Синдром самозванца

– И как же отличить опасного от неопасного?

– По тому, как он изменился. Мы можем увидеть это в двух проекциях: когда он собирается нападать и когда он уже совершил преступление. В остальные периоды такой человек в принципе подвержен маниям, может бубнить себе под нос, но ровно так же делают и другие психически нестабильные люди. Если вдруг удастся увидеть его именно в такой период, который длится по-разному, но все-таки составляет незначительную часть времени от «обычной» жизни, то, проявив наблюдательность, можно отметить, что он выбирает жертву, а не соперника. Поэтому он будет пытаться подавить ее волю, будет уговаривать, запугивать, в общем, делать все, чтобы ему подчинились. При этом в момент разговора он будет пытаться продумать ближайший план действий, он будет замышлять. Его мозг подвергнется большой нагрузке, глаза будут бегать, пытаясь найти укромное место, голова будет занята предвкушением процесса нападения, в крови зашкалит адреналин. Ему будет сложно вести коммуникацию, и какой-то неожиданный вопрос – например: «Где вы покупаете сыр?» – введет его в ступор. Если он и ответит, то с большим трудом. И, возможно, невпопад.

– Что делать в такой ситуации?

– Все индивидуально в каждом конкретном случае. Но общая рекомендация – сделать все, чтобы не остаться с ним наедине. Если ситуация позволяет, то достать телефон и позвонить маме, подруге, другу – лучше, конечно, мужчине. Сказать, что вот познакомилась с парнем в парке, говорит, его зовут Андрей, рост примерно 180 см, вес 80 кг, куртка такая-то, джинсы синие, почему-то грязные. Если он уже проявляет агрессию, то блефовать: вас должен встретить ваш брат, муж или друг и вы бы хотели их познакомить. Он сейчас уже должен подойти, вообще-то… Начать оглядываться, высматривая его. Это все может спугнуть злоумышленника.

– А средства защиты? Газовый баллончик? Электрошокер?

– Оценивайте свои силы. Напасть на психически нестабильного человека может быть чревато. Это может его спровоцировать. Избегайте плохо освещенных безлюдных мест, особенно в вечернее и ночное время суток, эта рекомендация актуальна как никогда. Неорганизованный серийный убийца совершает преступление спонтанно, необдуманно, заранее не готовится, но до дела доходит при условиях, позволяющих ему сделать вывод об относительной безопасности. Поэтому, выбирая тактику поведения, исходите из этих вводных.

– Как я понимаю, в случае с «Делом пилота» речь идет о другом типе серийного убийцы.

– Абсолютно. В отличие от неорганизованного маньяка с психическими отклонениями и низким уровнем интеллекта, здесь мы имеем дело с человеком собранным и очень умным. Если говорить о конкретной персоналии в «Деле пилота», то речь идет об организованном преступнике. О гении.

Глава четвертая

Витя

Москва, сентябрь 2022 года

Офис профсоюза авиационных работников располагается на Лесной улице. Чтобы туда попасть, надо выйти из станции метро «Белорусская» Кольцевой линии, повернуться спиной к Белой площади и храму Николы Чудотворца, пройти прямо через дорогу – и вот оно, песочно-бордовое семиэтажное здание. Судя по табличкам у входа, помимо ПАР здесь еще штаб врачебно-летной экспертной комиссии и расчетно-кассовый департамент авиакомпании «Победа».

Приехал я на машине, припарковался на городской парковке неподалеку от бизнес-центра «Белые Сады» и прошел пешим маршрутом от метро до офиса ПАР.

Я волновался и поэтому умудрился за столь короткий забег выкурить аж две сигареты.

В девять утра возле входа в офис меня встретила Диана, и мы поднялись на четвертый этаж. У выхода из лифта нас ожидала молоденькая девушка Александра, предложила нам чай, кофе, воду и, получив заказ на два крепких черных кофе, проводила к кабинету председателя ПАР.

