ЗОВ.Три истории

– Оля, прости. Я виноват. Да. Я виноват. Я поехал к другу армейскому по его зову помощи. Мы просто планировали вывезти его семью и скарб ценный к Герке-калмыку под Элисту, чтобы они там просто отсиделись и переждали. Ну не зал я, что все так обернется..

– Что «так»? – она зло прищурила глаза. Когда Оля так делала – означало лишь еще большее осложнение в беседе и превращении ее в сущий кошмар разговора немого с глухим.

– Я, да и никто не могли предположить, что сноху у Игоря и внучку просто и бессмысленно убьют лишь потому, что кто-то из злобствующих и в чем-то им завидовавших соседей решил оговорить ни в чем неповинных людей. Своих соседей!

– А я вот… – Оля выпила коньяк залпом. – Как-то и не удивлена ни разу. Люди всегда были злы. А уж если сосед чуть побогаче – то хоть караул кричи, как их от злости выворачивает..

И она, не останавливаясь, рассказала немного из своей детской жизни. Как их всех переселили из каких-то бараков в новые дома. Она была маленькая тогда, но помнила, что все были бедные, все были дружные, играли по вечерам в лото, ставя по копеечке за карту. Как собирались вместе на праздники поочередно, и было так весело, просто и незатейливо искренне.

Как потом ее старший брат – слывший закоренелым хулиганом, вместо кривой дорожки в сторону тюрьмы вдруг поступил в строительный институт и, отучившись, уехал по распределению в Москву стоить Олимпиаду.

Как это, ну еще может быть, что ее отец не был запойным пьяницей, хотя от хорошей выпивки никогда не отлынивал, но только и исключительно с закуской, а он готовил прекрасно (Виталий всегда любил стряпню тестя), как они, никому не сказав из соседей, продали почти всю свою книжную библиотеку, которую с таким трудом собирали, заняли у кого-то из родственников еще целую тысячу и.. купили по очереди жигуленка!!!

Какую-то относительно недорогую, но все равно, жутко вожделенную всеми, тринадцатую модельку. Как сразу все стали их считать кем-то непотребным, да еще таким, что, наверное, даже Адольфик был на сотом месте.

Они выпили еще по чуть-чуть. Не тот повод был для коньяка. Но, он немного согрел их кровь и чуть растеплил душу, позволив, наконец-то выговориться друг другу.

– Да и у меня, моя хорошая, почти тоже самое было..

Он обнял Олю. Они так просидели, наверное, с минуту другую, после чего, выдохнув и собравшись с силами, Виталий произнес:

– Я оставляю на сына все дела и должен уехать туда.

– Куда? – Оля отстранилась от него и посмотрела в глаза. – Куда тебе надо опять? Что такое, Виталя?

– Я решил. Все. Тема закрыта. – Я попытался резко обрубить споры, придавая голосу жесткие и сухие нотки.

– Да поняла я сразу все еще с того самого звонка. Как ты был идиотом, так и остался. Господи! – Она всплеснула руками и закрыла лицо ладонями. – Зачем я встретила и полюбила такого дурака..

– Я дал слово много лет назад. Я простил врага, решив, что моя доброта сможет спасти его душу.

– Что? – Оля зло усмехнулась. – Тебе сколько лет? Скоро пятьдесят пять ведь, а все еще веришь в деда Мороза и розовых пони.

– Да. Идиот. Но я дал слово. Теперь это слово надо держать и выполнять обещания.

– Кому? Какие общения? Господи…– она покачала головой. Встала, прошлась по кухне, подошла к холодильнику, машинально открыла дверцу, машинально посмотрела туда, также захлопнула, вернулась и села. – Слово не воробей, так?

– Так. – Кивнул я.

– Сейчас какой век, какое время? Сейчас война и враг на пороге?

– Да нет. Никакого врага ни на каком пороге нет..пока.. – Я попытался что-то ей поддакнуть в надежде увести разговор в более спокойное русло.

– Ну так какого же рожна ты снова ерепенишься и корчишь героя из себя? – Оля начала заводиться.

