Ловушка для демона

– Зоя, прекратите это немедленно! Вы говорите гадости и оскорбляете того, кто не может ответить! Не стыдно Вам?!

– А чего мне должно быть стыдно? Я- то нормальная, и ничего плохого не сделала. А этот тип? Кто он, кто-нибудь о нём что-нибудь знает? Да и на счёт «не может ответить!»: тут Вы не правы, Док. Я Вам точно скажу: этот псих запросто ответит, дайте только срок! Ох как ответит!

Вспоминая этот разговор, Док испытал одновременно чувство недоумения и вместе с тем отвращения. И что эта особа имела в виду? Док закурил и попытался в тонкой струйке дыма увидеть какой-нибудь образ, как в проплывающем облаке. Некоторое время он забавлялся этой игрой, и даже смог ненадолго расслабиться. Всё-таки, что это значит? «Он запятнан злом…» Такое чувство, что Тихоня заразный, и никто не хочет об него мараться, словно он проводник чего-то страшного и опасного, чего-то дьявольского! Док закурил ещё одну сигарету – третью подряд. Примерно через час от переизбытка никотина начнёт болеть голова, и он будет жалеть о том, что он не может вкатить себе чего-нибудь из «Списка А». Ну да это сейчас неважно. Важно то, что сказала Зоя, хотя слова, которые крутились в его мозгу, ей не принадлежали. Не могла эта железобетонная корова выдать что – нибудь эдакое: впечатляющее, пронизанное готикой, даже мистикой! Но общий смысл был именно таков; остальное разукрасил и подал себе же на блюде сам Док.

Что, если допустить на мгновение, что те черти зелёные, которых так ловко изгоняют медики из больных заблудших душ и пропитых мозгов, и правда существуют? Что, если пусть не все, но хоть какие-то кошмары действительно реальны? На самом деле, можно ли истолковать желание журналиста – самоубийцы покататься по дну озера типично – фрейдовской идеей, что в детстве бедолага мечтал переспать со своей матерью? Да – да, вот поэтому люди и не хотят водиться с психиатрами. Сто лет подряд всё новые и новые поколения мозговедов дружно повторяют эту ахинею, а ведь их подопытным нужно совсем другое. Кому-то обычное сочувствие, кому-то просто по физиономии настучать, а кто-то должен себе бабёнку подыскать подходящую – живую и горячую! Вот журналист, тот, что наполовину утопленник, к примеру. Можно сколько угодно анализировать его подавленные ощущения, но на деле всё просто. Его жизнь зашла в тупик. Он совершенно одинок и невостребован, классический неудачник. Он очень устал от рутины своей бессмысленной, бесполезной жизни, и не так видел эту жизнь в своих юношеских мечтах: дешёвые скучные статейки о городских новостях, лапша быстрого приготовления, вечно мятая одежда и выпивка в компании самого себя… Нет, не этого он хотел. И вот сбиты дорожные ограждения, вязкий после дождя берег озера; плеск, странное ощущение – вода прибывает… Он даже не успел почувствовать страх смерти. Он был настолько пьян, что до конца не осознал происходящего – разум покинул его. Очнулся он уже в психушке. Дальше – глубокая депрессия, даже апатия. Надолго. Но тут помочь, кажется, всё-таки удалось. Да, он сожалел, что не умер, и в то же время радовался, что выжил. Жизнь по-прежнему не была дорога ему, но и так просто отказаться от неё он уже не хотел. Сейчас ему всё ещё было очень плохо, и этому было простое объяснение: жизнь не удалась, и всё тут. На самом деле это действительно больно. Это знает каждый, хотя бы потому, что однажды испытал это. И нечего тут выдумывать разные теории. Надо просто понять больного, заставить его поверить и в докторов, и в самого себя, и по возможности вылечить. Док усмехнулся: «Вот за это мне и платят!» Ладно, с Самоубийцей всё ясно. Теперь – Тихоня.

