Я пошел дальше вдоль стены, между вторым и третьим окном висела уже современная цветная фотография. На ней была изображена та же пара, но уже через многие годы. Я честно говоря узнал их по улыбке женщины, она с годами сохранила свою изюминку. На фотографии пара сидела на лавке, судя по окружающему пейзажу находившейся на этом же участке. Странно когда мы проходили по нему, то не видели никакой лавки, хотя может ее не видно из-за густой травы, надо будет поискать.
Так вот, они сидели на лавке, женщина держала в руках букет пионов в одной руке и улыбалась, другой же рукой она поддерживала под руку своего супруга. В ее взоре отображалась доброта, которая читается только в глазах у бабушек. Вообще у пожилых женщин в какой-то момент начинается разделение на две категории. Одни приобретают светлый лучик в глазах и живут, радуясь жизни, внукам и огороду, понимая, что суета тщетна. Другие же приобретают во взгляде нотку безумства, таким везде мерещится обман, они становятся нервозными и брюзгливыми. Женщина на фотографии без сомнения относилась к первой категории. Дедушка же был очень плох на вид. Он сидел, положив руки на тросточку пред собой. Было видно, что его зрение со временем совсем ослабло, и он едва ли различает фотографа, но он сидел в военной форме и его почти незрячий мутный взгляд не потерял ни капли стали, пускай время сделало его дряблым стариком, и теперь он даже сидит только если его поддерживает жена, но его дух так же тверд, как и раньше.
Время поменяло их местами, мужчина, бывший опорой, столпом этой семьи превратился в старца, и теперь уже его жена, которая когда-то выбрала его за его несгибаемый дух, стала для него опорой.
Эх, время, что же ты делаешь с нами? Почему ты разрушаешь наши тела еще до того, как мы успеваем в меру насладиться ими? Почему ты превращаешь в беспомощных стариков людей, пожар внутри которых еще не погас? Время беспощадно и скоротечно, хотя, думаю, именно мы виноваты в том, что так происходит. Когда мы тратим его на то что, по сути, неважно. Только потом, в конце пути, мы осознаем, что так много не было сделано из того, что являлось действительно важным, но время имеет только прямой ход, и мы вынуждены смириться с его бегом, понимая, что уже не получится вернуться назад, и остается только сгорать от бессильной злобы и терзаться мыслями: «А что было бы если…?».
Я кивнул в ответ своим мыслям и продолжил осмотр помещения. Правая стена, как я уже говорил, представляет собой стеллаж доверху набитый книгами, рядом с которым находятся два кресла, развернутые друг к другу в пол-оборота. Около шкафа сейчас стояла Юля и листала какую-то книгу.
– Любишь читать? – спросил я, подходя к книжному шкафу.
– Нет, на самом деле, не люблю. Да и если бы любила, у меня трое детей, мне просто некогда было читать, – улыбнулась Юля, но улыбка тут же сошла с ее лица, и она помрачнела, как и тогда в хранилище, когда она упомянула своих детей. – Просто это любимая книга моего мужа, никогда ее не читала, так может теперь наверстать.
– Что за книга?
– Достоевский, «Бедные Люди». Читал?
– Нет, помню еще в школе пытался, но тогда меня заставляли из-под палки. А потом не хотел прикасаться к этим книгам просто потому, что они ассоциировались со школой и ее подходом озаглавленным «ни шагу от программы», поэтому с классикой я знаком плохо. Люблю читать, но читаю что угодно кроме школьной программы.
– Я школьную программу тоже не читала, точнее читала, но в кратком изложении, чтобы двойку не поставили.
– Как и многие. Ничто так не отбивает желание что-то делать, как насильственное требование. Даже то, что тебе нравится, будет казаться ужасно скучным и бессмысленным, если делать это через силу.
– Ты прав. Дань, все конечно хорошо, но у меня один вопрос созрел. Где тут спать то?
– В смысле?
Я оглядел комнату, и только тут понял, что здесь действительно, нет ни одного спального места.
– Может на чердаке? – предположила Юля, поняв, что я даже не обратил внимания на отсутствие кроватей и теперь пребываю в замешательстве.