– Милая. Я должен. Я сделал однажды много лет назад не одну, а несколько ошибок, о которых не жалею нисколечко, хотя, порой, ловлю себя на мысли, что, возможно, совершил либо огромную ошибку, либо колоссальную глупость.

– И знаешь, Виталя, – Оля положила ему руки на ладонь. – Тут ты совершенно прав. И ошибку ты совершил, и глупость, и все вместе, когда вдруг сорвался в ночь и умотал за семь верст кисельку хлебнуть, в смысле к другу своему на выручку, которого не видел пару десятков лет наверное, да и созванивался раз в сто лет, и то, в обед!

– Оля. Прости. Я все решил. Так лучше для семьи. Так.. – он попытался подобрать слова, но ничего не находилось, – так будет безопаснее, наверное…

– Ах, наверное? – Она отняла руку от его ладони. – Даже сейчас, когда ты пытаешь говорить о своем решении, пытаясь сделать из очередной чушь вид важности, ты, – она провела рукой по волосам своим, убирая прядь со лба, -ты ни в чем не уверен!

– Оля. Так надо. Все равно это рано или поздно бы, но произошло. Только, я уверен, это могло стать куда хуже и страшнее, чем сейчас. Я решил. Я свои ошибки сделал. Я свои ошибки и буду исправлять сам.

– И о каких же, если не очередной секрет, ты ошибочках своих говоришь тут? – Оля скрестила руки на груди и пристально посмотрела на меня.

Я молчал. Я понимал, что сейчас, возможно, вся моя жизнь расколется на две части, может быть неровные части: до и после. Но я уже все решил.

И как бы пафосно это сейчас не прозвучит – я должен это сделать, я обязан это совершить, я обязан рискнуть всем и, прежде всего, своей жизнью, ради будущего своих детей, ради будущего своей племянницы, попавшей в дикий переплет и фантасмагорическую круговерть.

Я должен это сделать. В голове промелькнули слоганы, вызвавшие лишь улыбку, своего рода рефлекс, как у собаки Павлова: «Кто, если не я» и что-то в таком роде..

Но это был вовсе не рефлекс или бред. Я осознанно решил пойти добровольцем и уехать туда, на Донбасс, именно в район Волновахи. Туда, где все это началось для меня и, я тогда надеялся, все это и закончится.

Как?

Не знаю. Бог решит..

– Оля. Я решил уехать на Донбасс. Запишусь там в добровольцы, все-таки я офицер и имел опыт, может и пригожусь.

– А, – она вдруг сделала паузу, – а как же мы? Тебе, что, плевать на нас и наше мнение? Плевать на жизнь и будущее семьи? Решил в Гастелло поиграться и наплевать на нас? Кому твой героизм и этакий вот выпендреж сейчас нужен?? Ты же сам видишь – это не война ведь, а типа наведение порядка в головах в корягу отморозившихся соседей.

– Оля, ты же сама видела, что они могут натворить, упиваясь своей безнаказанностью и пользуясь, – я кивнул в сторону спальни дочки, – беззащитностью наших детей и всех нас. Лично мое терпение лопнуло. Я не хочу больше этого..

– Чего? Чего же ты не хочешь? – Она тоже кивнула в сторону спальни дочки. Давай, может ее спросить надо тоже? Ведь тут у нас ну просто «совет в Филях» какой-то…

– А причем здесь «Фили»..

– Да притом, милый, – Оля встала из-за стола, подошла к фильтру с водой, налила себе стакан, сделала несколько глотков. – При том. Там тоже все что-то пытались типа говорить и типа их даже якобы хотели услышать.. а потом – резко ладонью по столу и «я решил сдать Москву Бонапарту». Так и у нас. Вроде мы семья, да и вопрос ты поднял не из разряда спора о цвете волос моей новой прически или длине маникюра.

Я встал, подошел к окну. Занимался робкий весенний рассвет. Солнце длинными тонкими лучами прорезало небосвод, разгоняя темноту ночи для встречи нового дня. Очередной всего лишь виток планеты вокруг своей оси, а столько всего перемешалось и произошло! И это только в одной семье, это только за одним одиноко светящимся в ночи окном кухни квартиры.