Соня Ребенок (ударение на последний слог) – девушка бойкая и деловая. Она едва ли старше меня, наверняка имеет за плечами опыт стюардессы, потому что ее внешность идеально подходит под типаж: длинные ноги, шикарные каштановые локоны и стройная фигура. Только под конец встречи я понял, что вместо левого глаза у нее протез, потому что двигался он не синхронно с правым. Видимо, это и стало причиной «списания на землю». Хотя это все могут быть мои домыслы – почему бы девушке с эффектной внешностью не поменять небо на офис без причины?

Так, я отвлекся от сути.

Мы только-только познакомились с Соней и уселись в ее просторном кабинете, как она взяла быка за рога: пододвинула ко мне две стопки документов – NDA (Non-Disclosure Agreement, соглашение о неразглашении информации, переданной в ходе сотрудничества) и договор об оказании консультационных услуг по профайлингу. В кабинет вошла Александра с двумя чашками кофе.

Из вежливости я пролистал бумаги, стараясь не выдавать волнения, хотя руки подрагивали. Во мне боролись две натуры. Одна требовала схватить ручку и тут же все подписать, чтобы уже наконец приступить к работе, а другая нудела, что грамотный юрист просто обязан перечеркать каждый лист, каждую формулировку и букву, потому что написано все убого. Хорошо, что имелось основание отказаться от подписания документов сейчас, поскольку я все еще толком не знал, что от меня требуется.

Соня мои аргументы услышала, отодвинула распечатанные договоры в сторону и пояснила:

– Ваша задача – найти доказательства невиновности Павла Отлучного. И это должны быть любые доказательства. Наши детективы перерыли все вдоль и поперек, ничего полезного они обнаружить не смогли, оспорить обвинение нам нечем. Наши западные консультанты сказали, что есть еще один путь, профайлинг. Мы обратились к их экспертам, однако они отказались взять дело, потому что для этого у них недостаточно локального опыта. Как они выразились, у них недостаточно знаний русской души для такой работы, что бы это ни значило. Я думаю, дело в том, что профайлинг-эксперты в основном американцы, которые не очень хотят работать на российском рынке. Импортозамещение как оно есть. В общем, нам нужно, чтобы вы нашли что-то, за что мы сможем зацепиться и достать Пашу из тюрьмы.

– Диана сказала мне, что у вас есть адвокаты, детективы… Неужели они не разъяснили вам, что моего профайла будет недостаточно, чтобы отменить приговор?

– Разъяснили, – ответила Соня. – И при этом мы понимаем, что совокупность доказательств может сыграть существенное значение. Не обязательно сыграет, но может! Мы посмотрим, что можно сделать, когда вы что-то найдете. Вы читали Майка Омера?

– Читал.

– Вот, и я тоже. Я считаю, что надо сделать то же самое. Мы должны дать следствию реального преступника и убедить их, что, пока Паша сидит в тюрьме, никому лучше не становится. Убийца на свободе, он продолжит убивать рано или поздно. Его надо поймать, вот он. А Пашу надо отпустить.

Ну, логика понятна. Только есть вопрос.

– Соня, может быть, Диана вам уже говорила, что в России такого метода, как профайлинг, в криминалистической науке нет. Однако в сфере авиационной безопасности есть. И вам наверняка это известно.

Для меня это было шоком: когда я только-только стал изучать профайлинг, то искал информацию в русской литературе по криминалистике, оперативно-разыскной деятельности, поведенческой психологии и везде утыкался в «проблемы применения», да «почему у нас этого нет», и «чем можно заменить». И все это – научные статьи разной степени грамотности, но ни одного учебного пособия. Совершенно неожиданно я обнаружил полноценные учебники по тактике профайлинга на воздушном транспорте. Там не статьи и методики, а целые учебники, посвященные выстраиванию работы профайлеров, распознаванию террориста в толпе, обнаружению смертника, предотвращению преступления – и прочее, прочее, прочее. То есть гражданская авиация, тесно сотрудничающая с иностранными партнерами, затянула в себя профилирование. А следствие – нет.

Соня скептически улыбнулась.