Однако заняться Тихоней не удалось. То есть, не то, что бы совсем не удалось, но уж точно не так, как Док планировал. Произошло что-то очень странное. Тихоня устроил истерику. Самую настоящую: с воплями, рыданиями, пеной на губах и судорогами. Так что с ним не мало пришлось повозиться. Это было так непохоже на Тихоню, что просто ошеломило персонал. Док, вкалывая иглу в истерзанную вену больного, заметил осторожное отвращение на лице Зои, а другой санитар так выпучил глаза, что в пору было начать о нём беспокоиться. Медсёстры пытались угомонить перевозбудившихся психов и то же опасливо косились на отчаянно отбивавшегося Тихоню, а практиканты смотрели на всё происходящее так, словно узрели истину: вот она, настоящая психиатрия! Как мечта всей жизни. В общем, Доку никто толком не помогал, и ему не легко пришлось, но он всё же успел кое-что разобрать в безумных воплях пациента. И в какой-то момент он почувствовал озноб: что-то было не так, и ему действительно стало страшно. Страшно, потому что это был не бред, а ужас. Мучительный, отчаянный ужас, что охватывает жертву, однажды спасшеюся от своего мучителя, при новой встрече с этим мучителем. И неудержимая дрожь измождённого тела Тихони, и его отчаянные слёзы, его бессвязные крики и непонятные мольбы – всё это не было просто бредом сумасшедшего. Тихоня действительно просил о помощи! И ему не нужен был аминазин; Док понял – Тихоня умолял защитить его!

Док наконец угомонил Тихоню и обернулся. Вот она, эта женщина! Стоит у стены и нервно покусывает согнутый палец. Вроде бы нервно. Но её глаза… Такие циничные, такие убийственно бессердечные… Она почувствовала взгляд Дока и тут же изменила выражение лица – просто как будто достала из шкафа и надела новое. Вместо жестокой насмешки – жалостливое огорчение, даже растерянность. Она старалась сделать вид, что очень расстроена и совершенно не понимает, что случилось. Тихоня, обессилев, отвёл наконец от неё глаза и простонал, тоскливо взглянув на Дока:

– Пожалуйста, Док, пусть он уйдёт! Не дайте ему добраться до меня, пожалуйста! Он хочет расправиться со мной, пожалуйста, Док, пусть он уйдёт! – Лекарство подействовало, и рыдания Тихони стихли. Только их отзвук в судорожном дыхании больного всё ещё беспокоили собравшихся. Но что же произошло на самом деле?

– Кто «он»? Тихоня, ты про кого говоришь? Кто – «он»?

Док легонько похлопал несчастного по щеке, пытаясь привлечь его внимание. Тихоня с трудом поднял отяжелевшую от усталости руку, и его дрожащие пальцы указали на обеспокоенную женщину у стены:

– Он! Это он, Док! Он пришёл за мной, но я не дамся! Помогите… Помогите мне, Док! Это он, Боаз! – Его глаза сонно закрылись, и он затих. Воцарилась тишина. Док выпрямился, несколько секунд пристально смотрел на больного. Что же тут произошло на самом деле? Снова холодок по спине… Нет, это точно не бред. Он повидал немало бреда и хорошо разбирался в тонкостях этого явления, но не в этот раз. Он вдруг вспомнил, что говорила Зоя: Тихоня нормальный! Ну или почти нормальный. Что, если …Он резко повернулся к женщине у стены. Интересно! Она не ожидала этого и не успела обновить гримасу: жестокое удовольствие, торжество победителя, насмешка. Всё так откровенно, даже непристойно! Она издевалась над Тихоней! Да, действительно интересно. Что значит – «он»? Кто такой Боаз? И вообще, какого Фрейда здесь происходит?

– Во псих! Совсем сдурел!

Зоя грубо прервала молчание, и Доку вдруг захотелось ударить её.

Глава 3

…Противный выдался день. Вопли и возня в отделении в порядке вещей, и вроде всё, как всегда. Как всегда, ничего не вышло с лечением Тихони. Практиканты, как обычно, высоколобо и высокомерно разглядывали подопытного кролика, планируя меры по спасению несчастного. Все, кроме этой молодой женщины. Док потянулся к телефону, отдал распоряжения. Через несколько минут она придёт, и он попытается понять, что всё-таки случилось. А пока надо бы сообразить, как сказала бы Зоя, что он вообще знает об этом пациенте. Тихоня- человек без имени, без истории. Он существовал согласно своего прозвищу – тихо, незаметно. Безмолвно страдал, незаметно угасал. Никогда не бушевал, не жаловался, даже не разговаривал. А сегодня он кричал! Вопил, орал, надрывался – иными словами, «шизовал», как они тут между собой это называли. Очень странно. Истерика случилась с ним, когда он увидел эту практикантку, Таню.