А теперь давайте просто откинем любой пафос и сложим павлиний хвост.

То, что случилось в феврале, должно и обязано было случиться, иного варианта, увы, не было. Точнее, он был, но гораздо хуже..

Я уже взрослый, я свою жизнь прожил без стыда или угрызений совести, хотя, нет, грешу. Без угрызений совести не может никто прожить, ведь именно они, эти самые угрызения, и толкают человека либо вперед и наверх, либо вниз и в пропасть. Тут уже как каждый для себя решит.

Здесь не надо быть стариком и размышлять о марлине, но никогда не помешает помнить о взгляде князя и его мыслях в момент кручения возле него ядра с зажженным фитилем.

В прочем, и о марлине можно подумать.

Я повернулся:

– Решено. Я уезжаю. Дело оставляю на Димку – так моего старшего сына зовут. Тем более, что ему это дело нравится и он постоянно что-то выдумывает для развития бизнеса. Так что гештальт с «передачей семейного дела детям» я закрыл.

– Ах, значит, для тебя мы и все вокруг теперь не семья, а «гештальты»? Прекрасно. Я какой по названию?

– Ну не так хотел сказать…

– А сказал именно так, как и сказал! – Отрезала Оля.

– Окей. – Я потер лицо ладонями, словно разминая его и окончательно прогоняя так и не наступивший сон. – Я уезжаю туда. Тема закрыта. Я оставляю дело сыну – он молодец. Я решу все вопросы как можно быстрее и обещаю вернуться целым и невредимым. Я не хочу, чтобы вся эта грязь так и осталась безнаказанной и в конце концов добралась сюда и затронула детей. Свету это уже настигло. Я хочу заткнуть пасть ему.. – Я сделал паузу. – И таким, как он. Навечно. Я взрослый, я все-таки воевал и знаю, как там и что там может быть. Я не хочу, чтобы молодые погибали. Я не хочу, чтобы молодым резали глотки, стреляли в колени и сжигали живьем! Я не хочу видеть, как некоторые из молодых, да и не из молодых, кто как-то попал в плен, что-то стыдливо мычат или размазывают сопли. Мне стыдно!!

– Ой… – она заплакала. – Ты спроси вот, к примеру, нашу Свету, – надо ей этот твой героизм и самопожертвование или нет? У нас армия контрактная, значит, там люди пришли сознательно. Им деньги платят, и неплохие деньги, да и льготы разные там…ну и в случае чего… – Она замялась на секунду. – да! В случае чего семья и деньги получит, и детки без заботы Родины не останутся!! А ты? Ты куда?

– Причем здесь деньги..– я пожал плечами. – Есть такое понятие – Родину защитить в трудную минуту.

– А причем здесь Родина и.. – Оля недоумевающее посмотрела на меня. – Ты, часом, не спутал ли Божий Дар с яичницей, Виталя?

– Оля. Я ведь все-таки родом оттуда. Из Богуслава. Из-под Киева. Так что это, увы и ах, но и моя Родина, как ни крути. Я там родился и кому, как в том числе ни мне, теперь вернуться туда и навести там порядок.

– Ух, ты… герой – Она с нескрываемым сарказмом ответила на эту мою длинную тираду. После чего, молча, встала и вышла из кухни, оставляя меня наедине с самим собой и наступающим утром.

– А может, все-таки, плюнуть, а? – Мелькнула мысль в голове. – Но ведь она по сути своей права. Армия у нас контрактная, все готовы и обеспечены, мне, зачем туда влезать?

Оля пришла вместе с дочерью. Света не спала – было видно, что она волнуется и встревожена услышанным от нас.

– Вот. – Оля кинула ей на меня. – Полюбуйся. Отец сошел с ума и решил уехать бандеру воевать. Ты хоть Христа ради угомони его, может у тебя получится достучаться до его бестолковки..

Света стояла и молчала. Было видно, насколько тяжело и трудной ей сейчас не только что-то сказать вслух, но и просто осознать суть происходящего на кухне.

