Безмолвие

Глава 2

Март 2012 года, г. Новороссийск

Поездка в Новороссийск казалась Валерию Борисовичу нудной пыткой. Коллеги, что протаптывали корпорации дорожку в местную администрацию, отзывались о городе как о грязной портовой дыре. Поездку в порт возможно объяснить лишь наличием действительно важных деловых встреч. Выходит, Валерий был сослан сюда в то время, как деловые партнеры загорают на собственных итальянских виллах или проводят выездные корпоративы в роскошных президентских отелях с конференц-комнатами и видами на загорающих мулаток.

Вырвав Валеру из суеты московских клубов, совет учредителей постановил провести сделку по Новороссийскому порту на месте. Нужен человек, который проследит за тем, чтобы местная администрация не дала задний ход.

Сумерками он прибыл в гостиничный номер отеля Hilton и, не особо стремясь прогуляться вдоль моря, плюхнулся в мягкую койку. Перелеты утомляют, а еще больше добивают поездки от Геленджика под песни аульских «mega-stars» до проклятого Посейдоном Новороссийска.

Не обижайся, прибрежный житель, суждения о городе вызваны многими причинами, по сути своей не связанными с твоим домом конкретно. Проблемы с транспортом порой заставляют проклясть само мироздание, не говоря о медленном продвижении в пробке по серпантину.

Всю ночь проспал под кондиционером, хваля азиатских создателей за заботу о человечестве в собственном скромном стремлении заработать денег. Крайняя мысль приснилась в жутком антураже подсознательных переживаний о цели поездки. Комфорт предоставленного номера вывел на корочку во сне сюрреалистические картины. В них звучали лекции профессоров научного коммунизма о доктрине российского бизнеса, выраженного в экстенсивном паразитизме, нежели созидании конкретного блага в желании разбогатеть. Русский язык могуч в нюансах. Слово «заработать много денег» имеет мало общего с термином «разбогатеть». Азиаты, повесившие над потной спиной Валеры кондиционер, – именно заработали много денег. Он приехал в порт Новороссийска в стремлении разбогатеть. Будет ли в ближайшие сутки носить тяжелые мешки из корабельных трюмов в широкие ангары закромов Родины? Нет. Бред. Он привез портфель важных документов. Товарищи из магометанского клана ждут, когда администрация порта подпишет свою капитуляцию. В противном случае судьба местной администрации предрешена. Из теплой причерноморской песочницы они отправятся в далекий северный край, где родился страх советского народа, по замыслам современных идеологов.

Тяжёл ли портфель Валерия? Для него – нет. Важен ли его труд? Он оценивается в миллион раз дороже, чем старания грузчиков в порту.

По утру позавтракал в отличном ресторане отеля под all inclusive. Достаточно взять бутерброд и вкусный кофе. Не стоит утруждать организм плотным бесплатным завтраком. Ехидно посмотрел на соседей по столику. Привыкшие к турецким отелям, они набрали по два подноса различных блюд, устроив «царский» завтрак. Валере вспомнился университетский приятель, что вел себя аналогичным образом в студенческой столовой. Они с Машей без конца подтрунивали того обжору, а после, уже в состоявшейся жизни профессионалов, частенько вспоминали данный эпичный образ жадности при случае и не очень. В процессе завтрака Валера решил поделиться фотографией «родственников нашего студенческого друга» со старой приятельницей. Кстати, Маша… Давненько Валера ей не звонил, не писал. Надо непременно о себе напомнить, предложить встретится, когда вернется в Москву, как раз и случай подходящий.

Ох, уж эта хохотушка Маша. Как сладки были с ней студенческие ночи! Да и не только ночи, бывало, из шалости запирались в пустом лекционном классе, где прямо на парте придавались утехам. Безумие и сумасбродство, вот что роднило его с Машей. Причем выплески адреналина и кураж не сопровождался соплями о высоких чувствах. Это нравилось Валере, а их отношения принимали долгоиграющий вид приключений без истерик и слёз. Не подумайте ничего пошлого, дружба Валеры и Марии зиждилась не исключительно на половом влечении. Гормоны лишь познакомили их, сблизили. Родственные души находили увлекательную тему для разговоров, смежные взгляды на жизнь приводили к обоюдным решениям. Одно из таких: не состоять в браке друг с другом. Данная договоренность имела обратную сторону, не менее прельщающую Валеру: стороны не обязаны друг другу в верности. Союз интересов и плоти продолжался после выпуска из института.