Когда обход закончился, Док ответил на вопросы студентов, дал им указания и отправил набираться опыта в естественной среде. Сам же хотел привычно заняться ежедневной рутиной, но, как постоянно это делал, ненадолго остался, что бы понаблюдать. Он даже не обратил внимания на студентку, которая представилась Татьяной. И ничто не предвещало тревоги, когда она приблизилась к Тихоне – тогда никому не пришло бы в голову, что это намеренно. Пульс, рефлексы, простые вопросы – Тихоня, как всегда, ни к чему не проявлял интереса, и, наверно, даже не замечал её присутствия.

– Так, Тихоня, ну а теперь – посмотри-ка на меня! – Она подняла пальцами его подбородок и попыталась встретиться взглядом с пациентом. – Тихоня, я – Таня. Можешь звать меня Таней. Я теперь буду часто приходить сюда. Я буду заботиться о твоём здоровье, и мы скоро подружимся. Ведь правда? Ты хочешь, что бы Таня помогла тебе? У нас с тобой всё получится, я тебе обещаю. – И она добавила что – то ещё, никто не расслышал её слов, но Тихоня внезапно вздрогнул всем телом и наконец посмотрел ей в глаза. Ещё секунду она удерживала его подбородок, а потом опустила руку, выпрямилась и спросила со странной улыбкой:

– Ну, как твои дела, Тихоня?

И вот тут у него началась истерика. Он попытался вскочить, но сил не хватило, и он закачался, стал падать. Таня схватила его за локоть, попыталась удержать. Тихоня начал вырываться, подоспели санитары и подавили его слабое сопротивление. Тихоня зашёлся криком, но нельзя было разобрать слов в этом отчаянном потоке звуков. Однако глаза Тихони отчаянно молили о помощи. И Док наконец смог уловить смысл. Этот человек Боаз, – Тихоня настойчиво указывал на Татьяну – это Косарь, понимаете, это Багряный Жнец! Он хочет отомстить! Пожалуйста, не дайте ему добраться до меня! Док начал было произносить стандартный успокаивающий текст, но больной вдруг очень прямо посмотрел ему в глаза. Странно, эти глаза сейчас показались Доку очень живыми и яркими; вот уж чего он не замечал раньше!

– Док, послушайте, поверьте мне! Он – Тихоня ткнул пальцем в Татьяну – он заберёт не только меня! Ему нужны все! Я уже помешал Боазу один раз, но он так просто не угомонится. Док, пожалуйста, помогите! Я не дамся ему! Помогите, прошу Вас!

Это можно было бы забыть, как и все выходки психов, но …Столкнувшись взглядом с практиканткой, Док вдруг понял: она знает, в чём дело. И знает Тихоню. А вот это действительно интересно!

Практикантка на вызов не пришла. Секретарь сообщила, что девушке стало нехорошо: она была очень расстроена, и её отпустили домой пораньше.

– Кто отпустил? Интересно, а почему я ничего не знаю? – Молчание в ответ. Ладно, не это сейчас главное. Где её личное дело? Вот адрес и нечёткое фото. Что-то она не очень похожа на снимке на ту женщину, что прятала злорадное торжество за гримасой огорчения и растерянности. Док закрыл глаза и попытался вспомнить её такой, какой увидел рядом с Тихоней. Вот наконец воображаемая картинка обрела чёткость, и Док сумел её рассмотреть.

Высокая, даже очень высокая, и широкоплечая. В её массивной фигуре действительно было что-то мужеподобное, и короткие чёрные волосы, и густые брови ещё больше усиливали это впечатление. Тяжёлый овал лица, крупный чувственной рот, светло—серые, чуть прищуренные глаза – всё это не то, чтобы не было привлекательным, даже наоборот: слишком много сексапильности, нескрываемого вызова. А ещё – очень броский готический макияж. Так можно всех сумасшедших перепугать до смерти! В общем, через чур всего много, и это скорее отталкивало, чем привлекало. Но, если не считать этой неуместной мрачной раскраски, всё было бы ничего. Вот только глаза… Да, её глаза! Злые, циничные, даже жестокие. И она действительно насмехалась над Тихоней. Сейчас Док не сомневался, что Таня и Тихоня знакомы, хотя с понятиями «он – она» что-то странное, но сейчас и «ЭТО» не редкость! Ну, не знаю, не знаю!

