Глава 4
Но это был, увы, не сон. Поняла я это, проснувшись на кровати Кристи и услышав телефонный звонок. Номер незнакомый, но я уже понимаю чей. Нажимаю «Принять вызов» и, сама не узнав свой хриплый голос, произношу с большим трудом:
– Алло.
– Доброе утро, Елена! – слышу приятный мужской голос в ответ.
– Саша? – спрашиваю я, хотя это и так очевидно. Но что еще сказать, не знаю, голова отказывается думать.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.
Какой неуместный вопрос. Как я могу себя чувствовать после такой глобальной попойки?! Ха!
– Нормально, – почти шепчу я, чтоб не пугаться своего голоса. Он молчит в трубку, а я вообще не хочу сейчас разговаривать. – Саша, – говорю я, – давай я тебе позже позвоню, я сейчас немного занята.
– Хорошо, – говорит он.
Я кладу трубку и с облегчением выдыхаю. Не хочу сейчас ни с кем говорить, тем более с монахом, священником или как там его там правильно. Сегодня мне идти к Ашшур. Надо привести себя в порядок. Я смотрю на часы, время 7:10, не могу поверить, что он позвонил в такую рань. Мне так плохо, и я очень помятая. Не только мятая одежда, а внутри что-то смялось. Как некрасиво вчера вышло с Сашей. А этот спор вообще смешон. Я не буду выполнять условия. Черт с ним, если проиграю. Черт или дьявол меня направлял говорить такие вещи. Не помню даже, какой приз победителю. Что это вообще была за компания, может, я их больше и не увижу. И как мы добрались домой? Смутно помню, как Кристи ловила такси. Я шагами улитки плетусь в туалет. По нему тоже плачет ремонт или хотя бы уборка. Желтые раковина и унитаз, как будто с советских времен. На стенах обрывки плакатов с голыми женщинами. Бывший хозяин со своими друзьями любил разглядывать их в туалете. И не только разглядывать. Я помню, как его друг открыто говорил, как он будет медитировать на эти плакаты. Вспоминать противно. Зато нам с Кристи было весело их отдирать. Мы прикалывались, что не будет больше баб с идеальной фигурой, а будем только мы, естественные. Я умылась и прополоскала рот водой с зубной пастой, чтобы избавиться от перегара. Еще бы причесаться, но расческу я не нашла. Кристи спит и мило похрапывает. Я возвращаюсь в зал, где спала, в поисках своей кофты и телефона. Не возвращаться же мне домой с таким огромным вырезом. Меня и так там оскорбляют последними словами, и частенько отчим намекал, что не верит, что я только парикмахером работаю. А иногда и в открытую говорил, что я на дороге по ночам стою. А Крис вообще называет моей сутенершей. Ему бы книги писать с такой фантазией! Нашла кофту, Ура!
Я тихонько иду домой. Наверняка они спят, я бы тоже спала, если б Саша не позвонил. Но на всякий случай я очень тихо прокрадываюсь. Поворачиваю медленно ключ. И чудо! Гробовая тишина! Обожаю эти моменты, когда все спят и никто не ругается, это такая редкость. Заползаю в комнату, а здесь прямо на моей кровати спит отчим.
Блин! Я вообще тоже хотела вздремнуть. Наверное, опять мама его выгнала из их спальни за то, что руки распускал. Растолкать его или оставить здесь? А если и разбужу, скажет, что его дом и спать будет где хочет. «Welcome to my life», – произношу я себе под нос, и на глазах выступают слезы. К Кристи уже не вернуться. Он храпит, наверное, еще не протрезвел, может, вообще лег недавно. Почему я ничего не могу сделать со своей жизнью, я такая беспомощная. И я принимаю решение: кинув в сумку две расчески, одну щетку и одну для пробора, я ухожу из дома, хлопнув дверью. И плевать мне, если я кого-то разбудила. Спустившись на первый этаж подъезда, понимаю, что отчаяние с которым я ушла, побороло мой страх. Время 7:59. Я причесываюсь, прямо здесь, заплетаю косу и, долго не думав, звоню Саше. Может, у него перекантуюсь до 12, до встречи с Ашшур.
