Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

Глядя на него, Иван непроизвольно улыбнулся – нос у Хиркуса всё-таки и вправду выдавался огурцом средней величины с мелкими наростами кирпичного цвета.

– Что тебя ко мне принесло? – Хиркус поднялся, явив для обозрения крепко сбитую фигуру атлета. – Если развлечение, то его сегодня не будет.

– Никаких развлечений. Перед тобой КЕРГИШЕТ! – Арно театральным движением руки указал на Толкачёва.

– Ах! Вот он каков! – с ликованием в голосе воскликнул Хиркус и прижал руки к груди. – Я знал, что вы меня найдёте. Иначе, быть или не быть…

– О, да! Он сам к тебе сюда явился, – подстать пафосу хозяина ниши, Арно вставил фразу и опять повёл рукой в сторону Ивана.

– Я так и знал! – Хиркус поднялся на приступок, поднял квадратный, словно кусок кирпича, подбородок, глаза устремил к небу, чтобы продолжать в том же духе.

– Идите к чёрту! – наконец высказался Иван.

Они, и Хиркус, и Арно, посмотрели на него с обидой.

– Мы так хорошо начали, – с досадой сказал Арно. – Это же Хиркус! Великий трагик всех времён и народов.

– Да? – растерянно спросил Иван и задумался.

Может быть, так оно и есть. Что он знает о людях, с которыми встречается в близком и далёком прошлом? Здравствуй и прощай, то есть ничего. Но в громадной толще времени родились, жили и в безвестности умерли несостоявшиеся энштейны, докучаевы, вагнеры, толстые…

Читал у Марка Твена, как на том свете герой повести увидел колонну величайших полководцев. Её возглавлял сапожник, а Наполеон теснился в начале четвёртого десятка. На удивлённый вопрос вновь прибывшему в мир иной объяснили, что если бы этот сапожник стал бы не сапоги тачать, а возглавил рать, то мир содрогнулся бы от его полководческого таланта.

Сослагательность того, что могло быть, дело, конечно, бесперспективное, но не обращать на это внимания тоже нельзя.

– Это точно, – подтвердил Арно.

– Верю. Но давай сначала я с ним поговорю безо всех этих… штучек. Нормально. Хиркус, слезай оттуда.

– Мне и здесь хорошо, – вызывающе отозвался Хиркус и скрестил руки на груди и принял позу памятника.

– Понятно. Ты за чем ко мне домой приходил? Так вот, я ещё здесь чуток постою и уйду, а ты можешь остаться, если тебе там хорошо, и изображать из себя хоть трагика, хоть комика, хоть идола. А то… и чёрта лысого!

– Э-э… Так дело не пойдёт, КЕРГИШЕТ. Это ты пришёл ко мне и как гость обязан…

– Я ничего не обязан!.. Я ухожу!?

Арно оторопело открывал и закрывал рот, но вмешиваться в диалог не рискнул. Он понимал и того и другого. Вольница Хиркуса наткнулась на волю КЕРГИШЕТА, и именно он владел инициативой, а трагику следовало либо сразу принять эту волю, либо отказаться, сохраняя свою независимость, которой он так гордился и выказывал каждому, кто имел счастье или несчастье с ним общаться.

Откажется – и КЕРГИШЕТ уйдёт.

Всёдозволенность косы против травы наткнулась на камень.

– Но!.. – воскликнул Хиркус, заламывая руки, и тут же обмяк лицом и телом. – Не уходи. А это всё, – он обвёл рукой импровизированную сцену, – блажь. Надоело, как запах пота. – Он легко спрыгнул вниз. – Я к тебе приходил по зову…

– Какому ещё зову? – нахмурился Иван, подозревая, что сработал испорченный телефон; Сарый что-то намекнул одному-двум, те передали другим; от ходока к ходоку или через временниц и обратно слух о желании КЕРГИШЕТОМ взять с собой спутников постепенно превратился в нечто иное – как зов.

Наверное, так оно и было, ибо Хиркус, снова впадая в пафос, торжественно произнёс:

– Все, кто может, у кого есть способности постоять за себя и друзей, с кем будет не скучно в опасном приключении…

– Хватит! – повысил голос Толкачёв. – Чепуха всё это. – И повернулся к Арно. – А ты говорил – молчун. Он же любого заговорит.