Тихоня весь день пролежал в постели. Есть, конечно, не стал, отвернулся к стене и ни на что не реагировал. Только на попытки Дока расшевелить его он вдруг резко и удивительно спокойно ответил:

– Даже не пытайтесь. Вам это не по зубам, Док. Это – реальность. Другая. Особенная. Хреновая. И ничего ещё не закончилось. И я не знаю, чем Вы можете мне помочь, так что даже не пытайтесь.

И он снова отвернулся к стене. Док ещё немного подождал, а потом разочарованно повернулся к двери. Из-за косяка двери торчала всклоченная голова Самоубийцы, и его жадные глаза горели самым бессовестным энтузиазмом: голодный журналист наконец – то почуял сенсацию! Что ж, может, больше топиться не захочет.

Рабочий день закончился, вопросы остались. Док понял, что не может всё так и оставить.

«Я хочу знать, что сегодня случилось. Я хочу знать, кто такой Тихоня, кто такой Боаз, и что за птица эта практикантка Таня. Это желание не очень психиатрическое, скорее – детективное, но клянусь Великим Юнгом, я хочу знать, что имел в виду Тихоня! Что ж, будет куда пойти вечером

Личное дело, студенческое общежитие – вот и комната Тани. Дверь открыла девушка с фотографии. Не та, что была в отделении. Вернее, та, да не такая. Совсем не такая. Не было сытого кошачьего прищура глаз; лицо казалось тоньше и женственнее; гладкая, тусклая причёска, и, конечно, никакого макияжа. Весь образ казался каким – то размытым, нечётким. Док даже заподозрил, что у него прямо сейчас развился астигматизм – то ли она есть, то ли её вовсе нет. Впору было усомниться, эта ли девушка приходила утром в отделение. Но девушка подтвердила: да, она. Однако ей нечего сказать. Что там случилось, она и сама не поняла, да и вообще, почти ничего не помнит. Нет, странным это не кажется: просто переволновалась, и всё. С самого утра она словно не в своей тарелке – что ж, бывает. И Тихоню она не знает. Нет, раньше они точно не встречались.

– Доктор, честное слово, я понятия не имею, кто он! А что ему какая – то дичь померещилась, так я – то тут причём? Или Вы тоже меня за мужика приняли? Может, проверить хотите?… Да- да, простите, но я сегодня очень устала, и мне больше нечего Вам сказать.

Док поверил ей. Не она устроила шум в отделении. Она не знает Тихоню. Это не тот же человек, что пришёл утром с другими студентами. Словно два в одном – жаль, Док не верил в раздвоение личности, а то идея с готическим альтер – эго очень уж соблазнительна. Или, может быть, это – одержимость? Демоном, к примеру? Док усмехнулся своим мыслям: да уж, конечно, без демонов тут не обошлось. Но вдруг его память обожгла вспышка: «Багряный Жнец»… «Косарь заберёт всех!»… Вот зараза, чуть не купился! Да и вообще, ему- то это надо? Разобраться с этим делом, конечно, стоит, но Тихоня больше ничего говорить не хочет, Таня – не совсем даже Таня, а так, что – то непонятное. Так пусть кто – то другой поломает над всем этим голову; но вот кто бы это мог быть?

К своему возвращению в больницу он уже точно знал, как убить даже не двух, а трёх зайцев сразу. Помочь Тихоне, утолить своё невыносимое любопытство, а заодно задать стимул ещё кое – кому. Время ещё не позднее, Самоубийца пока не спит. Пора ему уже сменить прозвище!

