Хочешь выжить – стреляй первым

«Не узнал. Или притворяется? Нет. Не узнал».

Я подошел к стойке. Бармен был плотный, крепкого сложения мужчина, с огромным «пивным» брюхом, что, впрочем, не мешало ему шустро перемещаться за стойкой.

– Что будем пить, приятель? Есть хорошее пиво и виски.

– Пива, – секунду я размышлял. – И то, что ты называешь виски. Стаканчик на пробу.

– Не сомневайся. Это то, что надо путнику, – осклабился толстяк за стойкой. – Отлично прочищает кишки после дорожной пыли.

Я кивнул, добавив:

– И чего-нибудь горячего.

Оглянувшись, словно в поисках свободного столика, еще раз обежал глазами зал. Нет, особого интереса ко мне никто не проявил. Успокоившись, сел за ближайший свободный стол, спиною к стене. Теперь я мог наблюдать как за шерифом, так и за входом. Винчестер также не поставил рядом, а положил на стол. Бармен, выйдя из-за стойки, поставив передо мной кружку пива и глубокую миску густого варева, от которого шел пар, стал с интересом разглядывать меня.

– За виски сам подойдешь. Первый стаканчик за счет заведения. Скупаешь скот?

В это время я с жадностью поглощал пиво, тем самым проигнорировав вопрос. Но толстяк никак не хотел отстать от меня:

– Цены на коров растут.

– В самом деле? – равнодушно спросил я, оторвавшись от пива.

– Точно растут. На этом можно заработать большие деньги, – продолжал говорить бармен, пытаясь вызвать меня на разговор.

Я поставил кружку на грубый стол:

– Хорошо прополоскал горло.

– У тебя странный акцент. Ты откуда?

Меня это липкое любопытство постепенно начало доставать:

– Еврей я. Не видишь, что ли? Ищу место для постройки синагоги.

– Ты еврей?! Синагога?!

Это было сказано достаточно громко и с таким удивлением, что лица всех присутствующих снова повернулись ко мне. Я понял, что шутка не удалась, а вернее, ее просто не поняли.

«Черт с вами, раз шуток не понимаете!»

Не успел я так подумать, как входные двери на петлях качнулись несколько раз, пропуская в помещение трех молодых ковбоев, которые так недружелюбно смотрели на меня.

Они вошли, держась неестественно спокойно.

– Я буду за стойкой… если что-то надо будет, – и бармена как ветром сдуло.

Гул в зале притих, люди стали говорить вполголоса. Нетрудно было догадаться, что никто из посетителей не хотел привлекать излишнего внимания этих парней. Не глядя по сторонам, те прошли мимо моего стола к стойке.

– Пива! – скомандовал один из них, потом все трое, как по команде, развернулись в мою сторону. – Слушай, Хэч!

– Чего, Билли? – откликнулся бармен.

– Чего у тебя дерьмом запахло? Раньше вроде как не воняло!

В зале мгновенно воцарилась тишина. Тяжелая, гнетущая тишина. После этих слов двое охотников, это мне стало понятно из их разговора, ни на кого не глядя, забрав свои кружки и винтовки, направились к самому дальнему столику. Помощник шерифа, хоть остался стоять у стойки, но постарался отодвинуться как можно дальше. Послышались звуки отодвигаемых стульев. Картежники, очевидно, решили, что пришло время подышать свежим воздухом. Мне не хотелось никаких проблем, но что делать, когда тебе их навязывают? Мой принцип: разрешать их в короткие сроки и с минимальными потерями. Первым попытку сгладить ситуацию предпринял бармен:

– Билли, не задирайся! Парень поест и уедет!

Но тот его словно и не слышал, глядя на меня в упор злыми глазами. Лицо головореза, в одно мгновение потеряв человеческие черты, превратилось в застывшую маску. Его дружки, не предпринимая никаких действий, только настороженно косили на меня глазами, видно, во всем полагаясь на своего главаря.

– И откуда же тянет? – тут он сделал шаг в мою сторону. Потом второй. – Сейчас определим. Ага, вот откуда.

Его движения были плавными. Он двигался, не расслабляясь и не сводя с меня глаз. Было видно, что ему не в новинку убивать людей.

