Честно говоря, я не могу представить себе, что такое настоящий маг, о котором говорит книга. Каким могуществом он обладает. Судя по описанию, его магическая мощь сравнима с могуществом, приписываемой человечеством богу.

Мысль, которая может показаться странной фантастикой для атеиста и чистейшей воды святотатством для верующего. Что будет, если всерьез предположить, что магами нашей далекой истории были два человека, два интеллекта. Две выдающиеся личности, отличающиеся одна от другой, как огонь отличается от воды, как черное отличается от белого, как жизнь отличается от смерти…

Я имею в виду БОГА и САТАНУ!..

Но тогда, судя по библейским текстам, получается, что бог Иегова проиграл схватку Сатане Меркатригу в борьбе за власть над нашей планетой и ушел в заоблачные дали, чтобы оттуда наблюдать за течением земных дел, совершающихся под эгидой победившего соперника и, естественно, подмечать все допущенные сатаной промахи. Критиковать и терпеливо ждать своего часа, чтобы вернуться…

Я изменил позу и, расправив конечности, вновь улегся на свои нары. Додумался! – усмехнулся я. – Начал сравнивать бога и сатану, как двух земных политиков во время предвыборной кампании! Чего доброго начнешь верить не только в господа бога, каким его описывает библия, но и в предсказанный ею Армагеддон и конец света после великой битвы между богом и его соперником. В гибель миллиардов ни в чем не повинных людей, пожираемых чудовищами и остальные ужасы.

По отношению к мировому разуму не применишь пословицу, которая утверждает: Когда князья между собой дерутся – у холопов чубы трещат!.. Лучше не думать о глобальных проблемах. На душе будет спокойнее.

И я стал мысленно разбираться с проблемой существования оборотней или волколаков. Сказки об оборотнях, вампирах и вурдалаках кочуют по фольклору народов всего мира. Причем с такими подробностями, что ужас охватывает.

За несколько сотен лет в средневековой Европе погибло много тысяч людей, считающимися оборотнями. Их вешали, убивали, сжигали на кострах едва ли не чаще, чем предполагаемых колдунов и ведьм. Изучая магическое искусство меньше, чем полгода, я пришел к заключению, что люди, погибшие как оборотни, ничего общего с магией и колдовством не имели. Это были обыкновенные, очень несчастные люди, страдающие тяжелыми наследственными заболеваниями.

Представьте себе колдуна, умеющего покидать свое тело и внедрять свое сознание в тело зверя, чтобы заставить его выполнить свои черные замыслы. В любом случае, между телом и сознанием в теле зверя должна образоваться ниточка мыслесвязи, тонкий энергетический канал, по которому колдун практически мгновенно может вернуть свое сознание обратно. В любой момент он может покинуть тело зверя-носителя, оставляя его на расправу разъяренным преследователям.

То же самое может происходить при создании колдуном своей полевой копии. Вывод: колдун в любом случае остается в безопасности. Страдает только зверь.

Но предания говорят о том, что железное оружие не берет оборотня. Его можно поразить только серебряным оружием или пулей. Значит зверь не был обычным. Звериной была только его внешность. Если я прав, то некоторые колдуны могли преуспеть там, где я потерпел поражение и создавать монстров с гибкой целевой программой. Затем они посылали монстра куда им было нужно.

Каким образом серебро действовало на совершенную иллюзию разрушительно, мне было неясно. Стоит проверить, когда я буду в Дудинке и использую для опыта серебряную ложку Светланы. Но сначала мне предстоит научиться создавать монстров.

Страшно не умение создавать нежить в образе волка или другого живого существа, а сама цель, для каких нужд это делается. Не сразу я понял то постоянство, с каким в легендах говорилось о похищении оборотнями младенцев, пока не понял простой истины. Подавляющее большинство рецептов приготовления магических зелий содержит в качестве необходимых ингредиентов кровь невинного младенца и части его тела!

Я был достаточно опытен, чтобы сообразить, что такие рецепты – фальшивые подделки для глупцов. Эти рецепты имели страшные последствия для последователей магического искусства. Работа христианского духовенства, стремящегося любыми способами избавиться от конкурентов, уничтожить язычество, а заодно уничтожить знание магии.

Твои жрецы, господи, превзошли всех в коварстве и жестокости. Все было брошено на борьбу. Страхи, суеверия, мерзкие магические рецепты, монстры, запугивание обывателей и костры, унесшие за тысячи лет множество человеческих жизней. Во имя господа! Во имя справедливости! Во имя светлого будущего! Аминь!