…Тихоня равнодушно изучал рисунок трещин на стене. Днём он выспался, если так можно сказать об отключке после успокоительного, и теперь просто коротал ночь, стараясь ни о чём не думать ничего не вспоминать. Но мысли – не дождик; от них зонтиком не укроешься. Нет такого зонтика. Вот бы вообще обо всём забыть! Плохо, что он тогда не умер. А теперь – поди ж ты, чего никто не ожидал, он стал нормальным! Слабым, измождённым, пока не самостоятельным, но – нормальным. Он навсегда останется душевнобольным, он это понимал. Боль никуда не уйдёт, с этим ничего не поделаешь. Но больше нет смысла притворяться психом, и здесь, в этих растрескавшихся стенах, спрятаться от правды нельзя. Скоро придётся уйти отсюда, но, Великий Космос, как же страшно!

Внезапно открылась дверь, и кто-то проскользнул в палату. Тихоня оцепенел от ужаса. Но это не была студентка – оборотень, или кто-то из демонов, или сектантов-убийц. Тихоня вновь осмелился дышать, когда знакомый голос негромко позвал его:

– Эй, псих, ты спишь? – Самоубийца помолчал, ожидая ответа, но Тихоня попытался притвориться спящим.

– А, дрыхнешь! Ну ладно. А то у меня что-то есть; думал, тебе понравится. – Раздался очень знакомый щелчок, огонёк зажигалки ненадолго осветил небритую физиономию Самоубийцы, и тут же потянуло табачным дымом. Тихоня ахнул от неожиданности и сел в постели. Несколько секунд он недоверчиво разглядывал огонёк на кончике сигареты и жадно вдыхал дым, но скоро в горле запершило с непривычки, и он закашлялся.

– Ты что, сдурел? Сейчас сюда сбегутся санитары, и тебе придётся сожрать окурок! – Тихоня снова потянул носом воздух, с удовольствием нюхая горящий табак. Он не курил уже целую вечность, а тут… Да у самоубийцы целая пачка в руках – о, какое искушение! Глядя на его реакцию, ночной гость довольно захихикал:

– Опаньки, а зверушка- то говорящая! Значит, ты – псих понарошку и балуешься государственной наркотой на халяву, да? Ладно, расслабься, никто не придёт. – И, заметив сердитый недоверчивый взгляд Тихони, добавил уже почти серьёзно:

– Нет, правда. Я почти не сплю по ночам и давно тут всё разведал, так что можно спокойно покурить. – И он протянул пачку Тихоне. Тот замялся нерешительно, но пальцы его дрожали от нетерпения.

– А сигареты откуда?

– Украл. Тут когда эти жалельщики в среду приходили, я одного в благодарность облапал, ну и спёр кое-что. Да ладно, надо же как-то развлекаться! Так что бери, не стесняйся! – Он довольно хохотнул, и, подтолкнув Тихоне пачку, снова щёлкнул зажигалкой. Тихоня не устоял. Через мгновение дым вскружил ему голову, приступ дурноты накатил и тут же прошёл, и Тихоня некоторое время молча наслаждался. Наконец он встретился с пристальным заинтересованным взглядом нового приятеля и выпустил струйку дыма ему в лицо.

– Ладно, может, скажешь теперь, что тебе от меня понадобилось?

– Да так, пара пустяков. Дружба, доверие, может, даже любовь до гроба. Не смешно? Проехали. Ну а для начала я хочу знать, что там, в «общей», сегодня утром стряслось. С какого перепугу ты принял бабёнку за мужика, и почему ты вообще прикидываешься психом?

Тихоня молчал. Очень долго молчал, и Самоубийца терпеливо ждал. Он хорошо знал своё дело и умел добывать истории. Вся беда была в том, что уже очень давно он не находил ничего стоящего. Он всегда умел и взять, и подать; было бы только что брать и подавать. А советы народных целителей, предсказания о конце света и истории об инопланетянах так достали его, что он совершенно разуверился в своём ремесле, а потом – и в самом себе. А потом – и в жизни. Ему было тогда так плохо, что просто хотелось перестать существовать. Так он получил прозвище «Самоубийца» и оказался в казённом доме. А вот сейчас он почуял добычу: возможно, Док прав, и тут что- то есть. Это если в самом деле этот парень нормальный. И он решил подтолкнуть Тихоню.

