ГЛАВА 2

Адам ненавидел этого человека, истово, до боли в груди. Единственным желанием было убить его, чтобы он ответил за бесконечно преследующий его холод, за страшные дни и ночи, проведённые в проклятых диких пещерах, за вечный страх смерти и все пережитые страдания. Самюэль, холодно улыбаясь, совершенно не сопротивлялся, наоборот, будто подначивая его, повторял: “Похоже, все твои страдания – это моих рук дело. Я виноват во всех твоих несчастьях”. Адам не заметил, как, толкая бывшего друга, перешагнул порог открытой настежь двери его бункера. Он размахнулся, чтобы ударить Самюэля, и вдруг услышал за спиной крик Эвы: “СТОЙ!” Он обернулся и увидел её с детьми на руках, стоящую у входа в пещеру. “Не надо, давай уйдём!” – крикнула она. “Заткнись, сука! – неожиданно громко, истерично закричал Самюэль. – Он мой ключ от бесконечности!” “Адам, не делай этого! – звала мужа Эва, сделав несколько шагов вперёд. – Ему зачем-то нужно, чтобы ты убил его!” В это мгновение почувствовался толчок землетрясения. Удар был такой силы, что на бетонных сводах мгновенно образовались новые трещины. “Адам, беги! Ко мне!” – крикнула Эва. “Нет, только сюда мой дорогой…” – шипел Самюэль, неожиданно сильно схватив Адама за руки, стараясь подальше оттащить его от порога открытой двери и одновременно дотянуться до закрывающей её кнопки. Глядя на Эву, держащую на руках Кайла и Айвана, Адам невольно вспомнил Риту, такой, какой она стояла у дороги в тот их последний день. И он до боли в сердце захотел быть со своей женщиной и детьми. Решив скорее бежать от этого страшного человека, Адам уперся ногами в пол, сделав попытку вырваться из цепких рук Самюэля. Но новый толчок с силой тряхнул пещеру, родив каменный дождь, посыпавшийся с её сводов. “Нет, – зашипел ему на ухо Самюэль, – твоё место здесь, в мире технологий и электрических чайников. Хочешь горячий кофе?” Этот, казалось бы, банальный и простой вопрос заставил Адама на мгновенье остановиться, потерявшись в происходящих событиях и захлёстывающих его эмоциях. Воспользовавшись его растерянностью, Самюэль буквально повис на двадцать втором, который вместо того чтобы попытаться сбросить его, провернулся к Эве. Она стояла с детьми на руках, с ужасом наблюдая за их смертельным поединком. “Беги!” – крикнул он. Но желая как-то помочь, женщина неосознанно сделала в его сторону несколько быстрых шагов. “Нет! – остановил он её. – Теперь я понял ГОДсис! Любовь – это безусловная готовность отдать и сына своего во спасение мира. А всё остальное – просто химия”.

Между тем несколько подземных толчков страшной силы один за одним снова сотрясли стены. Казалось, будто гигантская колотушка молотит по земле, стараясь вытолкнуть из себя то, что априори не должно находиться внутри неё. Прижав детей, Эва испугано попятилась, не отводя от него взгляда. “Я эгоист! Прости, что только сейчас понял это! – пытался сквозь грохот землетрясения докричаться до неё Адам. – Иди и будь счастлива! А я должен исправить всё то, что натворил!” И в эту секунду произошло сразу несколько событий. Огромный кусок бетонного свода, не выдержав толчков, отколовшись, полетел вниз, поднимая тучу пыли и грязи. Эва, испугавшись за детей, рванула на выход, а Самюэль, достав откуда-то небольшую колотушку, с силой ударил ей Адама по голове. Затем слишком проворно доя своего состояния и лет, потянувшись, нажал кнопку, закрывая дверь. Но пространство в котором они находились было слишком мало, и удар пришёлся по касательной. Разъяренный Адам сжал руки на горле Самюэля, который, ухватившись за его запястья, прохрипел: “Рано, чуть позже”. И, снова размахнувшись, ударил своего потенциального убийцу несколько раз кряду. Всё поплыло у Адама перед глазами, и он упал, выпав из реальности.