Церковные деятели целое тысячелетие трудились в поте лица, выпалывая плевелы язычества и магии. Обеднили генофонд людской популяции в Европе. Костры инквизиции горели десятки лет, сжигая вместе с носителями магического дара тысячи несчастных, которым было место в клинике для душевнобольных.

Мне иногда становится любопытно: неужели некоторые из них действительно владели секретом левитации? Если это так, то похоже, что святые отцы за последние века под корень уничтожили носителей этого редчайшего гена, дающего возможность представителям рода человеческого парить над планетой без применения технических средств и крыльев.

Рабочий день близился к концу. Сумрак полярной ночи постепенно сгущался и уже перевалил ту грань, когда можно было брать отсчеты без особого напряжения. Все труднее мне приходилось отыскивать в перекрестии зрительной трубы теодолита остающиеся позади меня марки теодолитного хода. Все больше тратить на это времени.

Оба промерщика, Федоров и Игнатов, наконец-то скрылись за последним в этот день, поросшим кустарником холмом, чтобы спуститься в обширную болотистую низину. Протянуть по низине тонкую ниточку выставленных в одну линию вешек и пикетов до маленького озерка, обозначенного на моей карте, и остановиться на ночлег. На озере мы рассчитывали затарить фляги и водяной бак колотым льдом.

Вместе с рабочими за снежным гребнем постепенно скрылся квадратный тамбур нашего ЦУБа, который тащил Москалев на своем болотоходе.

Я взял промежуточные отсчеты на борт оврага и вниз, отмечая в журнале перегибы местности, необходимые при составлении вертикального разреза, отнаблюдал переднюю марку и, сняв теодолит с точки, двинулся вперед.

Встречный юго-западный ветер гнал небольшую поземку и она тихо шуршала и, почти неразличимыми в сумерках белесыми космами, падала в тракторную колею. Поземка постепенно заполняла снежными крупинками тракторную колею, двумя глубокими бороздами тянущуюся за скрывшимся ЦУБом.

На ходу я снял с правой руки перчатку и привычными движениями ощупал голой рукой свое лицо, убедиться, что нигде нет на коже жестких пятен начинающегося обморожения. Кожа лица за два десятка лет полностью утратила способность отзываться болью на начало обморожения и потому мне пришлось изобретать свой метод предупреждения.

Лыжи с сухим шорохом двигались по продавленному тракторными гусеницами насту. Вот и марка теодолитного хода, поставленная Сан Санычем на вершине снежного гребня. С него открывался вид на клубящуюся сгущающимися сумерками плоскость долины. Придется Федорову на последнюю марку вешать лампочку с батарейками, иначе я не смогу отнаблюдать. Становится слишком темно.

Взгляд вперед по профилю заставил меня почувствовать неладное. ЦУБ застыл неподвижно метрах в трехстах впереди, не доехав до озерка по крайней мере еще столько же. Не было слышно работающего под нагрузкой тракторного двигателя.

В плотных сумерках я с трудом различил две человеческие фигуры, которые тащили ко входу в тамбур третью, держа под руки. Черт! Что там произошло? Поспешно опустив теодолит рядом с маркой и пошире расставив металлические ноги, я бегом бросился к ЦУБу. Сбросив с ног лыжи и гремя своими «кеньками» по ступенькам приставленной ко входу лестницы, я быстро вошел в жилую бочку.

– Что случилось? – спросил я Георгия, глядевшего на меня круглыми глазами.

– С-славка ногу порубил! – проглотив комок в горле ответил тот.

– Сильно?

– Порядочно. Кровь так и хлещет. Он вчера, как на грех, два часа свой топорик бруском драил.

– Валенок сняли?

– Пришлось сначала разрезать. Потом сняли.

Я отодвинул Дидиликэ в сторону, прошел в средний отсек ЦУБа, где приглушенными голосами разговаривали Федоров с Москалевым и изредка постанывал Игнатов. Москалев заканчивал бинтовать полосами разорванной простыни Славкину ногу, а Сан Саныч поддерживал ногу на весу.

– Где ты ее порубил? – спросил я Сашку.

– Прямо на взъеме. – морщась ответил тот. – Хотел срубить куст, который торчал прямо по створу, и зацепил лезвием за ветку. Она спружинила, я рванул и вот… – он глазами указал на ногу.

Я отстранил в сторону Федорова и тракториста, закончившего бинтовать ногу. Толстый слой белой ткани подозрительно быстро пропитывался кровью.

– Пошевели пальцами! – приказал я. – Только немного.

Игнатов посмотрел на меня и пальцы левой ноги послушно шевельнулись. Я облегченно вздохнул. Сухожилия были целы. В крайнем случае они не были до конца перерублены. Но крови много. Видно задеты несколько крупных сосудов, да и повязка наложена плохо.