– Верно подмечено. И мы, естественно, первым делом сходили к нашим спецам-профайлерам. Я знаю одного директора департамента профилирования, он мне разложил на пальцах: профилирование в безопасности и криминалистический профайлинг – вещи разные. Они не могут нам помочь.

Ну безусловно, разные. Хорошо, что Соня это понимает и не приставит ко мне своих «спецов».

– Это я и хотел прояснить, спасибо, – ответил я. – Итак, к делу. Я понимаю его только в общих чертах. Мне надо посмотреть, какой материал у вас есть, прикинуть, какой мне еще будет нужен, и тогда я дам вам ответ.

Диана цокнула языком и закатила глаза. Она была в нетерпении – болтала ногой и стучала ногтями по столешнице. Соня никак не реагировала на нее, видимо, уже привыкла. А вот меня это нервировало.

– Я вас понимаю, спасибо, что у вас такой щепетильный подход. Предлагаю пройти в конференц-зал, там все уже подготовлено.

– Соня, у вас же большой штат, – сказала Диана, когда мы вышли из кабинета. – А где все?

– В связи с текущей ситуацией я приняла решение, что мужчины в принципе все должны находиться на удаленке, а женщины ходят в офис по желанию. Опыт пандемии показал, что мы не теряем в качестве из-за того, что люди работают дома, так почему нет?

Эту речь Соня толкала, пока шла по опен-спейсу мимо тут и там пустующих столов. Должен отметить, что офис профсоюза выглядел совсем не так, как я его себе представлял. В моей голове жил образ помещения вроде больницы или военкомата – строго, старо, все деревянное, пыльные бумажные журналы, заполненные от руки, один-два старых компьютера с жопастыми мониторами на столах у секретаря какой-нибудь большой шишки. Но в ПАР все не так – офис скорее походил на штаб-квартиру «Яндекса». Чистая, современная мебель, большие окна, на столах – мониторы Apple и белоснежные клавиатуры. Переговорные комнаты за стеклянными дверями, уютные и уединенные, большие и малые. На стенах – вдохновляющие надписи: «Ты можешь сделать это!», «Вся надежда только на тебя!», «Наши сердца – в твоих руках!». Небрежно разбросаны цветастые пуфы, кое-где даже натянуты гамаки с разноцветными подушками и пледами. Пахло чем-то вкусным – кофе я распознал точно, а вот что-то еще, сладковато-цветочное, не узнал. Вообще, офис очень приятный, яркий и при этом не утомляет. Те немногие сотрудники, что попадались нам, приветливо улыбались.

Мы зашли в конференц-зал.

Судя по всему, связи у ПАР действительно обширные. На длинном столе стояли коробки с материалами уголовного дела. Это были не оригиналы следственных документов, конечно же, а копии – хорошо сделанные снимки: четкие, яркие, легко читаемые. Отдельная благодарность тому, кто перед печатью обрезал снимки на компьютере, поэтому на изображениях нет лишних объектов типа пальца, держащего страницу. Приговор и последующие обжалования сшиты в отдельную папку.

Добыть все это не так-то просто, особенно если не являешься фигурантом дела.

– Ничего нельзя ни копировать, ни переписывать. Я вынуждена просить вас оставить телефоны и планшеты снаружи, у моего секретаря. Если вам нужно позвонить или написать сообщение, оставьте все в этой комнате, и секретарь выдаст телефон на необходимое время. Мы не будем отвлекать и торопить, но, пожалуйста, будьте готовы к шести часам дать ответ. Мы возьмем на себя смелость заказать обед в два часа, секретарь принесет меню. Кофе-брейк – в любое время в зоне приема пищи, там есть сэндвичи, печенье, круассаны и кофе. Вода в кулере в углу, пожалуйста, используйте одноразовую посуду разумно. Если нужны консультации со мной или с кем-то из сотрудников – дайте знать.

Я поблагодарил Соню за гостеприимство и притянул к себе первую коробку с материалами.