– Я проверю.
И я отправился искать лестницу на чердак. Внутри дома ее не оказалось, видимо попасть туда можно только с улицы, в поисках я вышел из дома. С одной стороны к дому был пристроен сарайчик, он был не закрыт, и я на всякий случай заглянул туда, вдруг там окажется что-то полезное. Сарай был доверху наполнен дровами, а в свободном углу находился верстак, на котором были расположены различные инструменты.
Отлично, значит можно будет без проблем развезти костер. А инструменты всегда могут пригодиться, мало ли, что может случиться. Я вышел из сарая и продолжил поиски лестницы на чердак, наконец, продираясь сквозь высокую траву, я увидел, что в торце дома имеется дверь на чердак. Осталось только найти лестницу, что на практике оказалось совсем не просто. За прошедшие годы, что ей не пользовались, лестница вросла в землю, и трава оплела ее настолько густо, что я смог понять, где она, только споткнувшись об нее.
Я долго возился с ней, пытаясь вырвать ее из земли и из цепких объятий травы. Однако, в конце концов, я добился успеха, кое-как я все же сумел оторвать лестницу от земли и приставить ее к дому. После чего присел в траву немного отдохнуть. Я очевидно сильно шумел, поэтому на звук из дома вышла Юля, она несколько боязливо выглянула из-за угла. Убедившись, что я спокойно сижу и все в порядке, подошла ко мне.
– Ты жив?
– Как видишь.
– Изнутри казалось, что ты тут с медведем воюешь.
– Эта лестница настолько вросла в землю, что, по-моему, легче было бы медведя победить.
– Надеюсь этого того стоило. А так-то мог на помощь позвать, я хоть и девушка, но могу чем-то помочь, – Юля участливо посмотрела на меня и улыбнулась.
– Три года я привыкал все делать один. Не так-то просто начать снова рассчитывать на помощь окружающих.
– Я тебя поняла, но имей в виду, я рядом и если что могу тебе помочь, – Юля погрозила мне указательным пальцем
– Договорились. Ладно, пора посмотреть, что там на чердаке, а то может быть, еще придется другой ночлег искать.
– Хорошо, а я пойду пока ужин приготовлю, покушать то здесь можно в любом случае, – с этими словами она вернулась в дом.
А я полез на чердак. Дверь чердака оказалась закрыта на такой же хлипкий замок, что и входная, однако этот не захотел так же легко поддаваться. Тогда я обратил внимание, что дверь чердака была сделана из не очень толстой фанеры по краям для усиления оббитой досками, поэтому я решил просто выбить ее.
Чуть отклонившись для размаха, я со всей силы врезался в дверь плечом. Как я и думал, дверь не выдержала и поддалась. Она разломилась на две половины. Одна повалилась внутрь, вместе со мной, а вторая так и осталась висеть на петлях. Я встал и отряхнулся, упал я сильно, мне думалось, что дверь сорвет с петель, и я благополучно приземлюсь на нее, но этого не произошло, и я со всего маху растянулся на полу. Больно не было, но в голове немного шумело от удара, и при падении я достаточно сильно рассадил локоть. Тут я сквозь гул в голове услышал снаружи крик Юли. Она, кажется, звала меня, и я высунулся на улицу.
Юля стояла у лестницы и смотрела на меня с невинной улыбкой
– Дань, я сейчас в сервант за посудой полезла и вот что нашла, – с этими словами она показала мне связку ключей. – Может, пригодятся?
– Знаешь, – сказал я, осмотрев ссадину на руке, а потом переведя взгляд на остатки двери, болтающиеся на петлях. – Наверно все-таки уже не пригодятся.
– Сильно руку расшиб?
– Не особо, даже не болит.
– Выглядит плохо, может обработать?
– У меня в рюкзаке есть аптечка. Поищи.
– Да не зачем, в том же серванте есть аптечка.
– И почему мы для начала не заглянули в сервант? – я сокрушенно покачал головой.
– Если уж на то пошло, то ты вообще какой-то неусидчивый, все время норовишь куда-то сбежать, что-то сломать. Не обращал внимания?