– Так у нас появился еще один вшивый бродяга с конским навозом на сапогах!

Только сейчас в вязкую тишину врезался голос помощника шерифа:

– Остановись, Билли! Если прольется кровь, ты ответишь по всей строгости закона!

В следующее мгновение один из приятелей бандита, стоявший у стойки, неожиданно выхватил кольт и направил ствол на представителя закона:

– Заткни свою пасть, ты, чучело со звездой.

Билли, тем временем, продолжал наслаждаться ситуацией, чувствуя себя при этом крутым парнем. Еще бы! Мой винчестер лежал на столе. Револьвер в кобуре. Попытайся я их схватить, как в тот же миг получу пулю в лоб, а его оправдают, согласно местному законодательству, которое гласит: кто первым схватился за оружие, тот и виноват. Сейчас его сдерживало только мое молчание и мое спокойствие, но я понимал, этого хватит ненадолго. Отморозок уже перешел грань и был готов пролить кровь. Он просто жаждал крови. Его рука зависла над рукояткой револьвера.

– Ты что, бродяга, оглох?!

– Да слышу я тебя. Слышу. Не напрягайся.

– Наш город не для дерьма! Ты меня понял?! – он заводился все сильнее, посчитав, что я струсил. – Ты понял меня?! Отвечай, когда тебя спрашивают!

Моя рука по-прежнему была далека от оружия, что грело сознание отморозка возможностью безнаказанно убить человека. Все вокруг замерло. Воздух, люди, весь мир в эту секунду замер, затаив дыхание. Его рука еще ближе подползла к рукоятке револьвера:

– Ты дерьмо! Трусливое дерьмо!

– Пшел отсюда, урод безмозглый! – я выговорил это четко и громко.

Эффект не замедлил себя ждать. После этих слов у него, видно, полетели последние предохранители, отвечающие за самосохранение. Его правая рука рванула костяную рукоятку револьвера, а указательный палец привычно лег на спусковой крючок. Кольт уже выскользнул из кобуры, как грохот от выстрела разорвал тишину. Никто сразу и не понял, почему кольт так и не успел выстрелить, бессильно повиснув вместе с рукой. Бандит покачнулся, затем медленно опустил голову, с недоумением глядя на расползающееся на его груди пятно крови, и только потом рухнул ничком на посыпанный опилками пол. Посетители все еще продолжали недоуменно таращить глаза на труп, как у меня в руках оказался винчестер. Не успел отгреметь выстрел из небольшого револьвера, до этого лежавшего в моей левой ладони, как я уже снова нажимал на курок. Первым получил две пули в грудь бандит, державший под прицелом помощника шерифа. Его тело еще только начало оседать, как уже последний головорез с ужасом смотрел на ствол моей винтовки, а спустя секунду он завизжал по-заячьи, получив в живот пулю. С тяжелым стуком упала на пол кружка пива, а вслед за ней рухнул на колени бандит. Несколько секунд он смотрел, как льется кровь из-под его рук, зажавших рану, и только потом упал на бок. Ствол моего винчестера был уже направлен в голову стонущего бандита, как бармен вдруг воскликнул:

– Господи! Не стреляй!

Я словно очнулся. Быстро обежал взглядом зал, начав с лица потрясенного и испуганного бармена. Не лучше него смотрелся представитель власти, хватая воздух открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Остальные посетители салуна, охотники и ковбои, округлив глаза и раскрыв рты, просто смотрели, как смотрят любопытные дети на фокусника, показывающего им свои трюки.

«Похоже, больше проблем не будет», – подумал я и опустил ствол винчестера, после чего обратился к бармену:

– Хэч, как насчет обещанного виски?! И не забудь – первый стаканчик за твой счет!

Бармен вздрогнул, несколько секунд смотрел на меня, словно не веря, что этот человек только что хладнокровно расстрелял трех человек, а теперь просит у него обещанную выпивку, но, вспомнив о своих обязанностях, сказал:

– Нет проблем, парень!

На стойке тут же появилась бутылка и два оловянных стаканчика. Не успев наполнить их, он схватил свой стаканчик и одним махом опрокинул его в рот. Опять налил и снова выпил, но только после третьей дозы его лицо приняло свой естественный цвет. Подойдя к стойке, я взял винчестер в левую руку, затем взял стаканчик, выпил, после чего аккуратно поставил его на стойку. Неторопливо повернул лицо к помощнику шерифа.