– Не надо бесконечно спрашивать, что я думаю. Я ничего пока не думаю, я читаю, – раздраженно сказал я.

Шел третий час работы. Диана задолбала меня вопросами. Каждые пятнадцать минут она вскакивала со стула, шла к окну, разминала спину, делала наклоны и как бы между делом спрашивала: «Ну, что думаешь?» Первые раз пять я пытался что-то пробубнить в ответ, но она не слушала. Она ждала, чтобы я дал окончательный вердикт. Признаюсь – иногда я уже готов был взяться, лишь бы она отстала.

Да я вообще был готов взяться и без изучения материала, просто боялся.

Что я искал? Я искал в материалах дела облик убийцы, чтобы уловить его хотя бы поверхностно, хотя бы силуэт. Понять, что Отлучный – это сто процентов не преступник. Тогда я мог бы начать работать с полной гарантией, что справлюсь. Окей, не с полной, но хотя бы с какими-то симптомами уверенности. Как делаешь, когда входишь в море в первый раз, – трогаешь воду, пытаешься понять, не будешь ли ты визжать, как девчонка, справишься ли с охлаждением или лучше остаться на берегу и сохранить лицо.

– Ладно, я поняла, что тебе пока не все понятно, но давай хотя бы проговорим?

Идея была неплоха. Может быть, проговорить – то, что нужно. Но энтузиазм Дианы мог погубить на корню что угодно. Я вздохнул и перелистнул свой блокнот, точнее, не мой, а тот, что мне выдала секретарь Сони, Александра.

– Материалов очень много, но из того, что я успел изучить… Так… Что у нас… Павел Отлучный, 39 лет, пилот гражданских авиалиний, был осужден за убийство трех стюардесс, сейчас отбывает наказание в исправительной колонии № 7 строгого режима в Белгородской области, в Валуйках. Его приговорили к пожизненному, судебно-психиатрическая экспертиза признала вменяемым, вот заключение… Вину Павел отрицает. На суде выступали коллеги, друзья и родственники Павла, и никто из его окружения не верит, что он мог зверски убить тех девушек. Согласно собранным адвокатом и профсоюзом характеристикам, Павел энергичный, целеустремленный, добрый, спокойный, чуткий мужчина, отец трех дочерей. На свободе играл в теннис, заботился о престарелых родителях, преподавал в университете летное дело. Коллеги отмечают, что Павел всегда был очень пунктуален в работе, требователен к себе и к коллегам, добивался поставленных целей, любил преодолевать преграды, воспринимал их как вызовы. Времени зря не терял: в командировках в свободное время повышал квалификацию, читал профессиональную литературу, посещал музеи. Его график был расписан по минутам. Судя по всему, он был представителем того самого слоя успешных, здоровых и красивых людей, вызывающих зависть даже на фото.

– Все так! – подхватила Диана. – Ты вот в точности описал Пашу.

– А ты с ним знакома? – спросил я.

– Нет, но наслышана. Я говорила с его коллегами, они все в один голос утверждают, что Паша не мог быть тем самым монстром, который убил бортпроводниц.

– У меня создалось ощущение, что ты знаешь его лучше, чем позволяет заочное исследование, – усомнился я.

– Тебе показалось, – возразила Диана.

– Диана, ты точно ничего от меня не скрываешь? Нам работать вместе…

– Да что я могу скрывать?

– Ты сказала: «в точности описал Пашу», так говорят даже не про знакомых людей, а про тех, которых близко знают и тепло к ним относятся. Иначе ты назвала бы его Павлом. И как ты можешь утверждать, что я точно его описал, если сама с ним не знакома?

– Ну я же объяснила, что твое описание соответствует тому, что я слышала от его коллег!

– Что мешало тебе так сказать? «О, ты описал его точно так же, как и его коллеги! А, наверное, потому, что ты читаешь их показания!»

Диана моргнула.

– Ты сейчас меня троллишь, что ли?

– Нет, я пытаюсь понять, в чем же на самом деле заключается твоя игра.

Диана подошла к столу, выдвинула стул и села.