Почему Валерий вспомнил за завтраком о Маше? Наверное, тоска припортового города навеяла желание развлечься. А где веселье, там всегда Маша. Она выжимала из каждой возможности, что дает жизнь, все эмоции до последней капли. Без сомнений, в подобном отеле она устроила бы потеху над соседями по столику.

Валера незаметно щёлкнул на камеру телефона натюрморт пиршества по соседству, олицетворяющего в бренном мире чревоугодие и халяву. Отправил по модному мессенджеру, созданному умными индусскими старателями. Ай да азиаты, ай да двигатели прогресса! Торопливость пальцев подвела. Не проверив набираемое сообщение, доверившись привычке и мышечной памяти, он щёлкнул «отправить». Абонент, из затейливой вредности названный в записной книжке «Мышка-малышка», отрапортовал о прочитанном сообщении.

В диалоговом окне к сообщению с фотографией, кроме ржущего смайлика, прилепилась геолокация «Отель Новороссийск».

Ругнулся, пытаясь исправить отправленное. Говорите, слово не воробей? А кибер-птица, злобная такая, вылетает из рогатки и пробивает всё на своем пути? Даже самооценку зажравшегося московского гостя. Умный телефон определ его геолокацию на сто метров западнее, в сторону отеля, на две звезды слабее того, где поселился. И что теперь подумает Маша о статусе отправителя? Не с той помпезной ноты он сейчас напомнил о себе. Ладно, проехали. Придется вечером разбавить аккаунт социальной сеточки сочными фотками с самого пафосного места побережья. Может, удастся блестками стереть из глаз подписчиков неудобные места геолокации.

Отель выходил на городскую набережную. Пройдя мимо ровно насаженных деревьев по аккуратной плитке, Валера вышел к бетонным ограждениям города. Под опершимися на камень руками разбивались волны, шумело море. Цемесская бухта пролегла длинными противоположными берегами, разделив город напополам. В одной стороне отели и элитные новостройки. Напротив – разделенные водной преградой малоэтажные строения жилищ портовых работников, городской порт – виновник прибытия московского менеджера в город. Все жители – заложники портфеля, оставленного в сейфе номера Валеры.

Сделка с подписанием бумаг назначена на послеобеденное время. А значит, выдалась пара часов размяться и хорошенько обдумать детали переговоров.

Конечно, за Валеру все сказано в Москве. Он – посыльный с берестяной грамотой, на которой нужно кровью поставить отметку о согласии платить дань. С завтрашнего дня деньги порта потекут к новым владельцам. Потекут людям, в глаза не видевшим волны у берегов Цемесской бухты.

Этот мир построен неуклюже. Впрочем, когда он стоял не кверху головой? Главное, держать ключевой портфель в своих руках. Тех самых руках, что имеют нынче право распределять: кому работать в портовом городе, а кому зарабатывать.

С мыслью о собственной важности Валера прошелся вдоль набережной до порта, покуда хватило сил и настроения. Его никто не торопит. Он всегда успеет развернуться, направиться обратно в номер под уютный кондиционер. Нет автомата за спиной, нет командира, орущего «Шагом марш прямо и до заката».

Валерию повстречались нелепые скульптуры: мраморный глобус (метафору создателя понял сразу – наш мир холоден и скользок, как городская скульптура), далее была девушка на дельфине с позой летящего в пропасть камикадзе. Красиво развевались волосы по ветру. Забавно, что расположили ее относительно моря с неумолкающим ветром так, что волосы позировавших при скульптуре зевак синхронно повторяли направление металлического сплава.