– Как ты думаешь, помощник, у меня будут проблемы… из-за стрельбы?

– Э-э… Не знаю. С Билли все ясно. И с Майком Спрэгом. Они были с оружием в руках, но Вильям… Тут ты нарушил закон, стреляя в безоружного человека. Ты должен был…

– В безоружного человека?! – перебил я его. – А что у него было в кобуре? Дамский веер?!

Моя шутка вызвала разрядку среди посетителей салуна, понявших, что я из разряда «хороших» парней. Среди ковбоев послышались смех и заковыристые шуточки. Насколько я уже знал, эти ребята, как и все ковбои, обладали грубым чувством юмора и страстью к каверзным проделкам. Вот и сейчас, не успели они перевести дух, как сразу начали острить:

– Круто завернул про дамский веер! Ха-ха-ха!

– Эй, Барт, забери у Вильяма веер, жену им вооружишь!

– Нет, Барт, ты ей лучше револьвер из дерева сделай! Ты же плотник!

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Помощник буркнул, хмуро глядя на развеселившихся ковбоев:

– Вы на этих болтунов внимания не обращайте! Им бы только поржать.

– Бармен, еще стаканчик. А ты, Барт, продолжай.

– Что тут продолжать, – с тоской в голосе ответил помощник шерифа. – Мне тебя задержать нужно, до выяснения всех обстоятельств.

Судя по угнетенному виду Барта, тому явно не хотелось предпринимать какие-либо меры против человека, только что на его глазах выступившего против троих наемных стрелков и оставшегося победителем.

– Давай завтра со всем этим разберемся. Ты не против?

– Нет! Совершенно не против! – помощник явно обрадовался тому, что проблема разрешилась сама собой. – Может, к завтрему и шериф приедет, тогда еще проще будет.

– Как понять «проще»? Справиться со мной?

– Нет! Ничего подобного! Просто тогда ему надо будет решать, что с тобой делать.

Не удержавшись, я усмехнулся прямо в лицо мальчишке со звездой шерифа. Тот в ответ на мою усмешку попытался придать себе грозный вид, но вместо этого покраснел и потупил глаза.

«Все что мог, я уже сделал».

Выйдя из салуна, я начал спускаться по лестнице, как неожиданно остановился.

«Куда я прусь на ночь глядя? Ведь даже не спросил, где тут можно переночевать? Чертовы отморозки! Совсем с толку сбили!»

Лиловели сумерки. На подходе была ночь. Дальний конец улицы уже скрылся в полумраке. Фургоны, стоявшие в трех домах от меня, казались белыми расплывчатыми пятнами. Кое-где в окнах уже горели светильники, вырезая из наступающей тьмы светло-желтые квадраты.

«Странное время. Положил троих, а вокруг тишина. Впрочем, если такие мальчишки в помощниках шерифов ходят, тогда, конечно, спокойнее дома сидеть, закрывшись на два засова».

Мимо меня, вниз по ступенькам, грохоча тяжелыми ботинками, промелькнула фигурка мальчишки, чтобы сразу растаять в темноте. Нетрудно было догадаться, куда торопится паренек. Оповестить гробовщика и священника. Может, еще мэра… или местный отряд самообороны?

«Что-то я расслабился, стою здесь, как…» – и в подтверждение моих мыслей вдруг раздался легкий скрип петель за спиной, заставивший меня резко развернуться, держа наготове винчестер. В полосе света, у самых дверей, стоял помощник шерифа, при этом он старательно держал правую руку на виду, как можно дальше от кобуры.

«Интересно, этот мальчишка хоть раз стрелял из своего револьвера?»

– Я отправил мальчишку за врачом.

– Ему больно?

– Наверное… Да, конечно.

Его взгляд стал недоверчиво-недоуменным. Его можно было понять. Не в правилах Дикого Запада, чтобы стрелок проявлял сочувствие к тому, кого подстрелил.

– Может, добить его, чтобы не мучился?

– Нет. Нет! Ты…

– Успокойся! Это шутки у меня такие.