– Ну-у… – с плутоватой улыбкой протянул Арно. – Я же говорил в том смысле, что сказанное им всё таково, как если бы он промолчал. Он же ведь почти ни одного путного слова не сказал, хотя ты с ним уже наговорился.

– Мне кажется, ты не правильно расставил акценты, – Иван тоже улыбнулся. – При его словоохотливости молчунами становятся его слушатели. Хиркус, а кроме хорошего трёпа, что ты ещё умеешь делать?

– Хороший трёп, да будет тебе, КЕРГИШЕТ, известно, в любом деле полдела. Другую половину можешь закрыть ты и остальные, что пойдут с тобой.

Ивану высказывание Хиркуса понравилось.

– Хорошо сказано. И всё-таки?

Трагик покривил своё длинное лицо, став ещё страшнее, чем был до того.

– Да как все ходоки. Всего помаленьку. Побегал в своё время в прошлом. Правду искал и защищал. Где кулаком, где мечом, а где и убеждением.

– Нашёл и защитил?

Хиркус развёл руками.

Все трое вздохнули.

Где она, эта правда, которую надо защищать? И от кого? Если у тех есть своя правда, то они её тоже будут защищать. Такая защита с одной и другой стороны обычно дорого стоит. Чаще всего защитники друг друга перебьют, а обе правды так и останутся.

Выслушав, наконец, куда, собственно, и на каких условиях КЕРГИШЕТ отбирает спутников, Хиркус сказал с экспрессией, но уже без ужимок и игры:

– Перли! Везде перли! Как только Ленок, мой Учитель, поставил меня на дорогу времени, с той минуты слышу одно и то же – перли, перли! Одни как услышат о них, бегут сломя голову дальше, чем видно и слышно о них. Иные дружат с ними, не находя в том для себя ничего зазорного или опасного от общения с ними…

– Короче!

– А короче…

Хиркус недовольно посмотрел на Ивана. Он, по-видимому, стал всё-таки уже опять входить в новую роль, а его снова прервали. Актёры такого насилия не любят и не прощают.

– Именно. Пойдёшь с нами, то мы тебя как-нибудь и где-нибудь дослушаем. Не пойдёшь…

– Что, значит, не пойдёшь? Пойду! Только… Вот что, КЕРГИШЕТ, давай договоримся о моих условиях. А они…

– Никаких только и никаких твоих условий, – жёстко оборвал его Иван.

Он уже стал подумывать, что зря связывается с этим актёром. Живя анахоретом в добровольном изгнании, Хиркус нажил искажённую психику. В группе, создаваемой Иваном, он может стать помехой. Но раз уж уже предложил, то надо сделать хотя бы так, чтобы отбить у него всякие поползновения к вольнице.

– Вот как?!. – неприятно для себя удивился Хиркус.

– Вот так! – в тон ему отозвался Толкачёв. – У каждого своё, но это, когда он сам по себе. А у всех вместе – общее. Решения принимаем сообща, и нравятся они кому-то или нет, но их надо будет выполнять. Это закон!

По лицу Хиркуса можно было читать, что у него твориться на душе. Он сомневался и негодовал, но резкость КЕРГИШЕТА ему импонировала.

– И ты, конечно, командир? – наконец спросил он с нескрываемой поддёвкой.

Арно, молча наблюдавший сцену укрощения артиста «всех времён и народов», хмыкнул.

– Естественно, – без тени наигранности сказал Иван. – И не только командир, но и ответственный за то, чтобы все мы вернулись в наш мир живыми и здоровыми. Поэтому моё слово – тоже закон!

«Кто знает, – хотелось при этом добавить Ивану хотя бы самому себе, – исполнятся ли его слова о благополучном возвращении».

– Ну, хорошо. Я согласен. – Сказано это было Хиркусом так, словно речь шла о безделице, достойной упоминания, разве что за чашкой чая. – Но согласятся ли остальные, что я пойду с вами. Кто они?

– Согласятся! – заверил Иван. – А кто они? Нас немного. Вот один, – указал он на Арно, – ещё дон Севильяк и Джордан из Кап-Тартара…

– Кто?!. – вскричал Хиркус, театрально закатывая глаза. – Этот болтун? – Руки его поднялись вверх. – Который ничего не понимает в искусстве? Которому наплевать на движения души и тела…

Арно откровенно захохотал, Иван подавил улыбку. Ну, Джордан! Всех, похоже, достал, всем чем-то насолил, даже этому, гордому в своей исключительности ходоку.