Вспомнилось содержимое нашей отрядной аптечки и мне захотелось материться. Что можно сказать, когда в ней даже бинтов не было! Рану нужно перебинтовать по новой, затем садиться за рацию, если не поздно. Сегодня суббота, последний сеанс связи в два часа. Я мельком взглянул на часы. Поздно. Связь минут сорок как закончилась. Посмотрел на бледное лицо Славки и решился.

– Вот что, мужики! Оденьтесь и погуляйте пятнадцать минут по улице!

Мужики удивленно переглянулись между собой, но повелительные интонации, которым меня научила книга, не оставили выбора. Сан Саныч первым пошел к выходу. За ним потянулись остальные.

Можно было оставить парней в ЦУБе, но я не хотел, чтобы они отвлекали меня во время сеанса исцеления. Помнил я и о странном свечении, охватившем меня во время сеанса исцеления с матерью.

Повинуясь мысленному приказу, Игнатов закрыл глаза и уснул. Я устроился возле него поудобнее, расслабился, мысленно прочитал формулу сосредоточения и концентрации психоэнергии. Пальцы медленно стали наливаться светом, с кончиков потекло зеленовато-голубое пламя психополя и окутало светящейся пеленой ступню Славки с глубокой резаной раной. Под пальцами медленно сближались края раны и утихла бьющая толчками темная кровь.

Отдалились и исчезли вогнутые стены ЦУБа. Я чувствовал, как изнутри страдающей плоти поврежденные клетки шлют в уснувший мозг Игнатова сигналы боли. Я снова находился в сотне, а может быть, тысяче мест. Каким-то образом сращивал между собой поврежденные мышечные волокна и соединительную ткань. Соединял в единое целое перерубленные лезвием сосуды и капилляры. Чутко реагировал на идущие к мозгу сигналы боли и старался делать так, чтобы эти сигналы изменились на здоровые.

Очнувшись, я первым делом взял в руки остатки простыни и вытер покрытую свернувшейся кровью ступню. На белой коже не осталось даже царапины. Она была гладкой и здоровой, как будто ее не касалось лезвие топора. Славка продолжал спать. Лицо парня было совершенно спокойным.

– Как он? – спросил вернувшийся с улицы Федоров.

– В полном порядке, Сан Саныч. – улыбнулся я. – Спит, как младенец. Пусть себе спит. Проснется завтра и опять начнет махать возле бочки руками и ногами.

– Значит санрейс вызывать не будем? – недоверчиво спросил Федоров.

–

Не будем. – подтвердил я. – Незачем. Сам посмотри, Фома Неверующий!..

Утром Славка проснулся полностью здоровым, только очень голодным. Сначала он несколько минут молча и очень внимательно разглядывал свою ногу, непонятно каким образом выздоровевшую. При этом он косился на меня с некоторым удивлением и опаской. Потом пробормотал:

– Спасибо, Анатольич!

И, поспешно одевшись, выскочил на улицу, не забыв по пути стащить с кухонного стола пару пирожков. В заветерье за ЦУБом он действительно принялся проделывать упражнения на растяжку, проверяя добротность моего вмешательства.

После несколько затянувшегося, по понятным причинам, завтрака, мы опять двинулись вперед по болотине. Парни пошли с ЦУБом, а я вернулся к оставленному на холме теодолиту.

Вечером, когда все уснули, я уселся на своей постели в позе для размышлений и вызвал на помощь двойника. Две долгих ночи мы осмысливали наши впечатления от исцеления ноги Игнатова. Мозговым штурмом решить проблему быстрой регенерации живых тканей, которая у нас получилась.

Почему наше вмешательство помогло организму Славки залечить рану без рубца и шрама? Что за всем кроется? – задавали мы себе вопросы. Двойник первым вспомнил о прочитанной когда-то статье в журнале «Наука и жизнь», которая называлась «Эффект Кирлиан».

Супруги Кирлиан первыми у нас в России зафиксировали странное свечение, возникающее при облучении живого листа растения ультрафиолетом. Облучение происходило в полной темноте и, неожиданно для исследователей, облучаемый лист вдруг засветился в видимом диапазоне. Хорошо различались контуры листа, черенок, четко выделялась каждая жилочка.

Таким образом исследователи, сами не зная того, обнаружили ауру и астральное тело растения. Кирлиан не остановились на обнаружении ауры и продолжили исследования дальше. Исследователи вырезали у живого листа порядочный кусок, но под облучением световая корона не изменила своих очертаний. Это выглядело таким образом, как будто лист не знал, что у него теперь нет куска тела и продолжал светиться целым. Сами исследователи не дали объяснения обнаруженному феномену.