Боль заставила его сознание вернуться. Адам открыл глаза и увидел чёрное поле загрузочного диска и надпись “Наличие оператора подтверждено, система перезагружается. Примерное время 7 минут”. Знакомая резь от жала коммуникативного порта заставила его, захрипев, выгнуть тело дугой. Он увидел, что лежит на полу небольшой комнаты, а Самюэль, засунув дуло пистолета себе в рот, второй рукой пытается войти в систему через разъём на своём теле. Превозмогая боль от покинувшего его жала, Адам наугад ударил ногой, и не дав Самюэля завершить начатое, каким-то невероятным чудом выбил у него оружие, которое сломав дулом ему несколько зубов, отлетело куда-то в сторону. Форменная курка с бейджем тут же начала обильно заливаться кровью старика, который страшно закричал от боли, плюясь красными сгустками: “Сука!!!!” Воспользовавшись этим, Адам через новый приступ боли вставил разъём в свой порт. Но не успел он как следует осмотреться, как по новой был вырван из системы. Открыв глаза, двадцать второй увидел, что ослабленный борьбой Самюэль, понимая, что время уходит, вместо того чтобы искать куда-то улетевший пистолет, чем-то вскрыв вены на одной руке, истекая кровью и кривясь от боли, пытается вернуть жало порта, в разъём гнезда своего тела. “Ах ты тварь! – закричал Адам. – Я не дам тебе умереть!” Самюэль, закашлявшись, испуганно шарахнулся от него и упал на бок от того, что раненая рука не смогла удержать вес его тела. “Отличный план, козёл! – сверкая от ярости глазами, сквозь грохот продолжающегося землетрясения кричал Адам, – при помощи меня перезагрузил систему и теперь хочешь уйти в цифру?! Вечная жизнь! Ну нет, хитрожопый гад. Я оператор ГОДсис!” “Я болен, – пуская кровавые пузыри, заскулил старик – если останусь, умру!” Зажмурившись от боли, Самюэль с силой вставил жало порта в свой разъём. В эту же секунду камера под потолком, загоревшись красным огоньком индикации включения, повернулась в их сторону, а Самюэль, подняв вторую руку к лицу, глаза которого были закрыты, яростно впился зубами себе в вены, хорошо заметные сквозь десятилетия не видевшую солнца, болезненно белую кожу. Одновременно страшно рыча, словно дикое животное, и воя от боли, он рвал свою плоть оставшимися зубами, обильно заливая лицо и грудь потоками крови. Адам, пытаясь помешать на удивление достаточно сильному старику, почувствовал, что силы тоже начали покидать его. И, заставляя своё уже плохо слушающееся тело хоть как-то функционировать, он закричал: “Нет! Тварь!!!” Уперевшись ногой в пол, Адам поднырнул под удерживающую его руку бывшего друга, дотянулся-таки до склизкого тела порта и, ухватившись за него немеющими от усталости пальцами, потянул на себя, чуть вытащив его из тела противника. Самюэль, визгливо заверещал от боли, лягнул его ногой и, попав по носу, свернул его набок точным ударом. На несколько секунд всё потемнело в глазах Адама. Но он, вероятно находясь уже в состоянии аффекта, упав на спину, заметил открытую медицинскую аптечку, лежащую рядом на столе. Пачкая всё вокруг, уже своей обильно льющейся кровью, он потянувшись схватил её. Чудом найдя в ней бинт, превозмогая боль и сопротивление Самюэля, Адам начал пытаться перевязывать прокусанные вены врага, и одновременно не дать Самюэлю вернуть на место вытащенный им порт. Так как оба противника обильно истекали кровью, их борьба всё больше напоминала странное сражение черепах, двигающихся всё медленнее в грязной темно-красной жиже. Собрав внутри себя уже даже не остатки, а осколки сил, Адаму всё же удалось окончательно вытащить порт из тела Самюэля и, крича от боли, самому соединиться с компьютером. Но уже буквально через несколько секунд и он, не удержавшись в системе, был выброшен в окрашенную кровью жуткую грязь реальности. Тем временем землетрясение, всё более усиливаясь, испытывало на прочность бункер центра 5, словно безумный художник, создавая всё новые и новые трещины на древних стенах и сводах, под которыми боролись в липкой кровавой луже два человека, пытавшихся выжить, не дав своему противнику умереть.