– Может быть, – прервал его Иван и не дал развить тему, – присоединится кто ещё другой. Впрочем, четверо – прочное звено для подобных дел. Вся история тому учит.

– Аминь! – неожиданно произнёс Хиркус.

Иван даже вздрогнул.

Ходоки в своей массе к различным верованиям, если только они не подвязывались на этой стези, как, например, Перкунас или создатель собственной религии Дигон, относились с прохладцей, а то и со скепсисом. Да и как они могли верить во что-то сверхъестественное, если обожествляемый субъект чаще всего никогда не появлялся в этом мире. Или напрочь был лишён всех тех качеств, приписываемых ему через годы.

А сами ходоки, из-за присущей им особенности появления и исчезновения, как раз и служили прообразами морока и всякой чертовщины.

Может быть, поэтому они практически никогда не упоминали религиозных догм и имён богов, за исключением, естественно, фразеологизмов, а также не божились, не накладывали на себя аскезу, не щеголяли словечками, присущих верующим. Во всяком случае, к таким относились известные Ивану ходоки и временницы. Тем более, те, кого он собирался взять с собой.

Правда, у Джордана на языке могло появиться всё, что угодно, вплоть до упоминания о нелюбви богов к тем, кто идёт против их воли. Но к выходкам ходока из Кап-Тартара Иван уже привык, да и не был тот верующим.

Вот почему иметь в команде религиозно настроенного человека он не то, чтобы не хотел, а просто всегда считал: повернувшийся к Богу, всегда забывает о людях! Вся история человечества пестрит примерами. Нет такого преступления, которое не совершалось бы во имя Бога. Напротив, вся пыточная техника, чтобы терзать человеческую плоть, придумана и воплощена на практике в миллионах случаях, именно во имя этой цели.

– Верующий? – спросил Иван.

– Не придирайся к словам, КЕРГИШЕТ. Я – актёр!

– Верующий?

– Имеет значение? И потом, что значит, верующий? Ты ведь тоже во что-то веришь. Таким образом, тоже верующий. Нет людей не верующих! Ты это, КЕРГИШЕТ, брось! Нельзя людей делить по этому признаку. Ты же хочешь, если возьмёшь меня к перлям, чтобы я тебе верил? То-то! А «аминь» употребляется, да будет тебе известно, в тех случаях, когда хотят…

– Знаю, – буркнул Иван, недовольный собой.

Было отчего. Какой этот Хиркус верующий? Обычный ходок во времени. Для него нет Митры и Диониса, Осириса и Иисуса. Зато верит, наверное, во всевозможных призраков, в бесчисленное множество тварей, настоящих и придуманных, что бродят по дороге времени и нападают на ходоков. А кто в них не верит? К тому же, не все, но кто-то иногда встречался с ними, как это случилось с ним самим при поиске Напель в ущелье трёхглазых.

Арно воспользовался паузой, потянулся власть и сказал:

– Любишь, КЕРГИШЕТ, пофилософствовать. По мне, мир надо принимать таким, каков он есть, а не выдумывать его. И его, – он кивнул на взъерошенного Хиркуса, – не переделать. Ты ему в одно ухо…

– Ты тоже горазд порассуждать. Только, видишь ли, мы с тобой в разных школах и вузах учились, оттого по-разному воспринимаем и мир, и время, и людей.

– Ты меня с кем-то спутал. Я ни в школе, ни в вузе не учился. Это ты у нас один такой. Вот и мудрствуешь. А почти все встали на дорогу времени, будучи ещё детьми. Так что и школа, и пресловутый вуз у нас затерялись в поле ходьбы.

Начав высказываться будто бы назидательно, Арно к концу говорил уже с печалью в голосе. Иван его понимал. Воспитанник поля ходьбы и ходоков – что может быть ещё несуразнее? Оттого все они – ходоки и временницы – с вывертами, по его глубокому убеждению, в мозгах, в рассуждениях и поведении. Вот из них-то и получились анахореты, заговорщики, страдальцы…

– Ладно. Мы что-то говорим не о том, – Иван, непроизвольно подражая Арно, потянулся. – Хиркус, приходи ко мне завтра. Да… В общем, на другой день после того, когда ты у меня побывал. Я хорошо объяснил?

– Понятно. Слушай, КЕРГИШЕТ, давай возьмём ещё Жулдаса.

– Это того…– вспомнил Иван, – что был у Аранбаля.