Мы с двойником предположили одно: астральное тело листа, после удаления его материальной части, продолжало оставаться целым и неповрежденным. Это подтверждали приведенные в журнале выразительные фотоснимки. Видимо обычными, механическими способами воздействия астральное тело невозможно разрушить. Осталось перенести этот вывод на астральные тела живых существ.

– После несчастного случая, когда человек теряет конечность и становится калекой, астральное тело должно оставаться целым! – резюмировал двойник. – О чем это говорит, Юрка?

– Только о том, что фантомные боли и зуд в отсутствующей конечности – это сигналы, которые посылает в мозг астральное тело.

– А еще о чем?

– Еще? – я задумался. – Возможно, астральное тело наряду со своими основными функциями продолжает выполнять роль строительного чертежа, по которым наше подсознание пытается восстановить разрушенные клетки и органы.

– Умница, оригинал! – похвалил меня двойник. – Только почему у покалеченных не отрастают вновь утраченные конечности? Почему при заживлении ран возникают безобразные рубцы и шрамы? Спрашивается – на каком этапе происходит сбой программы регенерации, которую запускает подсознание? Почему процесс регенерации перестает следовать указаниям астрального чертежа? В чем причина? Почему при твоем, оригинал, вмешательстве, такого не произошло?

– Нужно подумать. – сказал я. – Ящерицы в случае опасности отбрасывают хвост, который своими судорожными движениями отвлекает хищника от хозяйки и та успевает скрыться. Потом хвост вновь отрастает. Аксолотли в опытах могут отращивать новую конечность взамен утраченной. Подожди-ка! При повторном отсекании конечности экспериментаторами конечность восстанавливалась медленнее… Боль!

Итак. Я нашел причину, предположив, что в сбое процесса регенерации виноваты непрерывно идущие по нервным волокнам болевые сигналы. Они могут искажать программу. Забивают помехами идущие навстречу командные импульсы подсознания.

Вторую причину и, пожалуй, более существенную высказал двойник. Она заключалась в слабом энергетическом обеспечении программы регенерации.

Подавляющее большинство людей практически совершенно не умеют распоряжаться своими ресурсами психоэнергии и, главное, когда нужно все резервы энергии целенаправленно посылать к восстанавливаемому органу, она не доходит. В случае с Игнатовым, я предоставил свою энергию его телу и тем самым помог запустить на полную катушку программу восстановления тканей, заживления раны. Раз энергии было в достатке, не возникло никаких рубцов в тканях и не образовался шрам.

Вывод из наших ночных бдений был ошеломляющим – конечности высших животных, как бы давно они не были утрачены, можно восстановить!

– Елки-палки! – в восторге заорал я и кинулся на кухню, чтобы вознаградить себя за проведенный анализ большой кружкой чая, совсем забыв о том, что все мои парни давно спят.

Естественно, мужики после моего вопля проснулись и зажгли свет. Все разом приподнялись на постелях и стали смотреть на меня. Вы понимаете, как они на меня смотрели!

– Юрий Анатольич! Вы, случайно, не того?

Наглец Славка осмелился выразительно покрутить у виска указательным пальцем.

– Я тебе покажу «того»! – возмутился я и посмотрел на часы. – А, черт! Действительно… Ладно, извините меня, мужики. Просто хорошая мысль пришла в голову.

– Я давно подозревал, что в топоотряде собрались одни чокнутые! – пробормотал в ответ на мою тираду Федоров и, убедившись, что ничего не случилось, опять улегся в постель.

Я выключил свет и тоже улегся. Но я был слишком возбужден, чтобы сразу уснуть. Тогда я стал просто вспоминать и думать.

Осенью возле нашего дома я приметил парнишку лет семи-восьми. Меня заставили запомнить его маленькие костыли, с которыми он выходил во двор. Мальчик тоскующим взглядом провожал бегающих вокруг него сверстников. Когда я попытался выяснить у Светланы, что случилось с парнишкой, она махнула рукой.

Оказалось, еще в начале лета шустрый парнишка поскользнулся на мокром асфальте подъема возле детского садика «Умка» и попал ногой под проезжающий мимо грузовик. Водитель ничего не смог сделать. Да и не видел он мальчишку, на ногу которого наехало правое заднее колесо. Ступню раздавило в лепешку.

– Хирург отнял ступню полностью. – сказала Светлана. – А какой-то кооператив обещал заказать протез… Не знаю только, когда он свое обещание выполнит.