– Пап.. – Она громко вздохнула. – Мама, все-таки, права.. ну куда ты намыливаешься? Хватит геройствовать, пожалуйста…

– Вот. – Оля уперлась руками в бока. – Послушай хотя бы дочь свою, раз мои слова как об стенку горох. Хватит геройствовать!

– Папуля, я знаю, что ты у нас никакой не трус, и дай Бог, чтобы и другие отцы были такими. Но, может, все-таки…

И в этот самый момент, в эту секунду я понял, меня озарило! Дочь моя меня поддерживала! Именно эта фраза, казалось бы, незначительная «все-таки» раскрыло мысли Светланы. Она полностью была на моей стороне, как бы ни тяжело это было для нее.

Позднее, когда мама отошла в спальню, она шепнула мне:

– Накажи их, пап..

Ольга долго не возвращалась.

– Дочь, сходи, глянь что там с мамой..

Света быстро вышла из кухни.

«Вот и все. Шутки закончились. Теперь начинается серьезная жизнь»..

Они вернулись. Оля несла в руках пакет с семейными документами.

Она села, положила их на кухонный стол и стала откладывать мои в стопочку.

– Это тебе необходимо.

– Спасибо, милая..

В этот момент словно какая-то неведомая сила заставила жену и дочь подойти к отцу и обнять его, прижавшись с обеих сторон.

Есть такие моменты, не в каждой судьбе или жизни человека, но они должны и обязаны быть, иначе самому человеку невозможно будет без них отличить себя – человека, от какой-то вещи или слизняка.

– Каждый может столкнуться с выбором, – произнес я, – с выбором непростым, с выбором зачастую очень тяжким и способным разом переломать всю жизнь. Но, именно этот выбор делаю я. Я ухожу добровольцем на войну, ухожу не потому, что без меня там ну просто катастрофа, нет! Я просто сделал выбор и решил отдать свой стране и всем, кто в ней живет, даже если кому-то из них откровенно наплевать на то, с чем мы все столкнулись и что, возможно, именно их бесхребетность может принести огромный вред и им самим, и их семьям, я буду защищать вас и ваше будущее. И, как бы не решила судьба, я не подведу и не опозорю ни вас, мои родные, ни память предков наших.

– Так прямо и казал? – Злата вытерла украдкой слезинку.

– В общем-то, да..

– А ты нашел его, ну этого Никиту?..

– Да. Там..

– В Мариуполе?..– Олег с удивлением посмотрел на Виталия.

– Там.

– И как?.

– И никак. Он погиб, а племянница с плену сидит, сопли на кулак наматывает..

– Так почему же ты тогда не вернулся домой и не бросил все это???

– Видимо лишь для того, чтобы рассказать вам эту историю.

Злата.

Нудно заработал КПВ со стороны националистов. Его чуть глуховатый и протяжный, словно натужный, звук выстрелов сложно с чем-либо другим перепутать. Кажущаяся медлительность в каждом выстреле, тем не менее, сливается в монотонную симфонию смерти и разрушений. Те, кто никогда не сталкивался с подобным, вряд ли смогут себе представить этот звук, но по сути своей и скорости он, скорее напоминает момент из фильма «Маска» где главный отрицательный персонаж, превратившийся в Зло, выплевывал в противников пулями: Тук, пауза, тук, пауза, тук..

Злата вот уже несколько месяцев на передовой, но все еще никак не может привыкнуть к звукам взрывов и выстрелов. Каждый раз, невольно съеживаясь и стараясь втянуть голову в плечи, что со стороны выглядело для мужчин, окружавших ее, настолько умилительно и трогательно. Не удивительно, что, потом, в минуты затишья, каждый из находившихся поблизости от нее, считал своим долгом как-то поддержать и успокоить девушку. Ну и, естественно, не находил ничего лучшего – мужчины они такие, как протянуть что-нибудь из сладостей.

Но самым трогательным, по ее мнению, был момент, когда после какого-то очередного и жутчайшего артобстрела, когда, казалось, все и вся вокруг будет перемешаны в дикой смертельной мясорубке, она, бинтуя какого-то раненых донецких ополченцев, воевавших плечом к плечу с нашими войсками, вдруг увидела, как один из них – пожилой и седой мужчина лет за шестьдесят, наверное, с какой-то обезоруживающей и чуть виноватой улыбкой протянул ей.. мандарин.