В отдаленной видимости предстала длиннющая морская оградительная линия, уходящая вглубь бухты. Бетонное безобразие в тон городу. Появилось неуёмное желание пройтись по ней до маяка. Справочник телефона предупредил о прогулке в километр от берега. Не пройдя и десятка шагов вдоль белой стены в два добрых метра толщиной, Валерий решил развернуться обратно. На молу¹ он находился между естественным выбором идти вперёд до манящего маяка и вернуться в исходную точку к девушке-ихтиандру. Путь, выстланный монолитным бетоном вдоль миллионных портовых контрактов. Этот путь ведет… в тупик! О Боже, какая чудная шутка градостроителя! Город смеется над целеустремленными менеджерами, увидевшими впереди маяк надежды и последовавшими к своей цели. Красно-белый маяк, венчающий мол, по сути был ржавым строением столетней давности, оплеванным зеваками, заросший мусором.

Решив не тратить полчаса личного времени на беспричинную прогулку над водами и обратно, Валерий стал осматривать огромные металлические пушки на набережной. Табличка гласила, что орудие было поднято со дна морского, где пролежало полвека с момента участия в боевых действиях.

Тяжелая штука, отправлять которую на переплавку Валера бы не стал. Он сволочь, но память дедов уважает.

В кармане прожужжал телефон.

«О, Валерка, ты никак решил ко мне через море добраться? Тут рядом», – писала Маша. Интересно, чем она занималась до полудня, томя Валеру ожиданием своего ответа на утреннюю шутливую фотографию.

«Вот, всё угнаться за тобой не могу. Ты где?» – Валера проглотил небрежное сокращение своего имени, Маше доставляло особое удовольствие его дразнить. Хотелось уколоть шарадой из разряда «Машка-мышка, мышка-малышка», но не стал, поскольку интрига с близлежащим географическим расположением подруги захватила его внимание. Надо было уточнить и не спугнуть разговор. На душе стало тоскливо от осознания факта, что даже Машка катается в командировки за моря.

В ответ подруга прислала фото своего улыбающегося личика на фоне морского пейзажа. Такая же застроенная городская набережная, на которой находился Валера. Только множество пальм, погода светлее, и попавшие в кадр прохожие подозрительно одеты не по российской фешн-культуре. Она действительно рядом, всего лишь за морем. Это фото она прислала с другого берега Черного моря, Турецкого берега.

Словно издевка судьбы, перед глазами москвича на набережной нарисовался огромный белый лайнер. Садись и плыви! Корабль долгое время был скрыт за неказистым зданием причала, но стоило Валере перенаправить путь с обходной линии террас, как обзору предстали и прочие пустующие пирсы.

Не удалось выбраться на морскую прогулку вдоль Турции, так может здесь, после подписания контрактов, совершит путешествие по воде. Подойдя, прочитал: «Князь Владимир». Кого ещё прославлять создателю нынешнего времени?

Путь к кораблю был перегорожен решётчатым забором. Чаянья о морской прогулке развеялись после слов стоявшей при заборе охраны. Лайнер не местный, на день заплыл погостить. Пассажиров не берет.

– Где можно купить билет на этот корабль?

Охранник при калитке покачал головой. Пассажиром красивой жизни можно стать, лишь заплатив в Москве кругленькую сумму. Тут не пустят.

Устало присел на лавочке при вытянутой в небо стеле с ангелом. На противоположном берегу крутились башенные краны, изредка доносился звонкий шум ударяющегося металла. По карьеру поднималось облачко пыли. Ох, и не завидно тем, кто трудится на погрузке танкера щебнем. Запасных легких природа в этой жизни не выдает. А свои продавать за тридцать три серебряных в месяц соглашаются работяги от безвыходности. Люди, живущие в городе с молом, уходящим в тупик. Тут не дают выбора сбежать с корабля. Все сидят в долговой яме. Лесенка из той ямы лежит в сейфе номера, в филиале забугорной гостиницы Hilton, что освежается изумительным кондиционером азиатской страны изготовления.