Потом я вспомнил о своем двоюродном брате Леониде, живущем в Красноярске. Красивый тридцатилетний парень был до сих пор неженат, хотя мог составить счастье любой молодой женщине. Леонид не пил, не курил. И руки у парня были золотые. Последнее время он работал автомехаником в кооперативе и зарабатывал бешеные деньги. На мои настойчивые вопросы – когда он, наконец, женится, Леонид махал рукой.

– Кто пойдет за калеку?

Леонид был инвалидом со дня рождения. Родился с недоразвитыми ступнями. Они у него были странно вывернуты. Он ходил на них на работу, водил мотоцикл и машину, хотя уставал больше, чем здоровый человек. Ни ботинки, ни сапоги, которые Леонид шил себе сам, не могли скрыть уродства. Сознавая свою физическую неполноценность, Ленька был удивительно робок в обращении с женщинами. Вот тебе, Ведунов, уже два кандидата на заметку! – мысленно подвел я итог.

Больные полиомиелитом, жертвы несчастных случаев, вернувшиеся инвалидами из Афганистана. Сотни, вернее, тысячи калек нашей многомиллионной России. Если получится – работы хватит тысячам колдунов и экстрасенсов. Раз человек сам не в состоянии направить свою энергию на восстановление утраченного органа – мой прямой долг помочь в этом. К тому же в Дудинке к моим услугам море энергии, которую можно черпать из холма эльфов.

– Остается на практике убедиться в правильности нашей теории и можно начинать творить добро! – засмеялся моим мыслям двойник.

Я был с ним полностью согласен. Дело было за малым. За самой практикой, вернее, ее полным отсутствием. Не попросишь Славку, чтобы он оказал тебе услугу и отрубил на досуге собственную ногу. Или хотя бы палец.

– Может, тебе самому стоит проделать операцию? – предложил неунывающий двойник.

– Отрубить Славке ногу?

– Не Славке, а себе! Хотя бы палец.

– Придумал тоже! – протянул я. – Вдруг ничего не получится.

– Будем искать решение проблемы по-другому.

Прошло долгих три дня, пока я решился стать мазохистом и на собственном теле проверить правильность наших выводов. Послав к чертям чему-то радующегося двойника, я выкрал у Сан Саныча топорик и ранним утром направился к нашим саням с ГСМ. Положив мизинец левой руки на бревно поперечины саней, я с сомнением оглядел лезвие, протертое одеколоном, и нашарил в кармане марлевый бинт.

– Что же ты, оригинал, медлишь? – издевался двойник. – Давай, замахивайся!

– Слушай, Юрка! Замолкни от греха! – обозлился я. – Видишь, человек слегка трусит? Не мешай!

– А вспомни темные ночки в одной южной стране, – продолжал издеваться двойник. – Там ты более опасные штучки со своим кинжальчиком проделывал. Правда, с другими людьми, но все же…

– Замолкни! – вслух заорал я во всю глотку. – Иначе я не знаю, что с тобой сделаю! Заброшу на Луну с твоим ехидством вместе! И там оставлю!

– Да ладно тебе, оригинал! – сбавил тон двойник. – Все равно боль будет общей. Не тяни кота за хвост, Ведунов.

Боль была терпимой. Острое лезвие аккуратно отделило два сустава от моего мизинца и глубоко вошло в дерево. Я оставил топорик торчащим в бревне, а сам поднял кверху сочащийся кровью обрубок. Двойник раньше меня начал читать заговор руды-крови и она послушно перестала течь. Сам я волевым усилием приглушил боль и забинтовал обрубок пальца. Сквозь марлю призрачным сиянием торчало его астральное тело. Потом я наклонился и поднял с бревна отрубленный мизинец. Несколько секунд смотрел на него в глубокой задумчивости.

– Может быть, его сейчас попытаться прирастить на место?

– Нет, Юрка! – запротестовал двойник. – Тогда опыт не будет чистым! В крайнем случае заморозь палец и спрячь. Не получится с регенерацией, тогда придется…

– Ладно! – неохотно согласился я. – Согласен.

Когда парни утром проснулись, я объяснил забинтованную культю пальца какой-то ерундой, которая всех удовлетворила.

Три дня круглосуточно, днем и ночью, я проводил сеансы целенаправленного воздействия на обрубок пальца, возобновляя энергетическое воздействие на «точку роста», подстегивая регенерационный процесс. На четвертый день я не выдержал и не без тревоги снял с пальца намотанный бинт.

Палец оказался на месте и выглядел так, как будто его вовсе не отрубали. Вот только кожа на нем была удивительно белой и нежной, как у новорожденного. Собственно так оно и было на самом деле.