– Порадуй себя, дочка, – едва слышно, превозмогая боль, прошептал он, – порадуй и меня, старика. Внучка дала мне его с неделю назад на счастье..

И он смолк, глаза его широко раскрылись, словно выпуская в небеса что-то огромное, он сделал несколько, кажется ей до сих пор и она с каждым разом все увереннее считает, три вдоха, после чего умер.

Злата прикрыла его глаза ладонью и тихо плакала, сживая в своей ладони, перепачканной кровью и грязью окопа, этот большущий мандарин, который едва помещался в ее ладони.

А теперь вот они, трое из оставшихся в живых после не совсем удачной контратаки, скорее разведки доем, сидели в полуразрушенном окопе украинского укрепрайона, оказавшегося по какой-то дикой причуде в серой зоне, в этой теперь уже ничейной территории, а противники щедро заряжали друг по другу снарядами, лишая каких-либо шансов противнику закрепиться или отбить обратно этот проклятый богом участок земли, перепаханный вдоль и поперек.

– Я родилась в Егорьевске, это малюсенький такой городишко под Москвой. Папа у меня украинец, ну а мама из местных Егорьевских, русская. Приехал в самом начале девяностых на заработки – он у меня толковый строитель и архитектор по образованию. В общем, дела у семьи пошли как-то с божьей помощью и, когда мне исполнилось три года, мы перебрались в Москву, мама и папа купили там приличную среднегабаритную трешку в одной из свечек, выскакивавших тогда словно грибы после задорного летнего дождя в старом районе Перово. Это на Востоке Москвы. Тихое такое местечко, все в деревьях и милых пятиэтажках из силикатного кирпича. Такое уютное, словно Юрий Антонов написал именно с него свои прекрасные стихи про улицы… правда придал им более красочные названия. Ну да я не в обиде.

Злата поправила Олегу капельницу, висевшую на импровизированной стойке, которую она соорудила из неисправной СВД, грустно улыбнулась и продолжила свою историю:

– Жили мы просто прекрасно, можно сказать: душа в душу. Я, наверное, всего два или три, может, раза могу вспомнить моменты, когда родители ругались. Первый раз, когда в 1998 году они, думали, что прогорели из-за того «черного дня», но, оказалось, что папин клиент, летевший в этот момент с деньгами из Петропавловска-Камчатского, вез его долю не в рублях, а в долларах.. Так что можно сказать – этот случай не в счет.

– Второй раз родители очень сильно спорили, практически готовые перейти на крик, когда обсуждали мое внезапное решение не доучиваться в школе 11 классов, а поступать в медицинский колледж. Мама пыталась доказать отцу, что я, мол, права, и так смогу существенно сэкономить деньги для будущих оплат за универ. Она всегда практически была на моей стороне, кроме, разве что, последнего раза. – Злата как-то вмиг погрустнела, но тут же совладала с эмоциями и воспоминаниями, видимо, захлестнувшими ее, тряхнула головой. Вышло довольно-таки смешно, ведь она была в тактическом шлеме, который был великоват ей по размеру и сейчас невольно съехал на лоб, закрыв лоб и глаза.

Виталий, увидев это, засмеялся и поправил шлем, сдвинув его назад и открыв красивое лицо девушки, перепачканное грязью и запекшейся кровью, но не ее, а видимо кого-то из раненых, возможно и Олега, когда она быстро пыталась остановить кровотечение у него, накладывая турникет на бедро.

Она поблагодарила его, провела взволнованно пальчиком под носом, словно маленькая девочка, было так мило смотреть на этот ее смущенный жест, и продолжила:

– Отец, я понимаю сейчас его правоту, был просто шокирован моим таким вот абсолютно нелогичным, с его точки зрения, решением и выбором, но, видимо, его гораздо больше поразила полнейшая поддержка со стороны мамы. Он пытался, как мог и даже через не могу, достучаться и до здравого смысла, ну и, прежде всего, видимо до меня и моего сознания, приводя кучи примеров и аргументов. Но мы, женская часть нашей семьи, были заодно и полностью непреклонны в своем решении, казавшимся нам идеальным и наилучшим во всех смыслах. Сами ведь, наверняка, дядя Виталий, – Злата с улыбкой обратилась к нему, – знаете, что спорить с нами – женщинами бессмысленно, непродуктивно и себе дороже, в особенности, если женщина окажется неправа, ну или это выяснится впоследствии.