По его лицу было видно, что он уже не рад, затеяв этот разговор, к тому же я видел, что помощник нервничает даже больше, чем прежде. За столь малое время он уже два раза оглянулся в сторону гула голосов, несущихся из залитого огнем свечей салуна.

«В чем дело? Что он хочет от меня?»

– Эти парни не местные?

– Они с ранчо «Три семерки». Там половина таких… отпетых. Хозяин ранчо, Билл Скофилд, никак не может поделить землю вокруг родника «Солнечный луч» со Скотти Пертом… – помолчав, продолжил: – Вот оба и набирают… стрелков. Похоже, скоро у нас война начнется. Ты не… к Перту едешь?

В его голосе был страх. Он боялся меня, боялся готовой вот-вот разразиться войны скотоводов, но больше всего боялся ответственности. Ведь если я наемник Перта, то можно сказать, что война уже началась на его территории, в тот момент, когда он являлся Законом в городе, и теперь он боялся, что именно на него возложат вину за все произошедшее.

– Я у вас проездом.

Лицо молодого парня прямо просветлело от моих слов. Облегченно вздохнув, он заговорил более живым голосом:

– Послушай, я не знаю, кто ты, и, если честно сказать, то и знать не хочу. Если ты здесь проездом, то когда собираешься уезжать?

– Этот городок как называется? – ответил я вопросом на вопрос.

– Луссвиль.

– Ты мальчишку Тима Мориса, знаешь?

Вопрос застал помощника врасплох:

– Тима… Сироту? На конюшне должен быть. А что?

– Его родственники, со стороны отца, попросили отыскать мальчика и привезти к ним. Поэтому я здесь.

– Ух, ты! Здорово! – помощник шерифа сейчас еще больше стал мне напоминать обычного мальчишку. – Берите парнишку и уезжайте. Лучше сегодня.

– К чему такая спешка, Барт? Ведь я еще и с мальчиком не говорил. Да и собрать его в дорогу надо.

– Скофилд схватится своих людей завтра утром, после чего нагрянет сюда. Если они вас здесь застанут… будет беда. Война придет в наш тихий город. Никто этого не хочет. В первую очередь – я. Если ты уедешь, Скофилд ничего не сможет предъявить городу. Ты приехал и уехал. А куда? Ищи ветра в поле!

– Если ты так трясешься за свою шкуру, зачем взялся за эту должность?

– Ты же видел наш городок. Он небольшой. Плотник нужен только время от времени, а помощник шерифа – должность постоянная. Город платит. А у меня семья. Жена и маленький сын.

«Пристрелят тебя, молодого и зеленого! Тогда что делать твоей жене? Впрочем, это не моя печаль».

– …мальчишка поедет. Здесь у него ничего и никого нет. Мать померла полтора года назад. С тех пор он так и болтается от семьи к семье. Кто покормит, кто старую рубаху отдаст. Летом на конюшне конюху помогает. Перегон скота, знаете ли. Ковбои, торговцы, а за ними шулера и всякий прочий сброд тянется. Работы на конюшне хватает. Так что, договорились?

– В общем, да. Если с парнишкой все решится, то мы прямо с утра с ним уедем.

– Значит, договорились! – помощник, довольный переговорами, которые, похоже, уже успел поставить себе в заслугу, резко развернулся на каблуках и уже взялся за створку двери, чтобы войти в салун, как я его окликнул:

– Эй! Где тут можно переночевать?

Тот на секунду замер:

– За конюшней, следующий дом. Хозяйка – Мари Бапьер. У нее вроде отеля. Тим покажет.

Глава 5

Приглушенный вскрик достиг ушей юного Тима, сидевшего в маленькой задней комнате, примыкающей к конюшне. Несмотря на свои двенадцать лет, он знал о делах взрослых лишь не намного меньше, чем они знали о себе. Слишком маленький был этот городишко. Слишком много здесь делалось напоказ, с пьяного куража или дикой злобы, туманившей мозг, не хуже дрянного виски.