Перед глазами вырос огромный баннер на шток-мачте старого военного корабля. Надпись гордо гласила: «Новороссийск».

Да, всё правильно, ржавый ты пережиток советского прошлого, вышедший на одиночный пикет с транспарантом при городской набережной. Именно так ругательно и надо называть наше современное состояние новой России: Новороссийск. В этом слове есть что-то обыденное, штампованное и лишенное уникальности. Ожидаешь, поехав по побережью, увидеть указатели городов типа Новороссийск-2 и Новороссийск-666. Сам суффикс «ийск» в имени придает будничную бланочность бытия. Это место, где суть изначального сюжета так и останется без развития, несмотря на префиксы -1, -2, – множество.

Такая она, новая Россия.

К сидящему Валере подъехал загорелый старичок на инвалидной коляске.

«О нет, пожалуйста, не надо у меня ничего клянчить!», – пронеслось в голове московского гостя.

– Не против, если я закурю рядом с вами? – твердо, с некоторым скрипом в голосе произнес старик.

Москвич растерялся. И не только от ожидания услышать вовсе другие слова с иной интонацией (шепчущей), он скрывал возмущение из ряда: «Что ему подальше от меня не курится? Площадь огромна и пуста».

Ход мысли прервался не заставляющим ждать пояснением:

– Это единственная лавочка вокруг, так хорошо прикрытая от ветра. К тому же, единственная урна для бычков на всю площадь.

Валера развел руками, понимая, что не имеет права отказать старику.

Лавка не является его собственностью, город принадлежит поквартирно каждому жителю, а в целом горожанам. Площадь место совместного пользования города, в котором Валера не прописан. Он только по документам властитель местных денежных потоков. По факту – изящный щеголь, сидящий на лавочке рядом с потертым временем стариком. Удивительно тактичным стариком. Тот мог просто, без лишних слов и прелюдий задымить дешевый вонючий «Chesterfield» или «Тройку». А после ехидно хихикать, глядя на удаляющегося с проклятиями московского гостя. Но нет, старик деликатно попросил разрешения и достал нечто удивительное!

Из серебристого (отполированного алюминия) портсигара дед вынул самую настоящую газетную самокрутку и смачно задыми на округу.

Табак без химических примесей, выращенный на благодатных землях Кубани, нежным ножом по маслу ворвался в нос Валеры. Менеджер обезумел от страсти. Захотелось попробовать этот аромат самому.

– Не желаете? – протянул портсигар старик, лишь сосед по лавке открыл рот для обращения.

– С удовольствием! Сами выращивали?

– Нет, – старик улыбнулся и кашлянул. Открыл серебристый портсигар с выгравированным по центру якорьком.

Валера взял дар земли Кубанской, некоторое время разглядывал кончик самокрутки без фильтра. Приминал газетную бумагу, раздумывая, стоит ли с табаком без фильтра рисковать легкими?

– Табак мне друг поставляет, – хохотнул старик, после очередной вкусной затяжки. – Он, кстати, плавал на этой посудине.

– Крейсер «Новороссийск», – с видом знатока отличного табака и прожженного морского волка Валера причмокнул папироской.

– Ой, молодежь! Беда с вами, – захохотал старик. – Только и умеете заголовки читать. На мачте у этой посудины повешен рекламный проспект по случаю праздника в городе. Перед нами крейсер «Михаил Кутузов».

– Странно, я, кажется, читал о стоящем на рейде корабле-памятнике в…

– Верно ты читал, – перебил старик, – но не дочитал, видать. Линкор «Новороссийск» затонул в 1955 году и вовсе не здесь.

Синий горизонт скрывал тот далекий берег через залив и море, где случилась далекая-давняя история гибели тысячи надежд.

– Вместе с этим кораблем, – дед вынул папиросу изо рта и протянул ее в сторону корабля, – они стояли в октябрьскую ночь пятьдесят пятого на рейде Севастополя. Там и случилась трагедия.

– Кажется, о нём слышал, – Валера был далек от дел морских, книжки больше нравились про волшебников с драконами.