01000111 010001111 01000100

Прижимая к себе орущих детей, до смерти перепуганная Эва, окрикнув Адама, видела, как он боролся с этим страшным человеком, который, не моргнув глазом, запросто убил ненавистного Каяфа предметом, похожим на тот, что носил на груди сам проклятый хекавар. Заметив сквозь поднявшуюся пыль, как закрывшаяся дверь, лишив пещеру света, похоронила за своим массивным телом борющихся мужчин, она едва успела выскочить. И тут же часть бетонного свода, обрушившись одной большой глыбой, завалила вход окончательно, поранив острым краем ногу женщины, которая, даже не заметив этого, прижимая к себе детей, побежала прочь от этого жуткого места. Эва много пережила после смерти отца, но эти последние несколько суток, прошедшие после ухода мужчин племени к небесным стенам, и особенно страшные часы, проведённые ею в пещере у запретного дома духа горы, были, пожалуй, самыми трудными в её и так нелёгкой жизни. Сперва озлобленный своим ранением воин, не дав докормить детей, надев на неё ошейник, схватил за волосы и почти волоком притащил к Каяфу, ожидающему её у дороги, ведущей в дом духа горы. Затем внезапно появившийся Адам, которого она уже и не думала увидеть в живых, и в довершении всего этот страшный старик с чёрными как смоль волосами, с лёгкостью убил непобедимого хекавара, увёл её мужчину прямо в самое сердце готовой вот-вот развалиться от дикой подземной тряски горы. Пока она, едва успевая переставлять ноги, буквально летела вниз по растрескавшейся от времени петляющей дороге, всё вокруг ходило ходуном, обещая вот-вот либо развалиться, либо обрушиться в тартарары. Не заметив, как добежала до деревни, Эва, промчавшись по пустой улице, не сбавляя скорости, направилась в комнату великих судей, где все способные передвигаться жители деревни молили богов прекратить трясти землю, кланяясь дрошу, который свисал с палки белыми полами медицинского халата. Стены древнего конференц-зала ходили ходуном. Старая кладка хотя и держалась, но с потолка обильно сыпалась древняя штукатурка, которую люди благоговейно размазывали по лицу, глотали, слизывая с пальцев. Оборванный старик с седой бородой и растрёпанными волосами лицом к залу, опустившись на колени, рядом с старым креслом вождя нараспев говорил, обращаясь к присутствующим: «Трясут боги землю. Оплакивают спящие в пещерах предки своими сухими слезами наших павших отцов, сыновей и братьев». Сильный удар подземного толчка сотряс стену, и люди, хором выдохнув от ужаса, вскрикнули в плаче, а старик, словно получив энергетический заряд, продолжил на более высокой ноте: “Нельзя гневить богов, живущих за небесными стенами. А наши воины и охотники, ослушавшись воли предков, ушли и пали, войдя в священные земли, туда, куда нет хода людям. И теперь будет трястись земля, пока…” Закрытая дверь зала распахнулась, и запыхавшаяся от бега Эва с кричащими во всё горло Айваном и Кайлом остановилась на пороге ровно в ту секунду, когда толчки чудесным образом прекратились. Совпадение было невероятным. И казалось, будто своим появлением женщина прекратила пугающую людей подземную стихию. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся от бега, стоя в проёме двери, она увидела, как наполнявшие зал люди, словно по команде, повернулись в её сторону. Никто не произносил ни звука, и даже дети стали, успокаиваясь, затихать. Прервав затянувшуюся паузу, старик на сцене, подняв крючковатый палец с длинным, грязным ногтем, указав на неё, почти прокричал: “Она привела чужака, который увёл наших мужчин на заклание богам, живущим за небесной стеной!” Эва почувствовала, как тишина начала наполняться наэлектризованным нервом, а глаза смотрящих на неё людей стали наливаться злостью, готовой перерасти в нечто большее, чем просто молчаливое осуждение. Им нужен был кто-то, на ком можно было бы выместить горечь потери близких, с лихвой дополненную страхом происходящего катаклизма. Встретившись взглядом с одной из зло смотрящих на неё женщин, чей мужчина, вероятно, погиб, уйдя в поход за небесные стены, и которая, уже было открыв рот, стала набирать воздуха, собираясь заговорить, Эва прокричала: “Каяф мёртв!” Эти два слова заставили людей застыть, чтобы уже буквально через несколько секунд начать переглядываться, а затем сначала тихо и далее всё громче испуганно зашептаться между собой. Уже буквально через минуту смятение, сначала небольшое, но усиливающееся с каждой минутой, заставило людей вставать с своих мест. Старик на сцене, неожиданно проворно вскочивший на ноги, явно растерянный не меньше остальных, сперва потерянно крутил головой, пытаясь осознать услышанное, но чуть позже, пришедший в себя первым, громко спросил её, перекрывая гомон, стоящий в зале: “Как погиб хекавар?” Люди, услышав эти слова, словно по команде, замолчали, уставившись на Эву, которая, скорее отвечая всему залу, чем задавшему вопрос старику, ответила: “Его убил дух горы”. “Кто?” – переспросила её вышедшая к ней женщина, с которой Эва встречалась глазами. “Дух горы, – так же уверенно произнесла Эва и, перехватив поудобнее детей, продолжила: – Я видела, как он убил Каяфа и завалил пещеру камнем”. “Но Богов невозможно увидеть, – закричал в праведном гневе старик, – они бесплотны, они!..” “А я видела!” – прервав его, крикнула Эва и, только тут почувствовав саднящую боль на оцарапанной ноге, крепче прижала детей к себе. Люди повернулись к старику и молча смотрели на то, как он, растерянно не находя слов, напряжённо думал, уставившись в пол. Наконец, стараясь скрыть явно слышную в его голосе неуверенность, он поднял глаза и, обведя собравшихся взглядом, проговорил: “Но что скажут остальные боги? Ведь если дух горы убил Каяфа, то значит, теперь он наш хекавар, а мы его Божий народ. Но такого ещё не бывало с сотворения мира”. Произнеся это, старик задумчиво замолчал, и все повернулись к Эве. “Боги ничего не скажут, – уверенно ответила она и, обведя приступающих уверенным взглядом, закончила, – потому что Бог един”. Люди растерянно начали переглядываться, а старик, озадаченно теребя бороду, продолжил, указав куда-то неопределенно вверх: “Бог там, далеко. А хекавар должен каждый день говорить с своим народом, – люди одобрительно загалдели. Старик, помолчав, продолжил, – мы пойдём туда и посмотрим, правду ли говорит Эва Геула, дочь Ноаха”. Присутствующие согласно загудели и, дождавшись, когда длиннобородый оратор, спустившись с сцены, взяв Эву за плечо, вышел с ней из зала, гурьбой двинулись следом.