– А чего такая паника-то была? – тихо спросил ее Олег, приоткрывая глаза. Он до этого момента просто лежал с закрытыми глазами и, молча, слушал. Ты хреновато училась, да?

– Нет. В том-то и дело. Я шла на золотую медаль. Но, вот сейчас я сама себе не могу толком ответить, что и как именно вдруг, ни с того, ни с сего, меня толкнуло на такое рушение. Может гормоны чуданули сверх меры.. может просто, слишком уж все тихо и гладко было в жизни моей и захотелось найти себе на попку приключений.

– Не было забот, да купила баба поросенка.. – с усмешкой вставил Виталий.

– Именно в этом смысле. Ты, дядя, Виталий, как всегда мудр и прав.

Виталию не очень нравилось, когда его называли дядей. И вовсе не по причине его возраста – ведь, он был практически вдвое старше этих двух молодых людей, которых судьба решительно и необъяснимо забросила сюда, на Донбасс, и, по какой-то только ей одной понятной и ясной причуде, вдруг оказавшихся в одном полуразрушенном окопе под практически непрекращающимся обстрелом. Причина была проста. Его так называл тогда прощенный им Никита. Это слово стало просто ненавистным теперь для Виталия.

– Правоту своего отца я поняла потом, позднее, когда уже отучилась больше года в колледже. Никаких преимуществ с последующим поступлением якобы без экзаменов или с какими-то преимуществами, которые так живо и красочно любят расписывать абсолютно все рекламные буклеты и сайт всех абсолютно колледжей, нет. Это я поняла. Но было уже поздно и других вариантов, увы, не было. Колледж. Потом универ. Если получится, то на бюджет, если нет – платное.

– Мне еще мой отец сказал в детстве, что спорить с женщиной глупо и себе дороже. Тупо соглашайся. – С трудом попытался при этом засмеяться раненый Олег.

– Истину глаголешь, отрок, – кивнул Виталий.

В это время с украинской стороны снова начали обстрел. На этот раз снаряды ложились до странности кучно, с каждым из взрывов все ближе и ближе к ним.

– Видимо комара подняли.. – Олег высказал свое профессиональное мнение как оператора БПЛА. – Вот и корректируют по ходу дела.

Виталий быстро связался по рации с кем-то, попросив брызнуть дихлофосом от комаров. Это он просто просил силы РЭБ глушануть дрон украинцев, после чего быстро выключил рацию, чтобы она не сгорела вдруг.

Что-то плюхнулось неподалеку, чуть в сторону по направлению к позициям ополченцев и наших частей.

– Комарика свалили, – удовлетворенно отметил Виталий, включил рацию и практически сразу услышал подтверждение правоты им сказанного. Дрон был дезориентирован и сбит. Украинцы именно через него и корректировали обстрел.

Они выждали еще немного, вслушиваясь в грохот разрывов снарядов, которыми в ответку закидывали наши по позициям противника. Когда снова всё стихло, Злата продолжила свой неторопливый рассказ:

– В общем, папа оказался полностью прав, с чем мы его и поздравили. К нашему с мамой удивлению, папа совершенно равнодушно и ровно принял эти признания собственной правоты, прозорливости и способности предугадывать будущее, собрал нас, можно так сказать, в охапку, и отвез в ресторан, где мы премило провели прекрасный семейный ужин, после которого папа даже премировал нас с мамой. Кинув нам на карты по приличной сумме для шопинга. Ведь ничто так в мире не радует женщину, как шопинг или посещение салонов красоты.

Злата сделала паузу в своем рассказе и, как-то, грустно улыбнулась снова. Личико ее, даже, несмотря на всю его перепачканность грязью и кровью, стало настолько умилительно нежным, что ни в кого в голову не могло влезть, как это ангельское создание вдруг оказалось в кромешном аду.