– Он.

– Я ему однажды рожу набил… Нужен ли?

Хиркус улыбнулся, улыбка не красила его.

– Слышал я эту историю. Но, что-то Жулдас темнит. Он же хороший боец, знает приёмы борьбы. А ты его…

– Я тоже не лыком шит. И я его прихватил на дороге времени.

– Он после того ушёл от Аранбаля. А стоит ли брать…

– Не тяни, – прервал наступившую паузу Иван.

– А ты с ним поговори.

– Поговори… И ты, конечно, знаешь, где он теперь затаился?

– Обосновался. Так правильнее будет. Но тайны в том нет. Многие знают, где он сейчас.

– Ну да. Совсем недавно никто не знал, а теперь знают многие, – насмешливо констатировал Иван.

Так оно и было.

– Всё правильно, – подтвердил слова актёра Арно, не замечая иронии КЕРГИШЕТА. – После встречи с тобой он некоторое время сидел мышью, а сейчас ждёт удобного случая встретиться с тобой и поговорить.

– Ага! И ты, стало быть, решил выступить его адвокатом?.. Я шучу! Ладно, приводи его. А там видно будет. Хиркус, до завтра!

– Мне надо столько успеть сделать, что твоё завтра для меня растянется на месяц. Так что лучше, до встречи.

– Тебе виднее…

Проявились в полутёмном помещении, вне которого, по-видимому, стояла страшная жара. После свежего горного воздуха, здесь можно было задохнуться от его спёртости и противных запахов.

– Фу! – вдохнул и выдохнул Иван. – И это, как ты сказал, почти конец двадцатого века? И центр города?

– В двадцатом веке как раз такие города и такие их центры повсюду. Не в том суть. Это прямой путь к Жулдасу.

– Оно и видно. Через пыль и вонь к звёздам, так сказать. Будем его здесь ждать?

– Почему же? Вот дверь. Сейчас…

Арно гулко стукнул в филёнчатую дверь дважды, подождал и добавил ещё три стука.

– Конспираторы…

Ивану показался забавным такой путь к местонахождению ходока – через время, пространство, заброшенный чулан или склад и, наконец, условный стук в дверь.

– Зато чужие не ходят, – важно заметил Арно.

За дверью послышался скрип половиц.

– Не знаешь, Жулдас встречался с перлями? – спохватился Иван, вспомнив разговор с Учителями, что не всякий ходок рад встречи с ними.

– Встречался, – успел сказать Арно. – Кто с ними не встречался?..

Дверь легко и бесшумно растворилась. В проёме показалось улыбающееся лицо Жулдаса, приходу гостя он был явно рад. Но, заметив за плечами Арно Толкачёва, отпрянул в глубь небольшой прихожей.

– Не бойся, – спокойно, даже с нотками снисходительности, сказал ему Арно. – Мы к тебе по делу.

Поколебавшись, Жулдас пригласил:

– Входите, если по делу, – и, пятясь спиной, открыл противоположную дверь, старую и скрипучую. – Сюда.

Комната, куда вошли гости, была большой, но уютной. Всё здесь стояло на нужных местах, было подобрано по цвету и размерам. Хозяин имел хороший вкус.

И здесь стояла прохлада.

– Кофе, чай, – голосом официанта спросил Жулдас, когда ходоки сели в удобные кресла вокруг низкого столика.

Иван отказался, качнув головой. Он хотел что-нибудь выпить, но ждать, когда на столе появится тот же чай, ему не хотелось, так как рассиживаться здесь долго не собирался. Арно, глядя на него, тоже отказался, напомнив:

– Мы по делу.

– Ну-у… Тогда давайте по делу, – неохотно согласился Жулдас.

По его выражению лица было видно, что он обижен за попрание законов гостеприимства.

Он расположился напротив Ивана и выжидающе посмотрел на него.

После памятной встречи у Аранбаля, он до сих пор не мог для себя понять, – что с ним тогда произошло? Почему он так легко сдался вот этому ходоку? Ведь тот тогда сумел не только поймать его прямо на дороге времени, но и с позором вырвать в реальное мир?

Внезапность с его стороны или подавляющая сила?

За свою длинную, полную приключений жизнь, Жулдас вступал в смертельную схватку десятки раз. Характер у него был такой неуживчивый. Противники были разными, порой серьёзные, подстать ему самому по опыту и сноровке. Но он не проигрывал никому.