– Витя, послушай, пожалуйста. Хватит искать подвох. Паша не мой любовник, не родственник. У меня нет личной заинтересованности в этом деле. Только профессиональная – я хочу нарыть новый способ заработка, который приносил бы удовольствие. Писать в телеграм-каналах о том, что Пугачева делает в Израиле, я не хочу. Анализировать новости и составлять экспертные колонки за тупых экспертов, которые двух слов связать не могут, тоже меня не привлекает. Я собираюсь сделать нормальный продукт из этого расследования и продать его. Возможно, выйти на международный рынок. Не знаю, сейчас с этим непросто. Но в любом случае я ищу нишу. Я вижу себя здесь – я смогу сделать из расследования кейс, на котором можно заработать. Это все мои причины. И если бы я могла сделать это без тебя, поверь, я бы это уже сделала. Но, увы, в одиночку у меня не получится.

Слишком убедительно, чтобы быть правдой. Но, в конце концов, на данном этапе я ничего не теряю, даже если Диана говорит мне не всю правду. А так оно и есть – готов отдать передний зуб.

– Хорошо, вернемся к делу. Тебя интересует мое мнение: мог ли Отлучный убить этих девушек.

– Вот да, такой хороший парень, не больной, не бомж, не судимый, мухи в жизни не обидел. Родители говорят, что в детстве он был тем самым пареньком, который решал все миром и ни разу серьезно не подрался. Короче, обычный нормальный парень. Разве ж он подходит под описание маньяка?

Диана смотрела на меня широко раскрытыми глазами, ожидая, что я подтвержу ее логику, скажу: «Именно! Вы чего тут все? Как можно нормального человека обвинить в таких преступлениях?!»

– Подходит, – ответил я.

– И вот я о том же… Что? Погоди, что?! Подходит? Ты сказал «подходит»?!

Она была поражена в самое сердечко! Глаза от удивления сделались еще больше, рот раскрылся, а руки с растопыренными пальцами поплыли вверх. Она изобразила беззвучную пантомиму «предел удивления».

– А чего ты так удивляешься? Отравление ядом, хорошо спрятанные следы, персонализированная жертва – это все признаки работы организованного преступника. А они именно такие.

– Какие – такие? – спросила Диана.

– Пунктуальные, умные, вежливые, тактичные люди, прекрасные друзья и семьянины, – ответил я. – Когда их арестовывают, родственники звонят во все колокола со словами: «Он не мог! Он не такой!» Конечно, он не такой, каким вы почему-то представляете себе преступника с данным modus operandi. Но он как раз таки мог. А вот описанный тобой ранее больной судимый бомж, обижающий мух, – нет!

– Я тебя не понимаю, – продолжала недоумевать Диана, взявшись за голову.

– Ну, смотри. У нас есть преступление: кража через форточку размером 60 на 60 сантиметров. Точно известно, что вор проник через форточку, никак иначе, – это его modus operandi («образ действия» по-латыни). Подозреваемых двое: мужчина весом 130 килограммов и мужчина весом 70 килограммов. Ты мне говоришь, что типичный вор – это человек с лишним весом. Да, это может быть и так, однако, как 130-килограммовый человек мог в форточку 60 на 60 пролезть, когда у него талия все 120?! Под это преступление с таким образом действий не подходит человек с таким лишним весом. А вот напасть в темном переулке на хрупкую женщину и забрать у нее деньги вполне может и толстяк, напугает массой. Но в форточку он не пролезет. Преступления, которые вменены Отлучному, хорошо подготовлены, преступник детально их продумал и тщательно скрыл следы. Психически нестабильный парень на такое не способен, подобные ребята совершают свои дела спонтанно, грязно, им плевать на сокрытие следов. Поэтому да, чем лучше охарактеризован Отлучный, тем больше шансов, что это он и есть. Конечно, при наличии мотива и отсутствии сдерживающих факторов.

Она потерла лицо.

– Не все так просто, да? Чтобы убивать людей, не обязательно быть бомжом с особенностями. Да, что-то я ступила. Ты прав, конечно.