– Ты мне просто скажи для начала: ты – нормальный? Да ладно, я не врач и не полицейский. Я – журналист, и, честное слово, хороший журналист. И мне до зарезу нужна крутая история. И она у тебя есть, я чую это. Вот только скажи честно: ты псих по правде, или как? Ну давай же, признавайся! Что с тобой такое случилось?

Тихоня ещё немного помолчал, а потом со вздохом покачал головой.

– Я не знаю, что тебе сказать. Но ты прав, у меня действительно есть история, но… Понимаешь, я-то – нормальный, по – настоящему нормальный. По крайней мере, с сегодняшнего дня. Этот ублюдок Боаз вломился сюда, и мне, как ни странно, действительно наконец-то полегчало. Я теперь знаю, что не сошёл с ума. Может, я и козёл, как говорила моя подружка; может – неудачник, всегда третий, – Тихоня грустно усмехнулся – но только не сумасшедший. А вот история моя – точно ненормальная, типа бреда больного воображения. Поэтому… Я просто не знаю. Такое в газете ты точно печатать не будешь, а тогда о чём и говорить…

– Да нет уж, была бы история, а я уж придумаю, что с ней делать! Ты просто расскажи! …Хорошо, давай я тебе помогу. – И он достал из кармана диктофон.– О, видал?

– Это ещё что такое?! И откуда у психа такие игрушки?

– А, доктор знакомый одолжил. Он считает, что для меня работа – лучшая терапия, вот и дал на время. Так что – приступим!

– Я не знаю, как приступать.

– Я помогу. Давай сначала познакомимся. Я – Саша, журналист – неудачник. С кем имею честь?

– Зови меня Бронза. Просто Бронза. Это было когда-то моей фамилией, а потом стало именем. Другого я уже и не помню. В общем, меня все так зовут.

– Хорошо. Привет, Бронза!

– Привет, Саша!

– Вот и познакомились. А ты чем занимаешься, когда не в психушке?

– Хороший вопрос. Довольно долго я считал себя художником, даже искателем приключений. Потом кое – кто разъяснил мне, что я просто раздолбай с манией величия и мелкое хулиганьё, и пакостник. Профессиональный пакостник, который ничего путного в жизни не сделал. Вот, в общих чертах.

– Ясно. А теперь – поподробнее. Что же с тобой случилось, Бронза?

– О, я открыл двери в Ад!

Саша даже не удивился. Жизнь вообще штука чудная, и чего в ней только не бывает. И у каждого свой собственный Ад, и долгие ночи в сумасшедшем доме ничем не лучше, чем раскалённые сковородки и кипящие озёра крови где-то там, в вечном «нигде», с чёртом – истопником на проходной. Это если так, просто, по бытовому. А сколько всего необъяснимого вокруг? Можно об этом книжки писать, можно отмахнуться – не важно, как к этому относиться. Это «невероятное» просто есть, и только это важно. Саша и Бронза прошли через собственную смерть, потерю рассудка, боль и безнадёжность, и теперь были способны видеть «тёмную сторону». Воспринять её как реальность, а не утончённую схоластику. Ты говоришь, что видел Ад? Значит, так и есть. Ты говоришь, что настучал Дьяволу по рогам? Я не сомневаюсь. Но мне нужны подробности. Так что давай, рассказывай!

… – Я не знаю, с чего начать. Что главное, что нужно выбрать, а что можно забыть – мне трудно судить об этом. Когда и с чего началась моя история, я не знаю. Сейчас, когда ты спросил, мне всё кажется важным. Хорошо, пусть это будет просто как «Письма мёртвого человека» – просто поток сознания. Мне всё равно уже пора самому осмыслить произошедшее.

