полиэтилен и положил всё это в котомку. Покопавшись, достал из её матерчатой глубины отвёртку, наклонился к ангелу и повернул винт включения механизма. Тот, моментально ожив, выставил лапки и встал, глядя на мир добрыми глазами и яростным оскаленным ртом. Постояв несколько секунд, вероятно, получая команду от ГОДсис, робот проворно развернулся и скрылся в высокой траве. “А где спасибо?! – крикнул вслед Адам, и затем, наигранно вздохнув, продолжил: – Все дети одинаковые”. Убрав отвертку следом за краской в котомку, он поднялся, закинул её за спину, и подхватил посох, двинулся снова в сторону дороги. Но едва он сделал несколько шагов, послышался далёкий разорвавший тишину леса грохот. Адам замер и, снова присев, прошептал: “Сейчас прилетит”. И тут же земля под ним начала заметно дрожать, усиливая амплитуду. “Уже второй за месяц, и хорошо ещё, не такой сильный, как предыдущий”, – тревожно качнул головой Адам, пережидая землетрясение. И действительно, через пару минут вибрации постепенно начали стихать, сходя на нет. “Ну и ладно”, – кивнул он себе. Затем, поправив висящую за спиной котомку, поднялся на ноги и отправился дальше. Вернувшись на разбитые и поросшие травой остатки дороги, он двинулся прежним маршрутом, совершенно игнорируя так радовавший его когда-то проржавевший, окутанный кустарником остов гольф-кара, навсегда украсивший собой пейзаж центра 3.

Следуя известными ему невидимыми ориентирами, Адам свернул в сторону к разросшейся стене леса и, раздвинув плотные ветви кустов, скрылся между стволами деревьев, которые давным-давно чьи-то заботливые руки, разбив по породам, рассаживали на аккуратные участки. Но жизнь давно брала своё, и за прошедшие столетия, несмотря на все старания ГОДсис и служивших ему ангелов, растительность, перемешавшись друг с другом, образовала достаточно густой лес.

Привычно огибая эти совершенно подчас несовместимые соседства, где рядом с пальмой росла окутанная лианами сосна, Адам обходил ставшие частью пейзажа встречающиеся тут и там вросшие в землю проржавевшие корпуса мёртвых ангелов. Их жутковато непропорционально прорисованные лица выглядывали из-за деревьев поблёкшей за годы краской. В колышущейся на ветру высокой траве они, умершие десятки и сотни лет назад, будто всё ещё играли в бесконечные безмолвные прятки.

Пройдя таким образом с полчаса, он подошёл к ещё хорошо заметной стене кустов, доходившей ему по пояс. Это когда-то стриженное, а ныне уже практически слившееся с окружающим буйством зелени, сплетённое ветками препятствие ограждало средних размеров участок, посредине которого, между несколькими совершенно одичавшими, словно призрак из давно минувшего прекрасного позавчера, стояло великолепной красоты, ухоженное яблочное дерево. Оно красиво гармонировало с хорошо видимыми, поросшими мхом и увитыми плющом массивными блоками древней стены центра 3. Едва Адам перебрался через кусты, навстречу ему взлетел «глаз ГОДсис». Он поднялся от лежащих друг на друге у самого основания ствола помятых и обездвиженных тел двух ангелов, припечатавших собой россыпь неспелых зелёных яблок. Двигатели дрона натужно и нездорово гудели, но один из них более остальных сбивался и скрипел, отчего глядящий на Адама глазом камеры механизм не висел неподвижно в воздухе, как обычно, а постоянно нездорово покачивался сверху вниз.