Но мои планы, конечно, как всегда рухнули! Если есть самое нелюбимое создание на земле у фортуны, то это я! Саша не взял трубку. Интересно почему. И тут я услышала колокольный звон, как будто ответ на мой вопрос. Странно, я его никогда раньше не слышала или не обращала внимания. И вообще думала, что церковь далеко от моего дома. У него наверное, служба. Первая же мысль: может, сходить туда, но ведь надо в платке, а у меня его нет с собой, не возвращаться же домой. Да и что мне там делать? Стоять, конечно, в тепле, но слушать проповеди что-то не хочется. Блин!
И вот история моей жизни снова повторяется, как тринадцать лет назад. Я голодная и бездомная брожу по улице. В 12 лет со мной происходило подобное. Я также не могла пойти ни к подругам, ни домой. Сирота при живых родителях! Такова моя горькая участь. Опять выступили слезы, но не буду же я плакать на морозе. Я, конечно, слишком большая, чтобы верить в мамины сказки, которые она плела в детстве, что появятся сосульки на глазах. Но все-таки есть какая-то внутренняя предосторожность.
Я иду в сторону дома Ашшур. Как раз пешком туда идти около часа. Я бы могла пойти на работу и попить кофе, но этих стерв я не хочу видеть, еще и работать попросят. А у меня планы на сегодня. Может, оно и к лучшему, можно спокойно сейчас обдумать, что произошло в моей жизни. Наконец-то я одна. Да и говорят, что голова хорошо думает в холоде.
И меня осенило! Я вспомнила, на что мы поспорили! Все в деталях. Вот ужас! Я вспомнила, как, теребя волосы руками, произнесла очень громко и эмоционально:
– Чтоб у меня волосы отвалились, если в постель его не затащу!
Они все долго ржали, и она сказала, что отличный вариант, если проиграю, должна побриться налысо. А если выиграю, с нее сто тысяч. Хорошие, конечно, деньги! Возможно, хватило бы для первого взноса на ипотеку.
Но это точно не могла сказать я, и правда ощущение, что кто-то в меня вселился. Может, кто-то из будущего, злая и пошлая стерва вошла в мое тело, как я в Ло, и исследовала свою прошлую жизнь. И они там в будущем научились управлять другими телами. Глупая, конечно, мысль, но сейчас я вижу, что любое сумасшествие может быть правдой. Спрошу у Ашшур. Вот она точно меня поймет. А не будет говорить, что я чокнутая, какой обычно считают меня девочки на работе. Они даже смеялись, когда я историю изучала. Глупые инстаграмщицы.
Вот я уже сама не заметила, как оказалась у двери Ашшур. Время только 10, она ждет меня к 12. Позвонить в дверь или пойти еще погулять? Она психолог и, наверное, увидит, что мне плохо и некуда идти. А вдруг у нее клиент, ну или пациент, не знаю, как правильно… Я слышу звук отпирания замка. Женщина, раскрыв широко дверь, смотрит на меня и радушным голосом предлагает зайти.
– Я крайне удивлена этому событию, – произношу я опять словно не своими словами.
– Хм, пожалуйста, присаживайся – произносит Ашшур, внимательно посмотрев на меня и указывая на диван.
Я повесила куртку и покорно села. Видно было, что она в нетерпении начать разговор.
– Я вижу, что в тебе что-то изменилось, – начинает она.
Я в ответ утвердительно киваю и в нетерпении начинаю рассказывать:
– Вчера я была не в себе, сама не своя! Говорила, как будто я и не я совсем! И сейчас при входе как будто была не я! Я даже подумала, что кто-то вселился в мое тело и управляет моим языком, кто-то из будущего. Как вы думаете?
Она внимательно выслушала, даже не перебив. Но мне на мгновение показалось, что она посмотрела с усмешкой, надменно на меня. Так, будто она все знает, а я не вижу очевидного. Затем она начала высказывать свою гипотезу на этот счет:
– Это игры твоего подсознания. Из-за того, что дверь в нем осталась открытой, оно играет с твоим разумом. Еще оно часто просыпается, когда человек находится под психотропными веществами. В общем, когда он не совсем в сознании.
– Но сегодня я не пила! А вчера и правда выпила, но совсем немного, – опять вру самой себе! Выпила я как раз таки очень много.
– А ты выспалась? – спрашивает Ашшур.
– Нет, – говорю, будто припоминая, я.
– Ну вот, разум помутнен! И сейчас хорошо работает подсознание. Мы сегодня много можем с тобой увидеть, – пытаясь сменить тему, говорит она и направляется на кухню и громко спрашивает: – Будешь чай?
– Да, спасибо, с удовольствием, я промерзла, – отвечаю я и, подумав, спрашиваю: – А как вы узнали, что я за дверью?