– Знаешь, я ведь никогда раньше не совершал преступлений. Может, и сейчас не было никакого преступления; ну, я имею в виду, в смысле закона. Только вот чисто по-человечески я натворил такое, что буду гореть в Аду, это уж точно. Помнишь, как в юности? Наделаешь чёрте – чего, сам от страха и стыда готов сквозь землю провалиться, но если за руку тебя никто так и не поймал, тогда стараешься просто пережить это, перетерпеть. Пройдёт время, и если последствий не будет, всё успокоится, сгладится и поблекнет, а потом и вовсе забудется. Надо ничего не делать и просто ждать. Только ждать. И… конечно, ты знаешь это. Все это знают. Да, и это обычно срабатывает. Но не сейчас. Я тут давно уже изображаю живой труп, и Док говорил, что мне нужно время, что бы оправиться. Но он ошибся. Время мне не помогло. Я даже умер немножко, но и это без толку. То, что я натворил, невозможно ни забыть, ни перетерпеть. Это существует; это нельзя просто выключить – можно только попытаться исправить. И незадолго до смерти я пытался это сделать, но сил не хватило. И, возможно, это вообще никому не по плечу – завалить чёрта с его охвостьем, закрыть Адские Врата и залечить раны, причинённые злом. Но теперь, снова став нормальным, я точно знаю, что снова попытаюсь. И Боаз тоже это знает. Поэтому он и приходил сегодня. Да, та девица, точно. Только поверь мне, это была вовсе не женщина. То есть, не совсем. Тело – да, но это не важно. Важно то, что внутри. Это был мой дорогой дружочек Боаз. Я видел его глаза, я слышал его голос – о, я ни за что бы не ошибся! Это дьявольское отродье никогда уже не оставит меня в покое. Или же я всё-таки разделаюсь с ним. Да, вот это для меня, пожалуй, и есть самое главное! Так ты всё ещё хочешь слушать? Ладно, поехали.

Глава 4

– Почему-то первое, что приходит мне в голову, – имя Диана. Глупо, конечно, ведь она очень мало значила для меня тогда, и уж точно ничего не значит теперь. Так, просто сладкое молодое мясо. Но почему я всё время думаю о ней?

…Бронза лениво развалился на смятой постели, пристраивая поудобнее на груди здоровенную стеклянную пепельницу. Диана оторвалась наконец от своего зеркального двойника и с укоризной покачала головой.

– Ну и что ты теперь её пригораживаешь? Уже насвинячил пеплом; вон, смотри, прямо на одеяле! И чего уставился? – Её недовольство было таким обычным, даже автоматическим, что давно уже не производило на него впечатление. Он неотрывно и изучающе смотрел на неё, и она, как обычно, начала распаляться.

– Ты, балбес, вообще-то знаешь, который час? Вставать сегодня собираешься? Э-э, дома кто есть? – Она подошла к любовнику и грубовато стукнула его по голове, собралась стукнуть ещё, но он перехватил её руку. Диана попыталась вырваться, но он засмеялся и дёрнул её на себя. Длинное худое тело женщины обрушилось на него, края пепельницы больно врезались ей под рёбра и она завопила, приподнялась, и силой двинула коленом в бок Бронзе. Он охнул, засмеялся, скинул пустую пока пепельницу на пол и бесцеремонно подмял под себя подругу.

– Ну, конфетка, ты рада, что я проснулся? – И, не дав ей ответить, принялся целовать её рот, шею, плечи, снова губы… Она перестала сопротивляться, но и довольной не выглядела. Она просто позволила ему любить себя, и он успокоено уткнулся лицом в её груди.

– И как, наигрался? – Он что-то довольно промычал, не отрывая лица от мягкой плоти, вдыхая запах дезодоранта и крема; она была польщена его настроением. Но потакать не собиралась. Легко спихнула его, как полено, и села рядом.

– Слушай… Там у нас в телецентре – помнишь, я тебе позавчера говорила, – есть место в отделе рекламы. Я спрашивала насчёт тебя, ты мог бы …Ой, ну прекрати же! – Бронза всё это время водил пальцами по её коже, оглаживал поясницу, бёдра, живот, а теперь запустил руку ей в пижамные шорты и принялся изучать секреты Дианы. Но она с раздражением выгнала его руку из своего нижнего белья и отодвинулась подальше.

– Ты бы хоть послушал, что я говорю! Место неплохое, платят нормально. Да и вообще … – она слегка замялась, стараясь правильно подобрать слова. Обычно она так не церемонилась и высказывалась прямо, если не сказать, грубо. Но сейчас она хотела кое- чего добиться от своего мужчины, и попыталась быть вежливой. … – Не хочу, что бы ты подумал, что я похожа на клушу – жёнушку из спального района, но ведь стабильность – это же неплохо! Когда мне предложили должность исследователя, я подумала – что за отстой! Быть на побегушках у теле – звездунов, да ещё за копейки! Лучше и дальше заниматься фрилансом, но, ты знаешь, хотелось, что бы мать наконец отвязалась. А потом даже понравилось! Деньги небольшие, но постоянные, работа непыльная. А ещё поговаривают, что в Про-Новостях скоро освободится место ведущей. Я уже и резюме послала! Здорово, правда?