Меня неприятно кольнула эта фраза. Мне почему-то сразу вспомнилась Лина. От нее я как раз таки сбежал, бросил ее. У меня перед глазами очень живо возник ее образ, причем почему-то я вспомнил именно тот день, когда мы с ней познакомились.
– Знаешь, – голос Юли вывел меня из задумчивости. – Не стоит так близко к сердцу это воспринимать, я просто так это сказала, для поддержания беседы.
– Да-да, договорились.
Наверно со стороны я выглядел очень странно и глупо, мы с Юлей просто разговаривали, и тут вдруг ни с того ни с сего я выпал из реальности. Хотя Юлю тоже периодически мучали подобные приступы внезапной глубокой задумчивости. Например, когда речь заходила о ее детях, то она также как и я, выпадала из этого мира. Видимо с ее детьми случилась беда, но я никогда не буду расспрашивать ее о том, что случилось, если она захочет, то расскажет сама.
И в первую очередь я не спрошу потому, что не хочу знать, как именно разрушило жизнь Юли устройство Станкича. Его появление привело к тому, что я бросил свою жену умирать, и не стоит думать, что Юле было легче.
– Эй, да что с тобой не так? – я очнулся, Юля пощелкала пальцами и помахала мне рукой. – Вернись уже на Землю.
– А… Ты что-то говорила?
– Я спрашиваю, что там со спальными местами?
– Сейчас гляну, я даже осмотреться еще не успел, когда ты мне ключи принесла, – я присел прямо около двери и оглядел помещение чердака.
Из-за покатой крыши помещение казалось очень маленьким, хоть по площади это было отнюдь не так. Дальний от входа угол был до самого потолка завален различным хламом. Там царил полный хаос, никто даже и не пытался здесь навести порядок или как-то рассортировать эти предметы, поэтому они валялись как придется, вот из кучи торчит рукав какой-то блузки, а рядом с ним коробка из под утюга.
Ближе к двери стояли две очень старых панцирных кровати, они были бережно застелены и ждали своих хозяев. Но думаю, что хозяева здесь больше не появятся, поэтому можно воспользоваться их спальней, они будут не в обиде. Между кроватями стояла старая тумбочка, она вместе с изголовьями кроватей как бы составляла перегородку, отгораживая дальний угол чердака, заваленный хламом, от спальни. На тумбочке был расположен огромный кованый подсвечник на три свечи, я достаточно живо представил, как люди располагались здесь на ночлег и засыпали при ласковом свете свечи.
Хотя судя по фотографии, дедушка давно ходил с трудом, и я просто не представляю себе, как он мог забираться по этой шаткой лестнице на чердак, из чего следует, что застеленные кровати ждут своих хозяев уже очень давно. Может быть даже не один десяток лет.
– Тут две старых панцирных кровати. Если тебя не смущает запах сырости и пыли, с ночлегом не должно быть проблем, – снова высунувшись наружу, сказал я Юле.
– Замечательно. Спускайся, поедим, рану тебе обработаем, да будем спать.
13
Юля довольно долго возилась с моей раной, хотя по сути это была всего лишь царапина, но она дотошно осмотрела каждый ее миллиметр, а потом еще и перевязала мне руку бинтом. Я хотел было обратить на это внимание и сказать, что ее дети наверно не могли спокойно чихнуть без Юлиной истерики, но, вспомнив какие у Юли возникают эмоции при упоминании ее детей, я прикусил язык.
Когда пришла пора садится за стол, уже совсем стемнело. Мы трапезничали за большим столом в комнате на первом этаже, для освещения комнаты я принес с чердака подсвечник. Конечно, неся подсвечник, я снова вспомнил Лину и ее любовь к романтике, но теперь я не дал себе глубоко погрузиться в эти раздумья, и поэтому мне удалось отогнать от себя мысли о покинутой супруге.
Хоть мы и взяли с собой только консервы, Юля все равно попыталась оформить стол, будто бы мы ели домашнюю еду. Усадив меня за стол, она начала суетиться вокруг меня, раскладывая еду по тарелкам, даже бутилированную воду она разлила в стаканы и поставила рядом тарелками.