Осторожно подойдя к пустому стойлу, он увидел светловолосую женщину, с высоко поднятой юбкой и широко раздвинутыми ногами. Эта была Долли Памперос, местная красавица. Мужчина, лежавший на ней, ритмично двигался. Вот Долли застонала, затем вскрикнула, напряглась и тут же обмякла. Мужчина поднялся и стал невозмутимо приводить в порядок свою одежду. Тим стоял в глубокой тени. Непонятно откуда, но он знал, что его присутствие не осталось незамеченным для чужака, приехавшего чуть больше часа назад. Ноги словно приросли к земле. Не зная, что делать, Тим просто стоял и ждал. Мужчина, больше не обращая внимания на распростертую на соломе женщину, застегнув оружейный пояс, поднял с соломы винчестер.

* * *

Не дойдя десяти метров до конюшни, я услышал шорох. Винчестер, который до этого лежал на плече, в следующий миг оказался у меня в руках, но тревога оказалось ложной. Из темноты появилась женщина, которую я по приезде заприметил на улице.

«Похоже, не только я на нее запал, но и она на меня».

Полные груди, выглядывающие из-под лифа, манили, обещая плотские удовольствия. Остановившись в двух шагах от меня и уперев руки в крутые бедра, она, словно прицениваясь, стала оглядывать меня с ног до головы.

«Вот блин! Наглости у нее, что у вокзальной проститутки».

– Ты мне ничего не хочешь сказать, парень?

– А что ты хочешь от меня услышать?

Мой холодный вопрос – ответ неожиданно подействовал на нее словно красная тряпка на быка. Я мог только догадываться об этом, так как не представлял в полной мере, как много на Западе мужчин и сколь мало женщин, плюс то, что ей так богато выделила матушка-природа. Тут поневоле станешь местной королевой, но я представлял собой особый случай в отличие от местных представителей мужского пола. К тому же двадцать первый век не так просто вытравить из памяти, поэтому я видел перед собой не местную богиню, а красивую шлюху.

– Я думала, что ты настоящий мужчина, а ты никчемный бродяга, такой же, как и все!

– Ты что, видела в жизни настоящих мужчин?

– Ты… ты сын шлюхи! – она уже была в таком состоянии, когда слушают только себя. – Ты грязный, вонючий ублюдок! Ты!.. – Она заводилась все больше и больше, поливая меня отборной руганью, а когда этого ей показалась мало, она словно разъяренная кобра, метнулась ко мне и попыталась ударить меня по лицу. Я был сбит с толка и разозлен столь непонятным для меня поведением этой бесстыдной шлюхи.

– Ты что, дура, совсем озверела!

– Подонок! Ты!..

– Придется тебя поучить, подруга!

Зажав ее руки, я перебросил дергающееся тело через плечо и двинулся к темневшей расплывчатым пятном в полумраке конюшне.

Мальчишка нашелся там же, на конюшне. Он наблюдал за нами. Когда я его позвал, он, правда, не сразу, но все же отозвался. Это был тот парнишка, который встретил меня у салуна. Мне было немного неудобно, но моя неловкость полностью перекрывалась остротой ощущений, только что полученных от близости с женщиной. В другой раз я бы не отказался от продолжения, но сейчас был не в том положении, чтобы потакать своим слабостям.

Тим привел меня в местный отель под названием «Дикая роза». Слишком претензионное название для подобного заведения, где изо всех углов просто выпирала бедность. Открывшая нам дверь женщина, седая и полная, в неопрятном, грязном халате и папильотках, торчащих из-под чепца, представилась, как миссис Бапьер, после чего без перехода потребовала денег. Получив наличные, она сразу категорично заявила: никаких женщин.

– Мадам! – с чувством оскорбленного достоинства воскликнул я. – Я девственник. Своими словами вы просто оскорбляете меня. Я поклялся перед ликом нашего Иисуса, что не нарушу свою клятву…

– Держите ключ, мистер шутник. А имя сына Божьего нельзя упоминать всуе! Это грех! – сейчас ее голос был ехидный, но не злой, каким был в начале нашего знакомства.

Получив ключ от номера и свечу, я поднялся с Тимом по скрипучей лестнице на второй этаж. С порога оглядел гостиничный номер конца девятнадцатого века. Исторический интерес погас уже на второй секунде. Железная кровать с пятнами ржавчины. Тюфяк, набитый соломой и покрытый серой простыней. Сверху лежит лоскутное одеяло, явно не первой свежести. В углу – рукомойник с зеркалом. Снизу – таз. От всей этой обстановки прямо разило ветхостью, поделенной на бедность. Подошел к окну. Оно выходило на улицу. Вернувшись, сел на кровать. Принюхался. Пахло карболкой, хозяйственным мылом и еще чем-то невкусно мерзким.