Они смотрели на былую мощь советского флота и курили, каждый думая про свое. Старик вспоминал рассказы друга-табачника про походы «Кутузова» по средиземноморским волнам. Москвич пытался разглядеть на палубе хоть кого-нибудь.

– Хотя, что-то припоминаю… – нарушил молчание Валерий, – мне бабка очень давно что-то рассказывала про кораблекрушение времен ее молодости. Только я не понял тогда, где оно произошло. Помню лишь, причитала бабка полоумная иногда: «Новороссийск, Новороссийск…».

Появилась мысль подойти поближе к музею на воде.

Был линейный корабль «Новороссийск» и утонул. Теперь внуки погибших моряков ходят по портовому городу «Новороссийск», а завтра Валерий утопит город в слезах, отдавая закладные местных тружеников в руки новых владельцев.

– Линкор тот был не наш.

– Подкинули?

– Трофейный. Корабль возвели итальянцы еще в 1914 году. «Юлий Цезарь» назвали. Воевали против немцев в первую мировую, а во вторую – за немцев. После войны трофеем в советский флот перешел. Тогда и переименовали в «Новороссийск».

– Горькая аллегория… – Валерий выпустил клуб терпкого дыма. С непривычки крепкий табак кружил голову.

– Аллегория? – настала череда удивляться старику.

– Идея построения государства Российского. Она не наша. Италийская да немецкая, а мы на себя перенимаем да переделываем.

– Так сколько можно переделывать…

– От чего утонул линкор, говорите?

Старик пожал плечами. «Много чего говорят» – прошептал, сплевывая остатки обгоревшей папиросы в урну.

– У тебя есть еще этого табака? – неожиданно даже для собственного сознания спросил Валерий.

Старик ухмыльнулся.

– Я куплю! – резво добавил турист и потянулся за бумажником.

– Нет, милый человек, мне не нужны твои деньги. Я отдам тебе остаток того, что есть покурить, – старик достал блестящий портсигар.

Валерий стушевался, сомневаясь, не слишком ли он навязчиво повел себя с инвалидом.

– Но, вижу, ты человек «Новой России» и привык жить в расчете – за всё платить, – в глазах старика не было хитрости, но прищур выдавал некую затейливость происходящего. – Так вот, взамен ты пообещаешь мне, что сходишь на экскурсию по этому кораблю.

Дряхлая рука протянула портсигар в сторону крейсера «Михаил Кутузов», а после плавно подвела папиросы к носу Валерия.

– По рукам! – вместо крепкого рукопожатия турист выбрал все папиросы, возвратил портсигар хозяину.

– Ладно, мил человек, бывай! – старик принялся неспешно крутить колеса коляски, уезжая в сторону автобусной остановки.

Проводив его взглядом, Валера отправился к крейсеру «Михаил Кутузов». С его палубы видна гибель идеи новой России. Она собрана по кусочкам. Сшит трупный монстр из устаревших передовых тенденций зарубежных партнеров.

Подошел к краю набережной, от водной глади москвича отделяли белые головы бетонных конструкций. Среди них он казался еще одной каменной болванкой, ничем не отличимой от окружающего бытия. Белый костюм: брючки и пиджачок легкого покроя разбавлялись контрастным пятном синей рубашки на груди. Белая шляпа беспощадно включала Валеру в антураж разделительных столбов, выкрашенных в белоснежный цвет.

С палубы, где нынче под солнцем томятся якорные цепи, на туриста посмотрел паренек. Под расстегнутой курткой виднелась яркая футболка с надписью на английском языке «Мстители». По крейсеру проходила очередная экскурсия, а в голове у мальчугана засели войны, былины о которых слагаются меж далеких холодных звезд.

Глава 3

28 октября 1955 года, бухта Севастополя

К полуночи пришла смена, отправившая Георгия на отдых. Ровно через месяц, пятнадцатого ноября, Георгий Исаков сойдет по трапу с чемоданом в руках и поедет в родное село Изобильный, что в Ставропольском крае.