“Похоже, что верхний ангел с самой макушки упал на нижнего”, – без приветствия произнёс ГОДсис. Адам, не произнося ни слова, нагнувшись, стащил дёрнувшее лапками тело одного механизма с другого. Отогнув смятую ударом крышку-панцирь нижнего, увидел поломанные шестерни внутренностей. Распрямившись, он равнодушно толкнул ногой нешевелящееся механическое тело. “Этот всё, умер окончательно, восстановлению не подлежит, – сказал Адам, посмотрев в камеру дрона. – Как же это они так?” “У верхнего произошёл системный сбой, – ответил ГОДсис. – Он собирал ещё незрелые плоды. Мне с трудом удалось остановить его, заставив упасть с самой кроны. А у нижнего ещё на прошлой неделе начались проблемы с системой навигации. Адам, почесав грязную шею под неухоженной бородой, кивнул и, наклонившись снова, выбрал самое спелое из валяющегося множества яблок. Покрутив в руке, откусил приличный кусок и, сморщившись, выбросил далеко в сторону: “Кислятина”. “Это семенные плоды, они не предназначены для употребления в пищу”, – сообщил ГОДсис. Адам недовольно сморщился и вдруг среди качнувшейся на ветру листвы выловил взглядом незамеченное им ранее невероятной красоты единственное спелое яблоко, выглядящее словно пришелец из другого забытого мира вкусов и сытости. Утреннее солнце, играющее в листве, мягко огибало и отсвечивало блеском его великолепно ровные, красного цвета, налитые бока. Зависнув на секунду и проглотив внезапно подступившую слюну, не в силах отвести взгляда, зачарованно буквально выдохнул Адам: “Господи, что это?” “Это результат многолетней селекции. Один из видов яблок, который был утрачен в связи с отсутствием контактов с Лонгйир”, – ответил ГОДсис. ”Великолепно… Выглядит очень, очень…”, – не отводя взгляда от плода, не договорив замер Адам, облизнув нижнюю губу. Дрон, подлетев, просканировал яблоко и произнёс: “Оно почти созрело. Исходя из природных условий, Я планирую его снять сегодня после 16 часов дня, – продолжил, обращаясь к Адаму, – и так как Я не могу рисковать новым сбоем не достаточного количества оставшихся ангелов, будь добр, вернись сюда к назначенному времени и помоги Мне закончить работу с этим видом растений”. “Кажется, я в жизни ничего не хотел большего, чем этого яблоко”, – не в силах отвести взгляда от налитого соком спелого фрукта, словно зачарованный проговорил Адам. “Это семенное дерево, и его плоды не могут быть использованы для потребления в пищу, – ответил ГОДсис. – Мне нужно будет провести химический анализ мякоти”. «Что случится, если Ты мне позволишь съесть всего один кусочек? – заупрямился Адам. – Я есть хочу. Вон как желудок урчит. В конце концов у Тебя, в отличие от меня, времени целая вечность, ещё вырастишь. К тому же обещаю не есть его семечки”. “Если ты голоден, пойди и выкопай любой овощ, который найдёшь, – ответил ГОДсис. – Или, если хочешь, нарви слив”. “Овощи не хочу, а сливы кислые, – начал по-настоящему сердиться Адам. – Не жмись, я нормально не ел уже полгода”. Ствол оружия “глаза ГОДсис” угрожающе повернулся в сторону Адама. “Прости, но Я не могу позволить тебе сделать это, так как данный плод является первым практически созревшим яблоком нового сорта и он нужен Мне целиком”, – ответил ГОДсис. “Жмот”, – зло бросил Адам, с ненавистью посмотрев в камеру дрона. “Мне не жаль для тебя этого плода как физической единицы. Но Я говорю тебе нет, потому что висящее сейчас перед нами яблоко результат многолетней работы и этот фрукт уже скорее символ всего центра 3. Ведь он, как и мы, пройдя сотни лет селекции, появился на свет снова, всем своим существованием подтверждая смысл того, что всё происходящее не напрасно”, – патетически произнёс ГОДсис. “Откуда Ты набрался этой пошлятины? – убеждённо спросил Адам. – Это просто высокие слова, и только. Мой голодный желудок готов обменять сто тысяч лет эволюции на одно это вкусное яблоко”. “Наблюдая за тобой всё эти годы, Я не устаю удивляться, как заложенное в тебе и указанное отдельным пунктом в матрице личности чувство ответственности каждый раз так быстро деградирует?” – проговорил ГОДсис. “Если бы у меня был хоть кто-нибудь, кто любил бы меня, собака, кошка, крыса, таракан. Ладно, любил, просто тот, кто хотя бы номинально считался бы с мной и моим мнением, уверен, Тебе бы не пришлось так удивляться! – горячо прокричал Адам, указывая на дрона грязным ногтем пальца. – Ты, создавший меня и низведший до уровня своих безмозглых, постоянно умирающих хреноангелов, считаешь, что висящее на дереве сраное яблоко важнее живого существа. Я исполняю Твои идиотские протоколы почти тысячу лет, а что получаю взамен? Понимание того, что от моего мнения ничего не зависит и меня здесь никто не любит, вот что. И после всей это хрени Ты называешь меня безответственным? – горячо выпалил Адам. – Да я просто такой, каким Ты хотел меня видеть, и только”. “Твоя точка зрения имеет право на существование. Но ты сам выбрал такой образ жизни, – ответил ГОДсис. – Моя цель – это выживание центра 3. А у тебя она есть? Ты есть то, кем сам себя считаешь. Если бы ты занялся каким бы то ни было исследованием, направленным на выживание центра 3, то, возможно, не чувствовал бы себя столь ненужным. Но Я говорю не о тебе, а только лишь о важной системе ценностей, а именно: можно и нельзя, дисциплина и анархия, добро и зло”. “При чём здесь это?” – сдерживая подступившую ярость, спросил Адам. “Это просто логическая цепь, – ответил ГОДсис. – Во-первых, ты не можешь, поддавшись сиюминутному чувству голода, ломать выстроенный много лет назад план, потому что это, в свою очередь, приведёт к изменению всего составленного мной цикла развития. Во-вторых, не центр 3 существует для тебя, а ты для центра. В-третьих, если ты его съешь, то потраченные на селекцию ресурсы были использованы напрасно. В-четвертых, если Я позволю тебе съесть яблоко, то ты будешь считать, что гипотетически может быть допущено что-либо не предусмотренное протоколами или составленными мной планами, и тем самым…” “Заткнись! – закричал Адам, перебивая. – Хватит мне читать проповеди о Твоём понимании добра и зла”. “Но ты сам спросил меня”, – продолжил невозмутимый ГОДсис. “Во-первых, я не просил, а во-вторых, ты не думал о том, что здесь может быть и другая точка зрения?” – уже практически кричал Адам. “В диспуте их всегда две, и каждая из сторон будет считать себя правой”, – всё так же спокойно ответил ГОДсис. “А я и не спорю с Тобой, я просто хочу есть!” – срывая голос, брызгая слюной на грани истерики, кричал взбешенный Адам. “Ну раз у нас не диспут, то я просто говорю тебе нет”, – безапелляционно отрезал невозмутимый ГОДсис. С покрасневшим в бессильной ярости лицом Адам смотрел на покачивающейся перед ним в пространстве “глаз ГОДсис”. Не отводя взгляда от непреклонно стеклянного глаза камеры, часто дыша, он вытащил из котомки сырую неаппетитную картофелину и, демонстративно откусив, начал яростно жевать. “Приятного аппетита”, – произнёс ГОДсис. “Тварь бездушная, – вытерев проступившие слёзы, ответил Адам, пережёвывая овощ. – Ещё издеваешься…” “В картофеле много углеводов, и это хорошо для твоей жизнедеятельности”, – словно не слыша отчаяния в голосе человека, ответил ГОДсис. “Видеть Тебя не хочу”, – зло прошептал Адам. “Зря ты сердишься. Эмоции – это только химические процессы биологического организма, не более. И они скорее вредят, чем помогают твоему существованию, – сквозь шум больных двигателей проговорил дрон. – Например, отсутствие биологического тела и процессов, схожих с твоими, помогает Мне трезво принимать решения, оценивать происходящее и тем самым продлевать жизнедеятельность центра и всего того, что в нём находится. А вот ты, – дрон чуть ближе подлетел к Адаму, – совершенно не следя за своей гигиеной и одеждой, значительно сокращаешь срок службы тела, Адам 22, и тем самым заставляешь тратить лишние ресурсы на воспроизводство”. “Да пошёл Ты, железяка чёртова. Хватит уже на сегодня нравоучений”, – выпалил Адам в ответ и, засунув снова руку в котомку, достал оттуда инструменты.