«Средство от насекомых?» – с этой мыслью я быстро вскочил с кровати.

Парнишка от моего резкого движения прямо-таки вжался в дверь спиной, возле которой стоял с того момента, как мы зашли в номер. Рядом с ним лежали дорожные сумки и оружие.

– Не бойся меня, Тим Морис. Я не сделаю тебе ничего плохого.

– Сэр, а откуда вы меня знаете?

– Всему свое время, а пока скажи мне, как часто меняют белье в этой дыре?

Тот пожал худенькими плечами:

– Не знаю, сэр. Наверное, когда совсем грязным станет.

– Блохи тут есть?

– А как же без них!

– Класс! Номер-люкс!

Осмотрелся еще раз, затем поставил подсвечник со свечой на массивную тумбочку, стоящую у изголовья кровати, а сам сел на стул, стоящий у окна.

– Садись на кровать, парень.

Мальчишка, с определенной долей робости, сел на кровать, оказавшись в кругу неровного, колеблющегося света. Пламя свечи осветило худенькое тельце, в штанах и рубашке, не по размеру больших и грязных. Некоторое время он сидел, опустив глаза, но когда все-таки их поднял, я замер. В них клубилась тоска, страх и много всего прочего, о чем двенадцатилетний пацан не мог и не должен был подозревать. Подобный взгляд мог принадлежать взрослому человеку, много видевшему и много пережившему, но никак не мальчишке его лет. Отодвинув эмоции в сторону, только хотел начать разговор, как заметил, что парень правой рукой поглаживает одеяло, хранившее в себе грязь не одного десятка ковбойских сапог.

– Что не так с одеялом? Блох ищешь?

– Оно… мягкое и красивое.

– Хм! Ты что… давно не спал на кровати?

– Так давно, что даже и не помню, спал ли я на ней вообще.

– Даже так? М-м-м… Считай, кровать твоя на ночь. Если… ты не боишься животных, которые могут там водиться.

– Вы не шутите? Нет? Вот здорово! – на лице паренька появилась улыбка, несмелая и робкая.

Не теряя больше времени, я выдал ему наспех придуманный рассказ об адвокатской конторе и человеке, который попросил его найти. Подробности и доказательства ему не понадобились, он сразу и безоговорочно поверил всему, что я сказал. Единственное, о чем он решился спросить, так это о родственниках, взявшихся за его поиски, но, получив в ответ, что это только мое предположение, решил довольствоваться тем, что услышал. По всему было видно, он безумно рад, что уезжает отсюда, но особенно радовался тому, что едет в Нью-Йорк, о котором так много слышал. Свою радость он проявил так же не по-детски, то есть не стал прыгать по комнате и засыпать меня ворохом вопросов, а остался сидеть, и только на его лице появилась тихая и робкая улыбка. Такая иногда появляется сама собой, непроизвольно отражая внутреннюю радость одинокого человека, которому не с кем ее разделить. Я дал ему время, чтобы осознать услышанное, а затем спросил, что ему может понадобиться в пути, как вдруг получил неожиданный ответ, что сборы в дорогу он берет на себя, как и уход в дороге за лошадьми, чем меня немало удивил, а еще в большей степени порадовал.

– Мистер, я очень неприхотлив в еде, – в первую очередь заверил меня Тим, когда я продолжил разговор о подготовке к путешествию. После чего хозяйственный парень выдал перечень основных продуктов и список кухонной утвари и снаряжения, необходимых для путешествия. После чего начал деловито прикидывать, в каком из двух городских магазинов покупки нам выйдут дешевле.