Естественно, в путь он отправится не один, а с верными боевыми друзьями. Иван Науменко и Валентин Помогайбин – они заступали на смены один за другим три года подряд. И так же дружно вернутся на малую родину.

Георгий сдал оружие и проследовал в кубрик. Бездельно шастать по кораблю запрещалось, кроме того, на ближайшие четыре часа моряк числился в бодрствующей смене. Нахождение вне каюты смены чревато на последствия. Исаков знал, во сколько и где можно застать патруль. В полуночный час вахтенный снаряжается на проверку несения службы. Встреча с ним исключена.

Георгий искал старшину, дабы привычно в конце суток доложить об увиденном на вахте. Белое поле канала, что на пачке сигарет, разделено пополам. Карандашом значились палочки по обе стороны прочерченной линии.

Старшина, лысоватый дяденька средних лет, провел глазом по списку. Сосчитал в уме, присвистнул.

– Кто-то, братец, из вас, Ставропольцев, сегодня проспал вахту…

– Исключено.

После четырехчасового стояния на вахте голову заполняла вата. Георгий не удосужился предварительно сам сосчитать прибывших и убывших. Доверился опыту.

– Вот, сам посчитай. Видишь, ушло три шлюпки, вернулось четыре. В первой смене кто стоял?

– Помогайбин. Он всегда бодро свою вахту несет.

– А откуда лишняя шлюпка пришла?

Гера растерянно завел руки за спину. В подобную ситуацию он попадал впервые. Метод старшины по проверке, не спят ли люди на вахте, оказался действенным. В иных случаях нерадивые матросы просыпаются от топота по палубе каблуков проверяющего, следуют расчету времени – на корабле всё происходит по часам, в том числе шаги проверяющих во тьме. Спросить под конец суток контрольное число, правильный ответ на которое заранее известен от вахтенного офицера, – надежное средство.

«Математика – царица наук» – в таких ситуациях любил приговаривать старшина.

Матрос, прослуживший на корабле без малого четыре года, неловко стоял перед узеньким столом и переминался с ноги на ногу. Такой гневный взгляд в свою сторону от старшины он испытывал лишь раз, и то будучи юнгой.

«Балда!» – старшина гневно оттолкнул матроса и прошел к выходу.

– Меньше курить надо на посту. Как мне теперь за Науменко отчитаться перед командованием?

– Старшина, вы же знаете, что за человек этот Аникеевич…

– Отставить обсуждения.

– Не с проста он на восьмой пост поглядывал… – попытался оправдать товарища Георгий. – Знал, видать, про третью шлюпку.

Лоб вздохнул. Он тоже подумывал о самом неприятном объяснении случившегося казуса: что если снятие часового на гауптвахту и появление в списке лишней шлюпки – звенья одной цепи?

– Пойду на трапе спрошу, сколько прибыло, – оказавшись в коридоре, Лоб повернулся, просунул суровую голову в каюту и добавил, – скажи Валентину, чтоб после смены ко мне подошел.

И вновь осыпал смену восьмого поста искрометными эпитетами.

Звук отборной моряцкой брани, как лава, исходил из жерла вулкана. Он вливался в душу через трещину самообладания, в месте на груди, куда гневно толкнул старшина. Их тройка никогда не подводила уговор команды. Число прибывших и убывших сходилось. Три года уговор шел безотлагательно. А моряки, участвующие в системе, имели возможность выйти на ночь с разрешения старшины.

Оплошность в цифрах скажется на запланированном посещении кинотеатра завтра. Но не это тяготило Георгия. Старшина знает всё на палубе. Оттого и сразу понял, кто из сменщиков проспал самовольщиков. Гера произнес ему имя своего друга. Не предал, не подставил, всего лишь озвучил, кто стоял в часы «недочета».

Надо быть чуточку внимательнее, собранней. Перед докладом старшине проверил бы сам численность шлюпок. Но положился на привычку. Понадеялся, что сегодня – всё как всегда. Каждый день нов. И неизвестно, что ночь грядущая уготовила морякам «Новороссийска».