– Юль, успокойся, мы едим даже не подогретые консервы. Сядь и поешь уже спокойно.
– Знаешь, как говорят, дома и стены греют. Так вот, если даже консервы преподнести, как домашнюю стряпню, то они будут казаться вкуснее, – с этими словами она, наконец, уселась за стол.
Я лишь ухмыльнулся этому ее замечанию, однако Юля оказалась права, сейчас я ел все те же консервы, что и последние несколько лет, но теперь, когда я сидел за столом и ел из тарелки, они показались мне другими, действительно более сытными и вкусными. Не знаю в чем дело, может это и правда потому, что Юля создала здесь уютную обстановку. А может быть все просто по тому, что сегодня был тяжелый как физически, так и морально день, и именно по этой причине организм воспринимает даже консервы, как манну небесную.
Когда мы уже поели, я просто сидел и медленно цедил воду из стакана. Юля же сидела, нервно крутя вилку в руках и смотрела куда-то сквозь меня.
– Ты не думал, что мы будем делать дальше? – вдруг Юля резко сфокусировала взгляд на мне и заговорила, от такого резкого контраста со спокойной вальяжной атмосферой тишины я даже поперхнулся водой.
– Что ты имеешь в виду под словом «дальше»? После чего?
– После того как ты сходишь домой.
– У тебя есть какие-то предложения?
– Да, но сначала я бы хотела услышать твое мнение.
– Знаешь я думал на счет того, чтобы осесть в этой деревеньке. Здесь хорошо, спокойно, она достаточно удалена отовсюду, при этом в суточной доступности и от хранилища и от города. В городе, как мне кажется, весьма опасно жить, например, на собственном опыте я точно знаю, что там точно есть собаки. Да и вообще, там очень не комфортно просто находиться, когда мы окажемся в городе, ты поймешь, о чем я говорю. А здесь нет такой гнетущей атмосферы. Пристройка этого дома полна дров, зиму переживем, а когда закончатся наши дрова, раскулачим соседей. За провизией можно делать вылазки в твое хранилище, за одеждой и прочим можно будет наведываться в город. Здесь все идеально. Поэтому я считаю, что для нас с тобой здесь самое благоприятное место. Предлагаю жить здесь с тобой.
– Ты хочешь жить со мной, ну… – Юля покраснела и неопределенно махнула головой в сторону.
– Нет, нет, нет, – я замахал руками. – Я вовсе не это имел в виду. Ты конечно замечательная девушка, но пока я даже не думал об этом, если честно. Мне надо кое-что сделать в городе, а потом… А потом, уже будет видно, – я тоже смутился.
– Я… – Юля что-то прошептала себе под нос.
– Что?
– Извини, что смутила нас обоих, но знай, если созреешь я не против, – Она смущенно опустила глаза и сделала вид, что протирает бокал. – Ты мне не безразличен.
– Я… – у меня несколько отвисла челюсть. – Я, конечно, ценю это. Однако неожиданно, если честно.
– Нет, подожди, я объяснюсь. Если бы мы с тобой встретились лет восемь назад на улице, то я бы конечно тебе ничего не сказала, просто бы подумала про себя, что мол: «А этот парень ничего» и все. А теперь я не вижу причин стесняться. Теперь уже не надо думать наперед, теперь не стоит беспокоиться о всяких там ипотеках, думать, что скажут мои подружки или родители. К чему теперь ходить вокруг да около. Теперь все проще, так зачем же намеренно усложнять.
– Я понял тебя. Только давай чуть повременим с принятием решений.
– Обычно девушки говорят подобные вещи, – улыбнулась Юля.
– Справедливое замечание, – в голове у меня даже начало пульсировать от хаотичного потока мыслей, я начал массировать виски. – А как же твой муж?
– Нет у меня больше мужа, забудь о нем, – взгляд Юли в этот момент стал стальным, и я инстинктивно втянул голову в плечи.