Я смотрел на этого хозяйственного и делового не по летам паренька и диву давался. Дай ему соответствующее образование и начальный капитал, при его хватке он себе к двадцати годам миллион сколотит. И дети у него такие же будут. Все в папу. Потомственные миллионеры. Сейчас я мог позволить себе усмехаться прежним мыслям – страхам, когда думал, с какими трудностями придется столкнуться, заботясь в пути о ребенке. Когда мы закончили с хозяйственными вопросами, я попробовал узнать у него о пути к железной дороге, но это было вне круга его интересов, поэтому он просто ничего не знал о подобных вещах, зато мне удалось узнать, зачем уехал шериф. Оказалось, что тот уехал в соседний город, который раз в пять больше Луссвиля (оценка ребенка), чтобы попросить выделить городу отделение рейнджеров в связи с надвигающейся войной скотоводов. Еще я узнал, что сам шериф – крутой мужик и у него есть стопка афишек с описанием преступников, среди которых есть Джек Льюис. Время от времени наиболее свежие он вывешивает для всеобщего обозрения, но ветер и некоторые глупые ковбои, срывают их. Ветер просто так, а ковбои – на папироски. Мальчишка знал не только всех известных преступников и премии за их головы, но и подробные описания их «подвигов». Для него они были, что для меня в детстве герои сказок.

Когда Тим уснул на настоящей кровати под настоящим одеялом, я еще раз проверил, заперта ли дверь, задул свечу, потом поставил стул напротив окна. Затем, приоткрыв окно на треть, уселся, закинув ноги на низкий подоконник. Правда, перед этим я с некоторой долей зависти смотрел на уютно сопящего мальчишку, почти с головой накрытого одеялом.

«Красивым и мягким. Это ж надо! Кстати, ему хорошо подходит определение: мальчик – мужчина. Впрочем, оно ко многим тут подходит. Взять же того же Барта или этого отморозка Билли. Что тому, что другому лет по двадцать, а ведут себя как дети. Один трус, пытающийся себя как-то выразить, другой хулиган, задирающий всякого, кто попадется у него на пути. Радует только то, что они предсказуемы. Несложно угадать их мысли, а значит, предугадать их действия, а плохо то, что у этих ребятишек есть оружие и они, как все дети, пытаются доказать всему миру свою крутость. Хм. А взять меня? Я ничем не лучше их. Всю свою жизнь доказывал, какой я крутой. Правда, меня долго и упорно учили, что сила хороша только в том случае, когда над ней стоит разум, умеющий оценивать и контролировать ситуацию. К тому же меня учили на ошибках других людей, здесь же люди познают все на своих ошибках. Револьвер – очень жесткий учитель. Не дает часто ошибаться. Ведь только одна-единственная ошибка может привести тебя прямиком на кладбище».

Несколько раз за ночь я просыпался, чтобы поменять позу, но разбудил меня все-таки мальчишка. За окном уже светало. Свежий, прохладный ветерок холодил лицо и грудь сквозь распахнутую до пупа рубашку. Только я успел спустить ноги с подоконника, как где-то прокукарекал петух, затем невдалеке прогрохотала тяжелогруженая повозка. Криком возничий подстегивал лошадей, сопровождая его хлопаньем хлыста, а из-за соседнего дома раздался рассерженный женский голос:

– Том! Где ты негодный мальчишка?! Том Перкинс, живо!..

Слова резко оборвались, видно, женщина вошла в дом. Несколько раз потянувшись, разминая затекшие члены, я спросил:

– Как спалось, парень?

– Как в раю, Джек.

Когда мы знакомились, я назвал ему это имя, чтобы не было лишней путаницы.

– Как ты думаешь, Тим, сколько сейчас времени? – спросил я паренька, направляясь к умывальнику.

– Петух тетки Молли пропел, значит, полшестого или около того.

Пока я плескался, разбрызгивая воду, он стоял у окна, глядя на улицу. Натянув рубашку и заправив ее в штаны, я подошел к нему. Протянув руку, он показал мне на один из домов, где мужчина во дворе возился с досками.

– Смотри, Джек. Келли Брайт взялся с утра за работу. Интересно на сколько гробов он получил заказ? Я вчера слышал выстрелы, а ты?

– На два.

– Откуда ты знаешь? – на его лице большими буквами было написано наивное детское удивление.

– Как ты насчет петуха и времени знаешь, так я насчет гробов.

Его взгляд снова стал серьезным и внимательным; некоторое время он смотрел на меня, потом его взгляд снова упал на улицу.