– Товарищ старший-лейтенант, – почтительно буркнул Лоб. Решительно выходя из канцелярии, он ненароком чуть не сбил командира башни Тюменцева.

– Чего шумишь, Владимир Егорович? – обратился офицер к старшине. Матросу слышать, как Лба называют по имени-отчеству, было не привычно.

Тюменцев ходил по кораблю почти беззвучно, как призрак. Это могла быть отличная способность разведчика где-нибудь на границе или вахтенного офицера, затеявшего осуществить внезапную проверку с дрессировкой юнцов, спящих на вахте. Секрет Федора Антоновича был прост. Но он не хотел им злоупотреблять. Туфли он носил не совсем уставные – трофейные, из Италии. Смешно сказать, Тюменцев выменял их еще при приеме линкора. Сменялся с загорелым инженером на пачку крепкой советской примы. Этот табак был в диковинку изнеженным легким итальянца. За такую пачку он не пожалел коробочку с выданными казенными ботинками натуральной мягкой кожи отборных тосканских бычков. Подошва мягкая, не деревенеющая на морозе, а оттого тихо ступающая по металлу палубы. Нет привычного звона каблуков, так некстати выдающего путника в тишине корабля.

– Федор Антонович, всё в порядке, просто демонстрирую матросам образец командного голоса.

– Чтоб не спали?

– Чтоб не спали, – согласился Лоб уже тихим, почти шепчущим голосом.

– А мне вот тоже не спится… – вздохнул Тюменцев и жестом пригласил пройти Лба вперед. Проследовал за ним к верхней палубе.

После душной канцелярии воздух октябрьского неба упоил свободой. Первоначальная мысль Лба выйти покурить растворилась с первым глотком мороза. Дурман исчез сам собой.

– Людей не хватает?

Старшина кивнул.

– А я вот, наоборот, лишних насчитал. – Тюменцев кивнул головой в сторону трапа.

– Как так?

– Прогуливался по второму ярусу. По делам. Юнцов заселили на нижней палубе преимущественно, – после недолгого молчания добавил старший лейтенант. – Но и там, где я проходил, встречал салаг. Неодетые, а на ком-то как мешки висят выданные робы.

– Притрется роба-то… – кивнул Лоб.

– Притрется. Только вот двое чудиков мне показались странными. По виду не худые щенки, и роба на них была не новая. Но не помню я этих лиц. Хотел было им что-то сказать, да прошли они. И будто немые оба. Разве так ходят морячки друг с другом?

– Идут, не шутят, не подкалывают друг друга, ни на секунду не улыбнутся?

– А как еще на флоте прожить, – засмеялись в оба голоса, – без шутки-то да подколки…

– Вот-вот. И я про то же. А эти идут и молчат.

– Где, товарищ старший лейтенант, говорите, видели их?

– На второй палубе, у перехода. Да мало ли, куда их занесло с последних минут.

Лоб пожал плечами.

– Слышали, Аникеевич в ночь решил дозоры проверять?

Офицер кивнул головой, не желая комментировать укоры в сторону командования.

– Седьмое ноября на носу, хочет выслужиться на очередном докладе, – всё же озвучил свою неприязнь старшина.

– Ну, ладно, доброй ночи, Владимир Егорович.

Старшина приложил вытянутую ладонь к виску и направился к восьмому посту. Надо проверить стоящего на дежурстве Помогайбина. Спать после проделок Аникеевича тот не станет, да и не позволял себе матрос того и до попадания под пристальное внимание. Правильный он. До неприязни правильный. Холодный как эта октябрьская ночь. Лоб поежился на морозе и зашагал. Его тянуло на пост, чтобы лично посмотреть на ту часть моря, с которой могла приплыть шлюпка, не замеченная остальными караульными. Шлюпка-призрак, не иначе как.