– Думаю, сейчас стоит пойти спать, завтра нас ждет долгий путь, – после долгой паузы добавила Юля и молча встала из-за стола.
С момента, когда она ушла, прошло порядка десяти минут, и только тогда я встал из-за стола и направился на чердак. Это был непростой разговор, но он был неизбежен, рано или поздно мы бы подняли эту тему. Однако я рассчитывал, что это произойдет в городе, когда я уже расквитаюсь с призраками прошлого. Но, что случилось, то случилось, надо сейчас лечь и все спокойно обдумать.
Когда я укладывался, Юля уже спала, она видимо хотела еще о чем-то поговорить, поэтому лежала так, чтобы ей было видно вход, но от усталости она вопреки своему намерению быстро уснула и теперь громко и сладко посапывала во сне.
Я был даже несколько доволен тем, что наш разговор оборвался, не закончившись ничем. Конечно, я не хотел ее как-либо оскорблять и не стремился уколоть ее замечанием о муже, но за счет этого я сумел оставить на время щекотливую тему на счет нашей дальнейшей жизни.
Сейчас я лежал и смотрел на Юлю. Она мирно спала, ее грудь медленно поднималась и опускалась в такт дыханию. Мне предстояло ответить для себя на ряд очень важных вопросов.
Итак, чувствую ли я что-нибудь к Юле? Еще сегодня днем я шел и думал, что мне трудно воспринимать Юлю как женщину. Но потом что-то произошло, что-то изменилось. И произошло это в тот момент, когда мы стояли, обнявшись, и Юля горько плакала на моем плече. Я почувствовал это, она почувствовала это, в тот момент что-то переменилось в наших головах. Может это жалость? И мы просто сочувствуем друг другу. Но почему же тогда я сейчас лежу и думаю о Юле, вместо того чтобы спокойно спать. Нет, думаю здесь все однозначно, она мне так же симпатична, как и я ей. Это понятно, и об этом даже нечего говорить.
Конечно, той «истинной» любовью как в мыльных мелодрамах здесь и не пахнет, но я ни разу не испытывал подобное жаркое чувство, посему сомневаюсь, существует ли оно вообще где-либо кроме сознания авторов любовных бестселлеров. В реальной жизни все всегда не столь однозначно.
Я уже допускаю мысль о том, что она была симпатична мне изначально, но мое сознание как мальчик, который дергает девочку за косу. Он, стараясь привлечь ее внимание, делает ей больно, просто потому, что он не знает, как по-другому это сделать. Так, мое сознание, не зная, что делать со своими чувствами, навесило на Юлю ярлык «Не пригодна» и старательно делало из нее бесполую куклу в моих глазах, хотя при этом, где-то глубоко мечтая, как мы будем вместе с ней счастливо жить под одной крышей.
Итак я чувствую к Юле тоже, что и она ко мне. Теперь предстоит ответить на вопрос, что же нам с этим делать. Вот здесь уже сложнее. Я не знаю, как мне быть. Как только я представляю, что мы живем с Юлей, так перед глазами возникает образ Лины. Лина, она бросила меня первой, а я за это ее убил. Хотя я ее не убивал, я оставил ей возможность жить. Но нет, я убийца, я убил свою жену и не стоит себя обманывать. Пускай она более не была со мной, но я лишил ее жизни, это неравноценно измене. И я уверен, что Лина не отпустит меня, пока я не попаду домой. Тогда все станет ясно и при любом варианте история будет окончена.
Хотя, все на самом деле проще, я лежу и думаю о том, как побыстрее попасть домой и избавиться от темного прошлого, я стараюсь по скорее перелистнуть эту страницу. Я уже готов к настоящему, я уже наперед знаю, что я буду с Юлей. Все эти вопросы, которые я задаю сейчас к себе, нужны лишь для очистки совести. Я уже все решил, но теперь лежу и ищу себе оправдания.
Юля вдруг глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок, что-то при этом бормоча. Я лежал и думал о ней, о ее простоте, о ее безмерной заботе, о том насколько легкий у нее характер, о том, как комфортно с ней. Мне определенно хорошо с ней, но Юля заслуживает правды, она должна знать о том, что произошло с Линой, я ничего не утаю от нее, если она поймет это и примет, то так тому и быть.