– Что – «здорово»? Что чего-то куда-то послала?

– Я послала своё резюме!

– А, ре-зю-ме! Звучит вкусно. Как изюм. Я бы его съел! – Его голос звучал игриво, но она всё же уловила нотки неудовольствия. Неожиданно завопил будильник, и они оба кинулись его выключать.

– Ну вот, вставать пора! – Бронза засмеялся и шлёпнул по заднице подружку. – Ой, детка, а ты не хотела бы налечь на жареную картошечку, или пирожные? А то я так руку могу отбить!

Диана мгновенно окрысилась.

– А что, твоё хреново величество чем-то недовольно? Я думала, я тебе нравлюсь! – Она резко встала и начала одеваться. – А на счёт пирожных… Это ты хорошо придумал! Конечно, какие вопросы?! – Как только ты начнёшь хоть что – то зарабатывать. А пока только я беспокоюсь, что мы будем жрать завтра. – Бронза поморщился, потом скучающе запрокинул голову и принялся изучать потолочную плитку. Его подруга ненадолго исчезла из поля зрения. Когда же она снова оказалась в фокусе, то была уже одета, если эти тряпки вообще можно было назвать одеждой. Джинсы с заниженной талией почти не скрывали её худой зад, а топ никак не натягивался на голый живот, и её проколотый пупок, выставленный на всеобщее обозрение, никак не вязался с её громкими заявлениями о серьёзных деловых намерениях. Но вот она надела скучнейший классический жакет, который до ужаса не вязался с облезлого вида джинсами, и теперь только узкая полоска бледной кожи между поясом брюк и жакетом намекала на то, что эта девушка – без комплексов. Бронзе никогда не нравилась эта нелепая безликая мода, и однажды он даже попытался высказаться на этот счёт, но Диана просто послала его.

– Я одеваюсь, как мне нравится. И мне удобно так; я чувствую себя комфортно! К тому же, девушке с такими внешними данными – она движением руки повторила в воздухе контуры своего худого вытянутого тела – есть чем гордиться, и есть что показать. Ты так не думаешь?

– Тоже мне, Наоми Кемпбелл! – Он закрыл тему, и больше уже никогда не высказывался насчёт её одежды. Ему вообще всё это было безразлично: хоть голая в кедах ходи, было бы только мясо горячее!

Она откинула прямые обесцвеченные волосы назад и сердито пожала плечами.

– Конечно, я всё понимаю! Ты – свободный художник, тебе мало бытового пространства и банальной повседневности…

– Ты прочитала это на моём сайте? Не надо пересказывать!

– Хорошо, скажу проще. За твои инсталляции тебе не платят. Ты зарабатываешь жалкие гроши на рекламе; в твои тридцать лет об этом даже говорить стыдно. Сейчас два часа дня, а ты ещё в постели. И какие у тебя планы на будущее, вот мне интересно?

Её голос зло и ехидно взвизгивал, она кривлялась в такт своим словам и откровенно издевалась. Бронза пристально смотрел на Диану – сейчас она ему совсем не нравилась. Впрочем, такое случалось часто. Иногда он спрашивал себя: и что он нашёл в этой женщине? Ладно, это вопрос сложный, и когда-нибудь он с этим разберётся. А теперь ей пора на работу. Он так прямо и спросил: не опоздает ли она? И с нажимом добавил, что ей давно уже надо идти!

– И, кстати! Если ты не поняла, почему я в постели – напомню! Я вернулся в четыре утра, потому что ночью делал глиф на заказ. И я его закончил, и фермер, что заказал мне знаки на своём поле, хорошо заплатит за рекламу. – Он сел в постели, и ей пришлось отодвинуться – хоть нависать перестала! Она хотела что-то добавить, но он резко оборвал её.