Парочка, упомянутая Тюменцевым, могла бы пролить свет на одну лишнюю шлюпку, пришвартовавшуюся у линкора ночью. Федор Антонович служит на корыте с момента его отрофеивания от итальянцев. Но и состав команды в более чем тысячу душ обновляется почти каждый день. Всех не упомнишь. К тому же той парочкой зевак могли оказаться простые гребцы с пристани, что дежурили по наряду при порте. Доставили, к примеру, на линкор юнцов, а сами искали гальюн, вдруг приспичило.

Тюменцев направился к себе в башню. Время уже за полночь, а завтра еще ответственный день по отбору прибывших команд. Из юнцов кого-то распределят к нему в подчинение. Многому ребят предстояло обучить.

По привычке зашел в БЧ, проходя мимо связистов. Там сегодня должен был дежурить Колька Мельниченко. Мужичек бывалый, много интересных баек рассказывал за годы совместной службы с пятьдесят второго года. Такого перед сном проведать – приятную сказку на ночь послушать.

«Вот те на…» – удивился Тюменцев представшей картине. В иллюминатор, что был на полпути к Артиллерийской башне, он увидел вальяжно расположившегося на прокладочном столу рубки сказочнике Мельниченко. Тот подложил под голову какие-то приборы вместо подушки и мечтательно смотрел в потолок, ища на ржавом металле звёзды.

Старший лейтенант постучал пальцем по стеклу.

Колька встрепенулся, посмотрел на звук и подпрыгнул со своего гнездышка. Матросик у дальней перегородки продолжал невозмутимо спать на стуле. Во сне он умудрялся сохранять баланс и не съезжать с деревянного неширокого пристанища.

Тюменцев пальцем, приложенным к большим пухлым губам, попросил не шуметь и не будить остальных обитателей рубки. Поманил выйти на воздух.

– Доброй ночи, Федор Антонович…

– Дисциплину расслабляешь, Николай Григорьевич.

– Притомились за сегодня мои ребятки, товарищ старший лейтенант, – Мельниченко почесал затылок, не находя других слов в оправдание своей минутной слабости.

– Да, денек выдался тот еще…

Тюменцев вспомнил непростое возвращение с похода, суету с прибытием новобранцев, неразбериху с погрузочными командами. Рулевой рубке досталось по расчету быть во всех перечисленных мероприятиях в составе хозяйственных команд. Не сладко.

– Да не подумайте… Службу несем исправно. Это тут приютились ребятки не с дежурных команд. Мои стоят на своих постах, – тыкнул в угол стекла, – вон, видите, Пашка спит, он должен был сегодня в увольнение пойти. Не сложилось. Что-то напутали в канцелярии. А внизу, у них там на палубах нижних, душно очень. Вот они и попросились тут, на свежем воздухе, ближе к небу, выспаться.

– Да, небо сегодня и вправду особо приятное. Дышится легко, – офицер сделал глубокий вздох. Как в последний раз, до пьяна. Хоть и не надышишься перед смертью. Сегодня воздух был особо приятен и до жадности хорошо ложился в легкие.

Тюменцев прислонил щеку к стеклу, вглядываясь в уютную рубку, где мило сопели матросики. Паша Лэнь, озорной паренек из первого БЧ, устроился на диванчике в углу, накрылся бушлатом вместо казарменного одеяла и сонно пускал слюни. Рядом с ним на стуле, борясь со сном, сидел матрос Кузнецов. Он отважно вскидывал голову при засыпании, пытался держать осанку прямо, чтобы его силуэт не выдал проверяющему минутную слабость ко сну. Но глаза разлепить не было сил. Словно слушатель пламенных призывов Фридриха Энгельса на буче рабочих немецкой ткацкой фабрики, этот матросик кивал головой в нужные, особо эмоциональные места речи. Задирал ухо к диктору и вновь съеживался под давлением сна. Нет, конечно же, матросу Кузнецову снилась не стачка рабочих столетней давности. Он наблюдал из-за садовой калитки за бегущими к речке девушками. Они выскакивали из объятой паром баньки и ныряли в холодную воду. От всплесков этой сонной воды матрос просыпался, вздрагивал, но после вновь уходил в созерцание приятного зрелища.