– Смотри, смотри! Маргарет идет!

По его голосу можно было судить, что он неравнодушен к этой женщине. Разница была у них лет в тридцать пять, поэтому вариант о любви с первого взгляда можно было сразу отбросить. Невысокая, плотная женщина в оранжевом платье и несуразной шляпке с искусственными цветами шла с корзинкой, висевшей на руке и прикрытой чистой льняной тряпицей. При встрече с мужчиной, спешащим ей навстречу, она поздоровалась легким кивком головы:

– Доброго вам здоровья, мистер Торчетт.

Тот ответил ей плавным кивком головы, одновременно взявшись двумя пальцами за поля шляпы:

– И вам того же, миссис Брайн.

Оторвал меня от сцены деревенской идиллии голос Тима:

– Джек, когда мы пойдем завтракать?

– Ты с ума сошел, парень. Сам же говоришь, что еще шести утра нет. Люди только глаза продрали. Проснулся бы в девять, так сразу же и пошли.

Мальчишка посмотрел на меня так, будто видел первый раз в жизни, а потом спросил:

– А почему в девять? Охотники до восхода солнца уходят, а Хэч их перед этим завтраком кормит.

«Мать твою!» – мысленно ругнулся я на свою тупость и тут же попытался выкрутиться:

– Так я думал позавтракать и в магазин зайти. Ну, чтобы не ходить лишний раз.

– А! – лицо мальчишки просияло. – Да, я слышал, что в больших городах магазины позже открываются, но у нас не так. Нам работать надо с раннего утра до позднего вечера, чтобы выжить в этом несовершенном мире.

При этом лицо мальчика приняло серьезное выражение. Судя по всему, мальчишка позаимствовал эту фразу у кого-то из взрослых. Теперь, когда выяснилось, что нас здесь ничего не держит, мы спустились вниз, отдали ключ хозяйке отеля и отправились завтракать. Не успели пройти и пяти метров по улице, как я заметил, что люди, идущие нам навстречу, словно невзначай, стали переходить на другую сторону улицы или резко сворачивали в первую попавшуюся дверь магазина и только на приличном расстоянии, у порогов своих домов или у входа в магазин, продолжали стоять любопытные горожане. Уже на подходе к салуну Тим не утерпел, заскочил в конюшню. Только после обстоятельного разговора с конюхом, заверившего его, что все хорошо, мы, наконец, смогли добраться до своей цели. Хэч радостно осклабился при виде нас и приветственно замахал рукой. Тим направился к нему обсудить наше меню на завтрак, а я подошел к Барту, сидевшему за столом с кружкой дымящегося кофе. При виде меня он привстал, коснулся полей шляпы в знак приветствия, я ответил ему тем же. Присев к его столу, я коротко обрисовал ситуацию, добавив в конце, что через пару часов мы уедем, чем его несказанно порадовал, и он, тут же сославшись на дела, убежал. Позавтракав, мы пересекли улицу и вошли в магазин Саммерса. За прилавком стоял мужчина, лет сорока, с короткими прилизанными усиками и профессионально любезным выражением на лице. При виде меня у него, как и у двух его посетителей – покупателей – ковбоев, которые до нашего прихода выбирали себе рубашки, в глазах проявилась настороженность. Оживленный торг разом оборвался, и в лавке воцарилась неприятная, щекочущая нервы тишина. Ее оборвал подбежавший к продавцу Тим.

– Мистер Саммерс, я вам покупателя привел! Хорошего покупателя. Надеюсь, мы можем рассчитывать на скидку? – и звонкий голос мальчишки рассеял напряженность.

– Конечно, Тим! – заученно бодро заявил хозяин лавки. – Только клиентов отпущу и сразу займусь вами.

Я тем временем изучал помещение магазина, который, по моему мнению, больше походил на склад. Самый разнообразный товар наполнял полки и грудами был свален в углах. Трудно было бы придумать какую-либо принадлежность для фермы, сарая, хлева, конторы, кухни или гостиной, которой бы здесь не было. Одежда, провизия, седла, сбруя и сельскохозяйственные инструменты, ружья, скобяные товары, веревки, шляпы и бутылки с фруктовой водой представляли странное для моего глаза смешение.