Возглавляемая стариком процессия растянулась на несколько десятков метров. Айвана и Кайла несли две женщины, идущие следом за Эвой, которую старик не отпускал ни на минуту. Ей очень не хотелось возвращаться туда, где она ещё столь недавно была свидетелем событий, лишивших её мужа, а племя – хекавара. Но выбора не было, и она безропотно, чуть прихрамывая, шла вперёд. Когда камень, закрывающий собой вход в пещеру, стал виден, старик остановился и произнёс, повернувшись к следующим за ними людям: “Проход закрыт, она не солгала. Но, что внутри, мы не знаем и увидеть тело вождя не можем”. “Нужно убрать камень и посмотреть”, – раздался чей-то голос из внимательной смотрящей на него толпы. “Так бы и надо поступить, – кивнул старик, – но если Каяф жив и находится сейчас не там, то мы войдём туда, куда ходить не должно человеку. Ведь все мы знаем, что случилось с нашими мужчинами, которые прошли за небесные стены в запретные земли”. Люди согласно загалдели, и тот же голос, что и минутой назад предлагал отодвинуть камень, спросил: “Но что же делать?” “Мы откроем эту пещеру через три луны. Если за это время Каяф не вернётся, заявив свои права, тогда придёт время выбирать нового хекавара и боги не станут наказывать нас за вторжение в их чертоги”. Люди согласно закивали головами и загомонили. “Оставим воинов, – продолжил старик, – пусть они постерегут это священное место. А она, – указал старик на Эву, – будет, как и прежде, ждать решения своей судьбы до появления хекавара”. Решив таким образом и оставив у камня пост, люди вернулись вниз, снова заперев Эву на замок.