Я кивнул и вернулся к материалам.

Чем больше я читал, тем больше убеждался, что Отлучный – прекрасный кандидат на скамью подсудимых. И скорее всего, он и совершил эти преступления. Судя по протоколам допросов, следователь гоняла его по трем эпизодам вдоль и поперек. Странные беседы у них случились, потому что Отлучный охотно говорил, как проходил полет, что делал он и члены экипажа до и после, куда ходил, что видел, кого слушал. И при этом ничего, что касалось самого преступления. Вопросы-то следователь задавала, а в ответ только – «я не знаю, я этого не совершал». Ну, если он не признает вину, зачем же ему раскрывать объективную сторону преступления? Зачем рассказывать, как и что было совершено? Тут, как говорится, или крестик снимите, или трусы наденьте. Я встречал в записях психиатров, исследовавших личности преступников, такие казусы: преступник откровенно рассказывает о совершенном преступлении и поневоле выдает еще информацию, которой у следствия до этого не было, например о каком-то новом преступлении: в разговоре про убийство Марии случайно упомянул еще и Елену, дальше дело техники. Отлучный так не проговорился, потому что не ответил ни на один из вопросов о преступлениях, но при этом активно прояснял ситуацию до и после, откуда, собственно, объективная сторона преступления и становится видна. Далее, он отказался от суда присяжных, и решение было принято единолично судьей. На мой взгляд, поступок смелый, но глупый. С такой фактурой хороший адвокат мог бы порезвиться с присяжными, заронить в них зерно сомнений. Но почему-то этого сделано не было.

Я, конечно же, не смогу за сегодня прочитать все протоколы слушаний в процессе, тем более что некоторые из них сделаны в виде аудиозаписи, но кое-что мне глаз зацепило. На одном из заседаний прокурор спросил у Отлучного, почему в Иркутске он решил поселиться не в том отеле, куда разместили остальных членов экипажа. Отлучный объяснил, что это было решение авиакомпании. Тогда прокурор вынул из-за пазухи нежданчик – бумагу за подписью Отлучного с просьбой не селить его в «Аэроотеле» в Иркутске в связи с тем, что в номерах слишком короткие кровати, свисают ноги, и он не может полноценно отдохнуть. «Согласен на отель Holiday Inn того же класса». В ответ Павел замолчал. Это очень и очень странно, потому что если бы это было правдой, то Отлучный так бы и ответил на вопрос прокурора: ноги свисают, не высыпаюсь. И все, вопрос исчерпан. Но почему же он солгал, чтобы прокурор достал бумагу, которую Отлучный сам же и подписал? Не мог же он забыть о том, что лично просил не селить его в «Аэроотеле». Это ведь слишком запоминающаяся история: ладно – бригаду бортпроводников поселили отдельно от пилотов, но чтобы пилотов разделили… Хотя, может, так у них принято? Не знаю, надо проверить. И вообще, если честно, очень часто в документах всплывал Иркутск. Я несколько раз видел судебные баталии по поводу Пекина и Лос-Анджелеса, и, как правило, там все звучало просто и ясно, никаких вопросов ни у судьи, ни у прокурора, ни у адвоката не вызывало. А вот Иркутск мелькал чаще других, при этом с какими-то глупыми нестыковками.