А тут, как наваждение какое-то случилось. В поле ходьбы, где Жулдас всегда себя чувствовал в безопасности от встречи с желающими ему отомстить или ещё раз померяться силами, внезапно и стремительно появляется некто и… Получил непредвиденный удар по скуле, а потом будто собачка на верёвочке… А ведь нападали они с Олисавой первыми.

Вместо Ивана разговор начал Арно.

– Слышал, КЕРГИШЕТ собирает…

– Слышал, – перебил его Жулдас. – И даже побывал у него. Едва втиснулся от желающих пойти с ним.

– Ты был у него? – Арно посмотрел на Ивана. – А КЕРГИШЕТ там был?

– Был, конечно. А что?.. Наши там у него такую давку устроили. Так что он от них… и от меня, естественно, сбежал. Да, так вот… А вы что, – Жулдас лёгкой усмешкой глянул на гостей, – тоже хотите к нему навязаться? Как все? Я говорю, он сбежал, и носа к себе домой не показывает.

– И правильно делает. А ты думаешь, ему надо было всех брать с собой, кто к нему пришёл?

Жулдас нахмурился.

– Нет, естественно. Там даже Кристофер объявлялся. Кудахтал…

– Вот потому-то он и сбежал. Но… – Арно помедлил и, показав на Ивана, торжественно изрёк: – КЕРГИШЕТ решил с тобой сам поговорить.

– О-о! Ты?! КЕРГИШЕТ? – Жулдас вскочил на ноги, улыбка сбежала с его лица. – Как же я сам не догадался? Ещё тогда… Ведь всё говорило, что это КЕРГИШЕТ. А я… Вот уж, поистине, правильно сказано: солнце не увидишь, так как оно светит прямо в глаза. Здравствуй, КЕРГИШЕТ! Будь хозяином в моём доме!

Арно залился смехом. Он был счастлив произведённым эффектом. Засмеялся и Иван.

– Здравствуй, Жулдас! – сказал он и протянул руку для пожатия. – Давай забудем, что было между нами.

– Я уже забыл, – охотно заверил Жулдас, хотя минутой раньше не прочь был расквитаться с этим ходоком, не будь здесь Арно.

Договорились быстро.

Беседуя и наблюдая, Иван постепенно пришёл к выводу – Жулдас ему нравится. Немногословен, сдержан. Вспышка эмоций, когда он узнал в нём КЕРГИШЕТА, быстро прошла, и уступила место уравновешенному рассудку.

Становясь на дорогу времени, он сказал Арно:

– Жулдасом и ограничимся. Нас, пожалуй, уже достаточно много. Шестеро.

– Говорят, семёрка – счастливое число.

– Ну, тебя! Не накаркай! Я вообще-то собирался взять с собой двоих-троих… А потом… Седьмой может выскочить как чёрт из бутылки. Ладно, я пойду к себе домой. Надеюсь, что там будет лишь один Сарый и никого иного.

– Надейся, но я не уверен, что тебя так сразу оставили в покое.

– Буду надеяться, вопреки твоим прогнозам. До встречи!

Седьмой

Седьмой в команде появился. Неожиданный и нежданный.

Вернее, седьмая, неожиданная и нежданная…

Иван вышел в реальный мир в прихожей своей квартиры. Сделал он это намеренно: из опасения наткнуться на толпу жаждущих пойти с ним к перлям. И чтобы иметь возможность сразу же скрыться от них, вернувшись в поле ходьбы.

Вышел, постоял, прислушался.

Тихо…

Только на кухне слышались характерные звуки – Сарый пил чай.

Так оно и было. Заметив Ивана, Учитель поспешно поставил на стол уже поднесённую ко рту чашку. Глаза его виновато забегали.

Иван уже достаточно хорошо изучил его мимику, чтобы отметить: Сарый опять что-то сотворил или намудрил, а теперь не знает, как выкрутиться перед лицом ученика.

На вопросительный взгляд Ивана, Сарый вместо каких-либо объяснений приложил палец к губам, а другой рукой поманил Ивана к себе поближе.

Такого Учителя Иван видел впервые.

Он, опять молча, только движением головы задал вопрос: – «Что случилось?» В ответ Сарый указал на стенку, за которой находилась комната, а потом провёл ребром ладони по горлу.

Жесты, как в разведывательном рейде…

«Кто-то сильно достал Учителя», – понял Иван.