– У меня тоже очень хорошо работает подсознание, – громко говорит она. – А именно интуиция! Особенно интуиция к дверям! – слышу я приближающийся голос Ашшур, которая несет чашки. – Полжизни их открываю. Но давай не будем обо мне, у нас мало времени.
Она берет тетрадь и начинает напоминать, что было на прошлом сеансе, хотя это я без того помню.
– У меня было ощущение, что я – это она, Ло. Будто я действительно была частью этого стада со спутанными волосами. Я разглядывала настоящего неандертальца…
– Мне очень интересен твой сленг, – обрывает мой рассказ Ашшур. – И вообще я вижу, что ты умная и начитанная девушка. Ты говорила, что парикмахер? Тебе нравится эта профессия? Я вижу в тебе другие наклонности, Елена!
– Парикмахер, – говорю я, довольная тем, что хоть кто-то сделал комплимент моему уму, а не внешности. – Дело в том, – объясняю я, – что я мечтала стать археологом. Я прочитала массу литературы по палеолиту, больше всего почему-то меня тянуло к этой эпохе. Мне смешно, когда человек не может отличить австралопитека от неандертальца или кроманьонца.
– А почему ты не стала археологом? – перебила мой рассказ Ашшур.
– Из-за родственников и друзей! – твердо заявляю я.
– Они тебя привязали к батарее и не отпускали в институт, – с сарказмом говорит Ашшур и при этом не улыбается.
– Смешно! – отвечаю я.
– Совсем нет! – в таком же тоне отвечает она. – Грустно! Печально! И даже очень трагично, когда во всех своих неудачах мы виним близких.
– Да вы не понимаете! – почти истерично произношу я. – Они так насмехались надо мной! Подруга говорила опуститься на землю. Парикмахер для нашего города – более реальная профессия. Мать ученой меня называла, когда пьяная была, в таком тоне всем рассказывала, что я умная и книжки читаю, мне и вспоминать противно. А отчим вообще сказал, что если люблю откапывать кости, то лучше мне пойти рыть могилы, там типа больше платят. – выговорилась я почти на грани эмоций. Еще немного – и зареву.
– И часто ты себя жалеешь? – спросила вдруг Ашшур.
Для меня это было так неожиданно, что даже мозг включился. А она права. Всю жизнь ищу себе оправдания, почему я эту жизнь не меняю. Все спихиваю на обстоятельства и людей вокруг. И строю из себя несчастную, ничего не делая для того, чтобы добиться лучшей жизни. Я успокоилась и многое сейчас поняла.
– Я поняла, подумаю над этим! – говорю я и тихо добавляю: – Спасибо!
Ашшур в ответ кивает мне головой в знак того, что именно это хотела донести.
Мне приходит в голову мысль спросить ее настоящее имя. Этот вопрос почему-то неловок для меня, но я скромно спрашиваю:
– Ашшур – это ваше настоящее имя?
– Да, – кратко отвечает она.
– Удивительное, – продолжаю я эту тему, – даже скорее необыкновенное. Я знаю, что так звали бога в Вавилоне и, кажется, город в честь него.
– Бога? – переспрашивает Ашшур и заметно при этом нервничает. Потом сама отвечает на свой вопрос. – Так зовут богиню. Она женщина! Вечно эти историки все перевернут! Не знают толком ничего, а только предполагают.
Это было произнесено с таким акцентом, будто тема закрыта. И я не стала спрашивать, почему зовут, а не звали. И откуда у нее вообще такая информация.
Я разваливаюсь на диване, который уже почти родной для меня. Ашшур поудобнее устраивается на кресле.
– Начинай отчитывать от десяти до одного, – слышу я знакомую команду. – А теперь вспомни самое счастливое время из своего детства!
И я не нахожу ничего лучше, как вспомнить себя в изоляторе реабилитационного центра для несовершеннолетних. Я наголо обритая, а за стеной Саша, рассказывающий о житии святых. Я пытаюсь отогнать эти воспоминания и представить себе травку, песочницу, карусели, что-то другое. Но Саша не выходит из моей головы.
– Не получается, – с трудом, как будто сквозь сон произношу я.
– Почему? Что ты видишь? – ответила Ашшур.
– Вижу несчастливое детство… – опять с трудом поворачивая язык, произношу я.
Глава 5
– Это ты решила, что оно несчастливое? Подсознание показывает воспоминания, которые тебе действительно дороги. Не пытайся переключаться, – с уверенностью отвечает Ашшур.