Лина и Юля, у них нет ничего общего. Они абсолютно разные, крупная и волевая Лина против маленькой и забитой Юли. Характеры у них как северный и южный полюс, полностью противоположны друг другу. Грубоватая, искренняя, сильная и решительная Лина на одном полюсе и мягкая, простая, покорная судьбе Юля на другом. Они даже любят по-разному, Лина всегда была искренна и сильна в своей любви, ее бросало из огня да в полымя, она всегда была на острие, готова на все, чтобы чувства были остры. Юля же готова заполонить собой все пространство вокруг, ей не надо буйных чувств, ей достаточно чтобы ей было комфортно, но Юле нужна уверенность, ей нужна опора, она отдается полностью и ждет только того же в ответ.
Так почему же жизнь связала меня с этими женщинами? Они слишком различаются, диаметрально, как лед и пламя. Выходит, что одну из них я никогда не любил, но весь вопрос в том какую из них?
Сейчас я думаю, что Лина никогда не была на самом деле моей любимой, но стоит мне допустить такую мысль слишком близко, как неприятно сильно колет под ребра, а когда я думаю, что Юля со мной всего лишь по воле случая, то я смотрю на нее и понимаю, что это бред. Ладно, завтра я расскажу Юле о Лине, а потом будь, что будет, и с этой мыслью я отвернулся к стенке и уснул.
Утром, когда я проснулся, Юли уже не было, а ее кровать была аккуратно застелена, будто никто сегодня на ней и не спал. У меня в голове снова появилась мысль о том, что никакой Юли на самом деле нет, и я просто сошел с ума. Но сегодня я сумел вовремя отогнать от себя эти мысли и не придаться панике.
Я встал и заправил постель. Конечно после того, как я сломал дверь на чердак было весьма лицемерно теперь заправлять постель, но это уже был принцип где бы я ни был, оставлять после себя порядок, а если это невозможно, то по максимуму минимизировать последствия разрушений.
Поэтому я поднял с пола остатки двери и, уже стоя на лестнице, приставил их так, чтобы на чердак хотя бы не засекал дождь и снег. Кто знает, когда мы вернемся сюда и вернемся ли вообще когда-либо. Спустившись, я опустил лестницу на землю, точно на то же место, где и взял ее.
Когда и если мы вернемся из города, я обязательно починю дверь на чердак. И как только я представил, как мы с Юлей вновь входим в калитку, то сразу вспомнил, что сейчас меня ждет не самый простой в моей жизни разговор.
Зайдя в дом, я увидел Юлю мирно сидевшую за столом и читающую книгу.
– Доброе утро! – сказала она и улыбнулась. – Садись, поешь да пойдем, время уже около полудня.
– Я так долго спал?
– Да, – Юля замахала руками. – Я тебя будила, будила, а ты как мертвый, я тебе даже пощечину дала, а ты только под одеяло поглубже залез.
– Да? – я погладил себя по щеке и сладко зевнул. – Ничего, более высокий темп возьмем и все успеем.
– Хорошо бы. – Юля с этими словами встала из-за стола и отправилась к серванту за посудой. – На, жуй скорее, – Юля поставила передо мной тарелку с едой и стакан с водой.
– Стоп! – тут я понял, что Юля помыла посуду, поскольку остальные тарелки были чисты, да и в комнате все было вычищено и вымыто. Неужели Юля потратила на это нашу воду для питья. – Юль, а где ты взяла воду?
– В колодце.
– Где? – я даже поперхнулся.
– В колодце, – сказала она снисходительным тоном. – Я проснулась в шесть утра и от нечего делать ходила по огороду пока не нашла колодец, точнее я в него чуть не упала, потому что все в округе заросло травой.
– Отлично, надо наполнить наши бутылки с водой.
– Уже.
– Ты лучшая, дай пять, – я привстал и протянул пятерню Юле, она ответила мне тем же и смеясь села за стол.