Вот еще, например, потерянная шариковая ручка «Паркер». Отлучный написал в администрацию отеля Holiday Inn претензию, что у него из номера стащили авторучку – черный пластмассовый корпус, серебряный аккуратный логотип. Примерный ущерб от кражи – 900 рублей, приложен скриншот из интернет-магазина Ozon с карточкой товара. Почему он был уверен, что ручку именно стащили, а не он сам потерял ее где-то? Может быть, она была «счастливой» и находилась на особом контроле, может, он что-то писал ею в номере и точно помнил, куда положил. Отлучился из номера, вернулся – и нету, разозлился и накатал претензию? Однако же если он совершил преступление, то стал бы светиться с пропажей ручки? Стал бы привлекать к себе внимание? Судя по времени регистрации претензии (в материалах дела пришита справка из отеля с указанием времени), Отлучный передал бумагу на ресепшен отеля за несколько часов до момента обнаружения тела третьей стюардессы. В этот момент она, скорее всего, была уже мертва. Зачем так рисковать? Это крайне нехарактерно для организованного преступника, который может вообще от дела отказаться, если есть реальный риск быть пойманным или попасть под подозрение. А если бы администрация отеля принялась за поиски? Если бы перевернули номер с его, конечно, разрешения? А если бы он отказал, то вызвал бы еще больше подозрений, мол, обвиняете, а осмотреть не даете, странный вы тип, не убиваете ли стюардесс? Или если бы разрешил – а нашли бы они пузырек с цианидом? Конечно, вряд ли бы поняли, что там, но риск-то есть. Причем Отлучный сознательно пошел на него. Зачем? Я бы понял, если бы он как-то обыграл эту карту, сделал бы заход в сторону алиби: «Вот, уважаемый суд, смотрите, я ничего не боялся в тот момент, когда стюардесса уже была мертва, даже обвинил персонал отеля в воровстве! Будь я убийцей, стал бы привлекать к себе внимание? Нет, сидел бы тихо. А я не сидел!» Но он промолчал, когда прокурор зачитал заявление о краже ручки. Ничего не сказал, никак не использовал, не попросил приобщить к материалам результат рассмотрения жалобы! Почему? Может быть, это ниточка, за которую он хотел дернуть позднее? Я пролистал апелляцию, кассацию – ничего про ручку не сказано. Крайне странно.

Убийства. Всего их три: одно в воздухе (Москва – Пекин) и два на земле, после совершения полета (рейсы Москва – Лос-Анджелес и Москва – Иркутск). Во всех случаях присутствует отравление цианидом. Причем на земле отравление произошло от сухой формы, а в воздухе – через назальные капли, в заключении судмедэкспертизы есть отметка о разрушении слизистой носа вследствие прямого контакта с ядом наряду с действием антиконгестанта нафазолина нитрата (противоотечное средство). Короче, цианид растворили в нафтизине. Всасывание мгновенное, доза огромная, смерть быстрая. И здесь еще более странно: убийство в воздухе, в замкнутом пространстве, все следы собраны на крохотном участке – ситуация, легко выходящая из-под контроля. Небезопасно, совсем небезопасно! И убийца совершает это преступление вторым, а потом снова возвращается к первому modus operandi, убийству на земле после рейса. Почему так? Дело не терпело отлагательств? Жертва была выбрана по другим причинам? Если раньше он убивал в связи с тем, что ему отказывали, как утверждает следствие, то Ольгу Спиридонову он отравил, потому что она что-то заподозрила? Получается, она вне серии, убита не по мотивам, которые он преследовал ранее? И правильно ли установлен изначальный мотив?

Я прикрепил к страницам приговора, где описывались преступления, стикеры разных цветов, чтобы потом быстро по тексту находить, что к какому преступлению относится. В блокнот выписал Ф.И.О. жертв, рядом мотив и ключевые доказательства. Посмотрел на полученную таблицу. Конечно, все стройно и в ряд: мотив везде одинаковый, способ убийства тоже, разнятся место и время, что не удивительно для такой работы, авиация все же. Эта таблица показывала дело глазами судьи, тут наверняка все подогнано, иначе быть не может – как тогда судья приговор-то вынесет? Осталось проверить, так ли все на самом деле было или нет.

Но если все так, то профайлеру тут делать нечего. С установленными и доказанными мотивами, что на языке юристов называется «субъективной стороной преступления», Павел Отлучный – идеальный кандидат.

– Надо пообедать, – решил я. – Закажу, пожалуй, плов. И салат греческий. А ты?

Диана, что-то читающая в томе № 8 уголовного дела, подняла голову и посмотрела на меня так, как будто я сморозил страшную глупость.