Уже не таясь, направился в комнату. Завидев его с дивана, демонстрируя гибкую фигуру, вскочил молодой человек. В мочке его уха сквозь длинные вьющиеся волосы сверкнул крупный бриллиант. Незнакомец изучающе оглядел Ивана, который занимался тем же самым. Молодой человек был тонок и строен, но не высок, чуть, быть может, выше Джордана.

Два вопроса слились в один:

– КЕРГИШЕТ?

– Ты кто?

В ответ Иван кивнул головой.

Она:

– Я временница. Шилема. Я…

– Временница! – воскликнул Иван, лишь сейчас понимая, что перед ним не молодой человек, а женщина.

– Да, временница, – потупилась она. – Шилема.

Считая её мужчиной, Иван не обратил внимания на лицо, но для женщины оно было некрасивым. Тяжеловатый подбородок, слегка впалые щёки всё-таки больше подходили к противоположному полу.

– Слушаю тебя, Шилема, – сказал Иван, стараясь придать голосу как можно больше холодности и отчуждённости, так как стал догадываться, зачем она сюда пожаловала.

То их, временниц, было не видно и не слышно, а тут вот сама пришла. Явно тоже узнала, что он собирает команду. И не ошибся в своём предположении.

Зато ошибался, как эта просьба будет выглядеть. Начнёт, поди, как все временницы, – думал он, – наступать на меня с требованием и обвинением, если я ей откажу.

– КЕРГИШЕТ, возьми меня, пожалуйста, с собой, – запинаясь на каждом слове, робко произнесла она.

Говорила она по-русски, но с южным акцентом.

Глаза её умоляли. Однако её показная робость не убедили Ивана.

– Учитель! – в сердцах крикнул он, заставив Шилему вздрогнуть и затаить дыхание.

– А что я? – заглянул в дверь Сарый.

Он явно уже стоял под ней и слушал, о чём говорится между Шилемой и Иваном. Сказал, но в комнату не вошёл, считая, наверное, своё присутствие в ней лишним, да и побаиваясь прямых упрёков Ивана.

– Мы же договорились!

– А что я? Это же Шилема! Дьявол, если можно так сказать, в юбке. Это она ходит в штанах. Ты, Ваня, даже не знаешь…

– И знать не хочу!

Иван стал злиться.

Вот пришла временница. Не напросись она сейчас идти с ним к перлям, он мог бы о чём-нибудь поговорить с нею. Разузнать, кто она и чем занимается во времени и, вообще, в жизни? Почему бы нет?

Мнение ходоков о временницах были противоречивыми, но большей частью с предубеждениями. Достаточно послушать суждение о них у Учителей. Поэтому беседа в непринуждённой обстановке, когда между ними были бы отношения лишь дружеские, а не такие, как с Ил-Лайдой, могла дать Ивану многое. Возможно, он мог бы понять, почему между ходоками и временницами возникли такие непростые, а порой антагонистические отношения.

В конце концов, он КЕРГИШЕТ или нет? Ведь ему надо будет объединять всех умеющих ходить во времени для какого-то, неясного ещё, правда, дела, в том числе и женщин.

Он злился, а взгляд Шилемы, неотрывный и просительный, словно прожигал его насквозь. Это было невыносимо.

Однако вскоре её глаза заблестели, между ними появилась упрямая складка. Голос окреп.

– Вот что, КЕРГИШЕТ. Запомни! – проговорила она твёрдо. – Если ты не возьмёшь меня сам, я пойду за тобой сама.

– Иди! Я не указчик, кому куда ходить.

– И пойду! Но если со мной что-то случиться, то все будут знать, по чьей вине это произошло.

Иван даже задохнулся от такой наглости.

– Да ты, оказывается, шантажистка! Тогда…

– Нет! – упрямо перебила она его, и тряхнула волосами. От её уха сверкнул зелёный, колкий для глаз лучик. – Я обычная временница. А ты – КЕРГИШЕТ! И ты должен относиться ко мне с почтением, как ко всякому иному из нашего сообщества людей, умеющих ходить во времени! Иначе, ты не тот, за кого себя выдаёшь, присваивая великое имя КЕРГИШЕТА!

Это был удар ниже пояса.