– Теперь я уверена, это место идеально подходит для жилья. Тут есть все, что необходимо. Так что сделаем все твои дела и возвращаемся сюда.
– Юль, я как раз хотел тут кое-что прояснить.
– Подожди, – Юля подняла руку, останавливая меня. – Сначала я скажу. Так вот, я вчера подумала и решила. Я буду с тобой жить, в смысле для меня мы будем парой. Ты мне нравишься, я от тебя не собираюсь так просто отставать. Ты сам сказал, что ты меня не бросишь, помнишь? Вот как-то так. Так что ты там думай, что хочешь и сколько хочешь. Но ты мужчина, я женщина тебе просто некуда деваться, рано или поздно ты созреешь, выбора то у тебя особо нет.
Она сидела и победно улыбалась, от удивления мой рот открылся так сильно, что еда вывалилась назад в тарелку. Вот так все просто, Юля взяла быка за рога. Я вчера лежал и думал о каких-то возвышенных материях, думал о любви и прочем. А Юля решила все проще. Она решила, что ей со мной нравиться и просто поставила меня перед фактом, что она теперь будет рядом и будет воспринимать нас как пару.
– А что я не права где-то? – сказала она, сделав невинное выражение лица.
– Права. Но давай я тебе кое-что расскажу. Ты может и сама передумаешь здесь со мной оставаться.
– Не передумаю, уж такая я упертая. Я все решила, все остальное уже твои проблемы. Но рассказывай свою историю.
Я как по бумажке рассказал ей историю нашей с Линой жизни. Рассказал ей все, даже свои мысли в тот момент, когда я оставил Лине запечатанный пакет с питательным раствором. Ничего не таил, до мелочей описал, как я разорял клинику Станкича, где хранился архив. Юля не смела меня перебивать, только когда перешел к рассказу о том, как приехал на дачу, она отвела взор и смотрела теперь на книжный шкаф.
– …так, что я убил свою жену, я считаю, что ты должна была это знать. Именно за это я чувствовал вину, и этим чувством манипулировали военные, привезшие меня в хранилище. Теперь ты знаешь все. Если ты сейчас скажешь, что нам стоит повернуть в разные стороны, это будет разумно.
– Почему я должна так сказать?
– Я убийца, Юля. Я убил свою жену и убил сотни людей, когда разорил архив.
– Дань, ты конечно грешник тот еще, да и богохульник к тому же. Но ты не думал, что твоя жена и все эти люди убили себя сами. Не знаю, почему ты вообще взвалил на себя вину за смерть всех этих людей. Если бы оставался питательный раствор, твоя жена до сих пор была бы жива, если бы ты знал, что в клинике документы, по которым будут искать людей, ты бы не разорил ее.
– Но ведь я своими руками просто положил пакет рядом с ней. Я мог сделать ей инъекцию, и тогда она бы прожила еще несколько дней.
– Дань, хочешь я скажу, что бы я сделала на твоем месте?
– Говори.
– Я бы вообще не пошла никуда, ни за каким раствором, тот человек, что спал на диване, это уже не твоя жена. И, как мне кажется, этим поступком она показала, что она никогда и не хотела ей быть. Просто ей было так удобно. К тому же почему ты говоришь об убийстве, ты не убивал ее, ты просто оставил ее наедине с ее же грезами, именно там, где она хотела быть. Более того, я считаю тебя слишком мягким, ты оставил ей шанс, пускай и призрачный. Я бы так не смогла и на такое предательство ответила бы жестче. А ты взвалил все это на свои плечи и нес три года.
– Твои слова жестоко звучат.
– Мы квиты, вчера ты не особо церемонился со мной, когда мы говорили о том, как меня… привезли в хранилище. А думаешь, мне было легче.
– Справедливо.
– Дань, прошло уже три года, за три года ты должен был все понять и простить хотя бы самого себя. И теперь я понимаю, что ты сейчас делаешь, ты совершаешь паломничество. Ты хочешь прийти домой и увидеть там пустой диван, и только тогда ты вздохнешь спокойно. Но ты должен понимать, что этого ты там не увидишь. Чуда не будет, мы оба знаем, что там. Неужели за три года ты еще не сумел оставить эти глупые надежды?