– В общем, отучилась я героически это свой колледж и, после всех этих наших с мамой и, прежде всего, моих глупостей, поступила в мед, правда уже на платный курс. Тогда же я и познакомилась с Сережей, своим женихом и, – тут она не выдержала и заплакала, но быстро взяла себя в руки, совладала с нахлынувшими на нее эмоциями, вытерла слезу, скатившуюся по ее грязной щеке и оставившей чистый след. – Теперь уже бывшим женихом и без пяти минут мужем.

Она поняла, что это ее рассказ ни что иное как покаяние, тут надо или идти до конца, честно и без прикрас, рассказывая все полностью, до самой мелкой и, кому-то может показаться, незначительной мелочи, ведь иначе теряется весь смысл показания – очищения души и совести.

– Познакомились мы как-то в середине августа. Меня, помнится, еле уговорили подружки смотаться с ними на карьеры в районе Люберец. Там я и познакомилась с ним. Как? Смело. Я даже опешила от такого его напора и отчаянной наглости, раскрыла рот и, как словно во сне, просто продиктовала Сереже свой номер телефона. До сих пор у меня в голове не укладывается, как это могло со мной произойти. Наверное, судьба. Хотя, я теперь с точностью и абсолютной уверенностью могу сказать – это была любовь. Именно любовь. Да. Любовь! С первого взгляда. Даже самой это осознавать сейчас как-то нелепо. Я много читала, вспоминала стихи, но никогда бы не смогла подумать, что все описанное – полностью не соответствует моим тем ощущениям этой любви. Словами передать невозможно. Когда я вернулась домой, отец, как в прочем всегда, никакой разницы во мне не разглядел, а вот мама, – она снова улыбнулась, очень трепетно и нежно, – а вот мама, как раз-то, и заметила. А вечером, после ужина, видимо удостоверившись в правоте своих выводов, постучала ко мне в комнату и, присев на краешек постели, сказала:

– Ты влюбилась.

Все мои робкие попытки протеста были настолько неуклюжи и смешны, что я, просто молча, кивнула ей в ответ, после чего мы обнялись и…обе зарыдали. От переполнявших нас чувств и счастья. На звук наших слез в комнату влетел отец, который был просто в дикой растерянности и неведения от увиденного им сейчас.

– Златуся наша влюбилась. – вытирая слезы радости, сообщила ему мама.

– Так она, помнится, влюблялась до этого раз триста, – попытался сострить в ответ папа, но, наткнувшись на резко посуровевший взгляд мамы, виновато пожал плечами и сказал: – Ну и, слава богу, значит..

Злата снова прервала свой рассказ и занялась сменой капельниц Олега, попутно сделав ему очередной укол обезболивающего.

– Эх, надо бы его как-то вытаскивать отсюда, – вздохнула она, снова усаживаясь между ними. – Вроде чуть стабилизировался, но большая кровопотеря дает знать.

– Я в поряде, все будет абгемахт – пошутил Олег и попытался изобразить из себя бодрячка.

– Это что еще за слово такое? – Злата посмотрела на него.

– Да хрен его знает, – ответил Олег. – В какой-то комедии услышал давно, в детстве еще смотрел. Там такая фраза была типа все будет в порядке, но почему-то «абгемахт»…

– Так. Пошутили. И хватит. – Злата была намерена все-таки до конца рассказать эту свою историю. – В общем, где-то на ноябрьские праздники, в прошлом году, Сережа сделал мне предложение. Не надо так смотреть. – Она улыбнулась. – Мы уже с год как жили вместе. Сережа после окончания военки и получения лейтенантских погон был откомандирован в Реутов, такое местечко за МКАДом, буквально рукой подать. Счастье наше было безмятежным, радужным, казалось нам, бесконечным.