– У нас дело разваливается… Как ты вообще будешь есть?

– Как обычно. Ртом.

В квартире Вити

А сегодня постель чистая, следов лепестка нет. Интересно, ты смог вообще заметить его? Я заглядываю под кровать. Сухих крошек нет, лепестка тоже нет. Иду с фонариком в кухню, внимательно изучаю мусорное ведро с органическими отходами. Здесь только кожурка от банана. Лепестка нет.

Есть еще урна в уборной.

В ней и нашелся лепесток, скрученный в тонкую трубочку.

Тебе нужно было долго пропитывать его влагой своих пальцев, чтобы он не рассыпался, а свернулся в трубочку. Значит, ты долго держал его, рассматривал, пытался сообразить, что же это такое и откуда оно взялось.

Я улыбаюсь. Возвращаюсь в спальню и кладу под подушку еще один.

Рейс Москва – Иркутск

14 июня 2018 года

Воздушное судно: Боинг 737-800

Крейсерская скорость: 852 км/ч

Время в пути: 5 часов 40 минут

Расстояние: 4202 км

Время вылета (московское): 14.06.2018, 01:30

Планируемое время прибытия (иркутское): 14.06.2018, 13:10

Болтанка началась примерно во время передачи от диспетчера круга к диспетчеру подхода, то есть когда самолет поднялся выше 2100 метров, зона взлета осталась позади, судно уверенно шло к высоте следования.

Трясло неслабо, Миша в какой-то момент даже пожалел, что не развернулся на входе, когда узнал, что трое пассажиров не явились на регистрацию. Подумаешь, потерял бы три тысячи рублей. Не зря некоторые пилоты садятся в самолет последними и спрашивают у персонала, сколько человек не пришли и по какой причине. Статистика вещь упорная, девяносто процентов авиакатастроф происходили тогда, когда на борту не досчитывались двоих-троих людей, которые по веским причинам не смогли вылететь. Если их отвел Бог, то и тебе следует отвестись, гласят поверья.

С другой стороны, сколько рейсов с таким недобором успешно приземлились в пункте назначения? Тысячи. Сотни тысяч! Успокоиться оказалось непросто, Миша стал прокручивать в голове нормативку, которую вот-вот предстоит сдавать на экзамене: «Диспетчер диспетчерского пункта круга управляет воздушным движением в переходном воздушном слое, оценивает воздушную обстановку, обеспечивает соблюдение установленных интервалов эшелонирования между воздушными судами. Осуществляет контроль воздушного движения с помощью индикатора подсистемы планирования, прослушивания соответствующих каналов радиосвязи». Когда он только поступил в МГТУ ГА и впервые прочел это, то понял примерно ничего, увидел какой-то набор повторяющихся слов, смысл и значение которых усвоить невозможно. Но сейчас каждое слово переливалось глубоким смыслом, и он помнил цитату из квалификационного справочника должностей наизусть не потому, что у него фотографическая память, а потому, что в самом деле понимал, что все это значит и почему оно предельно важно. Все это: и управление самолетом в переходном воздушном слое, и соблюдение интервалов эшелонирования, и контроль воздушного движения именно с помощью каналов радиосвязи. Если диспетчер руления на земле может осуществить визуальный контроль взлетно-посадочной полосы, то диспетчер подхода или контроля глазами ничего не видит, так как управляет самолетом в воздухе по приборам и рации, можно сказать, вслепую. Он должен «увидеть» самолет в пространстве, сориентироваться, где находятся другие суда, и развести их так, чтобы они не столкнулись и при этом не попали в засветку (грозовое облако) или в воронью стаю.

Судя по всему, именно в засветку они и попали. За иллюминатором сверкало, борт трясло, кто-то начал громко молиться и вскрикивать.

Миша вынул из кармана четки и стал их перебирать. Его это успокаивало. А еще то, что командир воздушного судна на этом рейсе – Павел Отлучный, хороший парень, профессионал своего дела. Миша знал его лично, потому что Павел преподавал в их университете. Переживать не о чем.