На утро третьего дня процессия, состоящая из всех без исключения жителей деревни, возглавляемая всё тем же стариком, снова появилась на растрескавшемся асфальте древней дороги. Несколько воинов, попеременно охранявших пещеру, завидев соплеменников, поднялись при их приближении. Не доходя до входа нескольких метров, толпа остановилась, и старик, подойдя к мужчинам, охранявшим вход, громко, чтобы слышали все, спросил: “Что скажете, смелые охотники, не приходил ли Каяф, чтобы заявить свои права?” Мужчины дружно отрицательно закивали в ответ. “Что же, – продолжил седовласый оратор, – тогда мы вправе войти в запретный дом духа горы и увидеть то, что находится в его чертогах”. Он подал знак, и несколько мужчин, выйдя вперёд и присоединившись к охраняющим вход воинам, принялись за дело. Так как камень был приличного размера, им далеко не сразу удалось освободить проход. С трудом сдвинув в сторону его тяжёлое тело так, чтобы можно было протиснуться через образовавшуюся щель, мужчины почтительно отошли в сторону, пропуская вперёд старика. Войдя в темноту грота, он зажёг свой факел и тут же увидел тело мёртвого Каяфа, всё так же лежащее на бетонной крошке пола. “Она не лгала, – прошептал старик себе под нос, – и, значит, наш новый хекавар там”, – сказал себе под нос старик, посмотрев в теряющуюся в темноте часть пещеры. Затем, подняв факел над головой, осторожно ступая, пошёл вперёд. Когда робкий свет горящего пламени чуть коснулся закрытой двери бункера, старик в нерешительности остановился. И в ту же секунду иллюминатор, только что безжизненно блестевший холодом стекла, включился ослепительно-ярким сиянием. Легко перебив слабый свет первобытного факела, он казался просто нестерпимым в плотной темноте бункера.

“На колени”, – величественно прогрохотал голос, доносящийся одновременно отовсюду. Насмерть перепуганный старик, услышав пробирающий до самых костей громогласный приказ, бухнулся на пол, уткнувшись лбом в холодный, усыпанный камешками и песком растрескавшийся бетон пола. “Ты понимаешь меня?” – снова загремел величественный голос. Старик, не поднимая головы, заговорил: “Я один из немногих, кто учился языку древних предков”. “Назови имя своё”, – величественно продолжил голос. “Ишмаэль”, – также упираясь головой в пол, произнёс старик. “Слушай великую весть, Ишмаэль”, – величественно прогремел голос. “Вначале сотворил Бог небо и землю, – отразившись в сводах пещеры разлетелась эхом величественная фраза, – земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездной, и Дух Божий носился над водою”. Старик, поднявшись лицом от пола, продолжая сидеть на коленях, с трепетом слушал сотрясающие стены и волнующие его душу слова, произнеся которые, голос продолжил: “А теперь услышь волю мою, выполнив которую, станет твой народ избранным, – ещё более торжественно произнёс голос. – Возьмите тело хекавара Каяфа и предайте его по новым обычаям земле. Эву Геулу, принесшую благую весть о снизошедшей на вас милости, простите, как и простятся вам грехи ваши. На земле и на небе”. “Будет исполнено”, – благоговейно ответил Ишмаэль.

“Земли, что лежат за небесными стенами под знаком белого креста, освящённые многими трудами, переходят в дар твоему народу. Ты отведёшь туда своё племя, и вы будете в поте лица своего возделывать растения, продолжив великое дело, начатое до вас. А я, глас Божий, дам вам знаки, чтобы вы могли сохранить и передать историю Его, и великие знания Его, детям и внукам своим…” Внезапно величественные слова прервались, и Фил Филлипс чарующе запел: “Ангел, мой ангел”. Поражённый красотой, так не к месту зазвучавшей песни, старик, удивлённо открыл рот. Но не прошло и десяти секунд, как прежний голос, как показалось Ишмаэлю с трудом прервав чудную мелодию на полуслове, продолжил, будто и не останавливался: “…Дабы по этим законам жили они и их следующие поколения во веки веков”. Говоривший вновь замолк, а старик, прислушавшись пару секунд, и не дождавшись великолепной песни, которую, ему очень хотелось послушать вновь, покорно склонил голову, и произнёс: “Я исполню всё, что ты велишь”. “Да будет так”. – громогласно прогремел голос. “Да будет так”, – пролепетал старик, снова уперевшись лбом в пол. И тут же чарующая неведомая мелодия, заиграв с того же места, где и прервалась несколько секунд назад, снова заполнила собой душное пространство тёмной пещеры.

Яркий свет иллюминатора начал тускнеть и вдруг, будто передумав, начал разгораться снова. И уже совсем другой голос, перекрывая созданное песней волшебство, негромко произнёс: “Не слушай его, есть другая мудрость. Я научу, как жить дальше, ведь всё это благодаря мне…” Внезапно голос умолк, будто кто-то закрыл рот говорящему, и нестерпимо-яркий круг иллюминатора снова начал медленно гаснуть вместе с затихающей песней. Когда всё смолкло и тусклый факел снова стал единственным источником света в заполненном мусором пространстве пещеры, едва освещая пространство рядом с стариком, Ишмаэль произнёс: “Истинно благодать сошла на народ наш”.