– Вот что, обыкновенная временница, – процедил Иван, давя в себе неприязнь к этой нахалке. – Во-первых. Я никому ничего не должен. Я КЕРГИШЕТ волей случая. Но это не должность, а способность. Во-вторых. О почтительном отношении. Я всегда готов. Наше вам с ручкой, – и он раскланялся перед нею. – Думаю, достаточно. Извините, обыкновенная временница, но мне надо кое-что сделать… Без вас-с.

– А ты, оказывается, шут гороховый, – притворно, и это было заметно, вдруг, как будто удивилась Шилема. – А я то думала, что ты хоть что-то соображаешь. А у тебя этого ни на столько, – она показала кончик ногтя на мизинце.

– Не будь ты временницей… женщиной… – начал с угрозой Иван, задетый обидой на сравнение его с шутом гороховым, у которого ума с полгорошины.

– Ой-ёй-ёй! – презрительно отозвалась Шилема на его предполагаемые действия, если бы она была не женщиной. – Какой грозный!

Из-за двери послышался сдавленный смех Сарыя. Он подействовал на Толкачёва, готового вспылить не на шутку, отрезвляюще.

«Они же меня разыгрывают», – подумалось ему, хотя и это болезненно задевало его самолюбие. Тем не менее, такая оценка происходящего повлияла на него успокаивающе.

Но от временницы надо было отделываться. Правда, не угрозой, а… Как?

– Всё, Шилема, – как можно твёрже проговорил он, отметая тем самым всё, что между ними было только что сказано. – Я занят! Поговорили, обменялись… мнениями, и – будет!

– Ну, уж нет! – притопнула она ногой.

– Ну, уж да!

Иван отвернулся от неё и пошёл в ванную бриться и принять душ, справедливо считая, что разговор с временницей о принятии её в набираемую им команду окончен раз и навсегда.

Шилема последовала за ним по пятам.

– Мне надо обмыться, – как можно спокойнее сказал Иван, обернувшись к ней.

– Мойся, – разрешила она. – Я посмотрю.

– Что ты посмотришь? – опешил от такого её заявления Иван. – Мне надо раздеться.

– Раздевайся! Я что, голых мужчин не видела? – без тени смущения или хотя бы запинки, сказала она.

Сарый, отступивший на кухню, хлюпнул носом – его там душил смех.

– У тебя что, здесь не в порядке? – Иван показал на голову.

Он опять начинал злиться на эту бестолковую Шилему, у которой возможно, и вправду, было не всё в порядке с мозгами.

– У меня как раз здесь всё в порядке. Вот потому-то я и посмотрю за тобой. Ты сбежишь, а мне потом придётся искать тебя по всему полю ходьбы.

– Ну, ты и…

У Ивана от бешенства перехватило горло. Он сжал кулаки, чтобы не сорваться. Мгновением позже он исчез.

Шилема дёрнулась было за ним на дорогу времени, но Иван использовал все свои способности, чтобы оставить между собой и временницей такой промежуток времени, где нагнать его у обычного ходока не было никакой возможности.

Он вламывался в прошлое и ругался самыми непотребными словами, когда-либо слышанными в жизни. Благо, никто их не слышал, кроме его самого.

Шилема же опять выскочила в реальный мир, расстроенная потерей Ивана в поле ходьбы и с возгласами удивления. Ей всегда казалось, что никто не может так быстро становиться и уходить на дорогу времени, как это делала она. По крайней мере, так было до сего момента.

– Что, с КЕРГИШИТОМ решила посоревноваться? – с нескрываемой насмешкой приветствовал её появление Сарый. – Ты, женщина, забыла, с кем имеешь дело. Он – КЕРГИШЕТ! Запомни это теперь навсегда! А ты… – он сделал пренебрежительный жест рукой. – И ты ему помешала сделать то, что ему надо было сделать. Да ещё пустила в ход свой ядовитый язычок. Я тебя предупреждал, что так оно и будет! Ваня, человек хороший, пока его не доведут такие, как ты. А ты… А! Что с тобой говорить?

– Отстань! – вяло отбилась Шилема. – Лучше скажи, где он может сейчас быть?

– Кто знает. У него в прошлом нет никого и ничего.

– Он что, здесь и живёт? – обвела она взглядом узкий коридорчик, ведущий в крохотную кухню.

– Здесь и живёт, – подтверди Сарый, и с чувством добавил: – А ты – решила его взять нахрапом. Вот и получила!

Иван остановился и повернул назад.