– Пускай глупые, но все еще надежды. Но на самом деле я хочу просто довести все до конца. Мне уже не так важен исход нашего похода. Я уже понимаю, что хочу быть с тобой. Но если мы останемся сегодня здесь, то тень Лины продолжит висеть надо мной еще много лет. Я не смогу быть полностью с тобой, часть меня будет где-то далеко с ней.
– А если там действительно никого нет? Если она действительно смогла проснуться? Тогда ты оставишь меня и будешь искать ее? Тогда мне достаточно и не всего тебя, пускай она забирает себе только частицу тебя, я только что приобрела кого-то близкого и отдавать его я не намеренна.
– Ты сама сказала, что вероятность этого ничтожна. К тому же зачем искать того, кто быть со мной не хочет, когда есть человек который ценит меня.
– Все равно мне немного страшно.
– Не бойся, через два дня все закончится, и мы вернемся сюда, и тогда для нас жизнь начнется заново.
– Ладно, пару дней то я подожду, – улыбнулась Юля.
Где-то час у нас ушел на сборы и уже вскоре мы были в пути. Мы шли довольно быстро. Юле из-за мешковатой одежды было очень тяжело идти, она постоянно спотыкалась и жаловалась на то, что натерла ногу. Поэтому вскоре наш темп упал до вчерашнего.
– Ведь мы так не успеем дойти до вокзала? – с беспокойством спросила Юля.
– Нет, точно не успеем. Но я кое-что придумал. Когда мы перейдем реку, то сразу свернем с полотна налево, там, если мне не изменяет память, старая часть города, она гораздо ближе, чем вокзал. Конечно, половина домов там заброшена, но ночлег можно найти. Завтра конечно придется идти через весь город целый день, но зато не придется идти по городу ночью.
– Хорошо, я поняла, – Юля вдруг стала задумчивой, наверно она никогда не была там или была там будучи ребенком и теперь старалась вспомнить те места.
Сам я в старой части города в последний раз был еще отроком, нас в том возрасте как раз и привлекали эти заброшенные дома. Разумеется, мы не искали там какой-то особенной атмосферы, которую хранят в себе заброшенные дома, мы залезали в эти дома просто потому, что там можно было спокойно покурить и никто никогда тебя там не заметит и не будет искать.
Район состоял преимущественно из старых двухэтажных домов, покрашенных в желтый цвет. Дома уже давно отслужили свое и их расселили. Сам район собирались перестраивать, но что-то не сложилось. Когда я родился его уже пару лет как планировали переделывать, и с тех пор собственно ничего не поменялось.
Своеобразной достопримечательностью этого района была больница для душевно больных. Покрашенное в тот же желтый цвет, старое четырехэтажное здание было украшено красивыми колоннами и лепниной. Если бы не решетки на окнах всех этажей, то его можно было бы принять за усадьбу какого-нибудь графа.
Помню, как много разнообразных легенд ходило среди нас об этом здании. Одна история была фантастичней другой, то монстры, то маньяки. Но реальность, конечно, была другой, более прозаичной и скучной.
Иногда на лавочках около больницы сидели люди в белых пижамах с очень печальными лицами, смотрящие в пустоту перед собой, они никак не реагировали на мир вокруг. Конечно, нам детям этого было мало, и мы искренне верили, что тот мужчина с седыми волосами и иссушенным лицом, который целыми днями сидит на лавке и ни на что не реагирует, на самом деле просто выбирает удачным момент, чтобы кого-то убить. Разумеется, все это было подростковой глупостью, и ничего экстраординарного на самом деле в больнице не происходило.
Кроме больницы район выделялся большим торговым центром, его построили на самой границе «нового» и «старого» города, рассчитывая на то, что скоро вместо старых обшарпанных двухэтажных домов здесь будут красоваться новенькие многоэтажные новостройки. В силу того, что стройка так и не началась, торговый центр оказался не востребован, арендаторов было мало, и половина витрин все время пустовала. Единственное, чем мог похвастаться центр, так это едой.