Предложение он мне сделал, тут вы наверняка удивитесь, очень и очень неожиданно. Просто как-то позвонил мне после обеда и, взволнованным голосом произнес какую-то ересь о юбилее начальника, про который он все время помнил, но вот внезапно забыл, а он даже презент приготовил, а еще забыл мне сказать, что начальник вроде нас ждет вместе вечером в ресторане. В общем, как снег на голову вывалил на меня кучу разной информации, видимо, чтобы обескуражить и не дать мне сообразить, что и как. А перед этим, вот жук! – Злата рассмеялась, – Этот жучина отправил ни с того, ни с сего, меня в салон красоты, сославшись, что типа не пора бы вам, девушка, свою прическу привести в надлежащий вид и завязывать с неопрятностью.

В общем, я быстренько приоделась-накрасилась, захватила какую-то красивую коробочку в подарочной упаковке с бантиком, и вечером приехала в ресторан.

Там было много народу, я поначалу даже немного опешила и растерялась, увидев там, своих и его родителей, но, не придала этому особого внимания, ведь, к примеру, его родители были прекрасно уже знакомы с его начальством, так что, вполне могли и моих пригласить.

Я поздоровалась, протянула Сереже коробочку, но тот вдруг попросил ее распечатать. Я так и сделала – внутри оказалась красивая коробочка-футляр. Сережа снова ее попросил открыть, и, когда я раскрыла ее, то увидела там красивое кольцо для помолвки с небольшим искристым камушком и.. – она заплакала, но, шмыгнув носиком, продолжила, – Сережа встал на одно колено и, со словами: «Злата, моя любимая, будь моей женой», взял это кольцо и протянул его мне, предлагая надеть на пальчик.

Я был шокирована, удивлена и.. восхищена. А все гости вокруг, вдруг, хором, произнесли: Злата, будь его женой!

Дальше все было, как в тумане или как в прекрасном кино, где невеста с мамой и подружками все такая в суете, заботах, охах и ахах, в выборах цветов, платья, гостей и прочих приятных разностей, сопровождающих будущую свадьбу.

Снова обстрел. Но на этот раз работали наши, видимо устраивали заградительный огонь, чтобы с той стороны отбить желание снова захватить этот опорник, находящийся сейчас на ничейной земле.

После него, откашлявшись, Злата продолжила:

– Я совершенно забыла рассказать, что у папы была еще дочка, на два года старше меня. Она родилась и жила в Хмельницком, вместе с ее мамой и бабушкой. Как-то так получилось, в общем, не совсем хорошая такая история, что мой папа не был женат на ее маме, но она родила девочку, которую папа признал, они жили вместе не расписанные, но семьей. А тут, в общем.. – она умолкла, подбирая слова. – В общем, папа мой типа уехал в Россию на заработки, отправлял деньги туда семье, а потом, – она сжала губы, – потом он, получается, бросил ту семью, женился на маме, ну и я родилась. Сестренку мою зовут Оксана. Красивая, бойкая такая и… – Злата нахмурилась. – Шустрая чрезмерно. Мама моя отнеслась к этому с пониманием, хотя, тут я смутно помню, ведь маленькая была, вроде бы они имели несколько напряженных разговоров, или мне это кажется. Но вот бабушка моя, когда узнала об этом, долго ворчала и до сих пор относится к папе с некоторой настороженной холодностью, так и не простив, видимо, это его поступок. Хотя. Ну это судьба. Да и мама, позднее уже, мне в сердцах проговорилась, что и сама была шокирована, ведь узнала о существовании Оксаны и его той семьи на Украине лишь после свадьбы и после моего рождения, когда, она случайно наткнулась на квитанции денежных переводов через какую-то платежную систему. У них был напряженный разговор. Мама тогда была беременна вторым ребенком. Сильно, видимо, перенервничала и, – Злата захлюпала носом, – потеряла малыша мама..

Было еще, как поняла, потом осложнение и. – Она снова поджала губы, – в общем, других детей, кроме меня, они больше не завели.

– Оксану стали часто мы приглашать к нам в гости, она, а пока она была маленькая, сделали несколько поездок-вылазок туда к ней. Скажу лишь, что я вот не очень сильно была рада обретению сестрички. Вернее, сначала была просто на седьмом небе от счастья, а вот позднее, столкнувшись с ее характером и некоторыми странностями в поведении еще в детстве, стала как-то с опаской к ней относиться.