Чего это он так переживает? Ей хочется с ним пойти, он брать её не собирается, вот она и ведёт себя так развязно. То-то Сарый давился от смеха, мол, как она меня обзывала, а я мямлил что-то ей в ответ и злился…

Он проявился в своей комнате и слышал последние слова Сарыя, сказанные Шилеме. Молча предстал перед Шилемой, глаза у которой округлились, словно она увидела перед собой призрак. Так же молча подмигнул ей и вошёл в ванную. Закрыл за собой дверь на щеколду. И чтобы отогнать мрачные мысли и развеяться после разговора с Шилемой и бегства от неё, показав всем свою независимость и непринуждённость, он во весь голос запел:

– Мы шли под грохот барабанов, мы смерти смотрели в лицо…

Чисто выбритый, мытый и умиротворённый, он деловито поинтересовался о еде. За окном было темно, так что Сарый стал выставлять на стол немудрёный не то поздний ужин, не то ранний завтрак.

Шилема стояла тут же на кухне, притиснутая к мойке, с прижатыми к груди руками. Она с удивлением наблюдала за поведением мужчин, для которых эта маленькая кухонька была домом, где они жили и принимали пищу. Это так не вязалось со знакомыми ей ходоками, да и с ней самой. Ей был непонятен этот аскетизм, эта скромная, вернее, нищенская обстановка в жилище, да и само жалкое жилище, эта непритязательная еда.

Её удивлял и одновременно покорял КЕРГИШЕТ. Но она всеми силами пыталась избавиться от такого наваждения…

– Садись, Шилема, поедим, – пригласил Иван временницу.

Сарый сразу же начал бурчать, что-де, набегут всякие, всё съедят, а ему потом, несчастному, опять бегать по магазинам или тащить что-нибудь из прошлого. А ему это надо?

– Учитель, ты не мычи, а больше на стол мечи, – скаламбурил Иван и неожиданно для себя почувствовал лёгкость во всём: мыслях, движениях.

Шилема осторожно присела на уголок табуретки.

– Ешь, Шилема и рассказывай, – хлебосольно поведя рукой, сказал Иван. – Кто ты и что ты? Что умеешь? Чем занимаешься?

Временница приняла протянутый ей бутерброд. Сделала небольшой надкус, долго прожёвывала, проглотила.

– Меня зовут Шилемой. Шилемой Армакан… Я временница. Моей Учительницей была Манелла.

– Ага!.. Ты – перль?

Шилема вздрогнула, с опаской посмотрела прямо в глаза Ивану.

– Н-нет… Да, я перль в этом мире.

– Ага!.. Я так почему-то и думал. Твой кимер?

– Семь тысяч лет с небольшим, лет на двести, – гордо вздёрнула она свой увесистый подбородок.

Иван опять отметил для себя её некрасивость.

Её не красили ни улыбка, ни удивление, ни испуг, ни вдохновение. И даже эта гордость за свои способности ходить так глубоко в прошлое.

«Впрочем, с лица не воду пить», – напомнил себе Иван прекрасную поговорку, так подходящую именно к данному случаю.

– Неплохо, – сказал он, но так, чтобы у неё не возникло опять особого самомнения. Так говорят школьнику, хваля за успешно выученную таблицу умножения. – Сколько тебе лет?

Она опять хотела вскинуть голову, чтобы возмутиться бестактности мужчины, но ответила без эмоций:

– Наверное, лет пятьсот. Я предпочитаю года не считать.

Иван кивнул и машинально потёр пальцами щёку. Он никак не мог привыкнуть к таким возрастным цифрам ходоков.

На вид Шилеме было лет двадцать пять, ну, от силы – тридцать.

– Почему я тебя до сего дня не видел?

Вопрос КЕРГИШЕТА развеселил Сарыя.

– И хорошо, что не видел, – сказал он. – А то давно сбежал бы куда-нибудь подальше. Ей только палец протяни, без руки останешься…

– Ты бы, Задира, помолчал, когда мы серьёзно разговариваем, – строго оборвала его Шилема. Лицо её окаменело, она явно была раздражена репликой Сарыя. – Тебе здесь…

– Он мой Учитель, – поторопился напомнить Иван, чтобы пресечь назревающую пикировку.

Сарый с благодарностью склонил голову, глаза его смеялись.

– Так, где ты была, когда я встречался с другими? – напомнил Иван свой вопрос.

– Дома была. Кое-кому вправляла мозги, чтобы не считали себя выше того, кто они есть на самом деле.