И, полностью ей доверившись, я погружаюсь в них. Я помню приезд в это место. У меня болит голова, медсестра говорит, что у меня температура и надо отправить в изолятор. Я тогда в очередной раз ушла из дома и пряталась по подвалам в домах, видимо, там простыла и подцепила вшей. Толстая воспитатель перебирала волосы и, найдя вшей, грубым голосом сказала, что придется обстричь. Меня сразу побрили налысо, и добрая молодая медсестра сочувствующе причитала, что нужно было сделать хотя бы каре. Я помню это чувство, когда меня обривали, с каждым волоском на пол падала моя жизненная сила. Покорно войдя в изолятор, я ощущала себя мертвой и безразличной ко всему. Мне даже уже плевать, что на окне решетка.
«Было бы у меня лезвие, я бы вскрылась, или повисла бы под потолком на веревке. Но раз этого нет, сдохну без воды, надо всего-то три дня!» – с этими мыслями я подошла к окну.
И произошло чудо! Я услышала молитву. Кто-то шепотом ее читал. А может, это не молитва и мне мерещится?! Нет, я отчетливо слышу: «Во имя Отца, и Сына и Святаго духа»! Это в соседней палате, возле окна. Я немного пробудилась от своей смертной хандры.
– Ты кто? – спросила я дерзко. Но ответа не последовало, а продолжалась молитва.
Только спустя несколько минут, как только голос закончил шептать и было произнесено «Аминь», мне ответили:
– Я Александр, – это был очень приятный мальчишеский голос.
– А что ты здесь делаешь? – с безразличием в голосе попыталась спросить я, хотя мне было очень интересно.
– Молюсь, – ответил он.
– А ты многословен! – отметила я с сарказмом. – И как, помогает?
– Конечно! С верой всегда легче жить! Вот только попробуй помолиться – и все печали уйдут! – откровенно ответил он с такой уверенностью и призывом в голосе, что я почти согласилась.
– Я не умею, – ответила я и резким движением закрыла окно.
– Это не трудно. Нужно говорить все, что у тебя на душе, и благодарить Бога! – не умолкал голос с соседнего окна.
– Что? – не выдержав крикнула я и снова открыла окно. – За что благодарить? За то, что меня бросила родная мать? За избиения отчима? За то, что я теперь уродливый бездомный марсианин? За что Бог мне это послал?
– Я не знаю, – ответил Саша с сожалением в голосе. – Но я слышал, что Он посылает испытания тем, кого любит. Знаешь, как я всегда говорю, когда мне плохо?
– Откуда я знаю? – с поддельным безразличием спросила я тогда.
– Господи, дай мне пережить то, что я не в силах изменить!
Как красиво сказано, подумала я тогда, и как глубоко. Мне нужны были эти слова. Но я не хотела больше это обсуждать и задала вопрос на другую тему:
– Ты тоже лысый, как марсианин? – спросила я.
– Хуже, – ответил мальчик. – У меня лицо фиолетового цвета.
– Что с тобой случилось? – чуть ли не закричала я от жалости, ведь побои на тот момент были моей больной темой.
– Я пострадал за веру! – ответил он с гордостью.
Он рассказал, как мальчики дразнили его за то, что он молился. А один обидчиков не ограничился словами и избил Сашу ракеткой для бадминтона, потому что Саша не прекратил молиться по его приказу. Я слушала это с замиранием сердца. Мне захотелось в тот момент взять биту, разбить дверь и разнести этого злодея в пух и прах и даже тех, кто смеялся. Хотела стать суперменом в один момент. Ведь я все равно непременно скоро умру. Эта мысль не покидала меня. Я надеялась заснуть и не открыть глаза больше никогда! И пусть бы все в мире знали, что я умерла от горя и обиды. Я представляла, как узнают мама с отчимом и поймут, что это произошло из-за их пьянки, и они изменятся, протрезвеют, родят прилежных, красивых детей и будут вспоминать меня с восхищением и горечью. Я стану мученицей, обо мне напишут в газетах, покажут в новостях и расскажут по радио. Но это были глупые детские фантазии. К тому же им не суждено было сбыться, так как появился человек, который вдохнул в меня жизнь.
Воспоминания внезапно прервались… Я снова очутилась в коридоре со множеством дверей. Одна из них была открыта, и оттуда веяло морозом.
– Я вхожу.