Сдерживая эмоции и пытаясь успокоиться, он присел к телу следующего ангела, нарисованное лицо которого, глупо скалясь, смотрело куда-то в траву. Нервно отвернув винты крепления мятого корпуса, сдёрнул его и равнодушно-зло отвернул в сторону сложенное оружие механизма. Нервно поигрывая желваками, Адам стал разглядывать практически лишённые масла внутренности робота. Засунув старую отвёртку куда-то между шестерёнок, он пошевелил ею. Членистые лапки механизма, жужжа моторчиками и щёлкая суставами, начали дёргаться. Нажав на мигающую внутри корпуса кнопку «Перезагрузка системы», Адам снова порылся в котомке и, выудив оттуда моток гнутой проволоки, отломил от неё кусок, и начал прилаживать смятую от падения защиту корпуса на место. После некоторых усилий ему это кое-как удалось. Затем, придавив механическое тело коленом к земле, он забрался отвёрткой под одну из лапок и повернул винт включения. Ангел, ожив и всё так же жутко скалясь нарисованным лицом, попытался начать движение, скребя по земле лапками. Встав и проводив взглядом тут же уползший куда-то в траву механизм, Адам зло произнёс: “Забирай своего, на всё согласного ублюдка”. “Спасибо за хорошую работу, – не реагируя на злость человека, ответил ГОДсис. – И ещё раз напоминаю, что ты должен будешь вернуться к 16 часам и помочь Мне в работе с этим селекционным продуктом”. “Достал уже”, – недовольно огрызнулся Адам, собирая инструменты в котомку. “А сейчас ты можешь заняться чем хочешь. Я бы предложил тебе не ходить как полуголый дикарь, а найти что-нибудь более подходящее для одежды, помыться и привести себя в порядок”, – посоветовал ГОДсис. Не поднимая головы, Адам зло огрызнулся: “Разберусь без тебя”. “Как знаешь”, – ответил “глаз ГОДсис” и, отлетев в сторону, завис недалеко от яблони, продолжая сканирование дерева.