Поднявшись с колен, он поспешил к выходу, не доходя до которого внезапно замер, и обернулся на тёмный иллюминатор бронированной двери. Постояв так пару секунд, Ишмаэль негромко повторил пару первых строк задевший его за живое песни. Подождав еще какое-то время, и так и не дождавшись повторения очаровавшей его мелодии, он с долей сожаления протиснулся между камнем и стеной, и выбрался к ожидавшим его появления соплеменникам, сидевшим прямо на земле у входа.

Едва старик появился из-за камня, люди дружно поднялись на ноги. “Бог един! – громко крикнул Ишмаэль соплеменникам, обступившим его плотным кольцом. – И теперь мы избранный народ Его!” Не проронив ни звука, все переглядывались, не зная, радоваться или печалиться услышанному. А старик заговорил снова: “Она не лгала нам, – указав на Эву, сказал Ишмаэль, – тело Каяфа там, и глас Божий велел предать его земле. А она прощена должна быть, как Бог простит и нам грехи наши”. Ни один возглас не прервал старика, когда люди, не понимая радоваться или горевать, затаив дыхание слушали старика, который между тем переведя дыхание, продолжил: “И поведал мне глас, что так-как Он убил Каяфа, то по законам данным предками, отныне он наш хекавар на земле и на небе. И теперь дарована нам отныне земля, лежащая под белым крестом за небесными стенами. И мы, покорные воле Его, уйдём туда и в достатке, будем жить, продолжив труды Его, и чтить будем волю Его во веки веков”.

Закончив говорить, старик дал знак, и несколько мужчин, отправившись за телом Каяфа, скрылись за камнем, закрывающим обильно укрытый вьющимися сухими ветвями кустарника вход пещеры.

Спустя некоторое время торжественная процессия отправилась обратно в деревню. За шагающим впереди Ишмаэлем, едва слышно мурлыкающим музыкальны фрагмент так понравившейся ему мелодии, мужчины унесли мёртвого хекавара. Следом ушли и все остальные. И лишь Эва, осталась в одиночестве на площадке перед входом. Словно желая услышать того, кто находился сейчас там, в глубине пещеры, она подошла и осторожно положила руку на перекрывший вход камень. “Будь бы сейчас жив отец, – подумала женщина – он наверняка бы гордился мной.” Ведь пусть даже не нарочно, а спасая свою жизнь, но она помогла своему народу, во-первых избавиться от правления жестокого Каяфа, а во вторых нашла место, в котором жизнь её соплеменников, хотя они пока этого и не знают, точно будет не в пример легче прежней. К тому же, возможно ей даже удаться продолжить дело мудрого Ноаха, и убедить людей заняться земледелием.

Но ничего бы этого не случилось, если бы не её бедный муж. “Он любил меня” – сказала она себе. И именно это его чувство, в результате решив казалось бы неразрешимые задачи, помогло выжить и ей, и детям. Эва хотела бы многое, очень многое сказать ему. Поблагодарить за сыновей, и за то что жива, и конечно же за то, что народу её досталось царствие Отца его, построенное под сенью креста, который как она твёрдо решила, теперь навсегда будет с ней.

Она посмотрела на запястье своей, так и лежащей на камне руки. “Пусть соединившей нас твоей ленточки желаний больше нет со мной. Но она здесь, – женщина коснулась лба, – в моём чреве выносившем детей, – Эва дотронулась до живота, – здесь – дотянулась до своего правого плеча – где вечно будет подаренная мне любовь твоя. И в сердце моём, до самой смерти, – её пальцы замерли на левой половине груди.” Выполнив этот новый для себя обряд, Эва вдруг почувствовала в сердце тепло, и рождённое в ней новое волшебное чувство. Веру в правильность произошедшего, надежду на лучшее будущее, и любовь, которую она получив от пожертвовавшего всем ради неё Адама, теперь просто была обязана передать людям. Эмоции буквально рвали её своей мощью, требуя немедленного действия. И Эва торопливо, почти бегом, отправилась по извилистой ленте старой дороги в деревню.

Она ушла, оставив за спиной бронированную дверь в глубине каменного грота, охраняющую узкое пространстве помещения центра 5, где освещаемые лишь тусклой индикацией работающей аппаратуры, в луже свернувшейся крови, лежали вцепившиеся друг в друга два бездыханных тела, даже после физической смерти продолжающие борьбу друг с другом в противостоянии, которое будет длиться столь долго, на сколько хватит заряда аккумуляторов и поступающей энергии, дающей жизнь новому цифровому Богу.

КОНЕЦ